Есенин — Маяковский. Часть 2. «...Все футуристы дрянь, имажинисты — нет!...»

Опубликовано: 23 мая 2018 г.
Рубрики:

Окончание, начало        

В этом очерке я попытаюсь рассказать, в основном, о годах 1917-1921. Итак, произошла революция и оба поэта, как и вся страна, оказались в гуще событий.

Да, послереволюционный Маяковский - это певец революции, но ко всему прочему это еще и сложившийся мастер. Вот, например, его стихотворение «Лучший стих». Оно начисто лишено лирического начала, сильнейшей черты поэзии Маяковского. Но как здорово это сделано!

«Аудитория

             сыплет

                      вопросы колючие,

 старается озадачить

                                в записочном рвении.

 - Товарищ Маяковский,

                      прочтите

                                 лучшее

 ваше

          стихотворение...

... Пока

          перетряхиваю

                      стихотворную старь

 и нем

          ждет

                   зал,

газеты

        «Северный рабочий»

                               секретарь

 тихо

         мне

              сказал...

И гаркнул я,

                 сбившись

                           с поэтического тона,

 громче

          иерихонских хайл:

 - Товарищи!

                    Рабочими

                                    и войсками Кантона

взят

         Шанхай! -

Как будто

                жесть

                          в ладонях мнут,

 оваций сила

                    росла и росла.

Пять,

       десять,

                 пятнадцать минут

рукоплескал Ярославль.

Казалось,

              буря

                    вёрсты крыла,

 в ответ

         на все

                 чемберленьи ноты

 катилась в Китай, -

                               и стальные рыла

 отворачивали

                      от Шанхая

                                       дредноуты...»

И вот теперь, через сто лет, когда все иллюзии о всемирном братстве народов и об общечеловеческом счастье давно рассеялись, при чтении этих стихов я по-прежнему ощущаю легкий холодок между лопаток и снова на короткое время готов поверить, что «...нет на свете больше силищи, чем солидарность, прессующая рабочий улей...».

А вот Есенинское стихотворение, являющееся как бы антитезой поэзии Маяковского:

«Устал я жить в родном краю

В тоске по гречневым просторам.

Покину хижину мою,

Уйду бродягою и вором.

         Пойду по белым кудрям дня

         Искать убогое жилище.

         И друг любимый на меня

         Наточит нож за голенище.

Весной и солнцем на лугу

Обвита желтая дорога,

И та, чье имя берегу,

Меня прогонит от порога.

         И вновь вернусь я в отчий дом,

         Чужою радостью утешусь,

         В зеленый вечер под окном

         На рукаве своем повешусь.

Седые вербы у плетня

Нежнее головы наклонят.

И необмытого меня

Под лай собачий похоронят.

         И месяц будет плыть и плыть,

          Роняя весла по озерам...

         И Русь все так же будет выть,

         Плясать и плакать у забора».

Но стоп, стоп, стоп! Что же мы это такое прочли? А что, если посмотреть «с холодным вниманьем вокруг», как учил Михаил Юрьевич?

«Устал я жить в родном краю

В тоске по гречневым просторам...»

Где живет автор, что он так страдает «по гречневым просторам»? В бананово-лимонном Сингапуре? В каком-нибудь “кокосовом раю”, где о гречке вообще не слыхали? Но тогда это не Есенин. А если Есенин, то как совместить «в родном краю» и «тоску по  гречневым просторам»? Ну ладно, оставим это. Пойдем дальше:

«...Покину хижину мою,

Уйду бродягою и вором...»

 

Для чего и почему вором?  Видимо, автор плохо живет, вот и хижина у него, а не дворец! Вот и идет наворовать на хорошее жилье. Но, нет, не получается - бродягой много не наворуешь, для этого надо в банкиры идти. Видимо, дело все-таки в «тоске по гречневым просторам», а «бродягою и вором» - так это просто «дрим» такой, у каждого человека может быть «дрим».

“...Пойду по белым кудрям  дня

Искать убогое жилище.

И друг любимый на меня

Наточит нож за голенище...”

Из хижины идем искать «убогое жилище», наверное, посреди «гречневых просторов», ну ладно... Но вот друг, это за что же так? А... Вот что: пошел «бродягою и вором»! Наверное, друга обокрал и обокрал дочиста, а иначе он бы и так все дал. Друг ведь!

«... Весной и солнцем на лугу

Обвита желтая дорога,

И та, чье имя берегу,

Меня прогонит от порога...»

Ну, с женщинами это бывает, может, ей бомжи не нравятся. Или ее тоже обворовал?

«...И вновь вернусь я в отчий дом,

Чужою радостью утешусь.

В зеленый вечер под окном

На рукаве своем повешусь...»

Пришел домой, а у них оказывается все хорошо, радостно. Ну, я вам устрою радость! Вот утром откроете окно, а тут я «висю»! Во, пошутил! Да еще экзотическим способом - на рукаве!

 А может, вот пришел я в отчий дом, а там уже чужие люди и радость чужая?  Тогда действительно грустно, правда, неизвестно, кто виноват!

Кроме того, вернуться можно только туда, окуда вышел, то есть в хижину.

В общем, если посмотреть «с холодным вниманьем», действительно получается какая-то невнятица, «пустая и глупая шутка»?!

Так отчего же мне «так больно и так грустно»? Неужели я тоже подвержен этому гипнозу?

А тут еще:

«.. И месяц будет плыть и плыть,

Роняя весла по озерам.

И Русь все так же будет выть,

Плясать и плакать у забора.»

Вот это действительно сильно! Вот и приходится еще раз вспомнить о том, что поэт иногда напрямую разговаривает с Богом. И еще - поэзия Есенина часто не поддается всяческим «рацио», она нацелена не на разум, а на чувства. Впрочем, и это неверно, она не «нацелена», просто она ТАКАЯ.

Вот, например, Горький писал: «Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии», - т.е. даже не «пастушок с дудочкой», а сама дудочка.

Но давайте почитаем еще:

«...Я нарочно иду нечесаным

С головой, как керосиновая лампа на плечах.

Ваших душ безлиственную осень

Мне нравится в потемках освещать...»

«Все живое особой метой

Отмечается с ранних пор.

Если б не был бы я поэтом.

То, наверно, был мошенник и вор.

Худощавый и низкорослый,

Средь мальчишек всегда герой,

Часто, часто с разбитым носом

Приходил я к себе домой...

Как тогда я отважный и гордый,

Только новью мой брызжет шаг...

Если раньше мне били морду,

То теперь вся в крови душа.

И уже говорю не маме,

А в чужой и хохочущий сброд:

“Ничего! Я споткнулся окамень,

Это к завтраму все заживет!»

 

Осенью 1917 года Есенин венчается с красавицей-актрисой Зинаидой Райх, позднее она будет женой Всеволода Мейерхольда. Венчается, непонятно зачем, поскольку с женой не живет. Зинаида родила двух детей. Чуть не сказал «родила ему», но это было бы совсем неправильно. Ему и женщины были не слишком важны, не говоря уже о детях. Дочь Татьяну Есенин впервые увидел только, когда той было около года, на сына Константина посмотрел  один раз. В 1920 году поэтесса и переводчица Надежда Вольпина родила сына Александра, которого он, скорее всего, не видел ни разу. О браке Есенина с Айседорой Дункан (1921- 1923 гг) написано столько, что нам с вами эту тему лучше бы пропустить. Последней женой Есенина, всего на несколько месяцев, была внучка Льва Толстого, Софья Андреевна Толстая. Были и еще женщины. Была Галина Бениславская, пять последних лет выносившая его, терпевшая все, даже то, что в ее квартиру он приводил других женщин. Галина застрелилась ровно через год после смерти Есенина, на его могиле.

«И меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он...»,- Александр Сергеевич сказал очень точно.

Не подумайте, что я стараюсь мазать поэта черной краской, показать вам, что он был плохим человеком. Он не был “плохим”, скорее всего, он был НИКАКИМ, вечным недорослем, легко внушаемым, легко подпадающим под чужое влияние, сперва Клюева, потом Мариенгофа, потом еще кого-нибудь, вечно стремящимся прислониться, опереться о кого-то более сильного. И все это входило в раздирающее противоречие с сознанием собственной исключительности.

«Но лишь божественный глагол....» Вот за это и терпели, за это и любили!

О детях Есенина: О детях Есенина: Георгий, его первый сын  от Анны Изрядновой, был расстрелян в 1937, готовил, якобы, покушение на Сталина. Константин избрал себе очень редкую и политически безобидную профессию - он был футбольным статистиком, знал кто и на какой минуте забил гол в матчах, ну например, 1940 года. Сын Александр (Есенин-Вольпин) - известный математик, диссидент-правозащитник, один из мучеников так называемой «карательной психиатрии», в 1972-2016 гг. жил в США.

Что ж, гением быть нелегко. Как  говаривал Михайло Васильевич Ломоносов, если в одном месте чего прибавиться, то в другом месте того убудет. Вон Маяковский тоже мучился. Ну, встретил женщину своей жизни!

«Пришла, деловито... За рыком, за ростом

Взглянув, розглядела просто мальчика...

Взяла, отобрала сердце и просто

Пошла играть им, как девочка мячиком.»

Любил он ее всю оставшуюся жизнь, что не мешало ему набрасываться на других женщин, преимущественно молоденьких, а если это их отпугивало, то становился «безукоризненно нежным». Впрочем, женщины особо не сопротивлялись, хотя всем им он объяснял: «Любить я могу только Лилю, а к остальным могу относиться просто хорошо или ОЧЕНЬ хорошо».

Лиля Брик обладала многими талантами - она занималась балетом, снималась в кино (лента «Барышня и хулиган», где она с Маяковским, сохранилась), лепила, неплохо писала,  все это на дилетантском уровне. А гениальна она была в двух отношениях: привлекать талантливых людей и властвовать над мужчинами. Список и тех, и других занял бы весь наш рассказ. Не будем злобствовать.

На память приходят ернические стихи по поводу «Евгения Онегина» (автор мне неизвестен):

«У Вовки Ленского был глюк,

Что его телку клеит друг.

Вовану б Женьке дать по роже,

Но он решил - понты дороже.

У древних эта канитель

Звалась,- ну как это? -дуэль.

Нам этих древних не понять,

Ведь легче киллера нанять.»

Вот и нам всего этого не понять, мы живем в другое время, у нас теперь совсем другие заморочки, поэтому не будем сплетничать. Многие в то время жили в убежденности, что весь старый мир надо разрушить, причем «до основанья», а затем построить новый мир, новую любовь, новую поэзию. Вспомните общество «Долой стыд», теорию «стакана воды» и т. д. Да и Владимир Ильич, говорят, в переписке с Инессой Арманд обсуждали, каким будет секс при социализме. Впрочем, когда после смерти Маяковского Лиля Юрьевна стала женой комкора Примакова и табличка на двери квартиры «Брик. Маяковский» сменилась на «Брик. Примаков», за ней за шесть лет совместной жизни не числилось ни романа, ни романчика.

Кстати о Примакове. Это тоже был интересный человек. Воевал в Гражданскую (организатор «червоного козацтва»), воевал в Китае (Помните? - «Рабочими и войсками Кантона взят Шанхай». Вот то-то!), воевал в Афганистане. Последняя должность - заместитель Тухачевского по Ленинградскому военному округу. Автор нескольких книг очерков и художественной прозы. Расстрелян в 1937 г.

Вот в такую своеобразную семью и попал Маяковский. Все было не просто:

« Сидишь сегодня -

                                 сердце в железе...

День еще-

                  может быть выгонишь, изругав.

В мутной передней долго не влезет

Изломанная дрожью рука в рукав...»

Он бунтовал, подвергался исправительно-трудовому изгнанию и просил прощения.

И все это на фоне революции. А революция принесла голод и холод.

«Москва-островок

И мы на островке.

Мы голодные,

Мы нищие

С Лениным в башке

И наганом в руке...»

Лиля от голода стала пухнуть:

«Двеннадцать квадратных аршин жилья,

Четверо в помещении -

Лиля, Ося, Я

И собака Щеник.

Шапченку взял ободранную,

Взял салазки...

-Куда идешь?

-В уборную иду,

На Ярославский.

Как парус, шуба на ветру.

Воняет козлом она.

В санях полено везу,

Забрал забор разломаный...

… Если я чего написал,

Если чего сказал -

Виной тому глаза-небеса,

Любимой моей глаза.

Врач наболтал, чтоб глаза глазели

Нужна теплота, нужна зелень.

Не домой, не на суп,

А к любимой в гости

Две морковинки несу

за зеленый хвостик.

Я много дарил конфет да букетов,

Но больше всех дорогих даров

Я помню морковь драгоценную эту

И пол-полена березовых дров.»

К этому времени относится работа Маяковского в «Окнах РОСТА». Все об этом знают, а вот что такое эти «Окна», представляют слабо. А это вот что: в стране «военный коммунизм», торговля упразднена, продукты не продаются, а распределяются, магазины стоят пустые, с пустыми окнами. И вот художник Черемных придумал использовать эти витрины для агитации. Сначала работа шла в пределах Москвы, но потом плакаты стали размножать, используя трафареты, и отправлять в другие города. За 3 года Маяковским были лично нарисованы и придуманы подписи больше, чем к 2 тыс. плакатов. Обладая колоссальной энергией, Маяковский мог заставить работать всех из своего окружения, привлек группу художников, даже Лиля Брик, это надо было уметь, раскрашивала плакаты. Правда, есть и другая причина - в Российском Телеграфном Агенстве топили и даже слегка кормили.

А вот несколько выдержек из «Романа без вранья» Анатолия Мариенгофа (они с Есениным  в эти годы были неразлучны):

«В те дни человек оказался крепче лошади. Лошади  падали  на  улицах, дохли и  усеивали  своими  мертвыми  тушами мостовые....А  зима  свирепела с каждой  неделей. .. Мы  решили   пожертвовать   и  письменным  столом  мореного  дуба, превосходным книжным шкафом с полными собраниями сочинений Карпа Карповича ( К.К.Короткова, хозяина квартиры.  В.С.) и завидным простором нашего ледяного кабинета ради махонькой ванной комнаты.  Ванну  мы  закрыли матрацем  - ложе; умывальник  досками - письменный стол; колонку для согревания воды топили книгами. Тепло от  колонки вдохновляло на  лирику.  Через  несколько  дней после переселения в ванную Есенин прочел мне:

 

«Молча  ухает звездная звонница,

Что ни лист, то  свеча  заре,

 Никого не впущу я в горницу,

 Никому не открою дверь.»

 

Действительно: приходилось зубами и тяжелым замком отстаивать открытую нами «ванну обетованную». Вся квартира, с завистью глядя на наше теплое беспечное существование, устраивала собрания и выносила резолюции, требующие: установления очереди на житье под благосклонной эгидой колонки и на немедленное выселение нас, захвативших без соответствующего ордера общественную площадь. Мы были неумолимы и твердокаменны...»

Но вот что удивительно - в такой обстановке поэтическая жизнь кипела. Может быть, правда, что поэту полезно быть голодным? Еще одна цитата из Мариенгофа: «Силы  такой  не  найти, которая  б  вытрясла  из  россиян  губительную склонность  к искусствам - ни тифозная вошь, ни уездные кисельные  грязи по щиколотку, ни бессортирье,  ни  война,  ни революция,  ни пустое  брюхо.» Шумными имажинистами было создана, так называемая, «Ассоциация вольнодумцев», которая с помощью Луначарского и Каменева обзавелась Литературным кафе «Стойло Пегаса» и парой книжных магазинов. На потолке «Стойла Пегаса» было написано:

«В небе - сплошная рвань,

облаки - ряд котлет,

 все футуристы дрянь,

имажинисты - нет»

Нетопленый зал Политехнического забивался полностью, например, во время «Суда над имажинистами». Яростные выступления обеих сторон, председательствовал нейтральный Валерий Брюсов, завершились «оправданием» имажинизма. Но...

«...Эх, сыпь! Эх, вдарь!

Маяковский без

                 -дарь!

Морда краской питана,

Обокрал Уитмена!»

                        (С.Есенин)

Уолт Уитмен - американский поэт, которого как раз в это время переводил Чуковский. Влияние Уитмена на Маяковского несомненно. Но Есенин! Уж кто бы говорил! А его «белая береза под моим окном» - это ведь просто переложение аналогичного стихотворения А.Фета (убрать высокопарность и пересказать все народным языком).

Пара Маяковский-Есенин - это предмет для особого разговора. В умах людей того времени они были накрепко связаны по закону парности (Ленин-Сталин, Маркс-Энгельс, Лемешев-Козловский, Есенин-Маяковский), связаны временем и судьбой, связаны публичной славой, хотя и были почти во всем противоположностями. Отражением их индивидуальных биографий явилось то, что Маяковский - яростный революционер (хотя и не до такой стапени, чтобы самому пойти воевать в Гражданскую), а Есенин - из «сидящих на заборе». Достаточно сравнить хотя бы по нескольку строк.

Есенин (певец деревни и природы):

«...Край любимый! Сердцу снятся

Скирды сена в водах лонных.

Я хотел бы затеряться

В зеленях твоих стозвонных...»

Маяковский (певец города, к природным “красотам” относится иронически):

«...Портсигар в траву

ушел на треть.

И как крышка

блестит

наклонились смотреть

муравьишки всяческие и травишка.

Обалдело дивились

выкрутас монограмме...

Слепило зрение им,

ничего не видевшим этого рода.

А портсигар блестел

в окружающее с презрением:

Эх, ты, мол,

природа!»

Моя мама, которая в те годы была комсомолкой, рассказывала, как они перебегали с  выступления Есенина на выступление Маяковского. Есенина любили больше! Но больше всего любили, когда они встречались на одной и той же эстраде, едкие поэтические соперники, почти  (как считала молва) враги. На самом  деле, думаю, они не были врагами, а эта  своеобразная рекламная кампания шла на пользу им обоим. Не забывали подковырнуть друг друга и в стихах.

Вот Есенинское:

«Я иду долиной , на затылке кеппи,

В лайковой перчатке смуглая рука...»

Ох, и досталось же ему за эти «лайковые перчатки»:

«Ну, Есенин, мужиковствующих свора...

Так, коровою в перчатках лаечных!

Раз послушаешь.

Но это ведь из хора -

Балалаечник!»

                 (В. Маяковский)

Есенин не остается в долгу:

«Есть Маяковский, есть и кроме...

Но он, их главный штабс-маляр,

Поет о пробках в Моссельпроме...»

                   (С.Есенин)

Ах, вы нас так, а мы вот эдак:

«От этого Терека

В поэтах истерика.

Я Терек не видел -

Большая потерийка.

Из омнибуса вразвалку

Сошел, поплевал в Терек

С берега,

Совал ему в пену палку...

Чего же хорошего?

Полный развал!

Шумит, как Есенин в участке...»

                   (В.Маяковский)

 

Ну да, они встретились, когда Маяковский был уже в полной славе, а Есенин только старался утвердить свое имя в поэзии. Отсюда и некая зависть и яростные обвинения, и публичное разрывание книжек Маяковского.

Но все это была больше игра, в которую  играли  оба.  Рассказывают,   что как-то в секретариате «Нового мира» Маяковский громко хвалил стихи Есенина-«чертовски талантлив!», а в заключение сказал: «Смотрите, Есенину ни слова о том, что я говорил!» А вот Есенин:  «Что ни говори, а Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, и многие о него споткнутся». 

За три дня до смерти, на Ленинградском вокзале, Есенин плакал, привалившись к груди (да нет, пожалуй - к животу, до груди - высоковато)  Маяковского, а к стихам Маяковского на смерть Есенина мы еще вернемся.

Вот так проходят 1918-20 г.т. Голодная весна 1921 г. Крестьянские восстания по всей стране, восстание в Кронштадте.

 Идеалистам казалось, вот все общее, дайте рабочим управлять фабриками, вон сколько будет всякого добра! Продукцию распределим в деревню, а крестьяне на своей (общей) земле дадут столько хлеба, что... А на деле вышло так, что остановилось ВСЁ! И выход из положения, (вдруг!, вдруг!!, вдруг!!!) как признание крушения мечтаний - Новая Экономическая Политика.

« И сразу тишь,

                        дивящая даже;

 крестьяне

                   подвозят

                                   к пристани хлеб.

Обычные вывески

                       - купля -

                                     - продажа -

- нэп.»

                  (В.Маяковский»)

 

Есенин с Айседорой Дункан уезжает за границу, а Маяковский...  Маяковский стал хорошо и даже очень хорошо зарабатывать («семь лет тучных» по выражению исследователя Маяковского Карабчиевского) : «мне надо зарабатывать много - я должен две семьи кормить». Одна из  девушек рассказывает, что в ее присутствии Лиля сказала:  «Володя, дай мне денег на варенье. -Сколько? -Двести рублей.» («Я ужаснулась - на варенье четыре моих студенческих стипендии!»)

Начались зарубежные поездки, только в Париже он бывал раз пять. Побывал в Америке и Мексике. Здесь тоже не обошлось без Бриков. Конечно, железного занавеса в то время еще не было, но о поездках надо было хлопотать, согласовывать, получать разрешение. Осип в 1919 году какое-то время служил в ЧК, а Лиля предъявляла удостоверение сотрудника ЧК  №15073. Я об этом говорю не для осуждения, а ради полноты картины. Время такое. Мир разделен на красных и белых, и если ты за красных, будь за красных до конца. Но чекистские знакомства, несомненно, облегчали получение всяческих разрешений.

 (За последние годы мы с четкостью осознали, что поручик Голицын и корнет Оболенский были хорошие люди. Вот теперь бы осознать, на новом витке спирали, что и среди красных не все были негодяи, хотя встречались и эти. Кстати, в ближний круг Маяковского и Бриков входил  Я. Агранов, расстрелявший Гумилева, разгромивший в 1934 году после убийства Кирова Ленинград, на излете карьеры «сосланный» в Саратов и оттуда разоблачавший Крупскую как германского шпиона. Но не помогло, все равно расстреляли. А каким он был в 18-ом году? Кто знает? Быть и стать -  две большие разницы. Робеспьер тоже начинал с требования отмены смертной казни!)

Из всех загранпоездок ВВМ привозил заказанные подарки «рейтузы розовые (три пары), косметику побольше (какую скажет Эльза), очень хочется автомобильчик».

Недоброжелатели впоследствии упрекали Бриков, что те жили за счет Маяковского. Может, оно и так, но в 15-16 году Брики кормили Маяковского, Осип издавал его книги. Так на так и выходит.

НЭП принес (принесла?, принесло?) не только относительную сытость, но и некое разочарование. Особенно это чувствуется в стихах вернувшегося из заграницы Есенина:

«Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.

На перекличке дружбы многих нет.

Я вновь вернулся в край осиротелый,

В котором не был восемь лет.

          Кого позвать мне? С кем мне поделиться

          Той грустной радостью, что я остался жив

          Здесь даже мельница - бревенчатая птица

          С крылом единственным - стоит, глаза смежив.

Я никому здесь не знаком,

А те, что помнили, давно забыли.

И там, где был когда-то отчий дом,

Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.

          А жизнь кипит. Вокруг меня снуют

          И старые и молодые лица.

          Но некому мне шляпой поклониться,

          Ни в чьих глазах не нахожу приют.

И в голове моей проходят роем думы:

Что родина? Ужели это сны?

Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый

Бог весть с какой далекой стороны.

          И это я! Я, гражданин села,

          Которое лишь тем и будет знаменито,

          Что здесь когда-то баба родила

          Российского скандального пиита.

................................................................

Ах, родина! Какой я стал смешной.

На щеки впалые летит сухой румянец.

Язык сограждан стал мне как чужой,

В своей стране я словно иностранец.

.......................................................................

          С горы идет крестьянский комсомол,

          И под гармонику, наяривая рьяно,

          Поют агитки Бедного Демьяна,

          Веселым криком оглашая дол.

Вот так страна! Какого ж я рожна

Орал в стихах, что я с народом дружен?

Моя поэзия здесь больше не нужна,

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

          Ну что ж! Прости, родной приют.

          Чем сослужил тебе - и тем уж я доволен.

          Пускай меня сегодня не поют

          Я пел тогда, когда был край мой болен.

Приемлю все. Как есть все принимаю.

Готов идти по выбитым следам.

Отдам всю душу октябрю и маю,

Но только лиры милой не отдам.»

 

Нельзя не заметить, что мастерства у Есенина сильно прибавилось, и он сам понимает это. Но...

 

«...Какой скандал!
Какой большой скандал!
Я очутился в узком промежутке.
Ведь я мог дать
Не то, что дал,
Что мне давалось ради шутки...»

 

Есенин пытается вырваться в новое для себя поэтическое пространство, но...

 

Но жить ему, страшно подумать, оставалось меньше двух лет!

 

                    

 

 

Комментарии

Трудно выразить своё впечатление. Слишком много неожиданной для меня информации. Надо обдумать. Спасибо автору, что заставляет задуматься. Интересна подборка стихов, часть из которых я вообще не читала.

Каждое последующее эссе автора звучит все солиднее и интереснее... Это последнее - не просто чтиво: заставляет думать.. С удовольствием прочитал часть 2 и теперь с нетерпением жду части 3.

Я тоже с нетерпением жду продолжения. Нравится, что поэзия сочетается с событиями того времени и это делает публикацию особенно интересной.
Сравнение творчества, по-моему, совершенно разных поэтов, живущих почти в одно время, показывает особенности влияния исторических событий, условий жизни, круга общения и т.д. на разных одарённых людей. И это тоже интересно.

Интересно читать. Наконец-то про Есенина что-то новое, а не только водка и берёзки. Конечно спорить с мнением автора бесполезно и глупо, но во всех статьях проскальзывает едкое пренебрежение и самим Есениным, и его творчеством. Хотелось бы узнать из какого источника автор почерпнул момент встречи на Ленинградском вокзале и рыдания на груди. Если верить Маяковскому «Как делать стихи» - госиздат далековато от вокзала. Диалог между поэтами не задался, удивительно как при этом Сергей Александрович умудрился успеть облапать Владимира Владимировича.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки