Казалось бы, во время войны в Украине и страшной по жестокости бойне в Израиле события второй половины прошлого века неактуальны. Но я написал не о событиях, а о Человеке, который всю жизнь бесстрашно защищал свою родину, свой народ, свои жизненные, творческие и человеческие принципы, а это актуально всегда, особенно сейчас.
По некоторым сведениям, из каждых 100 человек 1921-1925 г.г. рождения, воевавших на фронтах Отечественной войны, выжили и не стали полными инвалидами всего трое. Герою этого очерка посчастливилось быть одним из них. Возможно, поэтому он избрал эпиграфом своих воспоминаний, изданных к его 80-летию, строки Ф. И. Тютчева «Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые».
А был ли он в своей жизни «в высшей степени счастливым» (так трактуется первое слово эпиграфа), судить мог лишь сам – она была полна взлётов и падений, признаний и нападок, требовала сил, выдержки и оптимизма.
Григорий родился 23 мая 1921 г. в г. Мелитополе в семье недавних красноармейцев гражданской войны. Мальчику дали материнскую фамилию Чухрай. Её значение трактуется по-разному: «легкий на подъем человек, у которого все дела спорятся», «независимый и упорный». Вряд ли его родители тогда это знали, но долгая и яркая жизнь их сына полностью подтвердила правильность этих значений.
Отец мальчика Наум Зиновьевич Рубанов стал бухгалтером и через три года после рождения сына ушёл из семьи. Мать Клавдия Петровна в своей среде считалась грамотеем – у нее было 4 класса образования. «Она учила меня, – вспоминал Григорий Наумович, – уважать тех, кто трудится, и презирать тех, кто наживается на их труде; что стыдно судить о людях по их национальности, что везде есть хорошие и плохие люди».
В конце 1920-х Григорий переехал с матерью в Днепропетровск. Во время голода на Украине мальчик заболел – организм перстал принимать пищу. Клавдия Петровна получила письмо от своей подруги по полку, которая звала её приехать в Кисловодск – там вроде бы было не так голодно.
В переполненном вагоне мать уговаривала Гришу съесть кусочек хлеба. Он пытался, но не мог. Сосед по купе, старый грузин, уговорил его выпить вина. Гриша отказывался, но строгий старик приказал: «Пей! Пей! Будет хорошо!» Мальчик, давясь, выпил целый стакан - и заснул. Это помогло, и Гриша начал есть, но скоро хлеб закончился. Он всегда с благодарностью вспоминал этого доброго старика...
Они оказались в Пятигорске, потом в Баку, затем вернулись в Днепропетровск. Там Клавдия Петровна вышла замуж за председателя колхоза Павла Антоновича Литвиненко. К приёмному отцу Григорий относился с уважением и благодарностью.
Вскоре отчима направили в Москву для учёбы в двухгодичной Всесоюзной академии соцземледелия, по окончании которой родители вернулись на Украину, а Григорий остался в столице. Жили они в общежитии.
«Помню, я пришел в общежитие поздно, – вспоминал Чухрай. – Мама и Павел Антонович уже спали. На электрической плитке, ожидая меня, стоял холодный чайник, на столе – хлеб и кусок дешевой колбасы. А рядом – открытая книга. Не садясь за стол, я прочитал несколько фраз и уже не мог оторваться. Это было «Преступление и наказание» Достоевского. Так, не меняя позы, я всю ночь стоя читал и дочитал роман до конца, а потом вернулся к началу. С тех пор я полюбил Достоевского. Люблю его и сейчас».
В эти годы он стал серьезно подумывать о кинематографе – на экранах один за другим появлялись подлинные шедевры: «Машенька», «Мы из Кронштадта», «Щорс», «Веселые ребята»... Окончив школу, он уже твердо знал, что хочет учиться во ВГИКе. Он подал туда документы и был допущен к экзаменам.
Но осуществления мечты пришлось ждать почти 7 лет – Григория призвали в армию. Он был курсантом полковой школы, стал радистом.
А потом началась война.
В 1941 г. 20-летний Чухрай после первого ранения проходил лечение в Харькове. Когда ему впервые разрешили выйти за пределы госпиталя в город, попал под бомбёжку. Бомба попала в жилой дом, на первом этаже которого находился большой книжный магазин. По всей улице валялись книги на русском и украинском языках.
«Я машинально читал название книг, – вспоминал он в своей автобиографии, – и вдруг наткнулся на толстую книгу. На ней было написано: "Л. В. Кулешов. Уроки кинорежиссуры". Сердце моё дрогнуло, и с новой силой возгорелась мечта. Я подобрал книгу. Она была тяжелая, килограмма полтора-два, но я не мог с ней расстаться и долго носил её в своем вещмешке». Эта книга определила всю его дальнейшую жизнь.
А наутро младшего сержанта Чухрая выписали из госпиталя и назначили командиром пехотного взвода. В ответ на его робкое возражение «я по специальности радист и пехотного боя не знаю» майор сказал устало:
– Если бы у меня было кого назначить, я бы тебя, сопляка, в упор не видел. Но у меня нет офицеров. Ты больше года прослужил в армии. И вообще, – вспылил майор, – приказы не обсуждаются!
Григорий молча козырнул, повернулся и вышел из кабинета.
Многому ему пришлось учить своих солдат – мобилизованных работников торговли, ещё в гражданской одежде, большинство которых по возрасту годились Григорию в отцы. И многому пришлось учиться самому.
Потом он записался добровольцем в воздушно-десантные войска. Его направили в формирующуюся учебную часть в г. Ессентуки.
В одном из интервью Григорий Наумович рассказывал, как их обучали выживать в экстремальных условиях, метко стрелять из любого положения, метать ножи, группироваться при падении, прыгать с парашютом и с машины на полном ходу. Радиостанцию весом около 60 кг несли в двух упаковках четыре солдата, сменяя друг друга. А кроме этого, у каждого были оружие, боевые патроны, противогаз, фляга, вещмешок, шинель.
Их рота располагалась недалеко от клуба, где по выходным дням устраивались танцы, и ребята часто проводили в нем свои свободные вечера. Однажды Гриша заметил новую девушку, которая произвела на него большое впечатление. «Её милое, красивое лицо излучало спокойную доброту, и мне приятно было смотреть на неё», – вспоминал он первую встречу со своей будущей женой. Не сразу молодой человек решился пригласить понравившуюся девушку на танец, потом пошёл провожать. Ирина, студентка первого курса пединститута, днём рыла окопы и протвотанковые рвы, а по вечерам ходила на танцы.
Молодые люди влюбились, но Григорий вернулся на фронт, Ессентуки были оккупированы, и влюблённые потеряли друг друга.
Первым его воздушно-десантным заданием было прыгнуть с рацией в расположение партизанского отряда и восстановить утерянную с ними связь. Он и напарник приземлились удачно, но провалились под лёд на замёрзшем озере. Их вытащили из воды партизаны. На ветру одежда обледенела, и двигаться они не могли.
На полотнищах парашюта их волоком потащили в лес. Там в жарко натопленной лесной сторожке ребят раздели, закутали в тулупы, а одежду развесили над печкой сушиться. К утру одежда была сухой. Они оделись, закутались в тулупы и на санях отправились в лес, в отряд.
Там Григорий развернул рацию, восстановил утерянную связь и занялся починкой партизанской рации, но вскоре заболел тяжёлым воспалением лёгких, и его отправили на самолёте У-2 в Ессентуки. После лечения Ирина проводила его на фронт.
Армия стремительно отступала. Он оказался в Тамани, в бою был ранен, но добился, чтобы его не отправляли в госпиталь, а оставили лечиться при дивизионном медсанбате.
Потом, уже в звании младшего лейтенанта, Григорий командовал взводом. Командирские качества проявились у него рано. Вот как он описывал один из очень многих случаев, когда они выручали и его, и товарищей:
– Близился рассвет. Звезды гасли, и только на юго-востоке, близко от горизонта, сияла яркая звезда. Я почему-то подумал: «Это моя звезда! Надо довериться ей, и она выведет нас к своим».
Когда не знаешь обстановки, когда твоя жизнь зависит от случая, лучше всего довериться интуиции или даже суеверию. Это лучше, чем «трезвая» неуверенность. И вовсе неважно, правильно ли твое решение. Возможно, неправильно, но ты действуешь и сам думаешь, что так надо, и солдаты думают, что ты что-то знаешь. Я повел свою группу на эту звезду. Потом, уже много позже, я узнал, что это была Венера.
Звезда их вывела…
Григорий прошёл страшную школу войны. Терял друзей, выходил из окружения, попадал под обстрел своих «Катюш». К его ремню друзья привязали пустые алюминиевые фляги, и только они позволили ослабевшему Григорию под пулемётными очередями немцев переправиться через Дон.
Воевал под Сталинградом, стал командиром роты связи. В одном из боёв был тяжело ранен – большой осколок снаряда пробил правую лопатку и проник в легкое. В рану попало всё – и шинель, и заячий жилет, и гимнастерка. Его доставили в прифронтовой госпиталь, но там не стали рисковать и санитарным поездом отправили в тыл.
Попал он в госпиталь в Челябинске, где ему сделали сложную операцию. После лечения был признан ограниченно годным и направлен в Москву, в прожекторный батальон, но Григорий добился отправки в десантные войска и был назначен командиром роты связи десантной бригады.
В его роте, наряду с солдатами, служили девушки-связистки, и это вызывало ряд сложностей. Несмотря на свою молодость, Григорий испытывал к ним отцовские чувства – относился без сантиментов, но по-доброму, всегда помня, что отвечает за их жизни перед матерями. Он рассказывал им об Ирине, показывал её фотографию, которую носил в нагрудном кармане гимнастерки, и это упростило их отношения.
Вскоре Чухрай в составе десантной группы был заброшен в тыл немцев километров за сорок от Днепра. Им предстояло не допустить отхода противника на запад и блокировать подход его новых сил на помощь вражеской группировке.
При приземлении Григорий был обстрелян трассирующими пулемётными очередями, купол парашюта перекосился, и он камнем полетел к земле. Удар о землю был очень сильный, и Григорий потерял сознание. Придя в себя, он хотел освободиться от парашюта, но не смог – он был, как в кокон, замотан в купол, ничего не видел и был совершенно беспомощен. Стал искать финку, но руки запутались в стропы. Григорий слышал собачий лай и картавые крики немцев и представил себе, как они обнаружат его, беспомощного, запутавшегося в стропах, и будут смеяться... Он готов был умереть, но не мог допустить, чтобы враг смеялся.
Григорий тогда выжил чудом. Участвовал в боевых столкновениях, потом по приказу командира группы перешёл назад линию фронта, чтобы передать в штаб важную информацию. В наших войсках его задержали как шпиона и едва не расстреляли. За эту операцию он был награжден орденом Красной Звезды.
После освобождения Северного Кавказа у Григория была одна мысль – найти Ирину, которая оставалась в оккупации, и жениться. По приказу Сталина за каждый прыжок в тыл врага полагался двухнедельный отпуск, и Чухрай этим воспользовался.
– Я проявлял, – писал он через много лет, – чудеса эквилибристики: перескакивал с одного эшелона на другой, ехал на площадке, окружающей котел паровоза, и на открытых платформах, и в паровозном тамбуре, и на буферах. Я мог бы сказать, что летел на крыльях любви к своей любимой. Но крылья любви ¬– медленный транспорт в стране, разрушенной войной. Только на пятый день пути, ночью, я оказался в Ессентуках.
На базаре Григорий купил ещё теплую кукурузную лепешку и подкрепился. Какая-то женщина принесла ведро сирени. Он купил всё ведро и с огромным букетом в руках отправился по заветному адресу.
Мама Ирины была больна и лежала в больнице. Время было голодное, и Ирина должна была её подкармливать, продавая на рынке свою пайку хлеба.
– В 1944 г. ЗАГС посещали лишь по печальным поводам или в связи с рождением ребенка, – вспоминала Ирина, – а молодожёнов почти не было. И вот 8 мая пришли мы с Гришей. Переступили порог, а там девчонки моют полы. Попросили нас немножко погулять, пока закончат уборку.
Но мы в этот день уже не вернулись. Пришли на следующий день, 9 мая, и услышали: «Ой, а мы решили, что вы передумали!» Расписали нас, и мы побежали сфотографироваться на память. Потом в подвальчике Гриша купил бутылку вина, и мы отметили наше событие в кругу близких – с моей мамой и тетей. А на третий день он уехал на фронт».
Так что в этот день в их семье все годы было два больших праздника.
Потом Григорий с боями прошёл Белоруссию, Румынию, Венгрию. Там командир радиороты старший лейтенант Чухрай взял в плен вражеского солдата, захватил ручной пулемет и уничтожил из него шесть солдат противника. За этот бой он получил орден Отечественной войны второй степени.
А под городом Папа Григорий был ранен осколком мины в ногу (была раздроблена головка берцовой кости). Но он продолжал отстреливаться, и только получив ранение в грудь, с проколотым штыком правым боком, разрешил вынести себя из боя. А его матери кто-то послал письмо о геройской гибели сына…
Его ногу спасла молодая врач-хирург, которая пошла на риск вопреки советам опытных коллег.
Оправившись после операции, он начал с трудом перемещаться на костылях. Однажды увидел лежащего на лестничной площадке раненого. Врач, и раньше неоднократно пренебрегавшая своими обязанностями, к которой обратился Григорий, спокойно ответила, что в отделении нет места, и потребовала не вмешиваться.
«Я не знаю, что со мной произошло, – вспоминал Чухрай. – Я ударил костылём по столу. Настольное стекло разбилось, полетели осколки, чернильница опрокинулась и обрызгала белый халат и лицо ненавистной мне Лилии Семеновны. Она испуганно завизжала.
– Если ты, падаль, через пять минут не найдешь раненому места – убью! – сказал я и вышел из кабинета.
И место нашлось. А я отдал парню весь табачок, который у меня был».
За непримиримую позицию по отношению к некоторым недобросовестным врачам и медперсоналу Чухраю выписали не соответствующую действительности справку о ранении, спровоцировали драку, а затем посадили на гауптвахту и чуть не исключили из партии. К счастью, его «дело» рассматривали честные люди, и обвинения были сняты.
А через два дня по репродуктору раздался голос Левитана. Он торжественно объявил о безоговорочной капитуляции немцев и окончании войны.
Демобилизовавшись в декабре 1945 г. по ранению (оно было четвёртым!), Григорий на костылях пришёл во ВГИК.
На вступительном собеседовании Сергей Юткевич, набиравший вместе с Михаилом Роммом режиссёрский курс, спросил Чухрая, как он относится к живописи французских импрессионистов. В ответ абитуриент-орденоносец пожал плечами – о таком художественном течении он никогда не слышал.
Когда собеседование закончилось, Чухрай был уверен в своём провале, но Юткевич оценил его преданность мечте о режиссуре и принял на курс. Уже в конце второго года обучения мастер (руководитель курса – М. Г.) на одном из совещаний кинематографистов говорил: «Запомните фамилию Чухрай! Он всего лишь студент второго курса, но запомните его фамилию, вы её еще не раз услышите».
Учась во ВГИКе, молодой Чухрай проявил не меньшее мужество, чем на фронте – он единственным из студентов выступил в защиту своего учителя Сергея Юткевича, увольняемого как космополита. Когда зам. министра кинематографии после выступления Чухрая в защиту Юткевича заявил ему: «Я могу раздавить тебя, как гниду», Григорий ответил: «Не пугайте, немцы меня не так пугали, а я ещё жив».
«Чиновники были смелыми, – писал Чухрай через много лет в книге «Моё кино», – когда видели, что их боятся. Но когда перед ними стояли без страха, они сами пугались: «Не боится, значит, за ним есть кто-то посильнее меня!» И спешили ретироваться.
Так он вёл себя всю жизнь.
Во время съёмок своего дипломного фильма Григорий вынужден был лечь в госпиталь из-за обострившихся последствий ранений. А после выписки оказалось, что ни съёмочной группы, ни декораций уже давно нет. Выручил его М. И. Ромм, вызвав на съёмки «Адмирала Ушакова» в качестве своего ассистента; он также поручил Чухраю самостоятельно поставить несколько сцен, которые не включил в картину, посоветовав смонтировать их и представить к защите в качестве дипломного фильма.
После окончания ВГИКа в 1953 г. Григорий получил направление в Киев, на киностудию им. Довженко, где работал сначала ассистентом, а затем вторым режиссёром.
Через два года он перевёлся на киностудию «Мосфильм», где в 1956 г. поставил свой первый самостоятельный фильм «Сорок первый»
Одноименную повесть Бориса Лавренёва Григорий прочитал, находясь в госпитале после очередного ранения, и она произвела на него огромное впечатление. Чухрай усилил в картине мысль автора о бесчеловечности войны, уносящей жизни юных и прекрасных людей. По его словам, он снимал «о гражданской войне как о великой трагедии, когда живое тело нации рвали на куски и лилась кровь».
Впервые в советском кинематографе белогвардеец был показан привлекательным талантливым человеком, любящим Россию.
Чухрай четко знал, каким он хочет видеть будущий фильм, и для него было важно донести это свое видение Гражданской войны до зрителя. Режиссёр усилил романтический, а главное – чувственный, страстный порыв, охвативший мужчину и женщину, которые оказались по разные стороны классовых баррикад. Появление остродраматической, психологичной картины об обречённой любви с разлитой в воздухе атмосферой непреодолимого влечения главных героев друг к другу оказалось подлинным откровением, а актеры Олег Стриженов и Изольда Извицкая стали символами эпохи 1950-х годов.
Но у автора сценария Григория Колтунова были другие задачи — сгладить острые углы и сделать картину, которая устроит руководство.
Прийти к соглашению со сценаристом Чухрай не смог, поэтому он решил отойти от текста и снять фильм так, как он чувствует, а не так, как написал осторожный Колтунов. Такая вольность и донос сценариста чуть не довели дело до суда.
«Когда картина была уже готова, – вспоминал потом Чухрай, – мой соавтор настрочил на меня «телегу»: мол, под этой белогвардейской стряпней он не поставит своего честного имени. Иван Пырьев, тогдашний директор студии «Мосфильм», вызвал меня и спросил, по сценарию ли я снимал. Я ответил, что не совсем. Как он меня материл! Тогда ведь это строго было. Но обошлось – лента понравилась Хрущеву...»
Этот фильм на Х Международном кинофестивале в Каннах в 1957 г. получил специальную премию «За оригинальный сценарий, гуманизм и романтику», а также был номинирован на «Золотую пальмовую ветвь». В 1959 г. фильм получил Национальную кинопремию Академии кинематографии Италии. Только в СССР картину посмотрело свыше 25 миллионов зрителей. Она была признана лучшим фильмом СССР 1956 года.
Когда Чухрай ставил «Сорок первый», ему говорили: «Зачем вы снимаете о гражданской войне – ведь вы на ней не были? Ставьте фильм о войне Отечественной». И в 1959 г. Чухрай представил свою вторую режиссерскую работу – военную драму «Баллада о солдате» с В. Ивашовым, Ж. Прохоренко, Н. Крючковым, Е. Урбанским, Э. Леждей и др.
Рассчитывая на прокат фильма в Европе, где четко сформировался образ советского воина-освободителя, Чухрай намеренно одел героев своей картины в обмундирование с погонами, введенными в армии в 1943-м, хотя действие фильма разворачивается в 1942-м. Режиссер опасался – увидев старую форму солдат, европейцы скажут, что их «освобождали не эти…». Из-за этого и многих других, более серьёзных, разногласий с Чухраем от него ушла часть съемочной группы, а потом его чуть не исключили из партии за то, что он в фильме оклеветал советский народ. Директор картины четыре раза прерывал съемки, заявляя руководству студии, что это кино вредное – оно позорит Советскую армию.
«Я вообще-то сдержанный человек, – вспоминал Григорий Наумович, – но тут взорвался и заорал: «Ах ты, старый мерзавец! Ты всю войну просидел в Ашхабаде, а теперь защищаешь от меня, фронтовика, Советскую Армию?!".
Такое отношение к фильму возникло ещё на стадии сценарного замысла – режиссёр делал кино не по правилам. Героем сделал мальчишку-рядового (почему не генерала – у того ведь полномочий гораздо больше?). Да ещё и то, что фильм о войне – практически без войны (знаменитый начальный эпизод поединка Алеши с танком возник у Чухрая в самом конце работы над сценарием). Мало того – зрителю с первых же кадров становится известно, чем закончится история, а закончится она совсем печально. Это привело начальство уже просто в ярость – в фильме нет «жизнеутверждающего пафоса»!
«На партийном собрании «Мосфильма», – вспоминал Чухрай, – меня топтали за клевету на советских людей. Я попытался возразить. А они закричали, что раз я не признаю ошибок – значит, противопоставляю себя партии. Постановили было исключить меня из этих рядов, как вдруг кто-то вспомнил, что партия не только карает, но и воспитывает. В итоге мне вкатили строгий выговор с предупреждением».
Руководство киностудии сочло эту картину идейно порочной, «мелкотемьем», и выпустило на экран, дав ей третью категорию, то есть без права показа в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик. Соответственно и тираж был ограниченным («В главных городах и столицах его не покажут, значит, не будет человека, который выскажется в печати или в ЦК о том, что этот фильм вредный», – пояснял Григорий Наумович в книге «Моё кино»).
Когда зять Хрущева Аджубей, редактор «Известий», распространил среди читателей анкету (социологические опросы тогда только входили в обиход и были сенсационной новинкой), где был среди прочих вопрос о самой запомнившейся картине года, то большинство анкетируемых назвали, не сговариваясь, «Балладу о солдате».
Название Аджубею решительно ничего не говорило – ведь на экранах Москвы она не шла. Он затребовал копию на просмотр, а потом показал всевластному тестю. Тот распорядился тут же отправить картину на фестиваль в Канны,
Там «Баллада о солдате» получила приз за лучший фильм для молодёжи, а потом триумфально прошла по всему миру. Фильм получил много премий и номинаций: Большой приз за режиссуру на Международном кинофестивале в Лондоне, Гран-при «Золотые ворота» и премию лучшему режиссёру на фестивале в Сан-Франциско, премию национальной ассоциации итальянских кинокритиков «Серебряная лента», призы Национальной Академии кинематографии Италии и Британской киноакадемии, премии МКФ в Дании, Иране, Чехословакии, Мексике, номинацию на «Оскар» за лучший оригинальный сценарий (в соавторстве с В. Ежовым). А в 1961 г. за этот фильм Чухрай был удостоен Ленинской премии.
В том же году Чухрай выпустил свой третий шедевр – «Чистое небо», рассказывающий о большой любви Саши Львовой (Нина Дробышева) к военному летчику Алексею Астахову (Евгений Урбанский), который попадает в плен, но остается жив. По возвращении его лишают всех наград, в том числе Золотой Звезды Героя, и исключают из партии в кабинете, где на заднем плане в углу возвышается надо всеми статуя Сталина во весь рост. Лишь после смерти Сталина летчику возвращают и награды, и небо. Кадр из фильма, в котором Алексей разжимает ладонь и показывает ожидавшей его со страхом Саше Звезду Героя, до сих пор стоит перед моими глазами. И выражение их лиц…
Впервые в кино говорили о трагедии пленных столь обжигающе открытым текстом. Разумеется, на Чухрая поступил очередной донос из съемочной группы о том, что готовится фильм, который будет «плевком в лицо нашей партии». Это был донос бухгалтера съемочной группы, в котором он сообщал, что режиссёр снимает антисоветское кино.
В результате (на доносы тогда чутко реагировали) на просмотр ещё не до конца смонтированного материала внезапно явилась сама Екатерина Фурцева. Ожидали катастрофы. Однако она сказала: «Да-а... Но ведь это всё правда!» «Все вдруг оживились и очень охотно стали соглашаться с тем, что это абсолютная правда», – иронизировал потом Григорий Наумович.
Вскоре Чухрая и директора студии Сурина вызвали к Фурцевой и услышали: «Спасибо, товарищи. ЦК посмотрел картину и одобрил её». – Спасибо. МЫ старались! – говорит Сурин. – Никита Сергеевич спрашивает, не надо ли чего? – Чухрай отвечает – Спасибо, ничего не нужно. – Тут «держащий нос по ветру» Сурин говорит: – Он скромничает. Ему квартира нужна, он в коммуналке живет и в ванной пишет».
Так Чухрай получил квартиру – не сразу, правда, а через год.
А картина стала лидером отечественного проката и завоевала ряд призов: главную награду Московского международного кинофестиваля «Золотую звезду», премии «Золотые ворота» на кинофестивале в Сан-Франциско, награду за лучший иностранный фильм на фестивале в Эдинбурге и пр. Потом, в 1970-х, «Чистое небо» почти не демонстрировали на телевидении и в кинотеатрах из-за темы сталинского послевоенного террора, что не соответствовало тогдашним настроениям. О фильме снова вспомнили только после 1985 г., с наступлением перестройки.
– Став режиссером, – писал через много лет Чухрай, – я считал, что фильм – это поступок, и старался не совершать поступка, за который мне было бы стыдно. Мои фильмы любили зрители. А чиновники от искусства меня не любили. Они перестраховывались – старались угадать, что может не понравиться начальству, и критиковали на всякий случай всё, что может им, чиновникам, повредить.
Если кто-нибудь в бою не оправдывал наших надежд, то не потому, что не знал приёмов боя или обращения с оружием, а потому, что в критический момент ему не хватило чувства долга и собственного достоинства. Я старался поддерживать в себе эти чувства. В искусстве буду делать то же.
Именно об этом написал А. Твардовский:
…Я об одном при жизни хлопочу:
О том, что знаю лучше всех на свете,
Сказать хочу,
И так, как я хочу.
Уже после смерти Чухрая режиссер того же поколения Владимир Наумов сказал о нём: «В его жизни сначала была война, а потом кино – и больше ничего».
О работе с Чухраем мечтали западные продюсеры – уж они-то понимали, как необходимы в киноиндустрии свежая кровь и новый взгляд. Легендарный Дино де Лаурентис, с чьим именем связаны десятки классических лент мирового кино – от «Дороги» и «Ночей Кабирии» Феллини до «Синего бархата» Линча, – в начале шестидесятых рвался поставить с Чухраем «Дубровского». Шли переговоры, но советская сторона запротестовала против того, чтоб главные роли исполняли иностранцы, и от постановки отказалась (а Де Лаурентис поставил непременным условием снимать в главной роли 24-летнего Алена Делона).
В середине шестидесятых, в разгар своей мировой славы, Чухрай вместе с Владимиром Александровичем Познером, отцом знаменитого телеведущего, организовал ЭТК – Экспериментальную Творческую Киностудию.
Эксперимент тут имелся в виду чисто экономический – при минимальных затратах и сокращении сроков производства фильмов выдавать на-гора продукцию высокого качества. Самым же важным в этом эксперименте была экономическая заинтересованность создателей в качестве работы – студии поступали отчисления от проката производимых ею фильмов. Чем больше было количество зрителей, посмотревших фильм, тем выше оказывалась оплата за него.
Фактически ЭТК возвращалась к практике, существовавшей в нашем кино до 1938 г.; с тех пор уровень оплаты уже не зависел от тиража, а тираж, в свою очередь, определялся исключительно киноруководством в зависимости от «идейно-художественной ценности» фильма, каковую само же руководство и определяло.
Практика ЭТК возвращала кинематографистов к прямому диалогу со зрителем. Именно массовая киноаудитория, зритель, а вовсе не начальство, выносил свой вердикт.
Наиболее показательные работы ЭТК – «Белое солнце пустыни» и «Иван Васильевич меняет профессию», «Не горюй» и «Раба любви», «Земля Санникова» и «Табор уходит в небо». За десять лет в общей сложности было выпущено около сорока картин. Из них только одна была поставлена самим Чухраем – «Память» (1970), документальный фильм о Сталинграде, где он сражался с первого до последнего дня битвы.
Но «Память» широкий зритель практически не увидел – картину Чухрай делал со своим другом, поэтом, бунтарём и правдоискателем Наумом Коржавиным, уже отсидевшим в сталинские времена за свои стихи, которые в списках разошлись по всей стране. К моменту завершения их совместной работы «оттепель» давно закончилась, но Коржавин не унимался, потому над ним вновь сгущались тучи, и вскоре он был вынужден эмигрировать...
Госкино, признав эксперимент Чухрая и Познера удачным, …закрыл фильм.
«В моей жизни было только два столь сложных и трудных периода: Отечественная война и Экспериментальная студия», –признавался Чухрай впоследствии. – Студия просуществовала десять лет и доказала свою жизненность и эффективность. Тем не менее в 1976 г. её закрыли… Это было сознательное и преднамеренное убийство здорового, процветающего организма.
С середины 60-х до начала семидесятых Чухрай преподавал во ВГИКе, где руководил режиссерской мастерской.
Когда в начале восьмидесятых он предпринял новую попытку реализовать самый заветный и самый личный свой замысел – игровой фильм о Сталинграде, то получил отповедь главного идеолога Политуправления армии, давнего своего недруга, генерала Епишева: «Нам ваша окопная правда не нужна».
В последние годы жизни Чухрай рассказывал журналистам такую историю: как-то в кабинете высокого кинематографического чина он заметил серебряное сомбреро, которое тот, развалясь в кресле, использовал в качестве пепельницы. Приглядевшись к надписи на нём, Григорий Наумович прочитал, что это – приз кинофестиваля в Мехико за его «Балладу о солдате»...
В семье Чухрай родились двое детей. Сразу после Великой Отечественной войны, в 1946 г., на свет появился Павел Чухрай. Режиссер так назвал сына в честь отчима Павла Литвиненко. Сын, как и отец, стал кинорежиссером, снял картины «Вор», «Водитель для Веры», «Русская игра». Картина Павла Чухрая «Вор», как и 40 лет назад фильм «Баллада о солдате», номинировалась на «Оскар».
Дочь Григория Чухрая Елена родилась в 1961 г. По образованию киновед.
Внучки: Дарья Чухрай известна как сценарист и киновед; Анастасия Чухрай – телеведущая, журналист, учредитель популярного образовательного сайта Arzamas; самая младшая внучка Маруся Парфенова-Чухрай – художник-постановщик кино.
По словам его жены Ирины, у Григория были золотые руки. Любил исправить часы, телевизор, и это доставляло ему удовольствие. Со школьных лет он обладал гипнотическими способностями, однажды загипнотизировал свою одноклассницу. Мог повторять опыты Мессинга – на расстоянии угадывать мысли.
«Как-то собралась у нас компания киношников, – вспоминала Ирина. – Мы втайне от Гриши (он вышел в другую комнату) придумали для него задание: чтобы подошел к одному из окон и завязал узлом занавеску. Сережа Параджанов вызвался быть Гришиным поводырём. Муж взял Сергея за руку. Параджанов им мысленно руководил, а мы за всем этим наблюдали. Гриша подошел именно к тому из трех окон, о котором шла речь, схватился за занавеску и завязал ее узлом».
Григорий Наумович перенёс восемь инфарктов – его наполненная битвами жизнь с активной позицией, чего бы это ни стоило, сохранению здоровья не способствовали. От последнего инфаркта он скончался 29 октября 2001 г. Ему было 80 лет. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
Фильмы Чухрая входят в золотой фонд советского кинематографа.
Он снял немного кинокартин, но навсегда вошел в мировую историю киноискусства.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Источники: Википедия, книга Г. Н. Чухрая «Моя война», его интервью «Как это было…» В. Матизену в Livejournal и журнале «Советский экран», интервью Ирины Чухрай О. Сметанской в газете «Факты», статьи Е. Марголита «Война лейтенанта Чухрая» в журнале «Story.ru», «Григорий Чухрай» в «Peoples.ru» и «Вокруг кино», «Григорий Чухрай – известный советский кинорежиссер и сценарист» на сайте «obshe.net», «Война и мир Григория Чухрая» на сайте «Кино-театр. РУ», Н. Мундштуковой «7 фактов о Григории Чухрае» в газете «Новый очаг» и др.
Комментарии
Большое спасибо за интересный рассказ
Большое спасибо за интересный рассказ. В частности, интересно было узнать о поддержке Чухрая Хрущевым. Таки молодец Хрущев, много хорошего сделал для страны.
А «Сорок первый» последний раз смотрел совсем недавно, полгода назад. Поэтому об истории со сценаристом тоже интересно было прочесть.
Касательно Павла Чухрая, «Вор» мне не очень понравился. Заявка на глубокую психологическую драму, но на деле вышло слишком искусственно. (На мой взгляд!) Водитель для Веры мне больше понравился, он естественней. А третий названный фильм мне не знаком, надо посмотреть.
Добавить комментарий