Нет, я не был в Бабьем Яру в сентябре 1941 года. А если бы был, то, скорее всего, сегодня не писал эти строки.
На том клочке киевской земли, где бурные весенние потоки талых вод когда-то прорыли ничем раньше не примечательный овраг, мне довелось побывать намного позже.
Первый раз я оказался здесь пыльным жарким летом 1949 года, когда приехал в Киев к родственникам, жившим тогда на северо-западной окраине города. В выходной день муж моей родственницы пошел со мной прогуляться и показать окрестности. Попетляв по узким зеленым улочкам частной застройки, мы вышли к краю грязного забросанного мусором оврага. Пугливо оглядываясь по сторонам, мой попутчик тихо прошептал:
- Здесь немцы стреляли евреев. Из пулеметов и автоматов. Это было в начале войны, когда они еще не додумались до душегубок и газовых камер и еще не жалели патронов на очищение планеты от иудейского мусора.
Он пристально посмотрел на меня и, пригнувшись к моему уху, добавил:
- Только это держится в большом секрете, поэтому, прошу тебя, не болтай языком. Лучше помалкивать на эту тему, а то, неровен час, могут быть большие неприятности. Можно даже и срок схлопотать.
Потом мы пошли дальше по берегу оврага, и вдруг я заметил на его склоне трех мальчуганов лет по 10-12, которые, сидя на корточках, возились в песке.
- Такие большие, а играют в куличики, - сказал я.
Мой сопровождающий, молча, взял меня под руку и подвел поближе к обрыву оврага. Мы подошли к мальчишкам. И тут я увидел, как у одного из них что-то блеснуло на ладони.
- Покажи, - попросил я.
Мальчик сначала испуганно оглянулся и крепко сжал свой вымазанный в земле кулачок. Но, увидев мою улыбку и, по-видимому, сообразив, что я не из тех, кто дает подзатыльники, он разжал пальцы и протянул ладонь. На ней лежала потемневшая от времени и грязи золотая коронка* .
- Эти золотоискатели ежедневно находят здесь десятки и сотни золотых коронок, сережек, колец, цепочек, браслетов, - грустно усмехнулся мой спутник, - евреи шли на смерть, надев на себя все драгоценности, которые их матери и бабушки десятилетиями хранили "на черный день".
Второе мое свидание с Бабьим Яром было не настоящим, а бумажным или, как теперь говорят, виртуальным. На этот раз мы встретились на заседании государственной комиссии по выяснению причины только что случившейся в Бабьем Яру гидротехнической катастрофы.
Шел «оттепельный» 1957 год. В то время о трагедии в Киеве уже знали за границей, писали журналисты, о ней говорили на международных встречах, конференциях, совещаниях. Правда, еще пылилась на полке в издательстве замечательная документальная книга А.Кузнецова «Бабий яр» и не появилось на странице «Комсомолки» пламенное стихотворение Е.Евтушенко с тем же названием.
Но веяние времени заставило советскую власть со скрежетом зубовным отказаться от преступного и позорного утаивания содеянных фашистами злодеяний. Украинское партийное начальство вместе с центральным начало долгое тягомотное обсуждение вопроса Бабьего Яра.
Что с ним делать? Продолжить его жизнь стихийной городской свалки, которой он стал в послевоенные годы ? В таком случае его, конечно, пришлось бы слегка облагородить, почистить, посеять травку, подсыпать песочку, посадить цветочки. Но такая косметическая культивация вряд ли помогла бы, все равно заграничные крикуны продолжали бы свой ор – от этих евреев никогда нет покоя.
Второй вариант был немного дороже, но зато кардинальнее и спокойнее - овраг должен был быть засыпан, сравнен с землей, застроен. Тем более, что с послевоенным ростом городского населения Киеву нужна была новая территория для строительства домов, школ, детских садов. А главное, при таком решении вопроса вообще не будет больше повода для споров, обсуждений, упреков. На нет, и суда нет.
После длительных заседаний, совещаний, обсуждений, рассмотрений на разных многочисленных специальных Комиссиях, Комитетах и Советах в конце концов именно этот второй вариант и был принят.
В то время в СССР на гидротехнических стройках широко применялся метод перемещения больших объемов земли не землеройными экскаваторами и самосвалами, как раньше, а с помощью воды. Гидромеханизация с перекачкой разжиженного грунта (пульпы) земснарядами широко применялась всюду. В том числе ее использовали и для «окончательного решения вопроса» Бабьего Яра. Кроме простой земли, в него же сбросили и нашедшие наконец-то свое место глиняные отходы Петровских кирпичных заводов.
Так шла к своему логическому (с точки зрения коммунистических властей) завершению долгая и тяжелая, трагическая и скандальная жизнь киевского Бабьего Яра.
В советском прошлом на Украине неоднократно происходило «пробуждение национального самосознания», почти всегда сопровождавшееся вспышками анитисемитизма. Так было и в 60-х годах, когда на посту 1-го секретаря в Киеве стоял «национально ориентированный» комлидер П.Шелест. Пока ему в Москве не дали по шапке, он заставлял всех вести деловые разговоры только по-украински, а на госучреждениях повесил украинские названия.
Одновременно с этим задымились и головешки государственно-бытового антисемитизма, особенно в Западной Украине. Там на городских улицах можно было увидеть тротуарные бордюры с могендовидами – на них употребили могильные камни еврейских кладбищ. А в Черновицах крупнейшая в Восточной Европе синагога была окончательно переоборудована под кинотеатр. К этому же ряду антисемитских деяний относится и засыпка (замыв) Бабьего Яра.
Благодаря использованию мощной земснарядной техники к марту 1961 года Бабий Яр фактически уже исчез под широкими картами намыва. Но тут случилось нечто непредвиденное. Последовавшая в тот год за снежной зимой резкое весеннее потепление привело к обильному снеготаянию. Прошли и многодневные ливневые дожди. В результате к массе поступившей в овраг разжиженной земли-пульпы добавилось большое количество талой и дождевой воды. Вот тогда-то Бабий Яр и постигла еще одна страшная катастрофа.
Напор воды на картах намыва превысил все допустимые нормы, ее уровень поднялся до самых крайних пределов. Давление на дамбу, удерживавшей пульпу, стало критическим. В конце концов она потеряла прочность, прорвалась в нескольких местах, а потом и рухнула.
Целая река земляной грязи, сметая все на своем пути, понеслась к Куреневке. По крутой спускавшейся вниз улице поплыли скамейки, бочки, садовые калитки. Некоторые жители домов, чтобы спастись, взбирались на крыши. Понадобилось несколько лет, чтобы восстановить все разрушенное. А сколько человек погибло – никто не знает точно.
Вот так сама земля восстала против новых преступлений теперь уже других фашистов, советских.
Моя последняя встреча с Бабьим Яром была односторонней. Я пришел на нее один, так как Яра уже не было. Вместо него передо мной лежала равнинная плоскость, где росли вверх этажи блочных домов. Рядом пробегало новое шоссе, а еще подальше стояли вешки для разбивки городского стадиона.
Я прошел на одну из стройплощадок. Около экскаватора стояла группа людей, громко и возбужденно что-то обсуждавших. Я приблизился к ним и увидел страшную картину. Возле экскаваторного ковша в мокром каменистом грунте лежала похожая на вязанку дров кучка обугленных человеческих костей, скрученных колючей проволокой.
- Да, тяжело на это смотреть, - отходя в сторону, сказал высокий человек в строительной каске и, увидев мой недоуменный взгляд, добавил: - Это немцы перед отходом из Киева, чтобы следов не осталось, обливали трупы соляркой и сжигали.
Я думаю, там были и останки матери, жившей в Лос- Анджелесе моей знакомой Жени Ткач, которую в одну из тех страшных ночей она прикрыла от пуль своим телом.
Только в 1976 году под давлением общественности брежневские чиновники позволили в укромном уголке этой территории установить небольшой памятник. На каменной стеле была выбита странная надпись, гласящая, что она установлена на месте массового уничтожения немецко-фашистскими оккупантами в 1941-43 годах мирного населения и советских военнопленных.
И ни слова о том, что эти мирные жители были евреи и было их здесь уничтожено почти 100 тысяч!
-----
* У редакции по этому поводу был вопрос к автору, тот однако настаивал на том, что видел именно золотую коронку (прим. ред.)
Комментарии
Страшно это всё и настолько
Страшно это всё и настолько чудовищно, что и по сей день не поддаётся осознанию. Вечная память невинно убиенным, всем нашим братьям и сёстрам! Должна в какой-то момент состояться честная дискуссия между представителями двух народов, украинского и еврейского, и должна быть дана одинаковая на обеих сторонах моральная оценка тому, что было в войну. И это вопрос украинской совести. Пока же национальный украинский пантеон формируется и за счёт мифологем, в которых зачастую мало правды. Очень хотелось бы мне лично, чтобы были в нём только такие фигуры как Петро Григоренко, но это не так.
Добавить комментарий