Но начну, как некий Поэт, – издалека. Пойдем от Сайгона вниз (то есть с Аничкова моста) на мою Желябку, в коммуналку что на «угле» (так!) Невского. Картинка. Я стою на огромной лестнице-стремянке под самым потолком нашей комнаты и нещадно и лихо так рву обои: один исторический слой – за другим. Нас, как говорит в подобных случаях моя внучка, «достали» клопы, и мама решилась на отчаянную борьбу: содрать к чёртовой бабушке все старые обои до самой дранки, где эти твари размножались, и наклеить новые. Сто слоев (утрирую), вот уже видно и первый слой, и за ним вот-вот выглянет кирпичная кладка …
И вдруг – что я вижу! вся почти стена оклеена старыми-престарыми газетами, и названия читаются легче лёгкого: «Современное слово», «Речь», «Новое время». Они смотрят на меня, чистенькие, как живые, с картинками, фотографиями, рекламой и невероятно любопытными заметками, сильно меня поразившими, и – совсем легко поддаются снятию, как будто из плена, пожелтевшие, седые – но живые, расторопные насекомые до них не добрались – кишка тонка, историю так наотмашь, как поётся в песенке тех времен, не задушишь, не убьёшь…
И вот они у меня на столе – целая кипа целехонькая, богатство преогромное (напоминаю, кто ещё не понял, что это за тип – то есть автор этой кофейной симфонии; итак, мне лет 16, я был начитан, знал имена большинства писателей, и город, улицы, названия, магазины, театры, проходные дворы, особенно свой «Заячий остров», что не угол – история; сказались занятия в топонимическом кружке краеведов с 6 по 8 класс, пока я не перешел в вечёрку на Лиговку; Анциферов был «богом» руководительницы нашего кружка, её имя – Раиса Григоревна Рыжик, школьный библиотекарь, светлая память…)
Читаю (как говорится, «не отходя от кассы»), что вот, мол,
– Третьего дня в ресторане «Вена» (пересказываю своими словами) поздно вечером на углу Морской и Гороховой улиц писатель Куприн подрался (в оригинале было, помнится, «дал в морду») с известным писателем Леонидом Андреевым. Вызванный к полночи с улицы городовой зафиксировал два огромных синяка и подозрение на перелом челюсти у одного и ряд крупных царапин у другого. Причина неизвестна, но якобы находившийся среди свидетелей юморист Аркадий Аверченко, пытавшийся помешать драке, сам получил по лицу... Третейский суд состоится вскоре. Арбитр со стороны ответчика – журналист Николай Шебуев и сатириконовец Владимир Воинов, со стороны истца – Александр Грин и Кремлёв-Свэн.
Что!?! Чуть не рухнул с лестницы (иногда мне кажется, друзья мои, что я до сих пор стою под потолком…) Ничего себе, «заметочка»! Вот как писатели живут – жили. Скандал. Или вот ещё такое – рядом, только полосой к углу, едва различаю:
– Первый вечер в московском футуристическом кабаре «Розовый фонарь» ознаменовался очередным скандалом. Ларионов назвал публику «Стадом слонов». Тогда Бальмонт, обращаясь к Ларионову, сказал: «Всё, что вы сделали, прекрасно. Прекрасна раскраска ваших лиц. Да здравствует Ларионов и футуристические идиоты!» Началась общая свалка, во время которой художница Эн Гончарова наградила пощёчиной какого-то присяжного поверенного, вызывавшего Эм Ларионова на дуэль за оскорбленья.
Ступаю на ступеньку ниже, читаю ещё круче:
– И вдруг текст совсем уж никуда: « У Вас безобразно торчащие уши!!! Безобразно торчащие уши придают, без сомнения, даже самому красивому, умному и выразительному лицу нелепое выражение. Наушники «Здравый смысл», которые Вы можете носить ночью, не вынося Вашей тайны за переделы Вашей комнаты, – исправляют этот недостаток наскоро и безболезненно, придавая Вашим ушам естественно-симметричную форму. Высылается в плоской упаковке с подробными указаниями, как носить, которые находятся в плетеном кофре. Адрес «Всеобщего знакомого». Санкт-Петербург. Невский, 53, кв. 24.
Эх, ма! Это сейчас легко в свои 78 с гаком («семью восемь сорок восемь») вернуться без удивления, наива, юмора, досады и критики к самому себе 23-летнему, не очень серьёзному молодому человеку, беззаботному весельчаку, недавнему солдату, центровому на Невском, бывшему стиляге, перечитавшему, однако, ещё в школьном возрасте всю нашу домашнюю библиотеку, состоящую из подписных изданий Джека Лондона, Жюля Верна, Чехова и белого с голубым и красным семитомника Александра Грина. «Невский» – так вот он тут, за углом, рукой подать; «Гороховая» – тоже (сама-то улица называлась иначе, а вот наши бани остались «гороховые»); «Вена» на углу Гоголя и Дзержинского была детским садом № 29 Куйбышевского района, где работала сестрой-хозяйкой наша соседка из 19 квартиры, и при входе в садик (с улицы Гоголя) у лесенки, «помнившей» башмаки Куприна и др., на матовом стекле в дверях на одной из створок в резной рамочке красовалось слово «Вена» (через ять), обрамлённое вытянутыми, как тонкие руки танцовщицы, рисованными листами лотоса.
Добавить комментарий