Ночью в бараке громко прозвучал хриплый голос лагерного охранника: «Заключенный номер 1442, с вещами на выход». Собрать свой нехитрый скарб было делом одной минуты, и вскоре узник Гулаговского лагеря уже сидел в машине, которая по заснеженной колымской трассе двигалась в направлении Магадана. Только уже в дороге заключенный номер 1442 узнал, что его этапируют в Москву для пересмотра его дела. Радость была неимоверной, но беспокоило одно: до закрытия навигации нужно было успеть на последний пароход, который 13 декабря 1939 года должен был выйти из порта Магадан. Опасения зека оправдались. Машина вышла из строя, заключенный шел по тайге в лютый мороз пешком, и его нашли полумертвым около одного таежного поселка, отправили в больницу, и, когда он пришел в себя, то понял, что пароход ушел без него, унося с собой хрупкую надежду на освобождение.
Заключенный был в отчаянии. Не мог же он тогда знать, что если бы он поспел на этот пароход, то его бы не было живых. Более того, не было бы первого в мире советского искусственного спутника земли, первого в мире советского космонавта и Советский Союз не стал бы лидером в освоении космоса, потому что тем заключенным под номером 1442 был Сергей Павлович Королев, а тем пароходом была «Индигирка», которая 13 декабря 1939 года попала в сильнейший шторм в Японском море, имея на борту 1173 человека, и утонула, унеся с собой 745 человек, среди которых, скорее всего, был бы и С.П. Королев.
Этот пароход, построенный в США в 1919 г, был приобретен Советским правительством в 1938 г, получил имя «Индигирка» и стал работать на Дальнем Востоке, занимаясь перевозками грузов и пассажиров, хотя судно не предназначалось для перевозки пассажиров. Каюты предназначались только для членов экипажа, поэтому пассажиров размещали в трюмах, где они лежали вповалку на своих чемоданах и пожитках. Впрочем, те, кто хотел улучшить свои жилищные условия, могли заплатить 300 рублей и для них выделяли какие-то каюты, потеснив членов экипажа.
Командовал «Индигиркой» пятидесятичетырехлетний капитан Николай Лаврентьевич Лапшин. Он считался достаточно опытным и способным моряком. Благодаря собственному таланту и трудолюбию он, будучи выходцем из бедной рабочей семьи, еще до революции смог закончить училище дальнего плавания, а чуть позже, уже в годы Первой мировой войны, школу прапорщиков Флота, после чего служил на Балтике на миноносце «Бесшумный» в должности штурмана. В 1919–1921 годах Лапшин находился на административной работе в Петрограде. Вскоре он возвратился к практике судовождения, став капитаном парохода «Карл Либкнехт». Совершая частые рейсы на судах загранплавания в конце 20-х — начале 30-х годов, он стал участником несколько скандальных историй, связанных с попытками провоза некоторыми членами команды судна контрабанды. А в 1933 году против Лапшина было возбуждено уголовное дело по подозрению в участии в контрреволюционной офицерской организации. Однако в итоге дело прекратили за недоказанностью. Все эти обстоятельства, видимо, и послужили причиной его отвода от загранплавания и перевода из престижного Ленинграда в далекий порт Нагаево на обычные каботажные рейсы.
Таким обычным каботажным плаванием и был тот злополучный рейс «Индигирки» в конце 1939 года. В начале ноября «Индигирка» подошла к устью реки Армань, где приняла на борт рабочих «Дальрыбопродукта» вместе с семьями трудившихся на путине. По пути во Владивосток пароход остановился в бухте Нагаево (Магадан), и там на борт под конвоем проследовала длинная колонна заключенных: примерно восемьсот человек, которых разместили в носовом трюме, где обычно перевозили уголь.
Согласно документам расследования, всего на борту находилось 39 членов экипажа, 835 отбывших свой срок заключённых, 50 этапируемых на пересмотр дел, 10 конвоиров и несколько сотен вольных: отпускников и рабочих, отработавших срок найма, а также членов их семей, в том числе детей, младшему из которых был один месяц.
Судно шло через пролив Лаперуза. Погода была штормовая, сила ветра достигала 9 баллов, шел густой снег, палуба покрылась сплошным льдом. Капитан Лапшин был недавно переведен на Дальний Восток и еще недостаточно хорошо ориентировался в местной обстановке. В результате в условиях плохой видимости он перепутал советский и японский маяки и судно налетело на подводные скалы у берегов острова Хоккайдо. «Индигирка» получила несколько ударов, начала крениться и в конце концов легла бортом на камни, причем корпус на 4 м выступал над водой. Возникла паника, бывшие заключенные начали грабить пассажиров. По рассказу одного из спасшихся пассажиров, капитан отдал команду одному из охранников срочно выводить бывших зэков из трюма, но тот начал палить из винтовки по пытавшимся вылезти из трюма людям. Через несколько минут, так и не очнувшись от своего кошмара, этот охранник застрелился. По показаниям капитана корабля, ситуация была другой: зэки резали охрану (несколько человек были убиты), в свою очередь, огонь по взбунтовавшимся осужденным открыли и стрелки НКВД (по разным данным было застрелено около 20 человек).
Один из выживших пассажиров Николай Тарабанько впоследствии вспоминал: "Индигирка" шла полным ходом. Снег, подгоняемый сильным ветром, сплошной пеленой застилал все вокруг. Пароход резко подняло на волне, и я ухватился за рельс, который поддерживал капитанский мостик. В этот момент послышался сильный треск и скрежет. Нос судна резко отбросило вправо. Я глянул в сторону моря и рядом с бортом "Индигирки" увидел буруны и белую пену на волнах. Подводные скалы. Немедля бросился в трюм и сказал, что пароход наскочил на камни. И тут мы услышали, что машина остановилась. Затем сильно заработала задним ходом. От резкого толчка мужчины попадали на палубу. Погас свет. Замолчал двигатель. В тишине закричали женщины, заплакали дети. Прошло не более 10 минут, как "Индигирка" наскочила на камни, а вода в трюме поднялась до полутора метров. Волны раскачивали пароход и все дальше забрасывали его на камни. "Индигирка" стала ложиться на правый борт. Стало светать, и я увидел страшную картину. Вода сорвала с кормового трюма доски и брезент, которыми он был закрыт. И каждая волна выносила десятки и десятки кричащих в ужасе людей. Многие от страха лишились рассудка, хватали друг друга и гибли в пучине. Со стороны носового трюма, где находились заключенные, раздавались залповые выстрелы".
Старший помощник капитана Тимофей Мефодьевич Крищенко вместе с плотником Виктором Сандлером спустили на воду шлюпку. В нее село восемь членов экипажа и два пассажира. До берега было всего восемьсот метров, но шлюпку перевернуло волной, и только пятеро добралась до берега. Обессиленные люди буквально доползли до ближайшей хижины, где жил рыбак Дзин Гэньитиро. Он разбудил своего брата Дзин Гэндзо, жившего по соседству. Можно себе представить реакцию простых японцев, когда к ним в дома вошли незнакомцы в форме советских матросов и сотрудников НКВД. Надо напомнить, что совсем недавно закончились советско-японские бои у Халхин-Гола и отношения двух стран были, мягко говоря, натянутыми. Японского языка никто из незваных гостей не знал, и японцы приняли этих людей за советский десант, о чем сообщили в полицию. К счастью для экипажа и пассажиров «Индигирки», начальник полицейского участка городка Вакканай Такэиси Исаму оказался мудрым и благородным человеком. Он не стал анализировать отношения между Советским Союзом и Японией, а организовал действенное спасение людей с «Индигирки».
Началась изнурительная многодневная спасательная операция. В определенном смысле она была уникальной: ведь японцам предстояло спасать своих врагов, рискуя собственной жизнью.
В тот же день спасательную операцию развернуть не удалось, так как был сильный шторм, но уже на следующее утро к «Индигирке» направились суда «Карафуто-Мару», «Сосуй-Мару» и «Санье-Мару». В тот день удалось спасти 395 человек. Но это были не все оставшиеся в живых пассажиры. 16 декабря выяснилось, что на судне в трюме оставались еще люди, которых можно было спасти только с помощью автогенной резки. Японцы проделали эту операцию и вызволили из смертельного плена еще 28 человек. Остальные умерли от переохлаждения, либо погибли, пытаясь поднырнуть под затопленные люки, либо просто покончили с собой, перерезав себе вены...Как утверждали некоторые выжившие, все спасенные дети (их точное количество неизвестно) впоследствии умерли
В 1940 г состоялся судебный процесс. За преступную халатность, повлекшую массовую гибель людей, судили капитана судна Н. Л. Лапшина, который был приговорён к расстрелу (как саботажник и японский шпион), второго помощника капитана В. Л. Песковского, старшего помощника капитана Т. М. Крищенко и начальника конвоя П. И. Копичинского, которые получили соответственно 8, 5 и 10 лет заключения. Начальник зэковского конвоя П. И. Копичинский отсидел 4 года из отмеренных 10 лет, а потом даже продолжил служить в системе ГУЛАГа.
В обвинительном заключении по делу о гибели «Индигирка» было сказано: «Факт выхода парохода “Индигирка” в рейс с наличием на борту пассажиров являлся грубейшим нарушением правил мореплавания, ибо пароход “Индигирка” исключительно грузовое судно и перевозка на нем пассажиров противоречила законодательству о мореплавании.
Преступный риск перевозки пассажиров на непригодном для этой цели судне был допущен к тому же в условиях поздней осени, когда плавание сопряжено с непогодой».
В этом заключении было отмечено, что количество спасательных принадлежностей на судне ограничивалось двумя шлюпками вместимостью по 40 чел. каждая, спасательными поясами по количеству членов экипажа и 12 спасательными кругами, между тем как на борту находилось 1173 чел. (пассажиров и экипажа), что пассажиры не были проинструктированы, как пользоваться этими спасательными средствами, что пассажиры в трюмах были размещены без нар, на голом полу, в антисанитарном состоянии, везде грязь, кругом сырость, спертый воздух, на судне не было врача и даже необходимой аптечки.
Серьезным пунктом обвинения был тот факт, что «руководство, покидая потерпевшее судно, даже не предупредило оставшихся в трюмах людей, что наверху известно о их существовании и что им будет оказана какая-либо помощь в спасении, в результате чего пассажиры, просидев в беспомощном состоянии четверо суток, сделали для себя вывод, что об их существовании наверху ничего неизвестно, кончали жизнь самоубийством путем перерезания вен и утоплением в воде».
Всех спасенных японцы высадили на остров Хоккайдо, до которого было около полутора километров, а затем перевезли в порт Отару. По всему Хоккайдо начался сбор одежды и личных вещей для потерпевших. Однако консул Тихонов предупредил советских граждан, чтобы те ничего не принимали от японцев. Он же настоял, чтобы их разместили в одном здании (бывшей школе), а не разобрали по отдельности по домам сердобольных японцев, как предлагали местные власти.
После того как в Японию в 1938 году сбежал начальник НКВД по Дальнему Востоку Генрих Люшков, там, с его слов, уже хорошо себе представляли масштаб репрессий в СССР и каковы были условия содержания заключенных в ГУЛАГе. Поэтому Красный Крест предложил всем желающим с «Индигирки» остаться в Японии.
Предложение касалось, в первую очередь, тех, кто был осужден по печально известной 58-й статье. Для этого две женщины из японского Красного Креста попытались провести анкетирование спасшихся на предмет выявления политзаключенных. Но их затея ничем не окончилась — никто из советских граждан не признался, что он политзэк, хотя достоверно известно, что осужденных по 58-й статье в числе спасшихся было более 30 человек.
Более того, как потом, в конце 1950-х, признался один из тех людей, некто Болотин, бывшие троцкисты ночью задушили одного своего товарища, признавшегося, что хочет остаться в Японии.
Ситуацию недоверия к Японии подогревал и консул Тихонов. Один из спасшихся с «Индигирки» позднее рассказывал:
«Однажды Тихонов нам показал на полицейских, игравших в карты, и предупредил: "Вы меньше язык распускайте, они всё понимают, а по-русски лучше вас говорят". После этого нас как парализовало. Люди даже к двери, что на улицу вела, перестали подходить. Однажды Тихонов нам сказал: "Скоро вас на допросы будут вызывать, говорите, что ничего не знаете. Станут папиросу предлагать — не берите. Отпечатки пальцев останутся, потом неприятности будут". И еще он сказал, что мы счастливо отделались. Вот месяц назад в связи с хасанскими событиями японцы наш пароход арестовали с рабочими с промыслов, так целый месяц их в тюрьме продержали.
И вот как-то после обеда меня вызывают на допрос. Я зашел в комнату. Там было два человека. Японец, сидевший за столом, приветливо привстал, поклонился и предложил сесть. Говорил по-русски чисто, без акцента. Подал мне коробочку с папиросами. Я вспомнил нашего консула и говорю: "Не курю". Японец меня спрашивает, что писали наши газеты о событиях на границе у Хасана. Отвечаю, что все это время был на рыбозаводе, а на рыбалку газеты не привозили. Спрашивали меня, знаю ли я грамоту, служил ли в армии, интересовались, какой глубины речка Тауй, есть ли на ней пирсы. На все отвечал: неграмотен, не служил, на реке никогда не был».
Тихонов велел спасенным уничтожить паспорта. Многие так и поступили, но некоторые спрятали документы. Советские власти были озабочены не столько оказанием помощи пострадавшим, сколько желанием скрыть тот факт, что подавляющее большинство пассажиров «Индигирки» заключенные. Поэтому Тихонов велел им выдавать себя за вольнонаемных, и такое поведение должно было им зачесться при пересмотре их дела по возвращении в СССР.
Вскоре в японский порт прибыл пароход «Ильич», чтобы забрать пострадавших. Как только «Ильич» прошел остров Аскольд, ему навстречу направился ледокол «Казак Поярков». С него на борт «Ильича» пересели сотрудники НКВД и полсотни солдат охраны. Всех спасенных загнали в трюм и выставили часовых. Еще по пути конвоиры начали избивать зэков, которые, по их мнению, «дали слабину» в общении с японцами. «Прикладом мне выбили передние зубы. Тогда-то я впервые пожалел, что не остался в Японии», — вспоминал тот же Болотин.
Чтобы прекратить жестокое избиение, НКВДшники предложили уголовникам выдать тех, кто убил их коллег на «Индигирке». Зеки выбрали каких-то двух доходяг и тех, после выстрелов в затылок, конвоиры выбросили в море.
К причалу Владивостока судно встало в полночь. У большинства сходивших на берег не было документов (как мы помним, консул Тихонов велел всем уничтожить свои паспорта). В каждом члене экипажа и пассажире сотрудники НКВД видели потенциального шпиона: ведь в Японии их могли завербовать
Нашлось более 15 «вольных», написавших доносы на своих товарищей, что те «подозрительно вели себя в Японии». Десять человек, на которых донесли, получили по 58-й статье от 5 до 15 лет за «шпионаж в пользу Японии». Практически всем политическим тоже добавили сроки от 5 до 15 лет.
В советское время историю с «Индигиркой» не предали огласке, а судно было поднято и перезатоплено в советских водах. В официальных сводках история «Индигирки» по вполне понятным причинам практически не упоминается, при этом там же сказано, что пароход был утилизирован на металл в сороковых годах. Но это очередная официальная ложь: «Индигирка» лежит у берегов острова Карамзина. Японцы передали советским властям прах всех погибших, и их захоронили в безымянной братской могиле во Владивостоке. Родственникам погибших власти написали, что те умерли по месту работы или заключения.
В трюмах парохода до сих пор ещё можно обнаружить вещи того времени – например одежду и посуду. С судна перед затоплением не был снят винт и некоторые другие изделия из цветных металлов, что наводит на мысли о том, что его старались затопить как можно скорее…
Совсем по-другому повела себя японская сторона: в 1969 году у местной администрации возникла идея установить памятник жертвам советского парохода. В 1970 году было создано "Общество по сооружению памятника погибшим при кораблекрушении судна Индигирка".
12 октября 1971 года состоялось открытие монумента. По задумке японского архитектора И. Кендзи, памятник выполнен из серого дальневосточного гранита. Сам памятник представляет собой пятиметровую металлическую скульптуру в виде трех взявшихся за руки стилизованных фигур, защищающих человеческую жизнь. Своеобразный символ помощи в общей беде...
Каждый год 13 декабря в Морском Государственном университете имени адмирала Г.И. Невельского собираются убеленные сединами моряки, преподаватели, писатели, в общем, цвет морской интеллигенции Владивостока. Собираются с одной целью – почтить память жертв морских катастроф. А дата не случайная – день гибели парохода «Индигирка» во время шторма у берегов Японии в 1939 году.
День 13 декабря, ежегодно отмечающийся в стенах МГУ имени адмирала Г. И. Невельского – это своего рода покаяние нынешнего поколения мореплавателей перед памятью невинных жертв, погибших в неравной борьбе со стихией. И в то же время это покаяние перед памятью миллионов жертв, погибших в застенках НКВД и в лагерях ГУЛАГА, это стремление сорвать завесу лжи, извращения фактов и умалчивания событий, связанных с трагедией парохода «Индигирка».
Добавить комментарий