Мой герой Марк Галлай. К 25-летию со дня смерти

332.jpg

Этот очерк вошёл в мою книгу «Неординарные личности», изданную небольшим тиражом в 2020 г. Тогда я подумал, что через три года, в 2023 году, к 25-летию ухода из жизни этого замечательного человека, обязательно нужно будет опубликовать его в таком издании, которое читают тысячи людей – этот действительно неординарный человек заслуживает, чтобы о нём вспомнили и отдали дань уважения и признательности как можно больше читателей – он заслужил это всей своей жизнью.

А сейчас, когда российские реактивные бомбардировщики и истребители обстреливают ракетами Украину, я вдруг засомневался – нужно ли восхищаться военным лётчиком-испытателем, который одним из первых в советской авиации испытал тяжёлый реактивный стратегический бомбардировщик и завершил испытания первого советского реактивного истребителя?

Но это было моей минутной слабостью. Я убеждён, что сама мысль о такой аналогии была бы для героя этого очерка глубоко оскорбительной – невозможно даже представить, чтобы этот глубоко порядочный и принципиальный человек принимал участие в том, что происходит сейчас.  

Я «заболел» этим именем, когда более 60 лет назад прочитал его книгу «Через невидимые барьеры», и с тех пор интерес к этому яркому человеку не покидал меня. Четыре имеющиеся у меня его книги я с удовольствием перечитываю.

Марк Лазаревич Галлай родился в 1914 г. в Санкт-Петербурге. Его отец, Лазарь Моисеевич Галлай, был инженером-энергетиком; мать, Зинаида Александровна (в девичестве Левинсон) – актрисой разговорного жанра. Работал токарем, окончил Ленинградский политехнический институт по специальности «аэродинамика», с 1935 г. в аэроклубе летал на планерах и прыгал с парашютом. 

Выбор профессии был закономерен. «В полном соответствии со стандар¬том, установившимся в мемуарной и биографической авиационной литера¬туре, – вспоминал Галлай, – я "забо¬лел" авиацией ещё смолоду. Читал всё, что мог достать о самолетах, дальних полетах, известных летчиках. Немало времени проводил в ленинградском аэ¬ромузее на Литейном проспекте, наи¬зусть изучив все его экспонаты».

 Работая инженером в ЦАГИ, Марк без отрыва от производства окончил лётную школу и стал лётчиком-испытателем. Через много лет, рассказывая о себе, сказал: «Мне еще и деньги платили за то, что я летал. А надо было, чтобы я платил, – только бы летать».

В июле 1941 г. – лётчик-истребитель Галлай во время первого ночного налёта на Москву 22 июля 1941 г. первым сбил немецкий бомбардировщик над столицей и был награждён своим первым орденом Красного Знамени.

Вскоре Марк добровольно отправился на фронт, летал на бомбардировщиках, совершил 28 боевых вылетов. В июне 1943 г., перелетая через линию фронта, Галлай был сбит над оккупированной территорией и выпрыгнул с парашютом. Ему удалось найти партизан, через 12 дней он был вывезен на самолёте за линию фронта и вернулся к лётно-испытательной работе.

Галлай, как говорил один из его друзей о настоящем летчике-испытателе, «свободно летал на всём, что только может летать, и с некоторым трудом на том, что летать не может».

Он поднял в воздух, испытал и освоил 127 типов и моделей новых самолетов – истребителей, перехватчиков, штурмовиков, средних и тяжёлых бомбардировщиков, вертолётов, планеров.

Если бы Галлай не сумел посадить первый советский реактивный истребитель "МиГ-9", на котором перед этим погиб его друг, известный испытатель Алексей Гринчик, вторая катастрофа на этой машине поставила бы под сомнение надежный, хороший самолёт и задержала бы развитие самолётостроения в СССР. 

 Марк Галлай сделал это первым и вошёл в историю советской авиации. А когда подписывал заключительный акт по летным испытаниям, он перед своей фамилией написал «Гринчик», а потом уже сам расписался. Иначе он не мог...

 Одним из первых в авиации СССР он испытал реактивный стратегический бомбардировщик ТУ-4, самый большой в то время самолёт в стране. Тогда он, командир экипажа, снял напряжение, сказав вместо положенной по уставу фразы «Экипаж, взлетаю!» теплое, домашнее слово «Поехали!». Через 14 лет его использовал при первом космическом старте питомец Галлая Юрий Гагарин.

Грозным явлением, возникшим во всём мире после появления скоростной авиации, стал «флаттер». Вот как описывал его сам Галлай: «Самолёт летел совершенно нормально, и вдруг какая-то неведомая сила, будто взрывом, разрушала машину – и вот уже падают на землю изуродованные обломки: крылья, оперение, фюзеляж». Лётчику редко удавалось спастись, выпрыгнув с парашютом среди этого хаоса.

Начальник отдела лётных испытаний предложил Галлаю «потрогать это чудище за бороду» и дал время на размышление. Галлай решительно отверг это образное предложение и тут же дал безоговорочное согласие.

Опытный коллега-испытатель, которому до этого чудом удалось покинуть самолёт после появления флаттера, поставил Галлая в тупик: «А что ты будешь делать, если он всё же возникнет? У меня штурвал от вибраций выбило из рук». Тогда Марк придумал способ снятия в полёте усилий на штурвале, подготовил основанное на нём специальное его устройство и вылетел на задание. 

 «Как будто огромные невидимые кувалды со страшной силой забарабанили по самолёту, – описывал потом Галлай. – Меня швыряло по кабине от борта к борту. Штурвал вырывался из рук и метался по кабине так, что все попытки поймать его приводили только к увесистым ударам по пальцам. Вот он, флаттер!».

Только использование придуманного им на земле способа позволило Галлаю спасти и машину, и себя самого. Он стал первым в СССР (опять первым!) победителем флаттера.

Такой подход типичен для Галлая. Он говорил, что никакой опыт не дает таких полезных уроков на будущее, как горький опыт. «Неудача может быть случайной, а удача – настоящая удача – случайной не бывает. Везение должно быть подготовлено». В этом ярко проявлялся Галлай – лётчик и исследователь. 

У Марка Лазаревича были свои чёткие представления о лётной этике, он их не скрывал и сам неукоснительно придерживался. Конечно, для него очень важно было получить подтверждение работоспособности новой машины как итога труда большого коллектива инженеров, исследователей и многих других специалистов. Но всё же главным всегда было стремление выявить все недостатки самолёта, порой совершенно неожиданные, и подсказать конструкторам пути их устранения. А это всегда могло стоить испытателю жизни. Наверное, к такому очень трудно привыкнуть.

Тем не менее тяжелейший ин¬фаркт свалил его не во врéмя или сразу после любого из напряжённых полётов, а через несколько меся¬цев после того, как врачи запретили ему заниматься летными испытаниями.

За мужество и героизм, проявленные при испытаниях новой авиационной техники, в 1957 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза, а в 1959 г. звание Заслуженный лётчик-испытатель СССР. 

Галлая отличал от многих прекрасных лётчиков инженерный подход к испытываемой конструкции, анализ того, что может произойти со сложной техникой в новых для неё условиях испытательного полёта. Первое в СССР пособие "Особенности пилотирования реактивных самолетов" написал по просьбе главкома ВВС именно Галлай.

Кандидатская диссертация Галлая была посвящена боковой устойчивости самолёта и содержала важные рекомендации. В докторской диссертации он «исследовал стыки психофизических характеристик человека и технических характеристик машины». Даже для кабинетного учёного такая широта мышления, выходящая за круг чисто инженерных проблем, достаточно редка. А Галлай совсем не был кабинетным учёным.

Марк Лазаревич стал профессором, преподавал в Московском авиационном институте и Академии гражданской авиации, опубликовал около 30 научных работ. В 1960-1961 годах Галлай был первым инструктором-методистом по пилотированию космического корабля; его пригласил на эту должность сам Королев. 

Полковник Галлай руководил занятиями на тренажёрах "гагаринской шестерки", готовил их и профессионально, и психологически. Трудно представить, как можно было инструктировать и учить будущих космонавтов тому, чего не знал ещё никто в мире!

 В момент запуска ракеты с Ю. Гагариным в пультовой, кроме операторов, находились вместе с Королевым только его заместитель, руководитель старта, руководитель группы космонавтов генерал Каманин и полковник Галлай.

О тяжелейших ситуациях, из которых прославленный летчик-испытатель и серьезный исследователь Галлай выходил победителем, давая ответы конструкторам и учёным на важнейшие вопросы, можно было бы, используя его собственные прекрасные, образные их описания, рассказать очень много. Но объём очерка этого не позволяет. Я расскажу о нём как о человеке.

 Его внешность не имела ничего общего с героическим. Он был больше похож на ученого или человека из мира искусства. Мягкость и «гуманитарность» его внешности и манер, легкая сутуловатость высокой (под 190 см) фигуры никак не совпадали с образом человека, стрелявшего, сбивавшего, сажавшего горящие самолеты, выводившего их из намеренно созданного штопора и не раз побеждавшего смерть 

О себе Галлай обычно говорил с неистребимым юмором и легкой самоиронией. В его жизни было многое: любовь, друзья, мужская работа, признание, уважение людей и большая известность; лихолетье войны и похоронка с фронта, где сообщалось, что он "погиб смертью храбрых, как герой"; горькие дни "борьбы с космополитизмом". 

Услышать от него что-либо даже отдалённо наводящее на мысль о самовосхвалении или рисовке было неимоверно («Не подсаживайте меня на пьедестал!»). 

Марк Лазаревич был человеком редкой скромности. Он надевал звезду Героя только в официальных случаях или когда просили на телевидении. В День Победы, – ещё и колодки орденов и медалей. А сами ордена, которых у него было 11 (в том числе три ордена Ленина и два ордена Отечественной войны I степени), и многие медали не надевал почти никогда. 

Однажды Галлай, придя в гости с какого-то официального приёма, увидел в прихожей маленькую дочь хозяина. Она во все глаза смотрела на блестящую, переливающуюся в электрическом свете Звезду Героя. Присев перед девочкой на корточки, Галлай спросил, указывая на свою Звезду: "Хочешь подержать?". Девочка кивнула. 

Марк Лазаревич естественнейшим образом отцепил высшую награду страны и, загнав иголку под дужку, чтобы ребенок не укололся, положил Звезду на детскую ладошку: «Только не потеряй», поднялся и вошел в комнату… 

В пору борьбы с космополитизмом Галлая и нескольких других опытных летчиков-испытателей (евреев и, как пишет Галлай, «полуевреев») уволили с работы. Проявив редкое для того времени гражданское мужество, его взяла на работу прославленная летчица Валентина Гризодубова. 

Когда одна из высоких комиссий пыталась убедить Валентину Степановну избавиться от Галлая и ему подобных («Вы же умная русская женщина, что может быть у вас общего...»), она ответила: "Мы с ним вместе воевали. Вам трудно это понять: вас в то время и близко не было...»

Там Галлай летал на самолетах-лабораториях и стал, как сам шутил, «воздушным извозчиком» – в этом институте испытывали не самолеты, а радиолокационные устройства. Только после смерти Сталина он получил возможность вернуться к летным испытаниям. Вспоминая те тяжёлые времена, он воскликнул однажды: «Да, это было почище флаттера!». 

Поэтому когда в 1983 г. Галлаю предложили стать членом Антисионистского комитета, он сказал: «Пусть с сионизмом борются в Израиле. А нам надо бороться с антисемитизмом. Вот когда будет такой комитет, я в него вступлю. Считаю, что выступать во весь голос против антисемитизма должны прежде всего не евреи! Потому что водораздел проходит не по национальному признаку, а по признаку порядочности...» 

Многие ли так бы поступили? Сомневаюсь. 

Не случайно Эльдар Рязанов, который был дружен с Марком Галлаем, снял документальный фильм «Единица порядочности – один галлай». 

 Вдова Галлая писала о нём: «К жизни относился мужественно. Верным был – принципам, друзьям, симпатиям и антипатиям. И очень добрым. Много соли надо было насыпать на рану, чтобы он перестал здороваться с человеком. А без игры он не жил ни минуты...».

Галлая любили коллеги и уважало начальство – редкий случай для человека, никогда не изменявшего своим принципам, даже если это грозило ему неприятностями; а таких случаев в жизни Марка Лазаревича было немало. 

Он был из той не слишком распространенной породы людей, которых не зовут, когда они нужны, потому что они тотчас приходят сами, без зова. Конечно, бывали и зависть большого начальства, и пакости мелких людей, но он и в радости, и в беде оставался Галлаем.

Свое достоинство и независимость Марк Лазаревич оберегал в любых обстоятельствах. Он рассказал одному из друзей: «В послевоенную пору я выработал для себя правило: когда начальство обращалось ко мне на "ты", я тут же начинал "тыкать" в ответ.

 Одни изумлялись и давали задний ход – немедленно переходили на "вы". Другие, не дорожащие своим начальственным престижем, принимали это ответное "ты"».

Однажды к одной из дат (была такая практика в советское время) Галлаю предстояло впервые поднять в воздух новый самолет. А погода, как назло, скверная. Риск очень велик и, главное, совершенно не оправдан. На аэродроме толпа разного ранга начальников, они томятся, ропщут, приказать летчику-испытателю не могут (только он решает, лететь или не лететь), но всячески давят: «А на соседнем аэродроме уже работают»; «А летчик Икс уже взлетел»; «Помню, в этой ситуации летчик Игрек...» 

«Я уже был испытателем с немалым опытом, – рассказывал Галлай, – и на "слабо" приучил себя не реагировать. Пропускаю все это мимо ушей, но внутренне накаляюсь. А когда самый большой начальник произносит: "На вашем месте...", я ему в ответ с вежливой улыбкой: "Если бы мы с вами сейчас поменялись местами, мне бы, может, месяц в вашем кабинете удалось продержаться, а вы в этой машине, пожалуй, и взлететь не сможете". 

М. Галлай написал 11 прекрасных книг, от которых невозможно оторваться. Читая их, понимаешь, какую насыщенную, необычную жизнь прожил этот человек. Первая его книга «Через невидимые барьеры» вышла в 1959 г., когда автору было сорок пять лет. Потом появились ещё девять. В 1965 г. Галлай стал членом Союза писателей СССР и через 10 лет полностью сконцентрировался на литературном труде. 

 «Жанр, в котором работаю, – писал Галлай, – худо¬жественно-документальный: на основе фактов, событий и проблем отечествен¬ной авиации и космонавтики». Даже став писателем (на мой взгляд – совсем не худшим, чем многие «мэтры», ничем другим в жизни не занимавшиеся), Марк Лазаревич оставался прежде всего лётчиком.

Один из писателей, обитавший в доме творчества в Переделкине, встретив в писательском поселке Галлая, пожало¬вался: «Всё здесь хорошо, вот только постоянный рев самолетов раздражает. Очень уж низко летают». Марк мгно¬венно отреагировал: «Что вы, это единственное, что доставляет здесь удоволь¬ствие». В его шутке доля правды была очень велика.

Вот как сказал о Галлае его друг Лазарь Лазарев, разведчик во время войны и литературный критик в мирное время: «Книги Галлая хорошо написаны: явственно видишь людей, с которыми автору приходилось иметь дело, самолеты, на которых он летает, видишь землю и небо и с бреющего полета, и из стратосферы. И все-таки суть не в слоге. Галлая интересует психология людей, их духовный мир, черты характера».

Самолёт и его элементы под пером Галлая оживают, проявляют характер: «Машина взбрыкнула», «Ручка управления, как живая, лезет на меня», «Самолёт охотно срывался в штопор», «А ну, выпускайся!» (обращение к стойке шасси). И это неудивительно – Марк Лазаревич так к ним и относился. 

У него была странная привычка – часа за два до начала испытаний подходить к самолету и разговаривать с ним, как с живым. Он ходил вокруг машины, гладил фюзеляж, крылья и что-то тихонько ей нашептывал. 

Но всё же главное содержание его книг – не техника, не ситуации при её испытаниях, а люди, рядом с которыми прошла его жизнь: лётчики, инженеры, учёные, конструкторы, космонавты. Интересными людьми «густо населены» все книги Галлая. 

Он писал о них ярко, образно, а главное – доброжелательно, о многих с любовью, часто с юмором, показывал их характер, стиль мышления и работы, ошибки и достижения, человеческие слабости, живо и ненавязчиво их оценивая. 

Особенно интересны его рассказы о легендарных личностях – Главных конструкторах, с которыми приходилось работать: А. Туполеве, С. Лавочкине, С. Королёве, очерки о М. Бернесе и И. Андроникове, литературный портрет А. Сент-Экзюпери. 

Именем Марка Галлая названа улица в Санкт-Петербурге и одна из малых планет Солнечной системы. В Москве на доме, в котором он жил, установлена мемориальная доска.

Скончался Галлай 14 июля 1998 г. в Москве. За три дня до этого он закончил писать свою последнюю книгу "Я думал, что всё это забыто...». Написал, отдал рукопись внучке, чтобы напечатать, – и умер от очередного обширного инфаркта.

В какой бы из трех ипостасей – летчика, научно¬го работника, писателя – ни выступал Марк Лазаревич Галлай, смыслом и главным содержанием жизни для него была авиация.

__________________________________

Источники: книги М. Галлая «Через невидимые барьеры», «Испытано в небе», «Встречи на аэродромах», «Первый бой мы выиграли», «Третье измерение», «С человеком на борту», «Я думал – это давно забыто», «Небо, которое объединяет», И. Шелеста «С крыла на крыло», статьи Л. Лазарева «Планета Галлай», Н. Циписа «Небо Марка Галлая», Льва Берне «Единица порядчности – один Галлай» в журнале «Крылья Родины», очерк «Человек с неба» в «Новой газете», воспоминания Ю. Галлая, А. Галлай, А. Туркова, В. Куллэ и др.)