Музыкант о музыке. Виолончелист и композитор Татьяна Анисимова отвечает на вопросы философа Лидии Ворониной

Лидия Воронина: Таня, что такое музыка для тебя? Вопрос не тривиальный и не совсем глупый, если обращен к профессиональному музыканту со стажем – исполнителю, учителю и композитору в одном лице. Уверена, что в разные периоды твоей жизни, а значит, на разных этапа твоих отношений с музыкой, ты бы ответила на него по-разному. Уверена также, что в своем зрелом возрасте любой творец задумывается о природе и сущности своего творчества в точности так же, как философ задумывается о природе и сущности философии. Пытаясь ответить на него, философ одновременно проясняет для себя исторически возможные типы философии и смысл своего собственного философствования, а человек искусства – художник, музыкант, писатель или артист - превращается в философа и размышляет о самых фундаментальных параметрах художественного творчества – о красоте и гармонии и их освобождающем влиянии на психику человека, о формах воплощения красоты в визуальные, вербальные и звуковые образы и своей роли в этом довольно-таки мистическом процессе.

IMG_4364.JPG

Татьяна Анисимова: Музыка для меня - это альтернативная реальность. Я бы сказала, что она для меня более реальна, чем видимый нами окружающий мир. Она влияет на этот мир, и под ее незримым, но очень ощутимым воздействием он меняется. Такое ощущение музыки родилось во мне, когда мне было пятнадцать лет... умерла мама... Помню, я была одна в квартире и не могла плакать, хотя было очень тошно. Беру в руки виолончель и начинаю играть вторую сюиту Баха. Тошнота отступает и сменяется сильным эмоциональным напряжением, которое как будто ворвалось ко мне извне. Способность музыки не только выражать то или иное эмоциональное состояние, но и изменять его - это одновременно и тайна, и основная составляющая музыки. Тайна в самом факте существования музыки. Ведь она параллельно сосуществует в разных ипостасях: в тишине, в звучании и в восприятии ее звучания. Например, Чакона Баха одновременно развернута, по крайней мере, в четырех ипостасях: в нотной записи, в исполнении, в восприятии слушателя, а также в воспоминании об этом восприятии/исполнении. И это одна и та же Чакона или разные? Я лишь могу задать такой вопрос, а ответить на него однозначно нельзя, можно только размышлять над темами, которые затронуты в нем. 

Л: Что является самым главным в музыке для тебя как исполнителя, учителя и композитора? Насколько ты разделяешь эти сферы деятельности и насколько соединяешь? Конфликтуют ли они друг с другом или, наоборот, взаимно обогащают, когда каждая направлена на решение своих собственных специфических задач?

Т: Главным в музыке для меня является ее способность глубоко проникать в человеческую психику. Я представляю музыку как некую живительную энергию, которую невозможно объять, но можно частично уловить и напитаться ею. Композиторы - это своего рода приемники, которые могут поймать вибрации бесконечного океана музыкальной энергии. Они отзываются на позывные той частоты, которая соответствует частоте их собственных психических вибраций. А дальше начинается процесс, который, я думаю, никто не сможет объяснить. Каким-то непонятным способом композиторы облекают свои внутренние состояния, вызванные музыкальной энергией, в форму, доступную для восприятия слушателей. Если ты исполнитель, то у тебя есть некие инструкции для навигации в океане музыки, если ты учитель, то ты сама становишься этими инструкциями, а также штурманом. Если же ты композитор - у тебя нет ничего, кроме твоего «внутреннего уха», ибо, сколько бы ты ни изучал опыт написания музыки другими композиторами, ты, в конечном счете, остаешься наедине с самим собой, слушаешь музыку, которая звучит в тебе, и пытаешься её записать. 

Л: Есть ли какой-то более широкий контекст твоей внутренней жизни – эмоциональной, интеллектуальной или духовной, в котором музыка представляет собой лишь её элемент или аспект? Или горизонты музыки сливаются для тебя с космическими горизонтами, как для истово верующего человека, для которого все реальное и содержательное существует только в Боге, и не имеет смысла разделять эти планы бытия, иначе все события теряют реальность. 

Т: Я смотрю на этот мир через призму музыки. Я знаю музыкантов, которые, упорно трудясь на своем музыкальном поприще, достигли больших профессиональных успехов, признания и достаточно высокого социального положения. Для них музыка была в некотором смысле инструментальна. У меня другие отношения с музыкой. Да, музыка - это моя профессия. Но, на самом деле, это вторично. В первую очередь, музыка для меня это способ нейтрализовать мир, до некоторой степени отгородиться от него, ослабить его требования ко мне, наблюдая его как бы со стороны. В определенные моменты музыка была способом спастись от этого мира... Но не отворачиваясь и не убегая от него, а стремясь понять и принять его и себя в нем. Иногда мне кажется, что я слишком глубоко отождествляю себя с музыкой, но изменить ничего не могу.

Л: А были ли какое-то не-композиторы и не-музыканты – писатели, поэты, религиозные деятели, ученые, киноартисты, путешественники, художники – которые оказали влияние на тебя как музыканта? И в чем их влияние отлично от влияния на твое творчество композиторов, учителей музыки или исполнителей музыкальных произведений?

Т: Герой в фильме «Все утра мира» (Tous Les Matins Du Monde,1991) композитор Сан-Коломб немногословен. О нем даже говорят, что он нем как рыба. Он с неимоверным трудом находит слова для выражения своих мыслей. Но в то же время он способен своей музыкой вызвать из потустороннего мира свою жену.. Я всегда слышу эту музыку... 

Другой герой, из кинофильма «Легенда о пианисте» (The Legend of 1900), уникальный пианист-самоучка, который родился на корабле, совершавшем круизы между Америкой и Европой, в канун нового 1900 года и которого так и назвали Тысяча-Девятисотый. Этот пианист рос на корабле, никогда не покидая его пределов, и его мир был ограничен этим кораблём и его пассажирами. Посредством фортепьянной импровизации Тысяча - Девятисотый был способен написать точнейший музыкальный портрет любого человека или яркую музыкальную зарисовку любого события. Его импровизации нередко пугали своей исключительной точностью. Он интуитивно проникал в самую суть незнакомых ему людей. Поистине он создавал альтернативную реальность своей музыкой. 

Я всегда восхищалась мастерами своего дела. И мне повезло, в жизни я часто пересекалась с такими людьми. Один такой удивительный мастер стал моим мужем. Это живописец Александр Ануфриев, с которым мы встретились 27 лет назад. Он оказал сильное влияние на мою внутреннюю жизнь, и у него я многому научилась. Он рассказал мне об индийском святом Шри Рамакришне. Прочитав книгу Ромена Роллана об этом духовном подвижнике, я поняла, что хочу знать больше о нем. Я перевела на русский книгу «Евангелие Шри Рамакришны» (Gospel of Sri Ramakrishna), которая по сути является дневником его ученика. В ней описан последний период жизни святого, его беседы с учениками и паломниками. Перевод занял у меня примерно год и помог мне глубже осознать неразрывную связь между моей музыкальной и духовной жизнью. Я всё больше впитывала в себя энергетический образ Шри Рамакришны. Осознание того, что наше тело не есть мы, а лишь инструмент, благодаря которому мы воплощаем наши замыслы, что не существует ничего, что мешало бы нашим творческим импульсам, что было бы нам не под силу, если сердце наполнено любовью к тому, что мы пытаемся выразить... 

У меня как будто выросли крылья, я поняла, что нет ничего невозможного для виолончели. Я считаю, что я смогла осуществить виолончельную транскрипцию и запись скрипичных сонат И.С.Баха в значительной степени благодаря моему духовному общению со Шри Рамакришной. Труднейшие пассажи мгновенно оживают, если ты перестаешь бояться их и просто восхищаешься их красотой.

Л: Ты много читала буддистских текстов, занималась трансцендентальной медитацией и давала концерты медитативной музыки в различных духовных центрах, церквях и синагогах. Чем отличаются западная и восточная, точнее индийская, традиции духовной музыки? Что здесь главное – музыкальная форма или духовная практика? Людям на Западе легче обрести некое возвышенное состояние, слушая хоралы, молитвы и духовные гимны, чем монотонные и однообразные мантры (chanting)... К чему в человеке обращены эти звуки? Что они призваны пробудить? Как звучит состояние озарения (bliss)? Возможно ли написать музыку нирваны? Ведь никаких определенных характеристик у этих предельных опытов сознания нет, они, в обычном смысле этого слова, лишены содержания... Но звучит ли пустота и, если звучит, то как? Звучит ли чистый свет, ничего не освещающий и ничего не оформляющий? 

Т: У музыки Запада и музыки Востока разные отношения со временем и с пространством. Западная музыка линейна. Она движется из пункта А в пункт Б, звуча в течение определенного времени и заполняя собой определенное пространство. Восточная же музыка свершается сиюминутно, в точке здесь и сейчас. Она никуда не движется - она пребывает там, где она нужна, и тогда, когда она нужна. Она манипулирует временем, втягивая его в мгновение, и манипулирует пространством, вытягивая из него свое звучание, оставаясь сама как бы полой, что соответствует очищению сознания и его концентрации. Это трудно объяснить. Но именно с этой особенностью восточной музыки связано, например, то, что в Индии вечерняя музыка не может исполняться утром, а дневная - вечером. А концерт может длиться пять-шесть-семь часов, и слушатели не устают и не изнывают от скуки. Эта музыка достигает сфер, где преодолевается время. 

Л: В музыке есть много непонятного... Что в природе музыки тебя озадачивает? Какой катарсис глубже – от слушания музыкального произведения, созерцания иконы, рассматривания картины, чтения стихотворения, от театрального представления? Что дает большее освобождение от боли или более все-охватывающее понимание человеком самого себя – музыка или религия? Почему, как ты думаешь, музыка это последнее, что теряет мозг человека, сраженного болезнью Альцгеймера? Музыкант может забыть себя и своих близких, как его зовут, где он живет и откуда он родом, на каком языке он говорит и вообще как говорить, как есть ложкой, как одеваться... но помнить, как играть сложнейшие сонаты Бетховена. 

Т: Музыка как альтернативная реальность выступает на первый план, когда связь с окружающим миром нарушается, что происходит, в частности, когда людей поражает болезнь Альцгеймера. Не исключено, что на определенном этапе своего посмертного существования душа обретает состояние, похожее на состояние человека, страдающего такой болезнью - душа как бы забывает себя. Но она сможет вновь обрести себя и найти путь к свету, лишь следуя за звуками божественной музыки. Орфей как олицетворение такой музыки пытается освободить из пут беспамятства свою жену Эвридику. 

Где пребывает музыка? Ведь мы не можем отрицать, что она есть, даже если она не звучит. Музыка записана в нотах и, пока она не сыграна, мы ее не слышим... Верно. Но есть музыка, которая уже звучит, но которую мы тем не менее не слышим. Также кaк мы не слышим звучания самой вселенной. Только человек, достигший определенного уровня духовного очищения, способен слышать извечную неизбывную вибрацию вселенной, так называемый ОМ. 

По-моему, музыка - это символ рая или звучащая нирвана. Бах не допускал в свою музыку зла. Но были и те, которые допускали. Не могу слушать музыку Шнитке. 

Мы, западные композиторы, пользуемся одними и теми же двенадцатью нотами. Это очень ограниченный набор. Меня не перестает удивлять, как можно было создать и продолжать создавать столько музыки из этих двенадцати нот. 

Говоря о музыке Востока, которая не является сгустком энергии, вибрирующим в пространстве, как западная, а напротив, вытягивает из него свое звучание, надо отметить, что восточная музыка имеет более сложную систему ладов и их ответвлений, чем западная. В системе индийской классической музыки каждый звук соответствует определенной точке в человеческом теле. А потому процесс постижения музыкальных гармоний и создания музыки идет параллельно с процессом осуществления духовной практики. Восточная музыка не имеет нотной записи. Она передавалась от учителя к ученику в течение тысячелетий. Иначе говоря, индийские музыканты были способны принимать и передавать из поколения в поколение живительную энергию музыки риши, древних мудрецов, которым боги открыли гимны Вед.

 Л: Иконописцы или творцы живописных произведений, насыщенных духовным содержанием, одарены талантом выражать зримым образом то, что не видно нашим физическим глазом, но что открывается нашему «третьему глазу», то есть внутреннему созерцанию сущностей или цветовых гармоний – не образы, а праобразы вещей. Иначе говоря, они обладают способностью превращать невидимое в видимое. Можно ли сказать, что духовная музыка – это когда мы «слышим» в музыке звуки, неслышимые в нашем повседневном опыте. Можно ли услышать «музыку сфер» нашим физическим ухом? 

Т: Я думаю, что позволить музыке повлиять на тебя во всей своей глубине и есть задача слушателя. Как я уже сказала, музыка - звучащая нирвана. Ответственность музыканта огромна. Сочинителю музыки и ее исполнителю желательно пребывать в духовно очищенном, просветленном состоянии. Но слушающий не менее ответственен. Жевание жвачки и разглядывание ювелирных украшения на соседе не способствует эффективному восприятию музыки. Я считаю, что мои самые сильные выступления были в Храме всех религий Лотосе, в горах Аппалачи, штат Виргиния. Перед выступлением я постилась. Выступала я перед монахами и паломниками, которые соблюдали обет молчания. Атмосфера в храме была наэлектризована до предела. Я начала играть и... чувство первозданной тишины захлестнуло меня. Когда я освоилась с обрушившейся на меня энергией, звук моей виолончели приобрел необычайную глубину, и музыка стала звучать в унисон со мной, со слушателями, внимающими моей игре, с бесконечной тишиной, на которую вместе со мной отзывалась виолончель... В музыке все было охвачено единым энергетическим потоком присутствия всего во всем.

Л: Вопрос о будущем классической музыки. Считаешь ли ты западную классическую музыку высшим достижением музыкальной формы как таковой? Что можно сравнить с ней по сложности, богатству гармоний, многообразию исполнительских интерпретаций в мировой музыкальной культуре, открывшейся нам и обрушившейся на нас за последние 40-50 лет? Взаимодействует ли современная классическая музыка – как композиторы, так и исполнители - с иными и инородными музыкальными традициями – африканскими или бразильскими ритмами, индийским музыкальным ладом, музыкой, написанной для древних китайских или японских инструментов?

Т: В наше время музыка переживает глубокую трансформацию. На мой взгляд, атональная классическая музыка - это отрицание человеческого тепла и любви, это потеря связи с истоками. Академическая система все еще производит и поддерживает композиторов, пишущих в атональном стиле, но все же музыка возвращается к тональности. Сейчас переходное время. Многое из созданного ныне канет в небытие. Музыка - это язык. Язык атональной музыки напоминает мне концептуальный научный язык. Он хорош для умозрительных высказываний: он может быть исключительно детализированным и утонченным, но он лишен эмоционального и духовного содержания. Музыка будущего будет сочетать в себе черты музыки многих стран и культур. Через влияние джаза и народной музыки разных стран отношение к ритму и к гармоническому строю будет меняться. Одно останется неизменным - эмоциональное и духовное воздействие. Это будет присутствовать в музыке, пока она существует.

Л: Что такое идеальный зал для тебя, идеальная аудитория, идеальный ученик, идеальное место жительства для тебя как исполнителя и композитора? В связи с новыми условиями жизни и работы, которые продиктовал нам КОВИД, в чем для тебя как музыканта состояли потери, а в чем приобретения? Очевидно, что потерь больше, но были все-таки какие-то неожиданные положительные черты режима «удаленки»? 

Т: Для идеального исполнения необходимы высококачественная акустика и “намоленность” зала. То есть стены такого зала должны были бы слышать немало замечательных музыкантов и как бы впитать в себя память об их выступлениях. Идеальная аудитория – это подготовленная аудитория. Желательно, чтобы уши этих людей не первый раз слушали виолончель и одновременно были открыты новому и необычному. Такая аудитория могла бы успешно входить в мою альтернативную реальность и проникать в ее гармонии. Идеальное место жительства - понятие относительное. За свою жизнь я немало попутешествовала и жила во многих красивейших уголках мира, которые вдохновляли меня. Однако, я не вспоминаю о них с ностальгией. Сейчас я живу там, куда меня привела судьба. Здесь искренне любят музыку и с нетерпением ждут моих концертов. Чего ещё может пожелать музыкант?

Идеальный ученик - это талантливый ученик. Меня не интересуют послушные исполнители моей учительской воли. Я верю во взаимное обучение педагога и ученика. Конкретные достижения в результате режима “удаленки” налицо. Мои ученики, возможно от одиночества, обратились к виолончели как к палочке-выручалочке, проводили с ней больше времени и…выиграли несколько конкурсов. А теперь им самим интересно, потому что им нравится то, что у них получается. Грядут лучшие времена!