Блистательные заметки Владимира Соловьева (не того, что философ и поэт, и не того, что с телеэкрана, а современного литератора и политолога, проживающего ныне в Америке), посвященные замечательному знатоку итальянской живописи Павлу Муратову (Ex-Libris от 5 февраля 2025 года ,-Магическая проза и глухое забвение,) меня несколько всколыхнули. В той части, где они касаются Леонардо да Винчи. Понятно, что никому не хочется говорить банальности. Хочется удивлять, в особенности, находясь под защитой такой «крепости», как Павел Муратов, который Леонардо не жаловал. Автор с ходу отбрасывает «Мону Лизу», признанный шедевр художника, на мой взгляд, один из лучших женских портретов вообще. О дате завершения картины спорят, но я взяла наиболее вероятную. Представлять землян в будущем на каком-нибудь «космическом» фестивале, могут, на мой взгляд, фаюмский портрет «Юноши в золотом венке» из ГМИИ им. Пушкина и «Джоконда» из Луврского собрания. Выбор, как понимаете, субъективный.
Почему же автор ее отбрасывает? Оказывается, она превратилась в китч «из-за всех этих открыток, шкатулок, маек с весьма приблизительным воспроизведением лукавой дамы с блудливой улыбкой на лице». К характеристике героини портрета я еще вернусь. Сейчас меня волнует другое. При чем здесь Леонардо и его картина? Давно известно, что человечество все свои драгоценности склонно превращать в ходовой товар, разменную монету, а иногда просто похулиганить и выпендриться за чужой счет . Подрисовать, например, копии леонардовского шедевра усы и бородку, как сделал скандальный Марсель Дюшан.
Вот и картины Эрмитажа, как я слышала, будут теперь воспроизводиться на банковских картах. Значит, и они станут китчем? А смешные, а порой и несколько пошловатые «сюжетики» современной рекламы, обыгрывающие русскую классическую литературу, тоже превращают ее в китч? И Пушкин, который активно участвует в нашей повседневности и отвечает за все деловые и житейские упущения? Кто будет исправлять наши ошибки, Пушкин что ли? Пушкин, вошедший в анекдоты еще при жизни, когда, как помним, бездельный гоголевский персонаж был с ним «на дружеской ноге» и глубокомысленно переговаривался: «Ну что, брат Пушкин? -Да так брат, - отвечает бывало, -так как-то все…».
И это тоже мешает нам к Пушкину пробиться? Ну, нет! Наплевать на рекламу, анекдоты и гримасы модных авторов, которым чужие лавры не дают покоя. Они только оттеняют подлинное! Самое безобидное в этом ряду, жанр «вольных копий» (в кино и литературе- ремейков), но и следование за знаменитыми картинами знаменитых художников сам Леонардо в своих заметках не одобрял, считая подражателей внуками, а не сыновьями природы. Учиться нужно у нее, а не подражать чужим успехам. Вот взгляд мастера! (см. «Леонардо да Винчи о науке и искусстве», сер. «Эксклюзивная классика»), М., АСТ, 2023). Можно с ним спорить, но нельзя не принимать в расчет.
«Джоконда» - на мой взгляд, лучшее живописное произведение Леонардо. Отбросить его, - то же самое, что отбросить «Горе от ума» Грибоедова, также почти целиком вошедшее в народный лексикон. Тогда гениальный драматург останется едва ли не графоманом. С Леонардо такого не произойдет. Но исчезнет самое прекрасное и самое загадочное его (а, возможно, и в мире) произведение! Мне вспоминается, как в 1974 году в ГМИИ им. Пушкина стараниями Ирины Антоновой была выставка Джоконды. И еще я видела ее в Лувре. Впечатления незабываемые!
Теперь об облике и улыбке героини, которая выведет нас на дальнейший виток обсуждения. Облик утонченно прост - ни какого-то особенного наряда, ни украшений, ни горделивого поворота головы, как это было в знаменитом, более раннем леонардовском портрете Чечилии Галлерани («Дама с горностаем», около 1490), в будущем графини, а тогда фаворитки герцога Миланского, изображенной на глухом черном фоне. Мона Лиза Герардини – жена флорентийского торговца шелком, но дело не в социальном положении. Облик прост, как упоительно просты изображения мадонн в работах Леонардо. Вообще он был против «чрезмерных украшений», писал, что «горские женщины, закутанные в безыскусные и бедные одежды, приобретают большую красоту, чем те, которые украшены». (Мне тут, кстати, видятся воспоминания о матери, привезенной с Кавказа, с которой его разлучили в раннем детстве). Мона Лиза уже не слишком юная, но живая и прелестная женщина с полуулыбкой на устах и загадочным пейзажем со скалами и реками за спиной.
Мир совершенно фантастический! Алексей Лосев в своей поздней «Эстетике Возрождения» (1978) считал эту улыбку «бесовской». Но спишем это суждение философа на его многолетнюю физическую слепоту. Соловьев считает улыбку «блудливой». Оставим это суждение на его совести. Мне-то кажется, что именно ускользающая улыбка и этот дымчато-туманный пейзаж за спиной героини ( знаменитое леонардовское «сфумато») переводят портрет в разряд не просто реализма, «познающего» природу, а какого-то подлинного озарения, ошеломительного прыжка, когда художник не «подражает» природе, как советовал Аристотель, а становится ее соперником - истинная задача живописца, о которой читаем в записках Леонардо об искусстве. Нечто похожее на эту улыбку можно, пожалуй, увидеть на губах архаических античных кор - скульптурных девушек с Акрополя, - она так же загадочна и предъявляет миру какой-то неясный и неопределимый вопрос.
Но где же тут бесстрастный «интеллектуализм», о котором твердит Соловьев?
Леонардо, мол, «слишком умен» для живописца. Интересно, что у Алексея Лосева прямо противоположный взгляд на художника. Это «малообразованный» человек, правда, с огромной интуицией, а его суждения достаточно примитивны в сравнении с высоким неоплатонизмом и «божественными эманациями» в трактатах любимых Лосевым возрожденческих гуманистов - философов-неоплатоников. Если это и неоплатонизм, то вполне земной, опирающийся на человека и материальную основу жизни. Именно изучение античной философской традиции, по Лосеву, давало право на то, чтобы слыть интеллектуалом, а Леонардо эта традиция почти не затронула. Тут надо сказать, что Леонардо и не позиционировал себя как философа и не оставил всеобъемлющих философских трактатов. Он был практик, делатель. Вершин он достиг в живописи, а не в философии. А художникам он оставил записки не о «высоком» и «божественном», а о реальном и живом творческом процессе, причем эти его мысли необыкновенно интересны и по-своему глубоки.
Недаром, во всех созданиях Леонардо Лосев видит смущающую его двойственность - «сухость и рациональность» наряду с «подозрительной неопределенностью, двусмысленностью и даже откровенной туманностью». Ага, вот и «туманность», которой не заметил Соловьев, заявляя, что главный недостаток произведений Леонардо в том, что он ничего не оставлял недоговоренного. Оставлял и еще как! Парадоксально, но Лосев в своей трактовке нащупывает нечто очень важное для живописного мышления Леонардо. Откуда же эта «двойственность»?
Следует заметить, что было одно философское имя, которое Леонардо, говоря словами Пушкина, «из опалы исключил». Это - философ Раннего Возрождения Николай Кузанский со своим знаменитым трактатом «Об ученом незнании» (1440). Кузанец развивает мысль Сократа о том, что ему известно только то, что он ничего не знает. Тот же Лосев пишет о двух эстетических тенденциях Кузанца: все на свете представлять геометрически и все на свете представлять как уходящее в бесконечную даль. Как это похоже на Леонардо, объединившего в своих картинах видимое («геометрическое») с таинственным и непостижимым!
Мне кажется, что художественный принцип Леонардо, в наибольшей полноте воплощенный в «Моне Лизе,» — это некая свободная живописная метафора «ученого незнания». Мастер в своих заметках призывает живописцев тщательно изучать природу, быть «универсальными», как она. Но одновременно он понимает, что природа загадочна и полностью не открывается даже самому пристальному взгляду. Отсюда его «сфумато» - он советует художникам объединять свет и тени на картине «без черты или края, как дым». Это некий образ фантастичности и бесконечной изменчивости мира, который, конечно, нужно «изучать», но он при этом постоянно скрывается в дымке «незнания».
Леонардо пишет о художнике, который столь тщательно изучал предметы у себя дома, что, выйдя на улицу прогуляться, не узнавал своих родственников и знакомых, считавших, что он на них обижен. Этот смешной эпизод он наверняка «срисовал» с самого себя, не страшась определения «чудака». Но этого мало!
Природу нужно изучать не только с помощью тщательного визуального рассматривания предметов, математических измерений, циркуля и линейки. Все это необходимо для «знания». А как соприкоснуться с «незнанием»? Нужно рассматривать всякую ерунду и мелочь, не попадающие на картины, - запачканные стены, смеси металлов, пепел, облака, грязь после дождя. Для чего? Оказывается, все это дает подобие фантастических пейзажей, битв, быстрых движений странных фигур, выражений лиц, одежды и прочего. Леонардо заключает, что «неясными предметами ум побуждается к новым изобретениям». Вот он фантастический пейзаж в «Моне Лизе», дающий простор человеческому воображению и открывающий дорогу к «незнаемому», к макрокосму, скрытому в каждом пустяке, даже в грязи.
Этика Леонардо чрезвычайно строга и аскетична. Художник, по его мнению, должен быть отшельником. Тогда его не отвлечет «болтовня» приятелей и прочие житейские обстоятельства. Как-то почти не известны имена его друзей или возлюбленных женского или мужского пола. Судя по всему, он и впрямь был необычайно одинок. Самое при этом странное, что среди гениальных живописцев и людей творческих, - довольно много последовавших его советам. Это и наш Александр Иванов, и Ван Гог, и Амедео Модильяни. Пушкин писал, обращаясь к Поэту: «Ты царь: живи один. Дорогою свободной Иди, куда влечет тебя свободный ум»… («Поэту», 1830).
Да и в современной России довольно много живописцев, известных и не очень, которые затворились в мастерских на Масловке или на чердаке, как в кельях, и целиком отдались творчеству. Подобный «высокий» душевный настрой позволил Леонардо создать свой шедевр.
А в заключение я скажу, что увез он портрет из Италии, откуда уехал во Францию вовсе не потому, что картина не была закончена. Думаю, что была. Но для Леонардо «доблесть» живописца, который своими произведениями остается в веках, превышает «доблесть» богатого человека. Леонардо, судя по всему, не получил предназначенный ему за «Мону Лизу» большой гонорар от мужа портретируемой - богатого коммерсанта. Зато теперь картина висит в Лувре, прославляя и маэстро, и музей.
Вариант статьи опубликован в НГ EX Libris от 26 марта 2025 г.
Комментарии
«Мона Лиза»
Леонардо на фоне фантастического, томительно-прекрасного пейзажа написал человеческий идеал. Мона Лиза до краев полна счастьем, радостью бытия.
Там из картины, как с карнизом
Окна, открытого на мир,
Глядит с улыбкой Мона Лиза-
Всечеловечества кумир.
В ней то заветное веселье,
Где сладок каждый жизни миг,
Спокойны руки, светел лик
И вечно длится новоселье.
И дольше века длится день
Земли торжественный и ясный,
Как сон томительно- прекрасный,
Как Божий дар и божья сень..
Добавить комментарий