«Солнцу ли тучей затмиться, добрея,
ветру ли дунуть, −
Кем бы мы были, когда б не евреи,
страшно подумать».
Борис Чичибабин
В третьем издании Большой Советской Энциклопедии в статье ЧУКОВСКИЙ КОРНЕЙ ИВАНОВИЧ напечатано: «Корней Иванович (настоящее имя и фамилия Николай Васильевич Корнейчуков) [19(31).3.1882, Петербург, - 28.10.1969, Москва], русский советский писатель, критик, литературовед, переводчик. Доктор филологических наук (1957). Был исключен из 5-го класса одесской гимназии по причине «низкого» происхождения (мать Ч. была из крестьян)».
В восприятии миллионов советских и российских детей Чуковский является автором стихов про доктора Айболита, Мойдодыра и прочих сказочных персонажей. Взрослым читателям, особенно литературоведам, Чуковский известен как исследователь творчества американского поэта Уолта Уитмена, Николая Некрасова, других русских писателей XIX – начала ХХ века. Его заслуги перед культурой получили заслуженную оценку: доктор филологических наук, лауреат Ленинской премии, Почётный доктор Оксфордского университета. Такова внешняя сторона его жизни.
Корней Чуковский свободно владел английским языком, и идиоматическое выражение «Skeleton in the cupboard», означающее, «что у кого-то есть темная или смущающая тайна о своем прошлом, которую он предпочел бы оставить нераскрытой», было ему, наверняка, хорошо известно. Именно таким «скелетом» для Чуковского было происхождение, и, если о матери литератора известно почти всё, то личность отца окружена недомолвками.
Из документов о происхождении Корнея Ивановича Чуковского следует, что его мать – Екатерина Осиповна Корнейчукова происходила из крестьян. Отец в метрике указан не был. Из этого следовало, что Николай Корнейчуков являлся незаконнорожденным ребёнком. Обратимся к «Дневнику» самого Корнея Ивановича: «Я, как незаконнорожденный, не имеющий даже национальности (кто я? еврей? русский? украинец?) – был самым нецельным, непростым человеком на земле... Мне казалось,... что я единственный – незаконный, что все у меня за спиной перешёптываются и что когда я показываю кому-нибудь (дворнику, швейцару) свои документы, все внутренне начинают плевать на меня...».
У Чуковского была родная сестра – Мария Корнейчукова, родившаяся в 1879 году. Исследователям удалось установить, что в документах Марии отчество записано как Эммануиловна. На основании этих данных было установлено, что отцом Корнея Чуковского является Потомственный Почётный Гражданин Одессы Эммануил Соломонович Леве(и)нсон, 1851 года рождения, сын владельца типографий, расположенных в нескольких городах.
А вот что писал М. Бейзер в 1985 году в самиздатском «Ленинградском еврейском альманахе». Автор беседовал с Кларой Израилевной Лозовской, которая работала секретарём Чуковского. Она рассказала об Эммануиле Левинсоне, сыне владельца типографий в Петербурге, Одессе и Баку. Его брак с матерью Маруси и Коли формально не был зарегистрирован, так как для этого отец детей должен был креститься, что было невозможно, и связь распалась...
Более того, своего отца Коля знал. Об этом после смерти отца написала Лидия Корнеевна Чуковская в книге «Памяти детства». Семья жила тогда в финском местечке Куоккала и однажды уже известный литератор Корней Чуковский неожиданно привёз в дом дедушку своих детей. Было обещано, что тот погостит несколько дней, но сын неожиданно и быстро удалил его из дома. Больше в доме об этом человеке никогда не говорили. Маленькая Лида запомнила, как однажды мама вдруг позвала детей и строго сказала: «Запомните, дети, спрашивать папу о его папе, вашем дедушке, нельзя. Никогда не спрашивайте ничего». Корней Иванович навсегда был оскорблён за мать, но та всю жизнь любила отца своих детей – в её доме всегда висел портрет бородатого мужчины.
Исследователи биографии Чуковского отмечали необъяснимый парадокс: человек, тяжело переживавший своё «байстрючество», виновником которого был отец-еврей, обнаруживает явное тяготение к евреям. Начиная уже с Одессы, его жизнь проходила в значительной степени среди евреев, и к этому очень располагала среда обитания. Когда изучаешь письма и документы тех лет, создаётся впечатление, что среди обрусевших евреев он чувствовал себя комфортнее, чем среди просто русских.
Одним из немногочисленных документов, свидетельствующих об отношении Чуковского к евреям, является его «Дневник», изданный под редакцией внучки Корнея Ивановича − Елены Цезаревны Чуковской.
В 1912 году Корней Чуковский записал в дневнике: «Был у Розанова. Впечатление гадкое... Жаловался, что жиды заедают в гимназии его детей». Купюра в тексте не даёт возможности узнать тему разговора, хотя предположительно речь идёт об антисемитизме Розанова (свои взгляды по этому вопросу Розанов не скрывал). А вот, что пишет Корней Иванович о своих секретарях Лозовской и Глоцере: похвалив их за чуткость, самоотверженность, простодушие, он объясняет эти их качества тем, что «оба они – евреи – люди, наиболее предрасположенные к бескорыстию». Прочитав автобиографию Ю.Н. Тынянова, Чуковский отмечает: «В книге нигде не говорится, что Юрий Николаевич был еврей. Между тем та тончайшая интеллигентность, которая царит в его «Вазир Мухтаре», чаще всего свойственна еврейскому уму».
Обратимся к школьным годам Корнея Чуковского. Известно, что Коля Корнейчуков учился в одной гимназии с Владимиром (Зеевом) Жаботинским – будущим блестящим журналистом и одним из наиболее ярких представителей сионистского движения. Отношения между ними были дружескими: их обоих даже исключали на неделю из гимназии за написание острого памфлета на директора. Жаботинский сыграл важную роль в становлении Чуковского как литератора.
В 1898 году Николая отчислили из гимназии. Из «Дневника» Чуковского:«Меня выгнали из гимназии, я живу чем попало: то помогаю рыбакам чинить сети, наживляю переметы, то клею на перекрестках афиши о предстоящих гуляньях и фейерверках, то, обмотав мешковиной свои голые ноги, ползаю по крышам одесских домов, раскаленным безжалостным солнцем, и счищаю с этих крыш особым шпателем старую, заскорузлую краску, чтобы маляры могли покрасить их заново».
Ещё, будучи подростком, Николай под влиянием бессистемно прочитанных философских трудов Спенсера, Шопенгауэра, Энгельса, Ницше сочиняет «собственную философскую систему», но попытки привлечь к ней внимание оканчиваются безрезультатно. Вернёмся к «Дневнику»:
«Нужно сказать, что моей философией заинтересовался один из моих школьных товарищей, он был так добр, что пришел ко мне на чердак, и я ему первому прочитал несколько глав из этой своей сумасшедшей книги, которая у меня и сейчас сохраняется, написанная полудетским почерком. Он слушал, слушал и, когда я окончил, сказал: „А знаешь ли ты, что вот эту главу можно было бы напечатать в газете?“ Это там, где я говорил об искусстве. Он взял ее и отнес в редакцию газеты „Одесские новости“, и, к моему восхищению, к моей величайшей радости и гордости, эта статья появилась там, большая статья о путях нашего тогдашнего искусства. Я плохо помню эту статью, но хорошо помню, что мне заплатили за нее семь рублей и что я мог купить себе, наконец, на толкучке новые брюки. Так началась моя литературная деятельность».
Статья называлась «К вечно юному вопросу», речь в ней шла о спорах вокруг теории «искусства для искусства», а неизвестным другом и благодетелем, знакомым еще по гимназии, был Владимир Жаботинский. Статья была опубликована за подписью Корней Чуковский.
С 1901 года Чуковский начал регулярно публиковаться в «Одесских новостях». Полемические заметки, литературная критика, бытовые зарисовки – вот тот неполный перечень жанров, к которым обращался молодой автор.
26 мая 1903 года состоялась свадьба Корнея Ивановича Чуковского и Марии Борисовны Гольдфельд, которая крестилась, чтобы пройти обряд венчания. Поручителем при венчании со стороны жениха был «никопольский мещанин Владимир Евгеньев Жаботинский».
В 1903 году Чуковский по совету Жаботинского, соблазнившись высоким по тем временам окладом (издатель обещал 100 рублей ежемесячно), и как единственный журналист газеты знающий английский язык, отправился корреспондентом «Одесских новостей» в Лондон, куда выехал с молодой женой.
Финансовое положение корреспондента малозначащей газеты было весьма непрочным, рассчитывать приходилось на скудные гонорары, но в профессиональном плане Чуковский сделал значительный шаг вперёд. Так например, он поместил ряд заметок о положении евреев в Лондоне, что отвечало интересам читателей «Одесских новостей» и интересам Чуковского как одессита, уроженца города, где евреи составляли существенную часть населения.
Из корреспонденции от 23 августа 1903 года: «Стоит только взглянуть на лондонского еврея, чтобы убедиться в истинности этих уверений. Спокойная уверенность в завтрашнем дне, твердая почва под ногами, сознание, что перед ним открыт любой путь деятельности, — все это сделало лондонского еврея как-то положительнее, спина его разогнулась, пресловутой, якобы национальной увертливости и в помине нет».
За время работы в Лондоне Чуковский переосмыслил своё отношение к работе. Он понял, что его основное призвание − литературная критика. После возвращения из Англии в 1904 году созрело решение покинуть Одессу и переехать в Петербург, куда, кстати, еще в 1903 году перебрался Жаботинский.
Свою профессиональную деятельность в столице Чуковский начал в газете «Еврейская Жизнь» статьёй «Случайные заметки» (№11 за1904 год), в которой анализируется проблема еврейской молодёжи. По мнению автора, подрастающее поколение, с одной стороны, оторвано от собственного еврейского национального творчества, а с другой – воспринимает лишь внешнюю сторону русской культуры, «плохо осознавая её подлинную народную правду».
Чуковскому повезло – он нашёл, как сейчас сказали бы «спонсоров», и начал издавать сатирический журнал «Сигнал», среди авторов журнала были такие известные писатели, как Александр Куприн, Фёдор Сологуб и НадеждаТэффи.
В период с 1904 по 1908 год Чуковский опубликовал переводы американского поэта Уолта Уитмена, выпустил критические очерки о писателях Чехове, Бальмонте, Блоке, Сергееве-Ценском, Куприне, Горьком, Арцыбашеве, Мережковском, Брюсове и других, составившие сборник «От Чехова до наших дней».
В январе 1908 года в петербургской газете «Свободные мысли» была напечатана статья «Евреи и русская литература». В ней Чуковский затронул тему, о которой некоторые боялись говорить даже шёпотом. Недаром в примечании редакции говорилось: «Постоянные читатели „Свободных мыслей“, конечно, не заподозрят ни Редакцию, ни автора упомянутой статьи в желании сказать что-либо оскорбительное по адресу еврейского народа. Равным образом, парадоксальные мысли г. Чуковского, очевидно, не могут быть истолкованы в смысле признания между еврейским и русским народом незаполнимой роковой пропасти и расовой разъединенности».
В своей статье Чуковский поставил ряд каверзных вопросов: «Отчего евреи утаивают от русского народа свою литературу, в которой народилась плеяда молодых еврейских писателей, а вместо этого полчищами устремляются в русскую литературу, обманутые широко раскрытыми воротами?». Одновременно с этим автор с насмешливой иронией, хотя и комплиментарно, отозвался о еврейском писателе Шоломе Аше, которому оказывает поддержку сам Горький.
По мнению Чуковского: «…Главная трагедия русского интеллигентного еврея состоит в том, что он всегда только помогает родам русской культуры, накладывает, так сказать, на нее щипцы, а сам бесплоден и фатально не способен родить ».
Основной вывод, который делает автор статьи, носит неоднозначный характер: «Еврей, вступая в русскую литературу, идёт в ней на десятые роли не потому, что он бездарен, а потому, что язык, на котором он здесь пишет, не его язык».
Учиывая провокативное начало, заложенное в статье Чуковского, отклики на неё последовали с двух сторон: как филосемитов, так и юдофобов.
«Чуковский несомненно высказал правду о роли евреев в русской литературе. Никогда произведение, пишущееся на чужом для народных масс языке, не отразит в себе действительного биения народной жизни» Арон Гольдштейн, литератор.
А вот мнение, высказанное Александром Куприным в письме, адресованном Ф.Д.Батюшкову (Фёдор Дмитриевич Батюшков — русский филолог и педагог) от 18 марта 1909 года.
«Но я согласен не винить еврея за его презрительность, надменность, за чуждый нам вкус и вонючий запах его души. Я готов даже в чем-то помогать им. Но есть одна область — область языка, где не могу позволить бесчинство. Ведь никто, как они, успели внести и вносят в прелестный русский язык сотни немецких, французских, польских, торгово-условных телеграфно-сокращенных нелепых и противных слов.
Они создали теперешнюю ужасную по языку социал-демократическую брошюрятину. Они внесли припадочность, истеричность и пристрастность в критику и рецензию…
Ради Бога, избранный народ! Идите в генералы, инженеры, учёные, доктора, адвокаты — куда хотите! Но не трогайте нашего языка, который вам чужд и который вы обсосали и вывихнули.
Эх! Писали бы вы, паразиты, на своём говённом жаргоне и читали бы сами себе вслух свои вопли. И оставили бы совсем, совсем русскую литературу. А то ведь привязались к русской литературе, как к мягкосердечному черезчур (орфография автора) человеку старая истеричная припадочная б...дь, найденная на улице. И держится она около него воплями, угрозами скандалов, клеветой, шантажом, анонимными письмами. И самое верное средство — это дать ей однажды ногой по заднице и выбросить за дверь в горизонтальном направлении".
Прошло более ста лет, и можно с удовлетворением отметить, что призыв господина Куприна пропал втуне. Стихи Мандельштама, Пастернака и Бродского, проза Алданова, Бабеля, Тынянова, Гроссмана, Казакевича, Рыбакова, Стругацких навечно вошли в золотой фонд русской словесности.
В 1916 году выходит в свет сборник статей «Англия накануне победы», посвящённый поездке в Англию делегации русских писателей и общественных деятелей. Одна из самых драматических глав − «Англичане и сионистская дружина», написанная Чуковским, рассказывает о еврейском легионе в составе британской армии. Так как английский закон запрещал принимать в британскую армию иностранных добровольцев, представители британской армии предложили сформировать транспортный отряд, который мог бы использоваться на любом участке турецкого фронта. Возглавить отряд предложили Жаботинскому. Он отказался от этого предложения, а принял его Иосиф Трумпельдор — выходец из России, участник русско-японской войны, где он потерял руку и, тем не менее, сражался так доблестно, что получил всех Георгиев − один из тех, кто добровольцем ушел воевать за Палестину.
Чуковский в своем очерке восторженно пересказывает его историю, которую он прочел в книге английского генерала Паттерсона обучавшего «смиренных еврейских ремесленников» боевому искусству.
Естественно, что после Октябрьского переворота сам Корней Иванович предпочитал не вспоминать о поездке в Англию и статье на эту тему, как, впрочем, и о своей редакторской работе в издательстве «Радуга» над серией «Библиотека еврейских мемуаров».
На протяжении всей своей жизни до самых последних дней Корней Иванович общался с евреями. Бенедикт Лифшиц, Осип Мандельштам, Самуил Маршак, Борис Пастернак Вениамин Каверин, Мария Юдина, Лев Кассиль – вот лишь некоторые из тех людей, с которыми его связывали дружеские узы. Кстати, оба зятя Чуковского были евреями.
Корней Иванович Чуковский прожил долгую и сложную жизнь, которую условно можно разделить на две части – до 1917 года и после. Если в царской России «низкое происхождение» можно было преодолеть с помощью природного таланта и трудолюбия, то, попав в большевистский капкан, выжить порядочному человеку было крайне затруднительно. Советская власть железным катком проехалась по жизни писателя, оставив неизгладимые следы. Посудите сами.
Сразу после Гражданской войны граница с Финляндией была закрыта и дача в Куоккале стала недоступна для семьи Чуковских. Архив писателя и библиотека, находящиеся там, были практически уничтожены.
В августе 1921 года друг и коллега Чуковского поэт Николай Гумилёв был арестован и расстрелян.
В 1926 году по ложному обвинению в составлении антисоветской листовки была арестована и сослана в Саратов дочь Чуковского – Лидия.
В феврале 1928 года в газете «Правда» была опубликована статья заместителя народного комиссара просвещения РСФСР Н. К. Крупской «О „Крокодиле“ Чуковского». Вскоре в среде партийных критиков и редакторов возникает термин — «чуковщина».
18 февраля 1938 года приговорен по ст. ст. 58-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания муж Лидии Корнеевны – Борис Матвеевич Бронштейн. Расстрелян в тот же день.
Осень 1942 года. Гибель на фронте сына – Бориса Корнеевича Чуковского.
Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», принятое 14 августа 1946 года. Постановление способствовало исключению друзей Чуковского – Анны Ахматовой и Михаила Зощенко – из Союза писателей СССР.
Осень 1958 года. Травля друга Чуковского поэта Бориса Пастернака – в связи с присуждением ему Нобелевской премии..
Ноябрь 1965 года – по ноябрь 1968 года. Периодическое проживание Солженицына на даче Чуковского в Переделкино. В связи с этим постоянное давление КГБ.
Больно подумать, что все эти испытания обрушились на плечи одного человека.
И напоследок – строка Уолта Уитмена, любовь к которому Корней Чуковский сохранил на всю жизнь:
«Завещаю себя грязной земле, пусть я вырасту моей любимой травой.
Если снова захочешь увидеть меня, ищи меня у себя под ногами».
Добавить комментарий