Советская и российская эстрадная певица Гелена Марцелевна Великанова, популярность которой пришлась на 50-е – 60-е годы 20 века, приехала в Америку с концертами для русскоязычных эмигрантов. Это было в начале 90-х. Тогда я взял у неё интервью, которое публикую только сейчас.
- Я хочу начать наш разговор с того, что русскоязычные американцы, эмигрировавшие из Советского Союза, знают вас давно и помнят ваши песни. Я помню ваш голос с тех давних пор, когда вы пели только на радио...
- Да.
-...Вы тогда пели детские песенки, такие как «Купила мама Лёше»...
- ...»Отличные галоши, галоши настоящие, красивые, блестящие»...
- Казалось бы, всё это было давно, однако осталось в памяти. Знаете, у каждого человека есть воспоминания как неприятные...
- Обязательно...
- Так и приятные. И вот эти воспоминания, с которых мы начали разговор, мне очень приятны.
- Да, я согласна с вами, Саша. Хорошее было время. Не потому, что оно было хорошее, а потому что мы были детьми, потому что нас окружали любящие нас родители, бабушки и дедушки, детские книжки, детские песенки...
- Были ли у вас в Нью-Йорке встречи с давними знакомыми, с коллегами-артистами?
- Да, были встречи с Борей Сичкиным, с Ниночкой Бродской. Не говоря уже о моём друге Боре Певзнере, у которого я живу. Его мама очень колоритная фигура, яркий представитель эмиграции нашей. Вообще русскоязычный Бруклин отличается, допустим, от Одессы или от Киева концентрацией специфики, я бы так сказала. Вы меня понимаете, да? Люди здесь одновременно и чуть-чуть смешные, и трогательные в том, как они реагируют, как они хотят что-то для вас сделать, и сделать много и громко. Такая гиперактивная публика.
- Когда в 1992 году в Нью-Йорке гостили российские моряки по случаю 500-летия открытия Колумбом Америки, их привезли на Брайтон и здешние бабушки буквально закормили их пирожками. Ребята были голодные, без денег, и бабушки-эмигрантки из Одессы совали им горячие пирожки чуть ли не в карманы. С вами происходило нечто подобное?
- Всё время. У меня такое чувство, что меня просто закармливают всякими вкусными вещами. Везде, где я бываю с моими друзьями, нас тут же усаживают за стол. Каждая семья хочет что-то особенное приготовить... В Москве тоже хлебосольный народ, но сейчас сложно с гостями. Все начинают спорить и может дойти до... Вы сами, наверное, знаете.
- Гелена Марцелевна, можно мне вас звать просто Геля?
- Конечно, замечательно. Когда меня так зовут, я чувствую себя опять молодой.
- Я-то вас помню, действительно, молодой.
- Самое смешное, Саша, что я тоже помню себя молодой. Представляете, какая у меня хорошая память!
- Хочу спросить, как вы сейчас существуете в плане организационном? Кто-то организовывает ваши концерты, ваши гастроли, или вы сама вынуждены теперь всё делать?
- У меня лично никогда не было менеджера. Не было в этом нужды. Когда я была молодой и лучшей артисткой, чем сейчас, то мне не нужен был менеджер, потому что я была востребована. Мне звонили, меня звали, я была нужна. Сейчас, когда я уже очень изменилась, мягко говоря, повзрослела, а на эстраде появились яркие, красивые, молодые артисты, я, конечно, уступаю им во многом, но несмотря на тысячу изъянов, которые у меня появились с возрастом, я всё ещё умею что-то делать, благодаря опыту. Я вижу, я чувствую, что зрителям я ещё интересна, и это даёт мне право выходить на сцену. Если бы моя дочь была артисткой (а она переводчица с английского и французского), я бы, наверное, считала совершенно искренне, никого не желая обидеть из актёров, что моя дочка должна работать, а старые актёры должны уступить ей место на сцене, дать дорогу молодым. Но в моём случае я как бы вступаю в конфликт с собственной концепцией. Я хочу продолжать свою творческую жизнь, считая, что, если человек, несмотря на возраст, может дать что-то публике, зрителю и слушателю, и может что-то дать молодёжи (а я преподаю в Российской академии музыки имени Гнесиных), то пусть. Не надо нас выталкивать.
- Как в русской сказке: «Не бей меня, Иван-царевич, я тебе ещё пригожусь!»
- Да. Поэтому я ещё позволяю себе встречаться со зрителями. Я очень люблю эти встречи. Они дают мне столько сил, столько энергии! Это моя жизнь.
- С одной стороны, многие актёры, как они сами признаются, мечтают умереть на сцене. С другой стороны, сами актёры считают, что очень важно вовремя уйти, чтобы зрители не увидели своего кумира в дряхлом, беспомощном состоянии.
- Это так.
- Но кто может указать, когда именно наступает это «вовремя»?
- Вы знаете, это трудно, наверно, сделать. Директор Москонцерта Константин Булгаков, очень умный, интеллигентный человек, и я попросила его: «Константин Борисович, вы должны прийти ко мне на концерт. Вы ко мне хорошо относитесь, я вам очень верю и хочу, чтобы вы мне сказали, пора мне уходить со сцены или нет. Если вы мне скажете, что я должна уйти, то я больше не буду выступать». Но поскольку он был человеком добрым, то правды мне, видимо, не мог сказать. И я услышала: «Нет, Гелена Марцелевна, вы ещё не должны уходить со сцены». Я с удовольствием приняла эту неправду за правду.
- У каждого артиста есть своё амплуа. С годами происходит корректировка. Вот вы, как мне кажется, перешли на возрастные роли и в этом амплуа у вас есть своё место на эстраде и в вашем нынешнем возрасте, и в том возрасте, который у вас ещё впереди.
- Безусловно. Вы знаете, Саша, у меня репертуар, конечно, изменился. Я пою теперь другие песни, соответствующие моему нынешнему сценическому образу.
- Ваши требования к песне тоже поменялись?
- Да. Темы отбираемых мною песен изменились. Я теперь ищу в них глубины. Хотя у меня почти всегда была любовь к хорошей поэзии на эстраде, но сегодня, как мне кажется, я больше, глубже, проникновеннее передаю в песне именно поэзию. Для меня стихи в песне не менее важны, чем мелодия. Мне хочется нести на сцену хорошие стихи. Теперь у меня всё чаще бывают песни, трудные для зрителя, которые не все сразу поймут, которые требуют от зрителя размышлений. Нет, я не перегружаю такими песнями свои концерты, а включаю всего несколько. Но на сцену я теперь выхожу ради этого. И зритель чувствует, что я хочу им сказать что-то важное, а не только развлечь и отвлечь от повседневных забот.
- На ваши концерты приходят зрители, в том числе старшего возраста, которые помнят ваши старые песни и хотят их услышать. Они приходят поностальгировать...
- Я это прекрасно понимаю и обязательно включаю в концерт давно знакомые и полюбившиеся им смолоду песни. Они просят, они выкрикивают из зала названия тех старых песен, и я не могу им отказать.
- Какие, например?
- Они просят исполнить песни «До завтра», «Рулате», «Клён ты мой опавший», «Ландыши», «Летка-енка», «Поезда». Это песни, которые я пела много лет назад. Я восстановила их специально для концертов перед русскими эмигрантами, но теперь пою их и в Москве, и в других городах России.
- Я помню, сколько этим бедненьким «Ландышам» пришлось пережить! Как их хлестали направо и налево!..
- Ещё как! Их просто уничтожали вместе с композитором Оскаром Фельцманом, автором стихов Ольгой Фадеевой-Клейнер и исполнителями «Ландышей». Я теперь со сцены часто говорю, что даже в «Новом мире», журнале вполне почтенном, было написано, что такие песни, как «Ландыши», расшатывают наш государственный строй.
- Ого! Это самый большой комплимент песне.
- Я считаю, что да.
- Теперь, наконец, ясно, кто расшатал строй и разрушил Советский Союз: это вы!
- Я помогала, да. Вместе с автором песни Оскаром Борисовичем Фельцманом...
- ...И хрупким, нежным букетиком ландышей. Но песня пережила своих гонителей и продолжает жить, потому что в ней есть очарование и мелодичность, а это как раз то, что сегодня утрачено. Всё реже можно услышать красивую мелодию. Она встречается иногда в мюзиклах, но на эстраде почти исчезла, оказалась ненужной.
- Те старые песни, о которых мы говорим, они добрые, человечные. Сейчас молодёжь поёт яркие, интересные, остро социальные песни, но они такие агрессивные. У нас столько недоброго в жизни, в нашей сегодняшней жизни, в нашей сегодняшней России. Слишком много злобы кругом. Нам, особенно нашим детям, не хватает доброты.
- Вы поёте только по-русски?
- Раньше пела на немецком, на французском, даже на китайском пела «Песню друзей» Табачникова, а сейчас пою только на русском. Я считаю, что нам надо петь на своём языке, а на других языках пусть поют те, для кого этот язык родной. У них своя культура музыкальная, которой они владеют гораздо лучше, чем я.
- Вспомните, пожалуйста, какой-нибудь яркий эпизод из вашего пребывания в Америке.
- Для меня самым ярким впечатлением, даже неожиданным, оказалось то, как меня принимала русскоязычная публика в Америке. Я совершенно не была уверена, что меня будут принимать хорошо, потому что всё-таки я уже в таком весьма взрослом возрасте, но позволяю себе даже потанцевать на сцене. Я думала, не покоробит ли это зрителя, привыкшего к другому стилю, советскому, очень сдержанному... Но оказалось всё так прекрасно, так тепло, так по-доброму, что у меня остались самые приятные впечатления от этих гастролей. Зрители задавали мне вопросы прямо из зала, мы замечательно разговаривали... Я вообще люблю концерты, которые превращаются в творческие встречи, люблю отвечать на вопросы и отвечаю всегда искренно и честно, до того честно, что даже говорю правду о том, сколько мне лет. Хочется, порой, преуменьшить немножечко... Но зачем? Всё равно ведь узнают. Они и о других артистах спрашивают. Я с удовольствием рассказываю о тех артистах, которых люблю, с которыми дружу. Готова сколько угодно говорить, например, об Алле Пугачёвой, которую считаю блистательной певицей и актрисой.
- Когда в Америку приезжают гости из России, каждый замечает что-то интересное для себя. Один, строитель по профессии, был поражён тем, что здесь, когда рабочие едут на ремонтные или дорожные работы, за ними везут такие белые, синие или жёлтые кабинки. Это туалеты. Заботятся о рабочих, чтобы им было комфортно трудиться. Строитель был потрясен, ибо в России, в своем городе, такого не встречал. Когда здесь был Окуджава, он больше всего удивлялся тому, что здесь городские древья обкладывают корой. Это и красиво, и полезно для деревьев. Хотя вы и жалуетесь на ухудшение зрения, но у вас, как актрисы и как певицы, развита профессиональная наблюдательность. Заметили ли вы в Нью-Йорке что-то такое, чего вы в других местах не видели?
- Не деталь какую-то, а общее впечатление праздника – вот что бросается в глаза в Нью-Йорке. Праздничность. Может быть, это есть в каких-то городах, в каких-то странах, где я не была, но по сравнению с теми городами, где я бывала в Польше, Чехии, Венгрии, Болгарии или Германии, Нью-Йорк, Манхеттен поражает праздником света. Здесь возникает впечатление какого-то радостного благополучия. Мне очень нравится Америка. Здесь много хорошего. Во-первых, мне нравится, как люди здесь общаются друг с другом: свободно, легко, улыбчато, весело. Не только яркость рекламы на Таймс-сквере, красивые витрины, афиши в окнах бродвейских театров... В это всё вписываются люди Нью-Йорка. Это общая атмосфера немного сумасшедшего праздника. Даже торговцы на улице, пытающиеся продать тебе какие-то возможно поддельные «фирменные» сумки, часы, бижутерию, зазывают вас улыбкой, шуткой. Мне кажется, что это замечательно.
- Несмотря на то, что они вас могут обмануть?
- Да, но делают это красиво, даже артистично. А красиво обмануть тоже надо уметь.
- Это ваши впечатления от центральной части Манхеттена. Но вы остановились в Бруклине, побывали в районе Брайтон-Бич...
- О Брайтоне не могу сказать, просто проехала по району. А Бруклин мне тоже нравится, в частности, улица, на которой я живу у Бори Певзнера: Оушен Авеню. Может быть мне здесь нравится потому, что рядом близкие мне люди, которые гостеприимно меня принимают, заботятся обо мне. Я окружена таким добром, такой лаской, что у меня другого впечатления и не может быть. Да, мне нравится Нью-Йорк.
- Несмотря на всех бездомных, нищих?..
- Всё-таки они могли бы и не валяться, я думаю.
- Вы полагаете, они валяются потому, что это их собственный выбор?
- Всё-таки да. Таково моё глубокое убеждение. Среди бездомных и просящих милостыню я вижу вполне молодых и здоровых, которые могли бы работать. У нас в Москве тоже теперь целая армия таких людей. В основном, это те, кто могли бы работать.
- Вы не считаете, что они жертвы безработицы, экономических трудностей, социальной несправедливости?
- Нет. Они не жертвы. У нас при всех трудностях, которые сейчас существуют в нашей стране, а в данном случае я говорю про Москву, есть возможности для сносного существования. Большинство даже живущих лишь на одну пенсию, не опускаются до ожидания подаяний у входа в церковь или в подземных переходах. Им стараются помочь и власти, и благотворительные организации, и родственники. Этого, конечно, недостаточно. Нуждающимся трудно, но не до такой степени, чтобы рыться в мусорных баках, собирать объедки, просить милостыню. На что ещё у нас больно смотреть, это на просящих подаяния молодых женщин с двумя маленькими детьми на руках. Они сидят, и им подают очень много денег. Они, я думаю, довольно состоятельные люди. У нас этого не было раньше. Во всяком случае, в таком масштабе.
- Это жительницы Москвы?
- Нет, это приезжие. Но и москвичи такие тоже теперь есть. Я смотрю с ужасом на этих детей, потому что они почти всегда спят. И я, как мать, понимаю, что им дают что-то такое, чтобы они спали. Я, например, иду в институт, в Гнесинскую академию, где я преподаю, а это недалеко от моего дома, и я перехожу через Калининский проспект, через Старый Арбат по подземному переходу и вижу там одних и тех же женщин, с теми же детьми... Мы живём в ужасное время...
- Вы дружили не только с композиторами, но и с поэтами.
- В моей жизни поэзия и поэты занимали важное место...
- Тем более, что вы были замужем за поэтом Николаем Доризо...
- Было такое когда-то.
- А как складываются ваши отношения сейчас с поэтами, пишущими песни?
- Я пою много песен Булата Окуджавы. Мы с ним сотрудничаем с тех лет, когда у него ещё были большие непорядки в судьбе. Когда его не печатали, не давали выступать, я всё равно упорно пела его песни, хотя у меня тоже были неприятности из-за этого. Я очень люблю Окуджаву. Он самый мощный, самый несуетный по своей поэзии, мудрой удивительно. Я дружила и с поэтом Кайсыном Кулиевым, пела песни на его стихи композитора Бориса Шапиро. Это настоящая, большая поэзия. Я пела песни на стихи Жени Евтушенко, с которым мы тысячу лет знакомы, и до сих пор пою песни на стихи Вознесенского и Евтушенко. Ещё у меня есть авторы – актёры. Так сложилась моя судьба, что я очень дружила с актёрами драматических театров. Моя самая близкая подруга Людмила Иванова, актриса театра «Современник». Она в течение всех лет своей службы в этом театре пишет песни для спектаклей. Многие её песни выходят из спектаклей на эстраду, и я их пела. А некоторые песни она писала специально для меня. Это не великая поэзия, притом что я Люду очень люблю. Но она мудрая, опять же, и добрая. Она очень добрый и талантливый человек, кроме того, она замечательная артистка. Вы, наверное, помните её по роли Шурочки, председателя месткома, в «Служебном романе»?
- Конечно.
- Как только я говорю «Шурочка», её сразу все вспоминают. От неё исходит доброта, она вся светится этим. Она для меня вообще как скорая помощь. Если у меня что-то случается, я лечу к ней. Она в моих вечерах всегда принимает участие, а я участвую в её вечерах. У неё очень интересные творческие встречи. Она сама хорошо поёт, и прекрасные песни пишет: смешные, весёлые, грустные, про любовь несчастную, то есть весь набор, который люди любят.
- А начинали вы с песен Людмилы Лядовой?
- Нет, я Лядовой песни никогда не пела. Я пела очень много детских песен Зары Левиной. У меня было до тридцати её песен. Она была прекрасным, большим, настоящим композитором. Потом я пела детские песни Михаила Раухвергера, Аркадия Островского, Фельцмана... Детских песен у меня было огромное количество. Причём, были детские песни, которые я пела для детсадовских малышей. Была песня про воробышка, который зимой выскочил, хотел что-то поклевать и замёрз. Пластинку с этой песней изъяли из продажи и перестали её тиражировать, потому что дети рыдали, когда слушали эту песню.
- Правильно, что изъяли: «наши дети не должны жалеть воробышка!» Как писал поэт Семён Гудзенко: «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели!»
- ...Да, нас учат, что «наши российские дети должны расти мужественными, стойкими» оловянными солдатиками...
- Последний вопрос: вы предпочитаете, чтобы вас называли певицей или актрисой?
- Я не певица. Меня учили не как певицу, а как артистку. Я закончила эстрадную школу-студию при МХАТе. Художественным руководителем был мхатовец Петкер Борис Яковлевич. Класс я окончила у Ольги Николаевны Андровской, великой актрисы нашей. Педагог у меня был Кторов Анатолий Петрович, то есть школу я получила великолепную.
- Это многое объясняет.
Комментарии
Очень талантливая артистка!
Интересно было узнать, что она ученица Андровской и Кторова. Более того, никогда не знал, что при МХАТе существовала эстрадная школа-студия.
Великанова - очень талантливая артистка. На рубеже 50-60-х на советской эстраде звёзд было много, но они не мешали друг другу. И Гелена Великанова, и Майя Кристалинская, и Тамара Миансарова каждая была прекрасна по-своему. Хотя это не моё время, это время молодости моих родителей, но мне очень близка эстрада времен оттепели. Я до сих пор регулярно слушаю песни тех лет.
Добавить комментарий