Учиться в школе в первые послевоенные годы было интересно. Это было единственное место, где можно было узнать что-то новое, кроме знаний, получаемых на улице. В нашем посёлке Дзержинского на окраине Магнитогорска на Южном Урале, все дома были деревянными, деревенскими. Не было ни радио, ни электричества. Глухомань. Взрослых мужиков было мало – кто вернулся с фронта и те, кто ковал победу в тылу.
Были ещё непригодные к службе в армии инвалиды. Подраставшая молодёжь часто шла по «неправильной дорожке», и в посёлке через два-три дома кто-нибудь отбывал на казённых харчах в домах с решётками на окнах. Мы, дети начальной школы, старались подражать взрослым: дрались, плевали сквозь зубы, матерились и пели блатные песни. Летом, когда пасли коров и не было пригляда отца с матерью, пригнав вечером корову домой, боялись рот открыть – срывались на язык общения с коровами. А в степи раздолье, день длинный, бегаешь за коровами, смотришь, чтобы на посевы колхозные никакая скотина не прорвалась.
А из развлечений – поёшь во всё горло знакомый репертуар. Вижу себя лет восьми-девяти дерущим глотку: «Взял я тебя босу, курносу, безволосу / И три дня в порядок приводил, / Но ты мне изменила, другого полюбила, / Зачем же ты мне «шарики крутила?» Пели про Колю Кучеренко, хорошего парня: «А теперь расстреляли его». И, конечно, в репертуаре был «Парень в кепке и зуб золотой» с концовкой: «Только кепка валялась у стенки, пулей выбит был зуб золотой»
А в школе, в классном хоре, пели любимую песню Ильича «Замучен тяжёлой неволей» – пророческую песнь на многие советские годы. Родители иногда устраивали застолье, приглашали знакомых и пели песни. В их репертуаре были «Тонкая рябина», «Хас Булат удалой», «Распрягайте, хлопцы, коней», «Александровский Централ», «Глухой, неведомой тайгою» (Бежал бродяга с Сахалина) и многое другое.
В посёлке поставили столбы, протянули провода и подвели электричество. К домам электричество пока не подключали. Живший в нашем посёлке электрик Колька Кольцов подсоединил провода к кронгштейну на крыше нашего дома, и мы оказались в другом мире. Не надо было коптить настольной лампой, все углы комнаты и кухни были видны лучше, чем днём. Вот что значит лампочка Ильича! Но пришёл «настоящий» электрик, молча надел «когти», влез на столб и отрезал провода – не положено без указания партийного комитета. Мы снова погрузились во тьму ещё на две недели. Потом пришло разрешение, но прежней радости уже не было.
Потом появилось радио. Начинало работать в шесть утра. Рассказывалось сколько тонн стали выплавили сталевары с каждого квадратного метра пода мартеновской печи. Были и песни. Больше всего мне нравились передачи с чтением сказов Павла Бажова и чтением рассказов. Выделялась сказка Виталия Бианки «Как муравьишка домой спешил»: «Жужелица, жужелица, снеси меня домой – у меня ножки болят». Я переживал за муравьишку, но он успевал домой перед закрытием последнего входа в муравейник.
Сильное впечатление оставил рассказ о случае в тюрьме политических заключённых при кровавом царском режиме. Случилось страшное: один из надзирателей обратился к заключённому на «ты». Что тут поднялось! Такого унижения человеческого достоинства никто вынести не мог и не хотел. Поднялось стихийное возмущение политзэков. Появился начальник тюрьмы с извинениями. Надзирателя, нанёсшего непоправимый урон человеческому достоинству зэка, куда-то спрятали, не то уволили со службы, а может быть, и расстреляди. «Шухер» был ужасный! Вынес ли моральный удар политзэк, «тыкнутый» надзирателем, в передаче не сообщалось. (В царское время со второго класса гимназии учитель был обязан называть школьника на «вы»).
Не могу вспомнить: в СИЗО в 1966 в Питере на Литейном, 4, когда меня водили на ночные допросы (следственные действия ночью запрещены), на «вы», или на «ты» ко мне обращались следователи?
В школе очень нравились уроки литературы. Учителем была Ксения Ивановна. На груди у неё блестел орден Ленина. Иногда она раздававла нам книги с какой-нибуль пьесой, распределяла роли и мы читали сидя за партами каждый свою роль. Класс напряжённо внимал чтению. Чтецы входили в роль и класс бурно реагировал. Мы просили Ксению Ивановну остаться после уроков и ещё что-нибужь «сыграть».
В такие дни никто после уроков домой не уходил – все ждали представления «Театр у нас в классе». Были завзятые классные чтецы: Саша Горбунов, Слава Гачкин, Белла Кушнир и Татьяна Завалишина (все имена и фамилии подлинные – прошло немного более семидесяти лет). Если учительница появлялaсь в классе со свёрнутым рулоном в руке – значит, нам покажут какую-то картинку. Это могли быть и изображения птиц или зверей, или репродукции картин. Запомнилось картина Богданова-Белского «У дверей школы». Мальчик с сумой для подаяния заглядывает в школьный класс.
И мы точно знали, что «только в нашей стране, только при советской власти все дети нашей страны …» Мальчик был в лаптях. И я только недавно узнал, что зимой в лаптях гораздо теплее, чем в ботинках из кожзаменителя с дырой в подошве. Безлапотным на Руси назывался крестьянин возраста 9 лет и старше, не умевший сплести себе лапти. Дело это было непрстое – «лапти плести, не бородой трясти», да и «не каждое лыко в строку» и за год мужик изнашивал 50-60 пар лаптей. «В дорогу идти – пять пар лаптей нести».
Запомнилась и картина Ильи Ефимовоча Репина «Бурлаки на Волге». На ней русские люди, низведённые до уровня тяглового скота, тащат баржу. Впереди группы бурлаков крепкий мужик – символ России. А в середине молодой бурлак уже поднял голову и видит впереди грядущую революцию (февральскую или октябрьскую, не сообщалось).
Чтобы познакомиться с жизнью бурлаков Илья Репин в 1870 году отправился в поездку на Волгу. Результатом была серия эскизов, показанная великому князю Владимиру Александровичу (сын Александра Второго). По одному из эскизов великий князь заказал большую картину «Бурлаки на Волге». Этот вариант был представлен весной 1871 года на ежегодной выставке Общества поощрения художников в Санкт-Петербурге и получил первую премию.
В 1872 году художник совершил вторую поездку по Волге, создал ряд этюдов, использованных для завершения полотна, которое было представлено в марте 1873 года на Академической выставке в Санкт-Петерберге. Академия художеств присудила картине Репина золотую медаль имени Веже-Лебрен «за экспрессию». Полотно было куплено за 3000 рублей великим князем Владимиром Александровичем, который повесил его в биллирдной комнате Владимирского дворца. С 1918 года картина передана в Государственный Русский музей.
В своём творчестве Илья Ефимович Репин сумел охватить все стороны современности, затронуть темы на злобу дня. Последние 30 лет своей жизни художник провёл в своём имении Пенаты в Куоккале под Петербургом. Много времени уделял педагогической деятельности, был профессором, действительным членом Императорской Академии художеств. Последние 13 лет, когда он проживал в лично им построенном доме, посёлок Куоккала перешёл во владение Финляндии. Репин жил по нансеновскому паспорту. Переехать в СССР, на чём настаивали и художник Исаак Бродский, и Клемент Ворошилов, отказался.
Советские и российские знатоки и любители творчества Ильи Ефимовича мало знают его работы советского периода, когда художник по-прежнему отзывался на современные проблемы.
Картина «Большевики. Солдаты Троцкого отнимают у мальчика хлеб» никогда и нигде не выставлялись. В настоящий момент она находится в Константиновском дворце, в Гатчине под Петербургом.
Я не умею рисовать (чего я только не умею!), но у меня перед глазами стоит чёткая картина из прошлого нашей семьи. Предыстория такова.
В 1914 году мой дед по материнской линии Антонов Пётр Иванович, распределив по родственникам троих детей (жена умерла) - Ваню (6 лет), Дуню (8 леет) и Машу (9 лет), - ушёл на фронт защищать Россию. В 1918 вернулся, собрал детей, женился и продолжил своё дело: купечество на доверии (бумажных договоров не писали – рукопожатия было достаточно). Коммунистическая чума достигла Южного Урала в 1928.
До этого была и Сибирская Республика от Камы и Чусовой до Тихого океана под руководством Петра Вологодского, было и безвластие. В семейном архиве есть фото родственников в 1929 года с надписью: «А лица у нас грустные – сегодня скотину сдавали в колхоз».
В 1931 году мой отец узнал, что ночью придут бандиты из НКВД грабить тестя. Предупреждённый дед запряг лошадь, поставил сундук с пожитками в телегу, посадил бабу на сундук и укатил в бескрайние Уральские степи. Ночью пришли «товарищи» – деда нет. Всё разграбили, забрали и дом. Кто предупредил? Понятно – Смирнов Илья. Отца посадили в тюрьму, а мать с двухлетним ребёнком (и она ожидала второго) выгнали на улицу, отобрав карточки на хлеб и продукты, обрекая всех троих на смерть. Большевики старались истреблять казачьи семьи под корень. Мать с детьми спасли совершенно незнакомы люди – семья Петра Степановича Телищева.
Вот на этот сюжет и «нарисована» в мой голове картина маслом.
Вид немного сверху. На втором плане, справа, красноармеец с винтовкой, направив штык в спину мужчине, ведёт его к чёрному «воронку». На переднем плане красноармеец с винтовкой выводит женщину из дома. Видна оставленная распахнутой дверь.
В правой руке у женщины скудный узелок с пожитками, левой рукой она держит двухлетнего сынишку, который с испугом вопросительно смотрит на мать. Видно, что женщина «в положении» в ожидании второго ребёнка. Красноармеец, держа винтовку правой рукой, направил штык в спину женщины, левой рукой заталкивает в карман гимнастёрки продовольственные карточки. Подпись: «БОЛЬШЕВИКИ. 1931. Красноармейцы отправляют мужа в тюрьму, а жену с двухлетним ребёнком выгоняют на улицу, отобрав карточки на хлеб и продовольствие».
Комментарии
Мастер жизненных срезов
У Юрия Смирнова есть редкий талант простыми словами производить достоверные срезы реальной жизни прошедших времён. В его рассказах для будущих поколений сохранены картины того, что было, но не должно было быть.
Жду новых интересных рассказов Юрия и надеюсь читать их ещё много лет.
Добавить комментарий