«Стоишь на сцене одна и держишь зал». Изабелла Юрьева

Опубликовано: 19 января 2024 г.
Рубрики:

По легенде, в момент её рождения у проживавшего по соседству музыканта лопнула фортепианная струна, известившая миру о рождении великой певицы. Беллочка Ливикова (а именно так звали будущую любимицу миллионов) родилась в Ростове в 1899 г. в семье Даниила Григорьевича и Софьи Исааковны. 

 Оба родителя работали в театре. Отец был мастером по театральным шляпам, а мать – постижёром того же ростовского театра, т. е. специалистом по изготовлению накладных бород, усов и париков. Несмотря на причастность к миру лицедейства, родители мечтали о карьере врача для своей младшенькой, в глубине души презирая всякое актёрство и фиглярничание.

 – Родилась я в Ростове-на-Дону, – вспоминала Изабелла Даниловна. – Было нас четверо сестричек, все мы страстно любили с самого детства музыку, песни. Без устали пела я целыми днями. 

 По рассказам родителей, ещё в детстве случайно встреченная цыганка взяла руку Беллочки и предсказала ей долгую жизнь, добавив: «Сама цыганкой станешь. Монисто золотое, бриллиантовые кольца наденешь, королевой назовут, на трон посадят. Жених по жизни на руках понесёт».

В наше рациональное время мало кто всерьёз верит в подобные предсказания. Но в данном случае они сбылись практически полностью.

 Живя рядом с городским садом, девочка ждала каждого устраиваемого там по выходным концерта. Подойдя к забору огороженной сценической территории, она слушала исполняемые романсы и, глядя на певших под лучами прожекторов женщин, представляла себя на их месте, встреченную цветами и аплодисментами публики. 

 Уже в 12 лет она твердо заявила родителям, что будет певицей. Выбор младшей дочери не стал для них новостью – о её таланте уже не один год говорили не только знакомые, но и профессиональные музыканты, в том числе преподаватели вокала старших дочерей. Музыкальная одарённость была чертой всех их детей, но, в отличие от старших, учиться музыке Белла категорически отказывалась. 

Родители не очень наставали и оказались правы. Её сильного контральто своеобразного низкого тембра с неподражаемыми гортанными интонациями, а также природной способностьи передавать испытываемые при исполнении эмоции оказалось достаточно, чтобы покорять публику без приобретаемых при обучении приёмов и навыков. Никто не пел романсы пронзительней и ярче, чем она. 

Ей завидовали, мешали, пытались очернить, унизить, против неё была настроена мощная сила официальной идеологии (а она действительно этим рамкам никак не соответствовала). Но публика присвоила ей свои, народные звания. Её называли «мадам Вечный Аншлаг» – за постоянную нехватку билетов на её выступления, «королевой патефона» – за то, что романсы «Очи черные», «Саша», «Только раз бывают в жизни встречи...» и многие другие в её исполнении звучали из каждого рупора. Она была признана «королевой русского романса».

Днём Беллочка заливалась, как соловей, в их дворике на Никольской. А по вечерам тайком бегала со своей подружкой к кафешантану «Палермо», благо это злачное место располагалось на той же улице, в двух шагах от дома.

– Задняя сторона кабаре выходила на нашу улицу, – вспоминала она много лет спустя. – Мы просверлили дырочку в заборе и слушали Екатерину Юровскую (прославленную исполнительницу старинных романсов – М. Г.). Её пение очень меня захватило.

Тогда девочка ещё не знала, что спустя несколько лет будет выступать в одних концертах с Юровской. Матери с отцом она категорически заявила, что непременно станет певицей, другой дороги у неё нет.

Белле исполнилось шестнадцать, и родители совершенно потеряли надежду сделать упрямую дочь врачом или хотя бы медсестрой. Поэтому они особенно не сопротивлялись, когда сосед, скрипач симфонического оркестра Цимбалист организовал её первое публичное выступление на любительском концерте в ростовском городском саду. Девушка спела три народных песни – «По старой Калужской дороге», «Помню, я еще молодушкой была», «Над полями, да над чистыми». Собственный успех ошеломил её.

Позже, много раз пересказывая разным журналистам и музыковедам историю своего дебюта, она неизменно упоминала злодея-комара, предательски залетевшего ей в открытый рот, в то время как она «брала дыхание». Едва не задохнувшись, Белла героически продолжила выступление. 

Публика великодушно простила даровитой дебютантке маленькую заминку, зато все грядущие интервью певицы «о времени и о себе» обогатились этой интересной и запоминающейся деталью. 

Воодушевленная первыми аплодисментами, 17-летняя Белла в сопровождении матери поехала в Петербург, на прослушивание к профессору консерватории. Старшая сестра Анна к тому времени уже училась там по классу фортепиано. Профессор голос одобрил, сказав, что он поставлен от природы. Следующим «оценщиком» стал Алексей Таскин – концертмейстер «чайки русского романса» Анастасии Вяльцевой и великого русского баса Федора Шаляпина. Федор Иванович называл своего аккомпаниатора с ласковой фамильярностью — «Алексис».

 Прослушав юную провинциалку, Алексис пришел в совершеннейший восторг. – Когда я кончила петь, – вспоминала Изабелла Даниловна, – Таскин поблагодарил меня, а затем, улыбнувшись, сказал: «Услышав вас один лишь раз, могу утверждать: у вас прекрасный, природой поставленный голос. Вам не надо учиться – учение лишит вас индивидуальности. Требуется только отрепетировать несколько песен и без промедления начать концертную деятельность». При этом на недоуменный вопрос Анны, сможет ли младшая сестра зарабатывать этим на хлеб, Таскин чуть ли не закричал: «С маслом!». И оказался прав.

Совету мэтра Белла последовала буквально – до конца жизни она так и не выучила нотной грамоты. Её выручали абсолютный слух и совершенная музыкальная память. Талант такого рода не нуждался в бремени академических познаний.

Таскин разучил с ней несколько романсов и организовал её прослушивание у вершителей судеб музыкантов. Так в 18 лет она вышла на свою первую профессиональную сцену. Это было в московском кинотеатре «Колизей»; аккомпанировал начинающей певице известный пианист Артур Полонский, автор её будущего шлягера «Цветущий май». Именно тогда Белла Ливикова навсегда превратилась в Изабеллу Юрьеву. 

 

Cлавянский сценический псевдоним оказался не только эффектнее родовой фамилии. Прощание творческой интеллигенции с иудейскими корнями было одним из ведущих «трендов» молодой советской республики. Тут Юрьева была не одинока — тем же самым образом подчеркнули свою приверженность «русскости» певец Леонид Утесов (Лазарь Вайсбейн), поэты Эдуард Багрицкий (Дзюбин) и Михаил Светлов (Шейнкман), писатели Вениамин Каверин (Зильбер) и Илья Ильф (Файнзильберг), актриса Фаина Раневская (Фельдман) и журналист Михаил Кольцов (Фридлянд).

Столичная публика Юрьеву приняла сразу. Сочетание необычного сильного голоса, трогательной искренности и отличного природного вкуса поражало слушателя мгновенно и наповал.

Следующей взятой высотой был концерт в саду «Эрмитаж» – одной из самых престижных сценических площадок Москвы. Пластичная хрупкая девушка с золотой копной волос проявила такой накал страстей, без всякого нажима и аффектации вдохнув в затёртые и запетые романсы их первозданную свежесть и силу, что тут же получила своё пожизненное прозвище – «белая цыганка».

Путь Изабеллы был полон неожиданностей. В 1924 г. в сад «Эрмитаж» приехал известный питерский импресарио с многозначительной фамилией Рафаэль. Он отобрал нескольких подающих надежды молодых артистов и заключил с ними серьёзные по тем временам контракты – по 15 рублей за выступление. Кроме Изабеллы Юрьевой, в группу счастливцев вошли Алексеев, Хенкин, Смирнов-Сокольский, Редель и Хрусталёв.

Приехавший в северную столицу молодняк был принят «в штыки» занявшими глухую оборону зубрами эстрады. Особенно негодовали ветераны по поводу юной красавицы Юрьевой:

– Кто она такая? — почти по-одесски вопрошали оскорбленные знаменитости. – У нас и оперные за выход таких гонораров не получают.

 – Я увидел её, услышал – и умер! – парировал Рафаэль. – И вы умрете.

 – Вот и поезжайте с ней умирать в Москву, – предлагали «доброжелатели».

Рафаэль не сдался и решил устроить Изабелле смотрины. Местом действия был выбран театр Юдовского на Невском проспекте. Чтобы проверить воздействие потенциальной примы на публику, в зал нагнали случайных «простых людей». Непростых тоже хватало – на лучших местах восседали директора кинотеатров и эстрадные администраторы. 

 

Cпустя полвека Изабелла Юрьева вспоминала: «Я вышла на сцену в черном бархатном платье с длинной ниткой жемчуга. Пела строго, очень деликатно. Одну песню исполнила, вторую, третью… Слышу — захлопали. И давай наперебой приглашать: «Я беру её», «Нет, я беру ее…» Вдруг поднимается молодой интересный мужчина и, что называется, ставит точку: «Позвольте, я возьму её к себе». Это был Иосиф Аркадьевич Эпштейн – директор театрального треста, мой будущий муж».

Ради Юрьевой Эпштейн (Аркадьевым он стал в новой жизни) отказался от карьеры преуспевающего руководителя и стал просто личным администратором известной певицы. Ездил по гастролям, писал ей песни – «Ласково взгляни», «Весенняя песенка». Он принадлежал к тому типу мужчин, которые влюбляются раз и навсегда. И она ни разу не усомнилась в своем выборе. 

– Я, как Федя Протасов, погиб за цыганский романс! – любил повторять Аркадьев.

Но это была сладкая гибель. Они прожили вместе 46 лет.

В Петербурге Изабелла Юрьева пела в кинотеатрах перед сеансами. Был в довоенной России такой самостоятельный эстрадный жанр. Артисты выступали не в фойе, а на сцене, в кинозале. В дивертисментах участвовали молодые Утесов, Борисов, Козин, Хенкин, позднее – Шульженко.

 Пройдя эту достаточно суровую школу, Юрьева сразу зарекомендовала себя как отличная актриса. Она легко находила общий язык с любой аудиторией. Великолепные вокальные данные сочетались со сценическим дарованием. Полная свобода и раскованность на эстраде были подкреплены тонким артистизмом. Её особая доверительная интонация действовала на людей неотразимо. «Белая цыганка» добиралась до самой сердцевины романса – говорила не с «массой», а с каждым в отдельности.

Во второй части программы обычно исполнялись цыганские «шлягеры». С особым шармом и темпераментом Изабелла выдавала самые жемчужины фольклора: «Рощу», «Бирюзовые колечки», «Скучно, грустно», «Прощай, мой табор».

На смену сборным концертам пришли сольные. На её афишах вскоре перестали писать: «Известная». Никакой рекламы уже не требовалось – Юрьева делала основные кассовые сборы, администраторы не зря прозвали ее «мадам Вечный Аншлаг».

Репертуар Юрьевой знали наизусть стар и млад: «Саша», «На карнавале музыка и краски», «Жалобно стонет ветер осенний», «Я знаю, ты любишь другого», «Твои письма», «Белая ночь», «Он уехал», «Караван», «Очи черные»… В 1925 г. о невиданном успехе певицы пишут «Известия». Она становится участницей концертов в Колонном зале Дома Союзов, Большом зале консерватории, мюзик-холлах, гастролирует по стране. Гонорары её заоблачны.

Зрителю «отдавалась» она полностью и без остатка. Много лет спустя, глядя на современную эстраду, она так и не поймет, как можно давать несколько концертов в день. Она считала это верхом неуважения к зрителю, для которого ты не выложил все свои силы за раз и позволил себе «быть невзыскательным в своем искусстве, выступать неровно, заведомо допускать послабления».

Кажется, ничто не предвещало беды – она молода, знаменита, красива, любима. А между тем «Аннушка уже пролила масло» и в советской печати прозвучала зловещая аббревиатура РАПМ – Российская ассоциация пролетарских музыкантов. Не откладывая дела в долгий ящик, эти не самые способные музыканты со свойственным эпохе энтузиазмом принялись решать задачу приближения искусства к советской действительности и создания массового революционного репертуара. При этом одновременно предполагалось выжечь калёным железом всё, что в музыкальном плане пролетариату чуждо.

В 1925 г. Иосиф Аркадьев увозит Изабеллу Юрьеву в свадебное путешествие – в Париж. Впрочем, этот незаурядный человек обладал острым чувством опасности. Возможно, путешествие было только предлогом. На самом же деле ему хотелось вырвать её из богемной круговерти обеих российских столиц, спасти от бесконечных ангажементов и назойливых поклонников.

Незадолго до свадьбы один из них, директор Коммерческого банка, всю зиму присылал Изабелле Даниловне 200-рублевые корзины с белой сиренью. Рассыльные из бюро «Красная шапочка» каждую неделю доставляли новые цветы с приколотой записочкой: «Взамен увядших. Целую ручки». Аркадьев резонно рассудил, что до Парижа корзины явно не дойдут.

Во французской столице супруги ровно год наслаждались жизнью. Бродили по городу, захаживали в театры, музеи и синематограф, плавали на пароходике по Сене. Редкая красота Юрьевой притягивала как магнитом и европейцев. Однажды в каком-то ресторанчике подошел режиссер из киностудии «Альбатрос» и предложил ей сняться в испанском фильме. Белокурость туристки из России его не остановила: оказалось, что в какой-то области Испании живут пепельные блондины с голубыми глазами.

Юрьева отказалась, потихоньку прикрывая живот ресторанной скатертью: к этому времени она была уже беременна. Сын Володя родился в такси марки «Ситроен» по дороге в русскую клинику Нейи. На дороге были дикие пробки, и Аркадьев, наполовину высунувшись из открытого окна, кричал по-французски, чтобы их пропустили. Но они не успели, и младенец появился на свет прямо в машине. После того, как перерезали пуповину, Изабелла увидела голую попку своего малыша и только и смогла произнести:

— Укройте его, он же простудится.

Вместо пеленок новорожденного завернули в её котиковую шубу. Она ещё не знала, что у ребенка врожденный порок сердца.

Юрьевой сулили сказочные богатства, выступления на лучших сценических площадках, главные роли в кино, но остаться в благополучной Франции молодые отказались. Изабелла не могла избавиться от ностальгии, помня о народной любви дома и овациях восторженной публики. Отвергнув приглашение в знаменитую «Олимпию» и отказавшись от щедрот обеспеченных французских родственников мужа, супруги в 1926 г. вернулись в Россию. 

Но совсем скоро ей предстояло познакомиться с куда менее приятными вещами – коммунальным бытом первого в мире государства рабочих и крестьян. В Москве пришлось ютиться впятером в 16-метровой комнате: сестра с мужем, Юрьева с Аркадьевым и маленький Вовочка. Правда, скоро «квартирный вопрос» и бытовые проблемы нашли неожиданное решение – Иосиф Аркадьевич возглавил парфюмерный трест «ТЭЖЭ».

— Мыло – это политика! – не уставал повторять практичный Аркадьев. И действительно: с мылом (вернее, без него) в Москве было очень плохо. Владеющий мылом практически владел миром.

Семье управляющего трестом, по меткому выражению вождя народов, сразу «жить стало легче, жить стало веселее». Изабелла снова стала готовиться к концертам, а чуть подросшего сына отправили в Ленинград к родственникам Иосифа. Скоро оттуда пришло трагическое известие: мальчик умер, прожив год и два месяца.

– Муж ни за что на свете не брал меня хоронить ребенка, – вспоминала Изабелла Даниловна. – Я осталась в Москве со своим горем. А через два дня вынуждена была выступать на сцене дорогущего мюзик-холла на площади Маяковского. Мне было сказано: публика ничего не должна знать, она пришла веселиться... И я пела, держась за стул. А в ложе над сценой плакала опереточная прима Клавдия Новикова, моя приятельница. Она все знала...

Ни о чем не подозревающие зрители, как всегда, рукоплескали.

Актриса была сломлена. Аркадьев настоял, чтобы жена хотя бы временно оставила эстраду, втайне мечтая, что она уйдет насовсем. Дав на прощание грандиозный концерт в Большом театре, Изабелла Юрьева сделала перерыв в своей творческой биографии – с 19 ноября 1928 г. на долгие восемь лет.

Пауза была вдвойне уместна. Именно с конца 20-х годов РАПМ развязал ожесточенные боевые действия против «мещанства и пошлости» на эстраде. Это клеймо ставилось на всем, что не вписывалось в «будни великих строек» и шло вразрез с бодрой эстетикой маршей и речёвок. Старинный русский романс был назван «цыганщиной», а затем и «буржуазным атавизмом».

Жертвами этой войны стали самые яркие, самые талантливые исполнители. И, разумеется, самые популярные – они представляли особую опасность для масс, отвлекая их своим чуждым искусством от строительства социализма.

Программы концертов стали составлять так, что перед выступлением Юрьевой шли номера с пародиями на романсы. Её пение, по мнению организаторов, должно было быть продолжением хохота зала над пародиями, наглядным примером безвкусицы «ресторанного и чуждого советскому человеку стиля» и сопровождаться свистом публики. Эти пародии были порой настолько злы, что в ожидании своего выхода на сцену Юрьева рыдала за кулисами. Но как ни старались организаторы, каждое её выступление сопровождалось не свистом, а аплодисментами зала стоя.

Так Юрьева превратилась из национальной гордости в мишень для критических стрел, на которой пролетарские музыканты тренировались в изощренном садизме. Еще в 1927 г., до своего вынужденного перерыва, она вступила в переписку с Главреперткомом, пытаясь отстоять свой репертуар. В заявлении уполномоченному репертуарным комитетом певица просит разрешить к исполнению старинные романсы «Никому ничего не рассказывай», «Жигули», «Среди миров» и «Он уехал».

Резолюция политредактора Пиккеля развеяла её последние иллюзии: «Исключительный по пошлости мещанский репертуар. Разрешить сроком на один год одной певице, пока не будут подготовлены произведения, созвучные времени».

Однако «одна певица» предпочла вынужденное молчание выполнению абсурдных требований цензоров. Доходило до того, что ей пытались приписать попытку антисоветской пропаганды: слова романса «Не надо встреч», по логике РАПМовцев, намекают на разъединение масс. Следовало петь «Надо встреч». Юрьева решила, что лучше не петь вообще.

Артистке трудно, почти невозможно жить вне сцены. Аркадьев хорошо понимал это и попытался превратить частную жизнь Изабеллы в подобие сказки.

В 1931 году им дали квартиру в Трехпрудном переулке — кстати, в том же доме, где раньше жила Марина Цветаева. Семья, весьма благополучная в материальном плане, могла себе позволить обставлять квартиру не спеша и со вкусом. В этом уютном гнездышке можно было хотя бы на время укрыться от бушевавших за окном социальных бурь.

 Просыпаясь по утрам, Юрьева всегда видела на прикроватном столике свежий букетик своих любимых гиацинтов и плитку любимого шоколада «Золотой ярлык». На день рождения муж подарил ей бриллиантовый перстень Фаберже.

Под Воскресенском Аркадьев построил двухэтажную дачу по собственному проекту, с огромной террасой. Телефон во всём поселке был только у них, да еще у примы Малого театра Веры Пашенной. Несмотря на то, что Юрьева не давала концертов, популярность её оставалась невероятной.

За год до смерти в интервью Радио «Свобода» Изабелла Юрьева вспоминала:

– Мой муж ходил по дачам и просил: «Ради Бога, или сделайте тише, или снимите!» – всюду ставили мои пластинки «Саша», «Белая ночь». Я боялась, что больше не смогу это петь, настолько мне надоело слышать эти песни из каждого окна.

В 1936 г. Иосиф Аркадьевич купил у одного американца золотистый «Крейслер». Во всей Москве второй такой автомобиль был только у наркома НКВД Ежова. По воспоминанию Юрьевой, когда они встречались на дороге, то неизменно салютовали друг другу.

Лето Изабелла и Иосиф проводили на Клязьме, катались на лодке, ели свежую клубнику, принимали гостей. Но Юрьева уже начала скучать и томиться по сцене. Аркадьев не возражал против её возвращения – понимал, что это неизбежно. Он даже написал несколько текстов для её новых песен: «Если помнишь, если любишь», «Ответ на дружбу», «Первый бал»; самой популярной стала «Если можешь, прости».

И возвращение на круги своя состоялось. Но это были круги ада. Обожаемую народом певицу начали обрабатывать грубые каменотесы от пролетарской культуры. Если в самом начале её карьеры концертмейстер Таскин отказался от какого бы то ни было учительства, считая, что Юрьева – готовый бриллиант, не нуждающийся в огранке, то теперь её, сложившегося мастера, поучали все, кому не лень.

– Уберите эти грудные нотки! Долой цыганщину! Снимите надрыв! – требовали редакторы во время записи первой пластинки. В результате её низкий голос завышался на тон-полтора, уникальный тембр нивелировался, и она пела «как все».

– Хватит романсов! И не тычьте в нас своего Пушкина, он нам не указ. Разучите советскую патриотику, созвучную духу времени! – слал директивы Главрепертком. И тут же выдавал образчик «правильной» советской песни:

Стоит на вахте мира прославленный шахтер,

он в угольные скалы врубается в упор.

Не спит товарищ Сталин ночами напролёт,

он тоже вахту мира в Кремле для нас несёт.

– Я не смогу это спеть, мои связки не выдерживают этой тональности, – мгновенно отреагировала Юрьева.

И даже талантливый композитор Дунаевский, возможно, разочарованный тем, что Изабелла Даниловна не желает включать его оптимистическую песенную лирику в свои концерты, публично попенял ей в газете за излишнюю эмоциональность и драматизм исполнительской манеры. Список эстетических претензий завершала рекомендация «осоветить» репертуар .

Цинизм и ханжество победившей идеологии чётче всего проявлялись во время ночных концертов в Кремле. Юрьевой довелось несколько раз принимать участие в этих Валтасаровых пирах: раздавался звонок из соответствующего ведомства – и приходилось ехать. Первый раз, в 37-м, ей было особенно жутко. Ни жива ни мертва, она сидела за пиршественным столом между «всесоюзным старостой» Михаилом Калининым и коллегой по цеху Иваном Козловским. Перед выступлением артисты получили соответствующие указания.

– Только не агитируйте нас за советскую власть! – было передано от лица «хозяев». – Можете петь свою цыганщину.

Совсем рядом прошел Сам. Пристально посмотрел в лицо Юрьевой своими жёлтыми глазами тигра, но ничего не сказал. Поговаривали, что на одном частном приеме он несколько раз заводил патефон с её пластинкой, приговаривая: «Харошая песня, харошая пэвица, харашо поёт». Её не радовал такой успех – «минуй нас пуще всех печалей…».

– Для некоторых там открывались большие возможности: роли, оклады, – задним числом рассуждала Юрьева уже в 90-х. – Но выступать на застольях-концертах было тяжело. Не помогало ободряющее похмыкивание Калинина, а присутствие Сталина прямо-таки сковывало. Не только мне трудно было в Кремле – не совсем уверенно чувствовали себя и Хенкин, и Утесов. У нас, грешных, таилась мыслишка: попадаем ли мы с концерта домой? Непростые были времена...

Тогда же, в 1937-м, Юрьева записала первую песню на пластинке. Называлась она «Ты помнишь наши встречи». Надо сказать, что песня эта родилась благодаря Эпштейну, подарившему жене, да и по сути всему советскому народу русскую версию популярного зарубежного танго. Успех был ошеломительным. Юрьевой дали некоторое послабление и снова, хоть и редко, стали включать в концертные туры. 

Даже в эти времена, несмотря на многочисленные удары судьбы, Изабелла Юрьева оставалась пленительной женщиной, окружённой многочисленными поклонниками. Среди них были очень разные мужчины всех видов и возрастов – и юные беспризорники, провожавшие её с мужем домой после концерта, держась на почтительном отдалении, и совершенно не знакомый гражданин, дежурящий по утрам у дверей её квартиры. Приветствуя её, он всегда приподнимал шляпу — до тех пор, пока его не забрала милиция.

Однако особое место, конечно, занимали богатые и знаменитые. Ещё до замужества за Юрьевой увивался Арманд Хаммер – сын еврейского эмигранта из Одессы, будущий американский миллиардер.

Он помогал большевикам пробивать экономическую блокаду Запада – содействовал тому, чтобы в СССР пришёл американский капитал, и прежде всего – Генри Форд, построивший в Москве автомобильный завод.

Денег у хозяев новой России тогда не было, и Хаммер брал натурой – мехами, икрой, драгоценностями. А главное – тем, что большевики считали «буржуйским хламом»: антиквариатом и произведениями искусства. В нищей, голодной, холодной Москве 20-х годов Хаммер жил на широкую ногу. Его дом на Садово-Самотечной превратился в настоящий музей. Слабость к цыганским романсам и женской красоте толкнула этого малосимпатичного господина к ногам Юрьевой. Хорошо, что вкус ей не изменил и она ему отказала.

Но были у Изабеллы Даниловны другие воздыхатели. Её расположения искал поэт и переводчик Маршак, но Юрьева не ответила ему взаимностью. Зато в более важном Самуилу Яковлевичу явно повезло: Сталин собственноручно вычеркнул его фамилию из расстрельного списка, сказав, что Маршак «хороший наш детский поэт».

Жертвой неотразимого женского обаяния Изабеллы оказался и Зощенко – навек отравленный газами и ХХ-м веком офицер первой мировой, прекрасный писатель с грустными глазами. Своими чересчур частыми визитами Михаил Михайлович вывел из себя тишайшего Иосифа Аркадьевича, и тот пообещал спустить его с лестницы. Зощенко исчез из жизни Юрьевой, оставив фото с трогательной подписью и книжку на память.

Список женских побед Изабеллы Юрьевой можно продолжать до бесконечности. Её женственность на фоне государственного «стирания граней между мужчиной и женщиной» была просто кричащей. Когда они с Аркадьевым шли по московской улице, от них исходило сияние. 

Война «реабилитировала» Юрьеву как певицу. Уже на второй день после её начала Изабелла Даниловна выступала на вокзалах и мобилизационных пунктах. Потом она много пела перед бойцами в разных госпиталях, в составе фронтовых бригад выезжала на Карельский фронт, по Дороге жизни – в Ленинград, пела в только что освобождённом Сталинграде.

Белокурая красавица отличалась храбростью. Эта избалованная любовью женщина оказалась на удивление храбрым человеком. Она не боялась обстрелов. Не опасаясь потерять голос, пела в такие морозы, во время которых даже ботинки примерзали к сцене. Дала 106 концертов в блокадном Ленинграде – без микрофона, на открытом воздухе или в неотапливаемых помещениях.

Для фронтовых концертов Юрьева специально разучила несколько новых патриотических песен. Но они оказались невостребованными. Стоило воинам увидеть белокурую певицу и услышать её ставший для многих родным голос, они начинали выкрикивать названия любимых песен: «Саша»!», «Если можешь, прости»!», «Белая ночь»!» Это была её личная победа, заслуженная талантом и верностью жанру.

В военные годы Юрьева вообще помогала всем, кому могла, и далеко не только песнями. Так, известна история, как она прислала посылку в Ташкент матери Андрея Миронова, известной актрисе Марии Мироновой. Андрей только-только переболел сложнейшей тропической дизентерией, но восстанавливался очень медленно – во многом потому, что питались все в городе скудно, нигде нельзя было найти никаких продуктов. А тут в посылке – манная крупа, сахарный песок, шоколад. Позже в фильме-концерте 1983 г. Андрей Миронов поцелует руку Изабелле Юрьевой и произнесет: «Мне сказали, что благодаря вам я выжил!»

После войны безоблачная для романса пора снова закончилась. Первый гром грянул летом 1946 г.. В газетах были опубликованы сразу три постановления ЦК ВКП(б): «О журналах «Звезда» и «Ленинград», «О репертуаре драматических театров», «О кинофильме «Большая жизнь». В последнем критиковались песни композиторов Богословского и Фатьянова, признанные порочными и идейно-непригодными. Это был сигнал к очередной кампании по борьбе с «легким жанром».

 – Снимите форте! Меньше эмоций! Пойте спокойнее! – опять услышала Юрьева. В конце 40-х годов «цыганщина» вновь была признана вредительством.

«Королева романса» сопротивлялась, сколько могла, но в 1959 г. вынуждена была распустить свой ансамбль. Она ещё выступала в сборных концертах, но имя певицы всё реже появлялось на афишах. В 1965-м она дала свой последний концерт в Ленинградском театре эстрады. Очевидцы утверждали, что голос звучал превосходно. На сцене стояла красивая стройная женщина, безраздельно владеющая залом. Ей хотелось, чтобы её запомнили именно такой.

Через шесть лет Изабелла Юрьева овдовела. Она не только лишилась любящего и заботливого мужчины – рухнул весь её мир.

Бытовая беспомощность Изабеллы Даниловны была вопиющей. При Аркадьеве она так и не научилась зажигать газовую конфорку, ни разу не ходила за хлебом, никогда не пыталась готовить еду.

Спасаясь от одиночества и депрессии, Юрьева подселяла к себе незнакомых девочек-студенток на роли домработниц. Овчинка не стоила выделки: у неё стали пропадать вещи – серебряные ложки, чашки и тарелки из дорогого сервиза, памятные письма от известных людей. Теперь дни напролет она проводила в четырёх стенах, рассматривая старые фотографии и слушая раритетные записи. Казалось, её забыли все. 

И вдруг в 70-х интерес к романсу оживился. Оказалось, что петь эти простые мелодии с незамысловатыми текстами дано очень немногим. А так петь, как она – страстно и сдержанно, откровенно и целомудренно, – вообще никому. К Юрьевой бросились журналисты с фотокорами и режиссеры с операторами. Она испытала удивление и запоздалое торжество. И на радости и по неопытности раздала множество уникальных афиш и старых рецензий.

О ней стали писать, её приглашали на радио. В 1980 г. Владислав Виноградов снял о ней телевизионный фильм «Я возвращаю Ваш портрет», а в 1993 г. Анисим Гиммерверт — посвященные ей и Вадиму Козину «Два портрета на звуковой дорожке». 

 

В 1992 г. российская общественность торжественно отметила 90-летие Юрьевой. Она наконец стала народной артисткой России, миновав звание заслуженной. Через два года Изабелла Даниловна пригласила известных мастеров искусства в ресторан "Прага" отметить свое... 95-летие. Приглашенные были шокированы – как такое может быть?

А объяснялось это очень просто. Когда в начале 1930-х годов в СССР вводилась паспортная система, возникла реальная возможность добавить или скостить себе годик-другой. Конечно, большинство женщин, особенно из богемы, воспользовались этим (достаточно вспомнить Любовь Орлову или Марию Литвиненко-Вольгемут). Юрьева, от природы скромный человек, скостила себе всего три года. Но через 60 с лишним лет, вспомнив, что «её года – её богатство», она открыла свою тайну. 

В 1999-м, в год своего 100-летия, получила орден «За заслуги перед отечеством» IV cтепени — единственную свою государственную награду. 

В 1995 г. главный хранитель Ростовского музея краеведения Зинаида Римская организовала Фонд Изабеллы Юрьевой. Певица навсегда сохранила лучезарные воспоминания о Ростове и с радостью отдала «Зиночке» свои концертные туфельки, гребень, счастливый браслет и сценический веер.

Она ещё спела на сцене и в свои настоящие 95, и в 98. Чувствуя дыхание зала, старая актриса преображалась и молодела на глазах. Удивительно, но её голос по-прежнему звучал. Публика слушала стоя. 

 Несмотря на запоздалый триумф, Юрьева ощущала трагическое несовпадения своего искусства и эпохи. Она расстраивалась, когда слушала собственные записи 30-х годов с искусственно завышенным голосом, «вычищенным» от фирменных гортанных нот и «излишней эмоциональности».

– Память Изабеллы Даниловны была избирательной, –рассказывает лично знакомый с певицей сотрудник краеведческого отдела Донской публичной библиотеки Эмиль Сокольский. – Она сердилась, когда я хвалил задушевно напетые ею советские песни. «Заставляли петь этот репертуар, вот и пела. Слушай лучше романсы! 

 Настоящим триумфом 7 сентября 1999 г. стал её 100-летний юбилей в ГЦКЗ «Россия». Впервые в истории России вышла на сцену 100-летняя актриса. Вернее, Иосиф Кобзон практически вынес её туда на руках. Четырехтысячный зал встретил Изабеллу Юрьеву стоя, громом аплодисментов. Выглядела она фантастически: в черном бархатном платье, норковой накидке на плечах, туфлях на шпильках и в своих лучших драгоценностях – бриллиантовых серьгах и перстне работы Фаберже. 

 Маленькая, ссутулившаяся, она обхватила Кобзона за шею, как ребенок. Он поставил её перед микрофоном, приобняв за плечо. И она спела тот самый романс на слова Павла Германа «Не надо встреч», который ей в конце 30-х запрещали петь бездарные цензоры – да так, как сейчас уже никто не может петь. Зал долго не мог успокоиться. 

Иосиф Кобзон в последние годы принимал очень большое участие в её жизни. Он даже нашел ей новую домработницу, которая вкусно готовила и хорошо её кормила. 

1 января 2000 г., после встречи нового тысячелетия, Изабелла Даниловна слегла, а 20 января тихо угасла. Иосиф Давыдович хотел похоронить Юрьеву на Новодевичьем кладбище, но её близкие настояли на том, чтобы она лежала на Донском, где покоятся её сестры и муж.

В какой-то из последних телепередач она вспомнила, каково было выступать «в её время»:

– Стоишь на сцене одна, как в лесу, и держишь зал. Без микрофона, оркестра, декораций и спецэффектов. Тут и видно, кто чего стоит.

Эта уникальная женщина всей своей жизнью это доказала.

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

Источники: Википедия, отрывки воспоминаний И. Юрьевой, опубликованные в Livejournal, Tunnel.ru., Spektrnews.in.ua, Shanson.org, статьи А. Агулянского «Мадам Вечный Аншлаг» в «Proza.ru», А. Викторова «Изабелла Юрьева – царица русского романса» в «Jewish.ru», И. Родиной «Изабелла Юрьева. Роман с романсом» в журнале «Культурная столица», м-лы сайтов «Peoples.ru», «Inpearls.ru», «Aif.ru» и др.

 

 

Комментарии

Аватар пользователя Кузьма

Но у меня хорошая зрительная память.
Уважаемый автор и дорогая редакция. Мне нравится ваш журнал, но истина дороже всех симпатий. Увы, первое фото к этой статье не имеет никакого отношения к Изабелле Юрьевой. Оно было опубликовано в книге Леонида Утёсова «Спасибо, сердце!» (Всероссийское Театральное Общество, Москва, 1976, стр.115).
Подпись рядом с фото:
«Одесса, 1916 год. Слева — я, справа — моя жена Елена Ленская, в центре — наша дочь Эдит. Похожа?».
А в остальном — публикация интересная, с удовольствием прочёл!

Статья понравилась. Спасибо, что вспомнили и Изабеллу Юрьеву, и русский романс, который, к огромному моему сожалению, почти остался без слушателей. Во всяком случае, из моего окружения я, кажется, единственный, кто слушает ту же Изабеллу Юрьеву, Галину Кареву, Надежду Обухову. Почему так? Видимо, причиной наша вечная суета. Ушли в прошлое спокойные дружеские чаепития за самоваром, которые так были прекрасны под «Жалобно стонет ветер осенний» и под «Утро туманное». А какие интересные разговоры тогда велись за столом! Ни о какой политике или бизнесе мы и не вспоминали. Только о возвышенном!
Призываю всех исправлять положение, и слушать русские романсы.

Аватар пользователя Кузьма

Красивое фото, стало жалко, что удалили. Впрочем, его можно увидеть здесь —
https://www.chayka.org/media/443jpg

Автор явно серьезно изучал биографию Изабеллы Даниловны Юрьевой. Но количество ошибок по этой биографии зашкаливает. Очевидно уважаемый Михаил Гаузнер слишком полагался на уже опубликованные статьи, и факты в них не проверял. Если бы я записывала по абзацам, то ошибок было бы почти столько же.А ведь те, кто не знает фактов, будет доверять нынешней публикации. И в свою очередь заимствовать из неё. Скажу о самых неверных утверждениях в пространной статье, предлагаемой читателям. По интернету гуляет ошибочная информация, появившаяся еще при жизни Изабеллы Юрьевой, и очень её огорчавшая. Сообщение о 106 концертах, данных ею в блокадном Ленинграде. Кто написал эту чушь, понимал, что это было невозможно? А те, кто её подхватили, представляли себе, что такое была БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА? Кто мог туда наведываться, когда город был во вражеском кольце? Когда только по дороге жизни, которая была дорогой смерти, вывозили понемногу детей и совсем истощенных людей по льду Ладожского озера... И зачастую эти фургоны уходили под воду... На глазах у родителей, ехваших следом, погибали дети в машинах, провалившихся под лед!Кто-нибудь мог туда ездить или летать на гастроли??? И кто-то из умиравших ленинградцев от голода мог ходить на концерты? Работал один героический театр Музкомедии... Это ошибка №1. И подхватить и распространять её можно только по полному непониманию ситуации. Первый эту ошибку сделал коллекционер пластинок В.Сафошкин, но он не журналист, не историк, с него взятки гладки, тем более, он рано умер. Но любой добросовестный пишущий факты литератор должен проверять.А вот во фронтовых концертах Изабелла действительно много выступала. И это требовало мужества. На виллисе вместе с мужем она ездила по военным дорогам, где любая машина могла подвергнуться обстрелу с неба. И однажды так было. Машина, которая ехала впереди, была обстреляна, и все в ней погибли. Потрясенные Изабелла и Аркадий должны были следовать дальше. Пела она, правда, и при морозе. Но кто сказал, что она не боялась простудиться? Она пела потому, что давала радость, передышку солдатам. И они просили петь весь её репертуар, и она пела щедро. Вот это её реальная заслуга перед страной.
Не укрывалась в тылу, не пряталась.Теперь дальнейшее: с чего автор взял, что Иосиф Аркадьевич Эпштейн - псевдоним Аркадьев( он писал тексты ко многим исполняемым ею романсам), что он не хотел, чтобы она выступала? Он женился на артистке, ценил её талант, оставил работу по профессии, он был юристом, и стал администратором её концертов.Он всячески поддерживал жену в её творчестве, и помогал выходить из трудных ситуаций и в пору идеологических гонений на жанр романса, которому она посвятила свою жизнь. Следующее: кто убедил автора поверить в то, что Изабелла не знала нот? Еще одна чушь. Еще одно гуляющее по интернету вздорное сообщение. Она прекрасно знала ноты, и знала даже такое слово как мордент. Его нужно было выпевать в её непревзойденном исполнении "Нищей" Алябьева- Беранже.Далее: какие вокальные педагоги былм в Ростове-на-Дону у трех сестер Изабеллы? Вообще неизвестно, что сообщено.Пела из них только Изабелла. Старшая сестра Анна действительно училась как пианистка в консерватории в Петрограде( так город именовался в то время). И она помогла Изабелле получить консультацию у знаменитого концермейстера А. Таскина. Мама будущей звезды дотелевизионной эпохи, королевы патефона её не сопровождала. Никакой вокальный профессор там её не прослушивал. Прослушал только А. Таскин. И дал напутствие. Он сказал, что её направление - это пение на эстраде, а не в опере. Поэтому брать уроки вокала ей не нужно. Для пения на эстраде у неё от природы поставленный голос. И ей нужно только выверять звучание с концертмейстером.Ребенок, которого родила певица, подрасти не успел. Он умер, едва дожив до годика.К сожалению, Изабелла и Иосиф при этом не присутствовали, они были на гастролях, а мальчик был оставлен на попечение дочери Иосифа от первого брака. Она хорошо заботилась о ребенке, но случилось несчастье, и ей не удалось предотвратить его.Почему автор считает Хаммера малосимпатичным? Это был яркий незаурядный человек, который, кстати, своей инициативой весьма помог Советскому Союзу. Нельзя также считать других замечательных поклонников Изабеллы несимпатичными. Ухаживание Зощенко и его знаки внимания были вполне романтичными. В Изабеллу влюблялись мужчины, она была красавицей. Но она была верной женой и любила своего мужа. Они были очень красивой парой. В ресторане "Прага" отмечалось 90-летие Изабеллы Юрьевой, а не 95-летие. Заявляю как гостья этого празднования, и как близкий человек Изабелле ДАНИЛОВНЕ. Я ЗНАЛА И ЛЮБИЛА ЕЁ С ДЕТСТВА.ЕЩЕ ОДНА НЕПРАВДА.Хочу уточнить.Никакого одиночества в старости у Изабеллы Даниловны не было. За ней преданно ухаживали жившие неподалеку родная племянница, дочь племянницы и её сын и дочь.Жила она одна в большой квартире в Трехпрудном переулке. В этом переулке в свое время жила Марина Цветаева, но не в этом доме.Изабелла не сдавала часть своего жилья, а выбирала молодых девушек-студенток, которым предоставляла комнату в обмен на услуги, не очень большие. Что-нибудь понемногу купить и принести. И им было очень хорошо.Все остальное уже не так важно, и я оставляю Вас, уважаемый автор, в покое. Но написав столько о певице, оставившей такой след в памяти современиков, мне бы хотелось прежде всего для Вас внести ясность, а заодно и для читателей.

Прежде всего хочу поблагодарить автора предыдущего комментария за столь внимательное знакомство с моей статьёй о замечательной певице. Алла Цыбульская назвала меня уважаемым автором, который «…явно серьезно изучал биографию Изабеллы Даниловны Юрьевой», и поначалу я был польщён таким утверждением.
Однако с первых же строк комментария понял, что поторопился – «Если бы я записывала по абзацам, то ошибок было бы почти столько же».
Не поленился и посчитал количество абзацев в моей статье; их оказалось 104. Неужели в ней так много ошибок, причём настолько грубых, что необходимо ставить это мне в вину?
Автор комментария обвинила меня в получение информации из интернета. Мне стало не по себе – ведь мало кому из авторов посчастливилось лично знать неординарных людей, о которых они пишут, а тут обвиняет меня не просто читатель, а «…близкий человек Изабелле ДАНИЛОВНЕ. Я ЗНАЛА И ЛЮБИЛА ЕЁ С ДЕТСТВА». Причём комментатор делает это наотмашь, не стесняясь в выражениях типа: «Ещё одна чушь» (оно не единственное).
Попробуем разобраться в таком серьёзном обвинении лишь на нескольких примерах. Хочу сразу оговориться – я, в отличие от автора комментария, не имел счастья лично знать Изабеллу Даниловну, и мне пришлось пользоваться воспоминаниями её современников либо публикациями о ней в серьёзных изданиях.

1. «С чего автор взял, что Иосиф Аркадьевич Эпштейн … не хотел, чтобы она выступала? Он женился на артистке, ценил её талант…» – недоумевает А. Цыбульская.
В моей статье: «Мальчик умер, прожив год и два месяца. Актриса была сломлена. Аркадьев настоял, чтобы жена хотя бы временно оставила эстраду, втайне мечтая, что она уйдет насовсем» (из статьи И. Родиной «Изабелла Юрьева. Роман с романсом» в журнале «Культурная столица»).
Согласитесь – это не совсем то (а скорее – совсем не то), о чём пишет автор комментария.

2. «Никакого одиночества в старости у Изабеллы Даниловны не было. За ней преданно ухаживали жившие неподалеку родная племянница, дочь племянницы и её сын и дочь» – утверждает А. Цыбульская.
А вот что писала сама Изабелла Даниловна: «Почему я должна прятать письма Зощенко и другие дорогие сердцу реликвии в напольные часы или еще куда-то, всё равно пропали и письма, и книги, и многое другое. Утром кушаю серебряной ложкой творог, вечером ложки нет – девчонки-студентки утащили, жили у меня тут... То тарелки не найду, то чашки из сервиза не досчитаюсь... А я не могу быть одна. У меня постоянная депрессия... Я практически не сплю...».
Как-то не очень похоже на то, что родственники преданно ухаживали…

3. Серьёзный и весьма существенный упрёк А. Цыбульской: «Никакой вокальный профессор там (в Петербургской консерватории – М. Г.) её не прослушивал. Прослушал только А. Таскин».
Принципиально важный факт, не правда ли? Однако он мною не придуман – упомянутая выше И. Родина в той же статье в достаточно авторитетном журнале пишет: «Воодушевленная первыми аплодисментами, 17-летняя Изабелла в сопровождении матери поехала в Петербург, на прослушивание к профессору консерватории. Старшая сестра Анна к тому времени уже училась там по классу фортепиано».

4. Вот что вспоминала сама И. Юрьева «Было нас четверо сестричек, все мы страстно любили с самого детства музыку, пели» – из статьи авторитетного автора А. Викторова «Изабелла Юрьева – царица русского романса» в «Jewish.ru»
А Алла Цыбульская уверенно утверждает: «…какие вокальные педагоги были в Ростове-на-Дону у трех сестер Изабеллы? Вообще неизвестно, что сообщено. Пела из них только Изабелла».
Вроде бы несущественная придирка, не влияющая на общее восприятие статьи. Но таких мелких придирок очень много, на них в основном и основывается комментарий. И тогда они влияют, и сильно.

Хочу быть правильно понятым – я сам противник неверных утверждений, взятых из неизвестных источников, особенно если они влияют на соответствие статьи истине и искажают образ её героя. Но в данном случае пространный обличающий комментарий А. Цыбульской практически полностью состоит из субъективных, а порой просто безосновательных (см. выше) обвинений в мелких неточностях и неверных утверждениях (я привёл из него всего четыре из очень многих, ставящих под сомнение всю мою статью. А этого мне не хотелось бы - хотя бы из уважения к памяти этой большой певицы.
Я сторонник критики, но желательно, чтобы она была существенной, доказательной и объективной.

Господин Гаузнер!
в моих намерениях не было желания Вас обидеть. Но поправить Вас я захотела, и сейчас, прочитав Ваш ответ, вижу, что Вы так и не поняли, что у меня не придирки, а замечания по поводу неверных сообщений.Длительную канитель выяснений вести не буду, ни к чему. Вы ссылаетесь на статьи Родиной, Викторова... Так в том-то и дело, что Вы берете у них неправильные сведения. Там, где я опротестовала эти сведения, и остается Ваше слепое доверие, в результате которого Вы повторяете неверные сведения. Самый главный пример ложное сообщение о концертных выступлениях в блокаду. Да еще с цифорой - 106. Да, это иначе как чушью назвать нельзя. История требует уважительного к ней отношения. Изабелле Даниловне не нужно было приписывать себе подвиги, которые она не совершала. За нею числятся другие- её выступления в прифронтовой зоне. Меня изумляет, что Вы ничего не подвергали сомнению. И решили подвергнуть сомнению лишь то, что за певицей хорошо и преданно ухаживали родные. Почему? Я свидетель. А Вы опираетесь на какое-то письмо, якобы Изабеллой написанное. Да она ничего не писала из-за крайней близорукости.В позднем возрасте оперировалась у Федорова. И стала отличать ступеньку тротуара на асфальте при переходе дороги. Так, что с письмом, на которое Вы ссылаетесь, тоже какая-то подтасовка. Девушки у неё ничего не крали. Но в старости она жаловалась, что серебряную ложечку или тарелку её домработницы крали. Возможно. Но это могло случиться еще при жизни Иосифа Аркадьевича. На какое письмо Вы ссылаетесь, кому оно было адресовано? Не было никакого письма. Вас опять обманули. Я пишу о том, что Вы берете факты, и их не проверяете. Вот Вам доказательная критика. Семья её родных замечательная. Но все-таки они не жили вместе. Сама Изабелла хотела жить самостоятельно. К её старости сестры уже умерли. Оставалась уже тоже пожилая и нездоровая племянница- дочь самой старшей сестры Марии, которая ездила к ней постоянно, и привозила приготовленную еду, пока не умерла, и её дочь, у которой было двое детей, муж и работа, советский быт. И все они были преданными и заботливыми. Дополню рассказ потому, что догадываюсь откуда у Вас недоверие к семье.В самый последний период жизни Изабеллы Кобзон стал проявлять ей внимание, выводил, даже выносил её на сцену. Бескорыстно? Нет. Он хотел получить по завещанию её квартиру. Но квартира была завещана Изабеллой сыну внучатой племянницы. И родные после смерти Изабеллы отвергли его предложения о том, чтобы взять похороны на себя. Они все сделали сами. Но он, к сожалению, успел плохо о них отозваться, что чудовищно несправедливо.Далее я прекращаю эти дебаты потому, что четко ответила Вам, где Вы сообщили неверные факты. Вам они не доказательны? Будьте здоровы. Есть люди, которые всегда думают, что они все знают.

Благодарю за столь подробный отклик. Вам посчастливилось быть лично знакомой с более чем столетней замечательной женщиной и певицей, которой нет уже 24 года. У меня такой возможности получения информации не было, поэтому пришлось пользоваться источниками, указанными после моего текста и опубликованными в авторитетных изданиях. Проверить точное количество её выступлений в блокадном Ленинграде, факт кражи серебряных ложечек, вашу уверенность в недобросовестности Кобзона (он, вероятно, очень нуждался в деньгах) и другие подобные факты, определяюще важные (как вы, по-видимому, считаете) для оценки личности Изабеллы Юрьевой, я мог бы только с помощью других сведений о ней, которые наверняка тоже вас бы не удовлетворили, и вы снова написали бы "Ещё одна чушь". Поэтому мне остаётся полностью согласиться с двумя последними фразами вашего отклика - "Будьте здоровы. Есть люди, которые всегда думают, что они все знают".

Да, конечно, я желаю Вам здоровья. тем более, если Вы сейчас живете в Одессе. Ничего кроме сочувствия и пожелания окончания этой чудовищной войны Вам как человеку я не испытываю. Но как автору публикации подтверждаю, что не обязательно быть лично знакомым с незаурядной личностью, когда пишешь о ней. Профессиональный автор в биографическом очерке не берет на веру и не переписывает кочующие из одного материала в другой факты. И я утверждаю, что ошибки вижу у Вас действительно в каждом абзаце. Ваша вина- излишняя доверчивость. Но Вы умудрились даже перепутать такой уже не столь важный факт. Мама Изабеллы изготавливала театральные шляпки, а папа мужские акссесуары: накладные бородки. усы и пр. У Вас все наоборот.Вы поверили, что Изабелла не знала нотной грамоты. Почему? Это же абсурдно утверждать, что певица не пожелала знать ноты... Выступление Изабеллы в Ленинграде, решившее её судьбу, было не в театре Юдовского, а в кинотеатре Колизей. Романс "Бирюзовые колечки" она никогда не пела, и жаловалась, что ей приписали его исполнение. Я подготовила к публикации сборник исполняемых ею романсов, оно вышло в Москве с моим предисловием, я знаю.К тому же, в редакциях было принято проверять , и если нужно поправлять авторов. На последнем концерте в ленинградском театре Эстрады в 1965 -ом году я была, и даже помню цвет её платья- из голубого арганди. В этом концерте было два отделения, одно пела Изабелла Юрьева, её приветствовали фантастическими овациями, другое отделение пела Лилия Гриценко.На юбилее 90-летия Изабеллы " В честь королевы патефона" в московском театре эстрады я была. И на праздновании её 90-летия в ресторане ПРАГА тоже. Это было в 1990-ом году. Да, она действительно год себе скостила, так поступают артистки часто.Вы пишите, что она была в быту беспомощна. Опять же на основании чьих-то сообщений. Не была беспомощной. У неё в квартире часто перегорали пробки. Надо было видеть, как быстро она взлетала по стремянке к потолку, и исправляла то, что я тогда молодая, не умела. Когда она шла на рынок, она умела выбирать, и знала, как пробовать. Конфорки газовой плиты могла разжигать.После смерти мужа, которого она любила, и оплакивала, она, всегда им защищенная от быта, многому научилась.Готовили для неё всегда домработницы. Была она щедрой и доброй. Изумительно душевной. Я очень о ней скучаю. И очень расстраиваюсь, когда неверные сведения кочуют из одной публикации в другую. Все Ваши перечислять незачем. Но могу.

Я отношусь к Вам с огромным уважением. С не меньшим уважением я отношусь и к автору "Чайки" Михаилу Гаузнеру и с удовольствием читаю все его очерки. Прочитав Ваши комментарии, я подумал - а, может быть, Вам написать об Изабелле Юрьевой.

Спасибо, дорогой Самсон, за внимание к комментариям по поводу публикации Михаила Гаузнера. Спасибо, что Вы подумали, что мне надо бы было написать об Изабелле Юрьевой. Я написала и опубликовала несколько статей, в которых нет ошибок личного и исторического значения. Первая была опубликована в журнале "Телевидение и радиовещание" в Москве,не помню в каком номере, мне, чтобы уточнить нужно подняться на антресоли, где хранятся мои архивы статей в журналах, привезенных из России. Тогда Изабелла Даниловна еще была жива. И вскоре мой очерк о ней вышел в газете "Советская культура". В Америке мой очерк о ней был опубликован в журнале "Вестник, затем дополненный в интернет-журнале Кругозор в декабре 2012 года, там много наших совместных фотографий, он вошел в мою книгу о театре "Иллюзии и истины театра", к тому же к 100-летию со дня её рождения мое посвящение ей было напечатано в парижской газете "Русская мысль". Мои возражения по поводу кочующих в интернете ложных сообщений об Изабелле Даниловне было опубликовано в интернет-журнале New Concept. Очевидно, не помогло. Их также принял как истину автор нынешнего очерка.Пишущие берут друг у друга тексты и повторяют их, не проверяя. Можно, конечно, в чем-то слепо довериться. Хотя долг профессионала все проверять. И как человек,связанный с Россией и несомненно знакомый с обстоятельствами Великой Отечественной войны, может не представлять себе, что такое была блокада Ленинграда? Только увидев сообщение о 106 концертах в блокадном Ленинграде, можно понять, что напарываешься на что-то, чего быть не могло!Как тут было не задержаться, и не поразмыслить? Если бы в свое время я- студентка театроведческого факультета ленинградского института театра, музыки и кинематографии представила в качестве курсовой такой материал, какой предложил читателям уважаемый Михаил Гаузнер, мне бы её не зачли. Меня хорошо учили, как работать методологически.Тоже могу попасться на какой-то оплошности. Но чтобы их было столько, это было бы невозможно, потому, что смею думать, меня хорошо учили, чтобы овладеть профессией.

Просмотрела все еще раз. Спроткнулась не раз. Но не пропущу еще один фрагмент из публикации Михаила Гаузнера. И тут речь пойдет уже не об обнаруженной ошибке, а о взглядах уважаемого автора. Он упоминает целый ряд талантливых артистов, деятелей искусства, кто менял свои имена
под знаком "русскости".Автор забыл, что имена евреев в том виде, в каком они звучали, ни в печать, ни на сцену не были бы допущены???Что было им делать? Для возможности творчества все подчинились диктату государственной антисемитской политики.Отзываться негативно о них негуманно.Стоит поставить себя на место каждого из талантливых людей, кто жил в то время.

Уважаемая редакция журнала "Чайка", Алла Цыбульская была не только знакома с известной певицей, но и общалась с ней, навещала ее и писала о ней. Казалось бы, она лучший первоисточник, на который следует ссылаться и было бы естественно со стороны Михаила Гаузнера поблагодарить ее за уточнения в комментариях. Мне как читателю интересно знать реальные события жизни замечательных людей, а не мифы из интернета. Я нашла статьи Аллы Цыбульской и обратила внимание на разницу между содержанием в ее статьях об Изабелле Юрьевой и содержанием скопированных из одной в другую по шаблону статей, содержащих одни и те же ошибки.Прилагаю линк на статью Аллы Цыбульской, чтобы читатели могли разобраться почему так важно следовать реальной истории:https://newconcepts.club/website/articles/3754.html ; Статья об Изабелле Юрьевой вошла и в книгу Аллы Цыбульской
"Иллюзии и истины театра: Любимые актеры наших дней"
By Алла Цыбульская, Alla Tsybulskaya

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки