ОДЕССКИЙ ПОРТ ОЖИВАЕТ
В порту шли интенсивные работы по его восстановлению. Восстановительные работы велись мощной строительной организацией «Главморстрой», в распоряжение которой было передано несколько десятков, тысяч немецких, венгерских и румынских военнопленных, лагеря которых были расположены как в районе Красных пакгаузов в порту, так и вокруг порта, особенно на Приморской улице. Также «Главморстрою» было передано несколько автобатальонов, в состав которых входили сотни мощных американских «Студебеккеров» с отличными военными водителями, прошедшими трехлетний путь военных дорог. Ночью «Студебеккеры» работали на транспортировке грузов с американских кораблей на складские площадки порта, а днем машины вывозили строительный мусор с разбираемых военнопленными развалов порта на берега Пересыпи, укрепляя и расширяя ее прибрежную линию.
В порту у восстановленных временных деревянных причалов стояли суда американских караванов, пробившихся через Атлантический океан и Средиземное море, над которыми в воздухе немецкие бомбардировщики, а в глубинах – коварные подводные лодки со смертоносными торпедами. В порту идет выгрузка самых различных грузов: железнодорожных рельсов, так необходимых для восстановления железнодорожных путей сообщения, станочного оборудования, котельного оборудования для тепловых электростанций и многое другое, в чем нуждается разрушенная промышленность на освобожденной от захватчиков территории. Большую часть грузов составляют продовольственные рационы – это армейские пайки, куда входит все необходимое для питания солдат в боевой обстановке: мясные консервы, шоколад, галеты, банки с вермишелью и брикетами куриного супа со всеми приправами и многими другими консервированными блюдами, а также ящики со «вторым фронтом» – свиной тушенкой.
Штабелями оборудования и продовольствия заставлены все площади порта, освобожденные от развалин. Остаются узкие проходы для движения пешеходов и машин. Железнодорожные рельсы не помещаются по длине в «Студебеккеры», поэтому несколько рельсов цепляется за машину и волоком по земле транспортируется по узким проездам вдоль штабелей грузов. «Студебеккеры» идут на большой скорости, а рельсы, словно огромные метлы, мотаются из стороны в сторону, сокрушая на своем пути разные препятствия и разбивая ящики с грузами. Не дай Бог пешеходу зазеваться и не спрятаться между штабелями, услышав лязг транспортируемых рельсов об мостовую! Поломаны ноги, и окровавленное тело лежит между штабелями груза на проезжей части. Подобная участь постигла не одного портовика, люди становились калеками на всю жизнь.
В порту море продовольствия, а в городе голодная жизнь: хлеб и другие продукты в минимальных количествах отпускаются по карточкам. Цены на базарах высокие, а зарплата мизерная. В порт хлынула волна подростков, которые стремились разжиться приморскими лакомствами. Охрану порта осуществляет ВОХР – охранники из одесситов, у которых дома голодные семьи и которые сочувственно относятся к вынужденным расхитителям, да и сами не прочь принести домой заморские гостинцы.
Видя массовое разворовывание рационов, власти принимают решение заменить ВОХР охранными войсками КГБ, которые раньше охраняли лагеря ГУЛАГа и состояли, в основном, из нацменов, что не очень хорошо зарекомендовали себя на фронте и поэтому по-собачьи преданно служили своим хозяевам, чтобы вновь не попасть на фронт. Погоны у них красные, за что одесситы и прозвали их «красноперами». «Красноперы» устанавливают в порту террор, никого не подпуская к штабелям грузов. В порту разыгрываются кровавые сцены.
Девятнадцатилетний парень ночью проник в порт и утащил две банки тушенки, порвав упаковку ящика в одном из штабелей рядом с американским судном. Бдительный краснопер выследил парня, схватил его и всадил ему в живот штык своего карабина. Душераздирающий предсмертный крик паренька разбудил американских моряков, они выскочили на берег и стали избивать краснопера. Потом мертвого хлопца положили на белую простынь, рядом – злополучные две банки тушенки, осветили эту ужасную картину судовыми прожекторами и стали снимать на кинопленку ужасы советского образа жизни…
Ночью автобатальоны «Студебеккеров» возят в порту грузы, а утром сменные водители работают на уборке строительного мусора от разбираемых военнопленными развалин порта. К развалинам подходит машина, в которой ночью возили бочки с лярдом – американским смальцем. Одна из бочек разбилась, и кузов машины залит толстым слоем смальца, на который пленные должны наваливать строительные обломки. Один из пленных прыгает в кузов и набирает в котелок лярда, который через пару минут будет просто слоем грязи. Бдительный краснопер видит «хищение» груза и хладнокровно расстреливает немца. Такие сцены происходили в порту каждый день, красноперы оставили свой кровавый след от пребывания в Одессе.
Одесситы по карточкам получали мизерные продовольственные пайки и нормы хлеба. Достаточные, по 700 г, – для работающих, и совсем маленькие, по 300-400 г, для иждивенцев. А в порту грузилось украинское зерно, увозимое в чужие страны в обмен на необходимое промышленное оборудование.
Одесса переживала голодные времена.
БАБИ РИБА!
Самым любимым увлечение отца в свободное от работы время была рыбная ловля. Куда бы ни забрасывала злодейка-судьба отца, какая бы рыба не ловилась в этом месте – черноморские бычки, севастопольская султанка, кавказская форель в бурных реках или озерная рыба на Кольском полуострове – не было случая, чтобы отец не пришел домой с хорошим уловом.
Одесский порт оживал, залечивая раны войны. По разрушенному волнолому, который зиял большими проломами от взрывов в 20-тонных массивах, составляющих его основу, маячная служба Воронцовского маяка пробиралась по проложенным дощатым настилам, чтобы маяк мог послать морякам свои три красные вспышки.
На волноломе появились первые рыбацкие сети: добротные шесты в несколько метров длиной с подвешенным блоком в конце шеста, через который к перекинутой через него веревке крепился обруч диаметром 2,5-3 метра из арматурного железа, к которому крепилась конусо¬образная сеть на конце.
Сеть опускалась в воду после наступления темноты, а над ней подвешивали фонарь с мощной электролампой. Косяки рыбы, идущей вдоль причалов и волнолома, собирались на свет над сеткой и начинали ходить по окружности светового пятна. Когда рыбы собиралось над сеткой достаточно много, свет выключался и сетка поднималась. Из мешка внизу сетки высыпалось пару ведер чудесной черноморской сардели, а иногда даже чируса.
У отца под началом оказалась разборка от завалов нового мола со взорванным холодильником и причалы под Приморским бульваром. Понятно, что он не мог оказаться в стороне от такого способа ловли рыбы. На углу нового мола и двадцатого причала появилась его сеть. После тяжелого рабочего дня, занятого руководством тысячами военнопленных и сотнями военных «студебеккеров», которые разбирали развалины порта, отец очень короткое время отдыхал дома и шел в порт. В наступившей ночной тишине он пробирался к своему рыболовному сооружению. На свет фонаря, подвешенного над опущенной в воду сеткой, собираются фирина, второсортная мелкая рыба, которую легко отличить по серой спинке. Ловить ее нет смысла, она не пользуется популярностью у привередливых одесситок, надо ждать сардель. И вот подходит косяк сардели, от серебристых спинок отражаются блики искрящегося света. Звучит команда «Вира!», гаснет свет, и выбирается сеть. Развязывается подтянутая к берегу мотня – завязанный на конце конической сетки мешок, и в стоящий на причале ящик высыпается несколько ведер рыбы. Это прекрасный черноморский деликатес – сардель. Улова моего отца хватало, чтобы прокормить семью, родных и знакомых, а излишек рано утром отвозился на Привоз. Там он сбывался по низкой цене перекупщикам, которые днем продадут рыбу втридорога. Но главное для отца не «навар» от проданной рыбы, а спортивный азарт. Недаром говорится, что охота пуще неволи.
Наступает очередной рабочий день, а с ним и множество производственных забот. Поднятая сеть стоит на причале, а отец весь погружен в разборку развалин порта.
У меня был друг Вилька Гейдер, сосед по квартире, на пару лет старше меня. Вместе мы часто бродили по порту в поисках чего-нибудь. Если кто-то что-то находил, надо было крикнуть «Без доля!», и это означало, что найденное не подлежит разделу на двоих. Если прозвучало «На доля!», то добычу надо делить пополам. В очередное посещение порта мы проходили мимо сетей отца, и вдруг родилась идея ловить рыбу самим и сбывать ее в ближайших дворах.
Находим большую корзину и приходим на причал. Но сеть тяжелая, опустить ее и тем более поднять нам не по силам. Как быть? Вокруг работают сотни военнопленных, усердно орудуя ломами и лопатами, разбирая обломки порта. Немцы – народ дисциплинированный, а поскольку они не раз видели меня вместе с отцом, то понимают, что я сын начальника, и охотно выполняют мою команду. Подойдя к сетке, кричу ближайшему здоровенному немцу: «Фриц, ком хир». Немец осторожно подходит к краю сетки. «Фриц, майна», – говорю я, указывая на сетку. Немец охотно выполняет команду, развязывает ходовой конец тали с утки, и опускает сетку в воду. Вдоль причала идет фирина, но нам и она подходит. «Фриц, вира!» – и несколько килограммов рыбы в нашей корзинке. Следует несколько удачных подъемов, и наша корзина искрится живым серебром, рыба прыгает и трепещет. Немец отработал отлично. Я беру висящий у него на поясе котелок и наполняю его рыбой. Пленный доволен, радостно кивает головой и бормочет «Данке». Вот схватились мы за корзину, а она для нас, двоих тощих пацанов, неподъемная. Опять зовем работающих рядом немцев и частично разгружаем корзину под их радостные возгласы. Свежая рыба! Что может быть лучше к ужину в лагере… Мы уже можем поднять корзинку, хватаем ее и мчимся к одной из прорех в ограде порта. Заходим в ближайший двор Канавы (так называли тогда городской спуск к Таможенной площади) и во все горло кричим: «Баби! Риба!».
На наш крик со всего двора устремляется с десяток котов и чинно рассаживается вокруг корзины. Мы раздаем каждому коту по рыбке, а к нам уже подходят обитательницы двора и начинается торговля. Отпускаем товар пол-литровой банкой. А из окон раздаются крики: «Мадам Христенко, какая риба и почем?». Прошли несколько дворов, и наша корзина опустела. Зато в карманах весело звенела мелочь, честно заработанные деньги.
Мы идем вверх по Дерибасовской и в седьмом номере через маленькую дверцу получаем кулечек ландрика – чудесных ароматных леденцов. На углу Дерибасовской и Карла Маркса (Екатерининской) глядим на развалины. Через несколько лет в новом отстроенном здании размес¬тится китобойная флотилия «Слава», но мы об этом пока не знаем. Мы становимся в очередь за необычными напитками. Один готовили из вишневых косточек с водой и сахарином, а другой назывался молочной пенкой – давали стакан, наполненный сладкой белой пеной. Остатки нашего заработка мы тратили на развлечения, шли в кинотеатр имени XX лет РККА, на углу Греческой и Ришельевской, и смотрели фильм «В шесть часов вечера после войны»…
НАШ КВАРТАЛ
В Одесский порт регулярно приходят американские суда, в основном военной постройки типа «Либерти», и выгружают самые различные продовольственные и промышленные грузы на широкие, восстановленные после разрушений, причалы порта. День и ночь идет разгрузка судов. Американские матросы после многодневного тяжелого рейса, перенесенных штормов и постоянной опасности встретиться с немецкими самолетами и подводными лодками с удовольствием выходят из порта и устремляются на улицы Одессы. Для иностранных моряков в здании филармонии, во дворе, организован Интерклуб, где они могут посетить бар, посмотреть кинофильмы, полистать журналы, потанцевать с русскими девушками или просто отдохнуть. Путь моряков в Интерклуб лежал от Таможенной площади, по лестнице мимо Порт-клуба, по улице Пушкинской. Вечером поток моряков устремляется в Интерклуб. Моряки одеты в красивые рубахи с накинутыми на плечи элегантными кожаными куртками. У одного – особенно красивая рубаха с попугаями, рыбами и заморскими растениями. Но когда моряк подошел поближе, то оказалось, что он по пояс раздет, а вместо рубахи у него искусно выполненная татуировка, совершенно не похожая на те уродливые, никому непонятные тату, которыми щеголяют современные юноши.
Мы, детвора Дерибасовского квартала, снуем вокруг моряков, выпрашивая жвачку и сигареты. У моряков нет денег на развлечения в Интерклубе, поэтому под куртками оказываются судовые простыни, блоки сигарет и прочий товар, который они предлагают перекупщикам – деловым одесситам, которые занимаются, как нынче принято говорить, бизнесом. Тогда их называли проще – спеками. Удобное место для сделок – парадная в доме на Пушкинской, 5. Моряки с покупателями заходили в это импровизированное торжище, и там бойко шла торговля. Но Одесса не была бы Одессой, если бы американцев не надували.
Идет расчет за куртку. Цена согласована, моряки считают деньги. Парень на глазах американца четко пересчитывает пачку червонцев и вручает их моряку. А тому и невдомек, что в пачке, которая внутри перегнута вдвое, только внешние купюры считаются один раз, а остальные находятся с одной стороны пачки, и каждый лист просчитывается дважды. Но при этой афере моряк хоть что-то получает. Но бывает, что расчет ведется царскими дореволюционными купюрами, которые не вызывают сомнений в том, что это хорошие деньги. Доверчивые моряки берут их, даже не подозревая, что это по нынешним временам просто бумажки.
Особой популярностью пользовались у моряков фотоаппараты «лейка» и «ФЭД», что почти одно и то же. В парадной клиенту демонстрировали фотоаппарат, щелкал механизм спуска, работала диафрагма объектива. Вот аппарат проверен, и американец вручает нашему мошеннику свой обменный товар. В руках мошенника – футляр от аппарата. В этот момент стоящий у входа в парадную «на шухере» кричит: «Гестапо!», то есть милиция. Аферист хватает американца и тащит его в темный коридор коммуналки первого этажа, к выходу во двор по Дерибасовской, 5. Пока пробегают через темный коридор, фотоаппарат из футляра попадает в карман продавца, а вместо него укладывается хорошо обточенный кирпич. Футляр с кирпичом передается в руки американца, который бежит в сторону Пушкинской, а продавец бежит вниз по Дерибасовской. Оба довольны друг другом. Американец, правда, недолго… Знаменитая парадная в пятом номере видала много веселых и находчивых проделок…
Ну а какая же портовая жизнь без «ночных бабочек»? Они стояли наготове в ожидании клиента. Наш заработок состоял в том, чтобы предложить услуги «дам» моряку, подвести его к объекту вожделения, а потом получить чаевые от проститутки. Бизнесом этим занимались взрослые парни, которые отлично понимали, как его вес¬ти и как дурачить моряков. А компания «канавских» ребят, которые жили на спуске к Таможенной площади и по Дерибасовской, в возрасте 13-16 лет, нашла свой бизнес – обираловку спекулянтов. Просто подойти и ограбить – это не дело, да и опасно. И поэтому был выработан такой план. Семилетний мальчишка из нашего дома Витя Колобов при виде спекулянта бежал к нему навстречу с двумя кирпичами в руках. Подбежав к нему вплотную, он останавливался, клал перед ним кирпичи, забирался на них и бил человека по лицу. Взрослый парень такого, конечно, представить себе не мог и сперва ничего не мог понять. А придя в себя, бросался за маленьким нахаленком, чтобы наказать его. Но тут подбегали «канавские» и заступались за «издевательства» над малышом. Пару «канавских» били спекулянта, который пытался от них защищаться обеими руками, а остальные в это время искусно опустошали его карманы с деньгами. Со временем спеки вынуждены были подкупать милицию, чтобы вместе с ними победить «канавских», но борьба шла с переменным успехом.
Вот так и жил наш квартал в те времена, времена моей юности.
ДО ФЕНИ
Выражение «До Фени» можно услышать в Одессе, если коренной житель этого замечательного города хочет сказать, что дело, мягко говоря, не надежное; грубо говоря – бесполезное, и не стоит им заниматься. Но откуда по¬явилось это крылатое выражение в богатом и колоритном лексиконе одесситов, так кратко и точно характеризующее какое-нибудь безнадежное начинание? А дело было так.
На Греческой площади, на том месте, где сегодня возвышается сверкающее современное здание Торгового центра «Афина», совсем недавно находился комплекс зданий, объединенных в известное одесситам название «Круглый дом». Круглый дом занимал почти такую же площадь, как и современный Торговый центр. Но состоял из целого собрания различных по архитектуре и по внутреннему оформлению небольших зданий. Одни из этих зданий имели довольно представительский вид, другие были так себе, а третьи вообще непонятно как попали в этот архитектурный ансамбль. Что же это было за историческое сооружение, и какое оно имеет отношение к Фене?
В далекие времена царствования российской императрицы Екатерины II пала турецкая крепость Хаджибей и Александру Суворову повелено было построить российскую крепость. А там, где крепость, там и новый город, построенный трудами российских мужиков, разных пришлых людей – греков, молдаван, евреев – под руководством дюка Ришелье, Дерибаса, Ланжерона, Деволана и других выдающихся организаторов строительства Одессы. Рос город, строились дворцы, жилые кварталы, купеческие биржи, базары и многое другое, что было необходимо для нормальной жизни города. Но там, где есть город, да еще порто-франко, есть и женщины первой древнейшей профессии, спрос на услуги которых постоянен во все времена.
Как пелось в старой песенке: «И моряк, и таксист, и лихой артиллерист любят это дело – ну чего скрывать».
Вот и построили предприимчивые люди в центре Одессы, рядом с шумной и многолюдной Дерибасовской, напротив Гаванной улицы, которая вела прямо из порта на Греческую площадь, Круглый дом. А хозяйкой этого заведения стала предприимчивая и хорошо знающая свое дело дама еврейской национальности Фейга. Дело было поставлено на широкую ногу, с учетом вкусов и запросов посетителей. В лучших домах, хорошо обставленных, с отличной обслугой, были самые лучшие девочки различных национальностей, обученные правилам хорошего тона для приема именитых посетителей, каждая категория которых требовала соответствующей обстановки и обслуги. Одно из лучших зданий принимало дворян, второе – купцов как отечественных, так и заморских, в третьем было все для господ офицеров. В зданиях похуже девочки были не первой свежести, да и цена за их услуги была пониже – для людей простого сословия, моряков, солдат. Ну а в самых плохих помещениях, которые были в центре Круглого дома, куда путь шел через лабиринты внутренних переходов, находились девочки, которые уже почти вышли из употребления и предназначались для биндюжников, грузчиков и разного люда самого низшего пошиба.
Все мужское население Одессы знало это заведение и с удовольствием посещало его. Но было там и строгое правило: можешь посещать девочек любой категории, но вначале зайди к Фейге и оплати услуги за предоставляемое удовольствие. Никакие уговоры про «в долг», «через пару дней» и прочие на Фейгу не действовали. Деньги на стол – иди развлекаться, нет денег – иди гуляй. И не было случая, чтобы железное сердце Фейги смягчилось, и кто-то попал к Круглый дом в долг. Наверное, это и правильно было, чтобы не случилась история, которая однажды произошла с нашим рыбаком в африканском порту Дакар.
На одном из наших сейнеров, который вел промысел на богатом рыбой африканском шельфе, была нарушена линия гребного вала. Поломка серьезная, требовала заводского ремонта, вот и оказался сейнер на судоремонтном заводе. Команда к тому времени уже несколько месяцев была в море, вдали от своих и чужих берегов, в окружении чаек, альбатросов, дельфинов и другой морской живности… Неожиданная стоянка в порту обрадовала: ведь для любвеобильных моряков появилась возможность посетить увеселительные заведения и получить необходимую мужскую разрядку. Валюту не выдавали, не выгодно было ее получать среди рейса. Поэтому в ход, потихоньку от комсостава, пошел обмен своих личных вещей, дефицитной в Африке бронзы, других судовых деталей, сигарет. И кое-кто побывал в этих «сказочных» заведениях. А там для «изголодавшихся» мужиков есть чем позабавиться. У входа висит витрина с фотографиями в самых соблазнительных позах всех многонациональных обитательниц этого заведения. Выбирай любую – были бы деньги.
Один из моряков сейнера, накопивший некоторую сумму, потихоньку от зорких глаз помполита, когда стемнело, проскользнул в город и пришел к заветному заведению, которое обещало долгожданное удовольствие. Выбрана была красивая мулатка с черными горящими глазами и стройной фигурой. Наш любвеобильный герой просто потонул в море ласки темнокожей грации. Закончилось оплаченное время, а ему уходить не хочется.
– А ты оплатишь еще?
– О’кей!
И вот, насладившись, моряк направился к выходу. Но не тут-то было. Many? Where is many? А деньги уже кончились, осталось пару долларов. Как моряк ни уговаривал хозяев веселого дома, его так и не выпустили. А утром пришлось звонить советскому консулу, который приехал и выкупил моряка. За нарушение правил поведения советского моряка за границей (а посещение борделя приравнивалось почти к измене родине) консул отвез бедолагу не на сейнер, а в аэропорт, и первым же рейсом отправил его в Союз, где ему навсегда была закрыта виза.
Так что, наверное, права была Фейга, не дававшая кредита в таких делах. Деньги на стол, и иди развлекайся! А в долг у нее не проходило, и никакие уговоры на мамочку не действовали. Вот и появилось у одесситов крылатое выражение: «Да мне до Фейги!» Что означало только одно: это не проходит, ну никак. Шли годы, редкое еврейское имя почти перестало употребляться, и вместо него появилась Феня, а безнадежное дело стали называть «До Фени»…
Добавить комментарий