Иван Тургенев в 1850-м. Жизнь в двоемирье (сокращенный вариант)

С 9 по 11 ноября 2021 года в формате онлайн состоялась конференция «Тройственный союз: Иван Тургенев, Полина Виардо и Гюстав Флобер. К 200 -летию». Ее организаторами были Библиотека-читальня им. Тургенева в Москве и Центр им. Тургенева университета города Монс, Бельгия. В конференции приняли участие тургеневеды из нескольких стран – России, Франции, Бельгии, Канады и Америки. Бельгийская и французская сторона сумели организовать прекрасную зум-трансляцию и синхронный перевод докладов с русского на французский и с французского на русский.

Предлагаю вниманию читателей свой доклад в сокращенном изложении. Полностью статья на эту тему должна быть опубликована в журнале НЕВА.

polina-viardo-turgenev-11.jpg

 В 1850-м году Иван Тургенев вернулся на родину после длительного пребывания за границей; в общей сложности он пробыл в Европе, в основном в Париже и имении семьи Виардо Куртавнеле, около четырех лет[1].

Главной причиной отъезда Тургенева, находившегося в Куртавнеле в неловком положении «приживала», была денежная, отсутствие средств для пребывания за границей. Необходимо было уладить «тамошние дела», добиться от матери дележа наследства.

Иван Тургенев уже не мальчик, ему 32 года, на родине он начинающий приобретать известность писатель. В каком умонастроении уезжает он из Франции и от четы Виардо? Приведу несколько отрывков из писем Ивана Сергеевича, написанных в это время и адресованных Полине:

Вот из письма от 24 июня 1850 года из Парижа – перед поездкой в Россию:

«СЕГОДНЯ ровно год, как мы с вами читали «Германа и Доротею» в большой гостиной в Куртавнеле. Как идет время!...»

(спустя два часа) «... будьте благословенны – мои дорогие и добрые друзья, моя единственная семья, вы, кого я люблю больше всех на свете»[2].

В том же июне 1850-го, находясь на корабле, Тургенев пишет Полине Виардо: «Вы позволите мне, не правда ли, поверять вам все, что меня касается? Поверять вам все, без исключения, все, что я сделаю, что решу, что со мной случится. Мысль жить так, на ваших глазах, будет для меня очень благотворной и очень приятной».[3]

По приезде в Россию спешит поделиться: «... Дела я нашел в самом плачевном состоянии, но расскажу вам об этом позднее, когда немного осмотрюсь. Сейчас же вам достаточно будет узнать, что самому мне кажется, будто я, бог знает как надолго, вошел в сырой и вредный для здоровья погреб. Ах! Солнце, свежий воздух – все, что делает жизнь приятной и прекрасной, я оставил там, у вас, друзья мои. Как далеко нахожусь я от вас...».

И дальше: «Не забывайте меня, думайте обо мне, умоляю вас... это будет для меня единственным якорем спасения, когда, среди ожидающих меня тягостных распрей, трудясь над устройством всевозможных грустных дел, я почувствую, что мое сердце изнемогает от усталости и отвращения. Это будет моим единственным утешением».

 Остановимся ненадолго в цитировании, чтобы коротко обобщить смысл тургеневских писем в момент и после отъезда из Франции. По собственному ощущению, во Франции он оставляет свою «единственную семью». Если для Полины Россия, отнявшая у нее Тургенева, «противная», то и сам он сравнивает страну, в которую вернулся, с «сырым и вредным для здоровья погребом». В оставленной Франции многое для него священно. Так, он отмечает дату (ровно год), как они с Полиной читали гетевскую идиллию «Герман и Доротея». Читали по-немецки только что вышедшее произведение о любви немецкого юноши к беженке-француженке. Мы знаем, что эта поэма была определенным знаком для обоих, возможно, тайным символом их любви.[4]

 Тургенев говорит на родном языке, общается с братом и его женой, с друзьями, с крестьянами. При этом каждая черточка, мелочь, деталь, оставленная позади, во Франции, ему дорога. Все начало 1850 года он провел в Куртавнеле. Что же это была за жизнь? Возьмем один день в Куртавнеле, описанный Иваном Сергеевичем в письме к Полине Виардо (она в это время гастролирует в Лондоне) от 19 июня 1849 года.

«Добрый день, милостивая государыня; как вы поживаете? Все обитатели Куртавнеля чувствуют себя хорошо и кланяются вам. Они поручили мне дать вам отчет о вчерашнем дне. Вот этот отчет:

Все спали после отъезда П. Виардо до 10 часов. Затем встали, позавтракали, поиграли в бильярд, принялись за дело: м-ль Берта с Луизой, г-н Сичес – с газетой, г-жа Сичес не знаю где, а я в маленьком кабинете стал обдумывать известный вам сюжет (скорее всего, сюжет комедии «Завтрак у предводителя», написанной в 1849 году).

Я размышлял в течение часа, затем читал по-испански, затем написал полстраницы на этот сюжет, затем отправился в большую гостиную, где с удивлением увидел, что еще только два часа... потом я отправился гулять один, а после моего возвращения все общество (вместе со мною) отправилось гулять до обеда, который был в пять часов. Потом спал до 9 часов, вследствие усталости, вызванной двумя прогулками. В 9 часов принесли чай... Наконец, насладившись в течение часа обществом себе подобных..., мы встали со своих мест, взяли светильники, пожелали друг другу доброй ночи и легли в постели, где тотчас заснули».[5]

Описан длинный, прямо-таки безразмерный летний день, день, в котором отсутствует главное – смысл, одушевляющее начало. Большая часть этого дня для автора письма уходит на сон – утренний, дневной, ночной. На «полезное» тратится не так много времени – 45 минут урок немецкого с Луизой, час с чем-то на обдумывание и записывание сюжета. Остальное – прогулки, еда и сон.

Но не пропустим продолжение письма на следующее утро: «Я провел все утро в парке. Что вы делали в эту минуту? Вот вопрос, который мы (я, - И. Ч.) задаем себе каждую четверть часа». И далее приписка по-немецки, что означает, что обращена она именно к Полине[6] и не может быть вслух прочитана Луи, как наверняка читалась первая часть письма: «Вы должны теперь думать обо мне, потому что я все это время погружен в воспоминания о вас – любимая, дорогая».[7]

Вот то одушевляющее начало, которого не хватало описанию «первого дня без Полины».

Именно эта постоянная мысль о ней, сопровождавшая Ивана, придавала куртавнельским летним дням смысл и значение.

Тургенев в годы, предшествующие своему возвращению на родину, живет целиком «миром» Полины Виардо, - ее жизнью, ее пением, их взаимным чувством, при том, что в их паре руководит она, он – подчиняется.

Пьесы, которые в эти годы пишутся им для театра, отчасти об этом свидетельствуют.

Для нашей темы нам кажутся особенно интересными пьесы «Месяц в деревне» (1850) и «Провинциалка» (1850).

Но особенно интересным в связи с нашей темой представляется тургеневский Ракитин, один из персонажей «Месяца в деревне». Актриса Савина вспоминает, что Тургенев как-то ей сказал: «А Ракитин это я. Я всегда в своих романах неудачным любовником изображаю себя». [8]

Нужно сказать, что среди этих «неудачных любовников» можно найти очень мало персонажей, столь же неотличимо близких к автору, что и Ракитин[9]. Тургенев дает ему множество своих черт, словно напрашиваясь на отождествление с героем. Они одного возраста[10], одного круга, занимают одинаковое двусмысленное положение «друга дома» в семье замужней дамы и – самое главное - оба целиком принадлежат любимой женщине[11]. Читавшему письма Тургенева к Виардо той поры – очень знакома и ситуация, и лексика влюбленного: «Я в вашей власти...делайте из меня, что хотите...».[12]

 Занятия Ракитина в присутсвии «дамы сердца» схожи с тургеневскими. Он читает ей вслух французский роман («Граф Монте Кристо»), всячески развлекает, угождая то и дело сменяющемуся настроению и боясь «приесться», он терзается ревностью... «Дама сердца», как сам он проницательно замечает, играет с ним «как кошка с мышью», одновременно привлекая и отталкивая...

Теперь прошу внимания. Что мы знаем об отношениях Натальи Петровны и Ракитина? Только ли платоническая эта любовь? Могут ли оба с чистой совестью глядеть в глаза Аркадию Сергеевичу Ислаеву, мужу Натальи Петровны? На этот счет нет никаких сомнений. Вот развернутая характеристика их отношений, данная Натальей Петровной: «Наши отношения так чисты, так искренни... мы с вами имеем право не только Аркадию, но всем прямо в глаза глядеть. Я вас люблю... и это чувство так ясно... так мирно».

И тут нужно сказать о коренном, кардинальном отличии Ракитина от самого Тургенева. Мне кажется, что Ракитин и нужен был Тургеневу, чтобы создать своеобразную плотную завесу перед глазами сплетников, старавшихся проникнуть в будуар мадам Виардо, завесу для тех отношений, которые развивались у него с Полиной. Долгое время среди исследователей бытовало мнение о платонических отношениях между Тургеневым и Полиной Виардо, во многом опиравшееся на высказывания самого Тургенева и на ситуации с изображенными им героями, такими, как Ракитин.

Истина открылась при внимательном рассмотрении Дневника писателя, названного им Мемориалом, где Тургенев по годам очень кратко отмечал самые важные события и встречи своей жизни с 1830 по 1853 год.[13] Приведу несколько значимых для нас записей.

1.       1843 В ноябре ЗНАКОМСТВО с Полиной

2.        1845 19/31 декабря Templario – первый поцелуй

3.        1849 Все лето в Куртавнеле без денег. 14/26 июня я в 1-й раз с П /олиной/

Теперь, я думаю, слушателю этой работы становится понятна огромная разница между персонажем пьесы Ракитиным и ее автором. Ракитину позволяется «обожать» на расстоянии, Тургенев же допущен в святая святых. Это окрашивает его письма к Полине 1849-1850-х годов совершенно определенной краской. Если первое тайное свидание произошло в Куртавнеле 14 июня 1849 года, а письмо из Куртавнеля с описанием томительного долгого дня пишется Тургеневым 19 июня (сразу по ее отъезде в Лондон), то понятно, что влюбленный еще не отошел от нового своего состояния и спешит заверить возлюбленную в своей любви, очень надеясь, что она тоже думает о нем. Еще раз приведу утреннюю приписку к письму от 19 июня 1849 года, сделанную по-немецки и не понятную мужу: «Вы должны теперь думать обо мне, потому что я все это время погружен в воспоминания о вас – любимая, дорогая». [14] Он томится по возлюбленной и хочет, чтобы она знала об этом, находясь на гастролях. 

В письме 1850 года он напоминает Полине, как ровно год назад, 24 июня 1849 года, они вместе читали «Германа и Доротею» в большой гостиной в Куртавнеле. Возможно, упоминание «большой гостиной» в письме не случайно и связано с воспоминаниями не только о совместном чтении, но и об одном из интимных свиданий...

Пойдя на связь с Тургеневым, Полина серьезно рисковала стать лакомой добычей для «парижских сплетников». Но и муж Полины, Луи Виардо, требовал к себе бережного отношения. Он ни в коей мере не должен был почувствовать себя уязвленным, обманутым. И Тургенев удивительным образом мог прекрасно ладить с мужем своей любимой. Как мне представляется, главным условием, поставленным Полиной перед нетерпеливым (и любимым ею) русским, было сохранение тайны их отношений. Ни слова, никогда, никому, нигде. Как видим, если это так, то Тургенев ее условие выполнил.

Вторая пьеса, комедия в одном действии, которую Тургенев писал уже в России, в Санкт-Петербурге, и успел закончить до того, как срочно выехал в Москву к умирающей матери, носила название «Провинциалка» (1850).

Эта пьеса так же, как и «Месяц в деревне», была отчетливо автобиографична и отчасти навеяна французскими впечатлениями. Зинаида Гафурова говорит о «тени Полины Виардо», которая лежит на этой пьесе. По мнению Гафуровой, Дарья Ивановна, героиня «Провинциалки», многими своими чертами напоминает Полину – возрастом (28 лет); тем, что между нею и ее мужем возрастная разница 20 лет, как и в семье певицы; манерой одеваться просто и со вкусом; интересом к новейшим журналам и книгам; привязанностью к саду; наконец, своей музыкальностью и игрой на фортепиано[15].

Главный источник комедийности пьесы – граф Любин.

Он – третий в незадавшемся треугольнике, где членами выступают Дарья Ивановна и ее глуповатый недотепа-муж, Алексей Ступеньдьев, уездный чиновник 48 лет, также поданный драматургом в комическом ключе. Тругольник не задался потому, что, по всем правилам, третьим его членом должен быть любовник супруги, дурачащий глупого, недоверчивого и–таки обманутого мужа. Однако графу Любину, явно пленившемуся пикантной провинциалкой, счастье взаимности не светит. Похоже, автор пьесы все усилия кладет на то, чтобы показать, благородство одураченного графа, который, несмотря на свой явный афронт, хочет устроить «провинциалке», ее мужу и их воспитаннику Мише переезд в С-Петербург.

Автор делает обоих мужчин, Ступендьева и графа Любина, персонажами комическими.

Вспомним признание Тургенева в передаче Марии Савиной: «Я всегда в своих романах неудачным любовником изображаю себя». Сказано это было по поводу Ракитина из «Месяца в деревне». Но и «неудачный любовник» граф Любин - отчасти сам Тургенев. Зная подлинные отношения Тургенева и Полины Виардо, можно сказать, что эти автопортретные персонажи – некая сознательная дезориентация читателя и зрителя, увод в сторону. Больше того, мне кажется, что эти две пьесы в какой-то мере ориентированы на чету Виардо – Луи и Полину - как главных читателей и зрителей. Тургенев приветственно машет им обоим со страниц и подмостков. Он сделал так, что Луи останется доволен высоконравственным поведением героев, а Полина увидит, с каким искусством ее друг уводит любопытствущих от ее алькова.

 О том, что пьеса напрямую обращена к Полине и содержит тайный шифр для нее, говорит такая деталь. В 23-м явлении граф, стоя на коленях, признается Дарье Ивановне в нежных чувствах. Это комическая сцена, так как бедняга долго не может встать с колен, а его «предмет» над ним смеется и не хочет помочь; в итоге – ему помогает неожиданно появившийся Ступендьев, муж. Но вот какую фразу произносит граф, стоя на коленях: Je vous aime, Dorothei… Et vous? В переводе с французского эта фраза звучит так: «Я вас люблю, Доротея... А вы?» Это, на мой взгляд, прямое обращение автора к любимой. Не случайно здесь появляется непонятно откуда взявшееся имя Доротея. Для Полины и Ивана – это имя - «их знак», воспоминание о совместном чтении гетевской поэмы и обо всем, что за ним последовало...

Тургенев, приехав в Россию, живет в «двоемирье». Поверяя практически в ежедневных письмах-отчетах свои впечатления, мысли и намерения французской возлюбленной, он волей-неволей подстраивается под ее восприятие чуждого ей уклада, образа жизни, даже звучание слов...

 Вот маленький пример.

 В письме к обоим Виардо от 18 сентября того же года в конце есть такой пассаж: «Хотите ли вы знать имя моей ПРЕЖНЕЙ любви, о которой я вам рассказывал три недели назад? Ее зовут Лизой Шеншиной. Смешное имя, не правда ли?»

 По-русски имя Лиза Шеншина самое обычное, отнюдь не смешное. Но Тургенев пишет по-французски и проверяет слова на восприятие французского уха. Он чутко улавливает, как эти звуки слышит Полина, и его оценка сливается с оценкой любимой женщины.

 С другой стороны, Тургенев принимает, присваивает некоторые обычаи, которые не были характерны для русского общества и даже могли показаться диковатыми. В приписке по-немецки в письме к Полине Виардо от 26 сентября 1850 года Иван Сергеевич благодарит ее за присланные в письме ногти:

«Тысяча благодарностей за милые ногти!». Взамен он посылает Полине прядь волос, что более соответствует обычаям русской дворянской молодежи того времени. Есть у него и просьба: «Прошу вас прислать мне лепесток из-под вашей ноги». И заканчивает: «Целую милые, дорогие ноги»[16]. Последний оборот «Целую ваши ноги» был принят в куртуазных кругах романских стран, в частности в Испании, откуда было родом семейство Виардо. Римскому папе, как известно, также было принято целовать ногу (туфлю). В русской же традиции такого обычая не было. Русские дворяне целовали дамам, как и священнослужителям, исключительно руки...

Подведя итог этой части нашей работы, скажем, что, если постараться дать определение чувствам и переживаниям Ивана Тургенева сразу по приезде в Россию, летом и осенью 1850 года, можно сказать, что он живет в «двоемирье». Его «дом», любимая женщина и ее семья, ставшая его семьей, остались «Там», а пребывает он, надеясь на скорое возвращение, «Здесь». В свой 33 день рожденья[17] , 28 октября 1850 года, Иван Сергеевич пишет Полине: «И мне радостно сказать вам по истечении 7 лет, что я ничего не видел на свете лучше вас, что встретить вас на своем пути было величайшим счастьем моей жизни».[18]

----------- 

[1] Обычно говорят о трех годах, проведенных Тургеневым вне России (1847 – 1850). Но, если мы обратимся к «Летописи жизни и творчества Тургенева», то увидим, что он находился за границей почти четыре года, точнее, 3 года и десять месяцев. Он уезжает в Европу вслед за четой Виардо, в первой половине мая 1845. В середине октября 1845 года возвращается в Россию, где в это время гастролирует Полина Виардо. В феврале 1846 года вся семья Виардо, вместе с маленькой Луизой, прерывает гастроли, из-за болезни девочки и матери, и покидает С-Петербург; Тургенев с ними не едет и весь 1846 год проводит в России. Но уже 12 января 1847 выезжает в Берлин, где встречается с Полиной Виардо, и возвращается на родину 17 июня 1850 года (См. Летопись жизни и творчества И. С. Тургенева (1818-1858). С-Петербург, Наука, 1995, стр. 104-164). Если посчитать время пребывания писателя за границей в этом промежутке, то получится около 4 лет.

[2] Письма. т. 2., стр. 342, 343

[3] Там же, стр. 344

[4]См. Ирина Чайковская. Иван Тургенев как читатель Гете. Семь искусств, № 12(48), декабрь 2001. Обратим внимание, что и «Полина Виардо выделила эту поэму Гете. В списке (любимых книг, - И.Ч.) Полины нет ни «Страданий молодого Вертера», ни «Фауста», из всех произведений Гете именно поэма «Герман и Доротея» удостоилась чести быть названной».

[5] Письма, т. 2, стр. 408

 [6] Немецкий – был для Полины и Ивана языком их любви, Луи Виардо немецкого языка не знал.

[7] Письма, т. 2, стр. 409

[8] В комментарии к пьесе, стр. 638.

[9] Наиболее близки автору, а порой и сливаются с ним, герои «Переписки» (1856), «Фауста» (1856), «Первой любви» (1860), «Вешних вод» (1872) ...

[10] Ракитин ровесник своей «пассии», Натальи Петровны, в то время, как муж, Аркадий Ислаев, старше ее на 7 лет. Конечно, это не 20 лет – такая разница в возрасте была между Полиной и ее мужем, но соотношение возрастов в пьесе сохраняется: она и он - ровесники и «старый муж».

[11] Ракитин о себе: «Ах, как смешны люди, у которых одна мысль в голове, одна цель, одно занятие в жизни. Вот как я, например... Я весь принадлежу ей» ...

[12] Тексты цитируются по ПСС и писем в 30 т., т. 2.

[13] См. на интернете: http://turgenev-lit.ru/turgenev/bio/avtobio/memorial.htm

[14] Письма, т. 2, стр. 409

[15] Зинаида Гафурова. «Провинциалка». 170 лет на русской сцене». Доклад из цикла «Тургенев: ближний круг», прочитанный 15 мая 2021 года на Тургеневском обществе в Москве. On-line трансляция.

[16] Письма. т. 2, стр. 361

 [17] В письме к Виардо – ошибочно указано 32 года.

[18] С- Петербург, 28 октября 1850, Письма, т. 2, стр. 366