Очагом восстания стал крупный завод «Арсенал», на котором производили ремонт различных типов вооружения, в том числе артиллерийского. Влияние большевиков на заводе было велико. Восставших рабочих «Арсенала» поддержали другие предприятия, некоторые добровольческие соединения и пробольшевистски настроенная половина киевского гарнизона.
Уже в первый день, 29 января, восставшие вручили Центральной раде требование передать власть советам. Центральная рада это требование отклонила. Восстание разрасталось и на следующий день центр Киева оказался в руках противников Центральной рады.
Одновременно начался правительственный кризис. Премьер-министр Винниченко, считавший, что с большевиками иногда все же можно договориться, 31 января ушел в отставку. Пост премьер-министра занял Голубович, сформировавший новый кабинет.
Для подавления восстания Центральная рада бросила все силы, имевшиеся в столице, а 1 февраля 1918 г. ей на помощь прибыл «Гайдамацкий кош Слободской Украины» под командованием Петлюры. На следующий день, 2 февраля, сопротивление восставших почти во всем городе было подавлено. В их руках оставался только завод «Арсенал». Утром 4 февраля в ходе кровопролитного штурма, в котором особенно отличился отряд Петлюры, «Арсенал» пал. Около 300 его защитников были расстреляны. Споры о правомерности этого акта не стихают на Украине до сих пор.
Внутри Киева Центральная рада устояла. Но за пределами столицы ее дела шли не блестяще, хотя украинские войска задерживали наступающие советские части по всем правилам «эшелонной» войны: портили мосты, разбирали железнодорожное полотно и т.д.
Тем не менее, Муравьев постепенно приближался к Киеву, посылая своему начальнику победные реляции. Так 1 февраля он сообщил, что его передовые части «ведут бой в пятидесяти верстах от Киева» (Антонов. С. 148), а 3 февраля – что «его армия в 20 верстах от Дарницы» (там же). Сейчас Дарница - один из красивейших районов Киева.
Муравьеву представлялось, что «падение Киева вопрос одного – двух дней» (Антонов. С. 149). Его уверенность, видимо, передалась командующему Южной группой советских войск, а от того - Ленину. И председатель Совнаркома не замедлил 3 февраля подготовить текст радиограммы: «Всем. Мирной делегации в Брест-Литовске особенно. Киевская Рада пала. Вся власть на Украине в руках Совета» (Ленин 35. С. 314).
Ленин явно опережал события, настолько велико было его желание покончить с ненавистной Центральной радой. Но Киев пока оставался в ее руках, да и весь состав Центральной рады находился на месте. При этом амбициозный Муравьев, для которого захват украинской столицы был делом личного престижа, сообщал 4 февраля командующему Южной группой советских войск, что «[станция] Дарница и мост через Днепр заняты…, [что] орудия наведены на Киев, [а] передовые части уже в городе» (Антонов. С. 149).
На следующий день, 5 февраля, по словам Муравьева, в Киеве находились уже не только его передовые части, но и все советские войска «уже в городе [и даже] захвачен бронепоезд противника» (Антонов. С. 150), «хотя местами еще продолжается уличный бой» (Антонов. С. 151).
В один из этих двух дней в приказе об общем штурме Киева Муравьев
детально расписал, что надо захватить и контролировать в столице Украины. Среди прочего он приказал «беспощадно уничтожить в Киеве всех офицеров и юнкеров, гайдамаков, монархистов и всех врагов революции» (Антонов. С. 154). Даже части киевского гарнизона, державшие нейтралитет, не внушали Муравьеву доверия. Их следовало немедленно расформировать, а их имущество передать в военно-революционный комитет Киева.
Такие приказы Муравьева, по словам командующего Южной группой советских войск, «имели тем более отрицательное значение, что он был в глазах киевлян «оккупантом» - пришельцем с советского севера» (там же). А потому бои за Киев, начиная с 4 февраля, приняли чрезвычайно ожесточенный характер.
Но Ленин, видимо, поверил, что Центральная рада уже свергнута и то ли 4, то ли 5 февраля, в эфир пошла упомянутая радиограмма «всем, а мирной делегации в Брест-Литовске особенно».
Между тем, сам командующий Южной группой советских войск, смотревший на события более реалистично, считал, что еще и 5 февраля «бой в Киеве был еще далеко не закончен» (там же). Сопротивление украинских войск было очень упорным.
И пока бои в Киеве и вокруг него продолжаются, мы поспешим в Брест, чтобы понять, как разворачивалось советское наступление против Центральной рады на дипломатическом фронте.
Как уже было сказано (см. ч. 11), Троцкий опоздал и запланированное на 29 января заседание политической комиссии не состоялось. А потому очередной этап переговоров решили начать 30 января и не с заседания политической комиссии, ограниченной по своему составу, а с пленарного заседания. Но к этому дню не все члены украинской делегации смогли добраться до Бреста: в том числе председатель украинской делегации, Севрюк, заменивший Голубовича, и член делегации Любинский.
Пленарное заседание 30 января по мнению министра иностранных дел Австро-Венгрии «не имело никаких серьезных результатов» (Чернин. С. 263). Тем не менее, на нем в очередной раз рассматривали важный вопрос о правомочности украинской делегации.
Все началось с того, что Троцкий объявил о вхождении в состав русской делегации двух новых членов: Шахрая и Медведева, которые 21 января, загодя, прибыли в Брест в соответствии с названным Лениным «дискутабельным», планом Троцкого,
Шахрай, как мы уже упоминали (см. ч. 10), занимал пост секретаря по военным делам просоветского украинского правительства в Харькове – Народного Секретариата, а Медведев был председателем Украинского ЦИКа, то есть, по сути дела, парламента.
Включение Шахрая и Медведева в состав русской делегации, по словам Троцкого, «имеет серьезнейшее значение для хода дальнейших переговоров и является отражением того внутреннего положения, которое сложилось на Украине» (Мирные переговоры. С. 135).
Какое же положение сложилось там с точки зрения Троцкого?
На Украине происходит политическая эволюция, такая же, как в России, но с некоторым отставанием. Во многих местах созданы советы трудящихся, которые выступают против Центральной рады, а правительство Украины переживает кризис. Чем закончится кризис – неизвестно (на следующий день правительство Винниченко ушло в отставку и главой нового правительства стал Голубович. – Ю.П.). Ясно, что в такой ситуации, мир, заключенный украинской делегацией с делегацией стран Четверного союза, «ни в коем случае не может считаться миром с Украинской Республикой» (там же). И поскольку Украина территориально еще не отмежевалась от России, никакое соглашение стран Четверного союза с Украиной не может иметь силы, если оно не подписано русской делегацией, в состав которой теперь входят Шахрай и Медведев.
Последнюю мысль Троцкий постарался подчеркнуть еще раз, найдя ей красивое оформление в виде слов «войти в жизнь». Он заявил, что «только такое соглашение с Украиной может быть признано действительным и войти в жизнь, которое будет формально признано представительством Российской Федеративной Республики, при прямом участии входящего в состав нашей делегации представительства Украинского Народного Секретариата» (Мирные переговоры. С. 136).
Троцкий почему-то объединил под именем украинского советского правительства - Народного Секретариата две ветви харьковской власти - исполнительную и законодательную.
Шахрай и Медведев за время вынужденного ожидания вполне освоились в Бресте, причем настолько, что вступили в контакт с противоположным лагерем – украинской делегацией, сформированной Центральной радой.
Видимо, в Шахрае большевик еще не окончательно победил украинца, и он был способен, если не принять, то по крайней мере, понять точку зрения украинской делегации на национальный вопрос.
Это обстоятельство не ускользнуло от внимания председателя германской делегации Кюльмана, приехавшего в Брест 28 января, но успевшего досконально познакомиться (или его любезно познакомили) с деятельностью украинской делегации.
В личной телеграмме германскому канцлеру Гертлингу 30 января он сообщил: «по-видимому, установились связи между делегатами Харьковской рады, привезенными сюда Троцким, и делегатами Киевской рады, так как при определенных обстоятельствах и Харьковская рада, кажется, склонна придавать особое значение национальным украинским интересам и оказывать сопротивление великороссам» (Советско-германские отношения. С. 265).
Кюльман, как и Троцкий, объединил исполнительную и законодательную ветви украинской советской власти, только не в качестве правительства - Народного Секретариата, а под именем так называемой «Харьковской рады», то есть парламента - Украинского ЦИКа.
Второй посланец Харькова, Медведев, по определению члена украинской делегации Любинского, «довольно наивный человек» (цит. по Редiн. С. 31), сообщил какие-то факты, компрометирующие отдельных противников Центральной рады в Киеве.
Троцкий, приехав в Брест 29 января, вероятно, тоже вскоре заметил, что Шахрай и Медведев не вполне соответствуют той роли, которую им отвел Совнарком. И запросил подкреплений. По его предложению, в Брест из Петрограда должны были приехать трое большевиков во главе с В.П. Затонским, секретарем по просвещению просоветского Народного Секретариата. Затонского в принципе намечали еще раньше в состав представителей Харькова вместе с Шахраем и Медведевым, но он то ли заболел, то ли понадобился в Петрограде для работы при Совнаркоме, и потому в Брест не поехал. И вот теперь Затонский оказался срочно востребован, да еще и в сопровождении двух однопартийцев.
Временно обезглавленная украинская делегация (ее новый руководитель Севрюк и один из видных членов Любинский 30 января еще только преодолевали советские военные кордоны), не сочла возможным вступать в диалог по поводу своей правомочности до их приезда, о чем и заявил один из уже присутствовавших в Бресте членов украинской делегации Левицкий.
Кюльман согласился отложить обсуждение вопроса о правомочности украинской делегации до прибытия всех ее членов. Троцкий же под конец пленарного заседания 30 января решил еще раз подчеркнуть, что вопрос правомочности двух украинских делегаций (он почему-то в этот раз назвал их «организациями»), «разрешится практическим исходом борьбы и соревнования этих организаций» (Мирные переговоры. С. 137).
«Соревнование» - процесс для мирного времени, но Совнарком под руководством Ленина навязал Украинской Народной Республике «борьбу», то есть разжег на ее территории гражданскую войну, которая к концу января 1918 г. докатилась уже до Киева.
Хотя бои на его улицы еще не перекинулись, но Троцкий, как и Ленин, в своей антипатии к Центральной раде опережал события. И когда на заседании политической комиссии 31 января опять зашла речь о правомочности украинской делегации, заявил, что «на основании последних сведений, - в частности, только что полученной мною телеграммы, - … вопрос об участии Киевской рады, как самостоятельной делегации, относится скорее к прошлому, чем к настоящему или будущему» (Мирные переговоры. С. 142).
На вопрос Кюльмана, уточнявшего содержание телеграммы, Троцкий заявил, что «преобладающая часть Киевского гарнизона перешла на сторону Советской Украинской власти, и что вопрос о дальнейшем существовании Рады – вопрос ближайшего будущего» (Мирные переговоры. С. 143).
Троцкий применил метод полуправды, так часто потом используемый советской властью в целях дезинформации. На самом деле большая часть киевского гарнизона, и уж никак не менее его половины, соблюдала нейтралитет, и именно этим объяснялся тот факт, что частям Муравьева после начала штурма Киева 4 февраля, удалось относительно быстро занять в городе несколько стратегически важных пунктов.
К штурму Киева мы еще вернемся, пока же в Бресте 1 февраля состоялось пленарное заседание, на котором первым выступил председатель украинской делегации Севрюк.
Он изложил аргументы в поддержку образования украинского государства и правомочности украинской делегации. По его мнению, уже Третьим Универсалом, принятым 20 декабря 1917 г. и провозгласившим образование Украинской Народной Республики, было определено ее международное положение. Тогда она была признана не только Совнаркомом и представителями стран Четверного союза, но даже Англией и Францией, «которые назначили своих дипломатических представителей при Правительстве Украинской Народной Республики» (Мирные переговоры. С. 145). Что же касается Совнаркома, то Троцкий фактически признал Украину независимым государством еще два раза 10 и 14 января, когда не стал возражать против участия украинской делегации в мирных переговорах.
Все это было до перерыва. Но вот после него Троцкий вдруг на пленарном заседании 30 января стал отрицать правомочность украинской делегации, ссылаясь на существование Харьковского ЦИКа. А на заседании политической комиссии 31 января он отказал в правомочности украинской делегации на основании какой-то полученной им телеграммы о якобы имевшем место восстании большинства Киевского гарнизона против Центральной рады.
По мнению же Севрюка, Совнарком проводил противоречивую политику по отношению к Украинской Народной Республике. И чтобы в дальнейшем не возникало кривотолков и противоречивых заявлений со стороны русской делегации, украинская делегация вручила всем государствам-участникам брестских переговоров ноту украинского правительства, в которой предлагала «признать формально Украинскую Республику, как совершенно самостоятельное и независимое государство и тем окончательно определить, как ее международное положение, так и правомочность делегации ее законного Правительства» (Мирные переговоры. С. 148).
Почему вслед за Севрюком, изложившим логичные аргументы в пользу правомочности Украинской Народной Республики и ее делегации, Троцкий решил выпустить на сцену «довольно наивного» председателя ЦИКа Медведева, а не представителя харьковского правительства Шахрая – не ясно. Может быть, Шахрай претендовал на более самостоятельную роль при выступлении.
Медведев выступил «с трескучими революционными фразами и угрозами и против противопоставления Украины России» (Фокке. С. 339). Видимо, текст его речи написал Троцкий, потому что в заключительном категорическом пассаже Медведева прозвучали уже однажды произнесенные самим Троцким красивые слова «о вхождении в жизнь»: «соглашения и договоры с Киевской Радой войдут в жизнь и получат признание Украинского народа лишь в случае одобрения и признания делегацией Советской Федеративной Республики, в состав которой мы входим» (Мирные переговоры. С. 149).
Троцкий счел необходимым еще раз выступить, чтобы указать на смешение понятий самостоятельности страны с признанием того или иного ее правительства. При этом, привел в пример Россию. Дескать, никто не сомневается в ее независимости, «хотя советское правительство еще не признано целым рядом государств» (там же).
А заодно он еще раз напомнил, что процесс самоопределения Украины еще далеко не закончился, вот и страны Четверного союза не спешили с немедленным признанием независимой Украинской Народной Республики – явный намек на неурегулированность территориальной проблемы Украины с Австро-Венгрией.
Кульминацией этого дня, 1 февраля, стало выступление Любинского.
Он заявил, что Совнарком провозгласил принцип самоопределения только для того, «чтобы тем решительнее бороться с этим принципом в его жизненном применении» (Мирные переговоры. С. 152).
Советское правительство разогнало Учредительное собрание, опираясь на штыки наемных красногвардейцев. Разогнало и некоторые национальные съезды. Помимо этого, оно закрывало газеты, арестовывало и расстреливало политических деятелей и прибегало «к заведомо ложным наветам, пытаясь подорвать авторитет новых правительств в глазах населения той или иной молодой республики» (Мирные переговоры. С. 153).
В заключение Любинский остановился на истории создания харьковского Народного Секретариата, который опирался на посланные Совнаркомом «неорганизованные банды красной гвардии» (Мирные переговоры. С. 155). Он, по мнению Любинского, не только «не представляет Украинскую Народную Республику, но даже едва ли может считаться представителем города Харькова» (там же).
Это был тяжелый момент для русской делегации и лично для Троцкого. Он побледнел и стал нервно что-то чертить на промокательной бумаге. «По лицу его катились крупные капли пота» (Фокке. С. 342). Очевидно Троцкий, «тяжело переживал оскорбления, наносимые ему перед иностранцами его же собственными соотечественниками» (Чернин. С. 264).
Но Троцкий, как говорится, «сохранил лицо». Он поблагодарил председателя пленарного заседания за то, что тот не ограничил свободу выражения мнений, а также поблагодарил переводчика «за точный перевод, который, он, однако, несколько смягчил» (там же).
Аргументы Троцкого не были приняты делегацией оппонентов во внимание. Доводы Севрюка и Любинского произвели на нее большее впечатление. Очевидно, поэтому конечным весомым результатом всего пленарного заседания 1 февраля 1918 г. стало заявление министра иностранных дел Австро-Венгрии. Делегация оппонентов, заявил он, в настоящее время вынуждена признать «Украинскую Народную Республику, как свободное, суверенное государство, вполне правомочное вступать в международные отношения» (Мирные переговоры. С. 156).
Троцкий остался при своем. Он, надо признать, вполне логично заметил, что правительства стран Четверного союза в настоящий момент «затруднятся указать, не говоря уже обо всем прочем, каковы именно географические границы той независимой республики, которую [они] только что признали» (там же).
Действительно, территориальные вопросы между Украиной и Австро-Венгрией к началу февраля 1918 г. так и не были разрешены. Каждая из сторон стремилась к максимуму выгод при минимуме уступок.
При этом Кюльман критически воспринимал упорство украинской делегации в отстаивании своей позиции и весьма сдержанно оценивал личные качества членов украинской делегации, на которую, однако, Германия делала определенную ставку.
Например, в личной телеграмме от 30 января канцлеру Гертлингу он сетовал, что украинской делегации из-за военных неудач Центральной рады «следовало бы быть более уступчивой и согласиться на скорейшее заключение мира» (Советско-германские отношения. С. 266). А все потому, что украинской делегации, к сожалению, «не хватает выдающегося руководителя, а присланным мелким адвокатам, из которых в основном состоит делегация, нелегко принимать радикальные решения» (там же).
Результаты прошедшего 1 февраля пленарного заседания, Троцкий «срочно» сообщил Ленину и Сталину, но только в свободный от заседаний день 2 февраля.
Таким образом, Совнарком узнал, что украинская делегация предъявила Четвертый Универсал, в котором Украина была объявлена независимой республикой, «не желающей входить в Российскую Федерацию» (Бумаги Троцкого. С. 20). А также узнал, что «Австро-Венгерская делегация тут же признала суверенность Украинской Республики» (там же) и что такое поведение делегации оппонентов вызвано тем, что странам Четверного союза «в виду внутреннего положения, необходим какой-либо дипломатический успех, хотя бы чисто внешний» (там же).
«Внутреннее положение», то есть продовольственный кризис, в странах Четверного союза, в первую очередь в Австро-Венгрии, а также и в Германии, действительно диктовал делегации оппонентов необходимость скорейшего подписания мирного договора с Украиной. Кюльман сознавал частичную правоту Троцкого, когда тот упоминал о военных неудачах Центральной рады. Причем, похоже, справедливость слов Троцкого в этом вопросе сознавала вся делегация оппонентов.
Не случайно 1 февраля Кюльман телеграфировал канцлеру Гертлингу о том, что он, как и австрийские и турецкие делегаты, считал, что «на всякий случай сейчас следует заключить соглашение с украинцами, если даже власть Рады временно сильно будет ослаблена» (Советско-германские отношения. С. 271).
В то же время, будучи реалистом, Кюльман считал, что при «временной», как он полагал, «ослабленности» Центральной рады, «нельзя строить больших иллюзий относительно реальной ценности такого заключения» (там же).
Надо было торопиться, время работало против Центральной рады. Поэтому Кюльмана и Чернина срочно вызвали в Берлин.
На заседании политической комиссии 3 февраля Кюльман заявил, что «по не зависящим от [него] обстоятельствам [он] лишен возможности созвать заседание на 4, 5 и 6 февраля» (Мирные переговоры. С. 165).
В тот же день, 3 февраля, Кюльман, Чернин и генерал Гофман выехали в Берлин.
Последующие дни стали решающими для судьбы Центральной рады и Украинской Народной Республики: начиная с 4 февраля, когда Муравьев объявил о начале штурма Киева, улицы города стали ареной ожесточенной борьбы…
Использованные источники
1. Антонов: Антонов: Антонов-Овсеенко В.А. Записки о гражданской войне. Т. 1. – М.: Редакционный Совет, 1924.
2. Бумаги Троцкого: Бумаги Троцкого 1917 – 1919. Т. 1. – Лондон – Гаага – Париж.: Мутон, 1964.
3. Ленин 35: Ленин 35: Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 35. – М.: Изд-во полит. литературы, 1974.
4. Мирные переговоры: Мирные переговоры в Брест-Литовске с 22/9 декабря 1917 г. по 3 марта (18 февраля) 1918 г. Т. 1. Пленарные заседания. Заседания политической комиссии / Полный текст стенограмм под ред. и с примеч. А.А. Иоффе (В. Крымского), с предисл. Л.Д. Троцкого. – М.: Издание Народного Комиссариата Иностранных Дел, 1920.
5. Редiн: Редiн М. До iсторiï Всеукраïнського залiзничого страйку 1918 року//Лiтопис революцiï. 1928. № 6 (33).
6. Советско-германские отношения: Советско-германские отношения от переговоров в Брест-Литовске до Рапалльского договора: Сб. док. Т. 1. 1917 – 1918. – М.: Политиздат, 1968.
7. Фокке Д.Г. На сцене и за кулисами брестской трагикомедии. – М.: Кучково поле, 2017.
8. Чернин: Чернин О. В дни мировой войны. - М.-Петроград.: ГИЗ, 1923.
Продолжение следует
Добавить комментарий