НАШЫ ПРИШЛИ
После бессонной ночи и переживаний в связи с отъездом немецких мотоциклистов жильцы дома разошлись по квартирам и забылись в тяжелом сне. Мне не спалось, я вышел на Дерибасовскую и стоял в подворотне нашего дома. И вдруг я увидел солдата в странной форме, шедшего со стороны Польской улицы. Форма была похожа на форму красноармейца, но на плечах были широкие, в отличие от узких немецких, погоны. Когда солдат поравнялся со мной, я его спросил:
– Дядя, ты русский?
– Конечно, русский, ты что, не узнал своих?
– Так у красноармейцев нет погон, а у тебя есть, это что, какие-то особые войска?
– Нет, теперь все военные с погонами, – сказал солдат и пошел вверх по Дерибасовской.
Я влетел во двор и закричал как можно громче:
– Наши пришли, я видел красноармейца с погонами.
На мой крик жильцы повысовывались из окон и стали меня ругать за то, что не даю им спать, но когда я рассказал им про красноармейца, все стали выбегать во двор и заставили еще раз рассказать о чудесной новости. А потом бросились на улицу, чтобы своими глазами увидеть наших освободителей.
Во дворе осталась большая крытая немецкая машина с неработающим мотором, которую немцы не успели увезти, убегая от налета наших самолетов. В ней лежали вещевые мешки-рюкзаки всей части, подрывавшей Одессу. Вовка, самый старший из дворовых ребят, залез в машину и выскочил из нее с рюкзаком. Его примеру последовали пару мужиков из соседнего двора и, несмотря на увещевания дворника дяди Миши, ушли с рюкзаками. Дядя Миша сориентировался довольно быстро, заперев ворота, чтобы не пропускать во двор чужих, а отец залез в машину и стал раздавать рюкзаки жителям нашего дома – каждой семье по вещмешку. Все оказались наделенными трофеями. Когда машину освободили от рюкзаков, под ними оказалась большая бочка, полная хорошего вина, и каждой семье досталось еще по ведру хмельной жидкости. А мы, мальчишки, вооружились штыками, которые были в машине, противогазами и касками и начали свои мальчишеские игры.
Во дворе был пир горой. Заходивших солдат старались угостить трофейным вином и сами пили вместе с освободителями. Да и мы, дворовая детвора, потихоньку от родных впервые в жизни пробовали винное зелье.
А на улице кипела жизнь. В здании бывшей продуктовой примарии по Дерибасовской, 6 разбили окна и тащили кто что мог. Какой-то дядька вылез из окна с толстенной пачкой ватманских листов чертежной бумаги, но поднять и унести их ему было не под силу. Взяв половину, остальные он бросил. Я тут же ухватился за них и стал тащить волоком. Ко мне обратился интеллигентного вида мужчина, сказал, что он художник, и попросил дать ему пару листов.
– Дядя, забери все, оно мне не надо, – ответил я и залез в окно примарии. В одной из комнат два подвыпивших офицера устроили соревнование по расстрелу портретов Гитлера и Антонеску, которые висели на стене. А я в каком-то кабинете обнаружил красивый механический звонок для вызова секретаря, который при нажатии на кнопку сверху издавал громкий мелодичный звон. Очень довольный своей добычей, я вернулся во двор, а потом вместе с остальными ребятами отправился бродить вдоль домов нашего района.
На каждом перекрестке приходилось обходить взорванные колодцы телефонной связи с уродливо торчащими из куч разбитых кирпичей оборванными телефонными кабелями в свинцовой защитной оболочке. На мостовой напротив дома по Дерибасовской, 9 лежали останки трех сгоревших машин с обугленными телами заживо сожженных раненых немецких солдат. Жандармы фельдкомендатуры облили их бензином и заживо сожгли, чтоб они не попали в плен. Дом с булочной «Попы из Пулоешти» на Ришельевской, в котором мы покупали хлеб, сгорел, от него остались только стены с пустыми глазницами бывших окон. К развалинам домов времен обороны Одессы добавилось несколько новых, но особых свежих разрушений не было.
Наше внимание привлекла колонна солдат, красивым строем шедшая со стороны Оперного театра. Ее с восторгом встречали жители Одессы. Знаменитые фотографии этой встречи можно увидеть во многих альбомах, посвященных освобождению Одессы. Весна, 10 апреля, распускающиеся листья, и радость долгожданной встречи с нашими освободителями.
На следующий день всех жильцов нашего района собрали в просторном зале кинотеатра, который при румынах назывался «Дойна» (Ришельевская угол Греческой улицы). На сцене – несколько офицеров. Старший по званию поздравляет нас с освобождением. Зал на это реагирует очень бурно. Затем нам рассказывают, что в Красной Армии введена новая форма с новыми знаками различия. Гимн «Интернационал», бывший до этого гимном СССР, теперь стал всемирным, а в СССР ввели новый гимн Советского Союза.
На сцену вышел аккордеонист, и под его аккомпанемент один из офицеров хорошо поставленным голосом запел:
Союз нерушимый республик свободных
Навеки сплотила великая Русь.
Да здравствует созданный волей народа
Великий, свободный Советский Союз…
Прослушав новый гимн и поздравления наших освободителей, мы с воодушевлением расходились по домам, а навстречу нам красноармеец вел немецкого военнопленного, который совсем не был похож на тех подтянутых завоевателей, которых мы привыкли видеть. Разорванный китель, без ремня, в помятой фуражке и с испуганным выражением лица.
Это еще раз подтверждало, что страшному времени оккупации пришел конец.
На следующий день отец и мать с утра собрались пойти на Новый базар пополнить продуктовые запасы, и я увязался за ними. Купив самое необходимое на малолюдном и бедненьком рынке, мы пошли домой. Но отец почему-то повел нас не по привычной Садовой, а по параллельной ей Коблевской. У ворот одного из домов по правой стороне улицы стояли люди, кто-то входил во двор, а кто-то выходил с растерянно-озабоченным выражением лица. Заинтересовавшись, мы тоже вошли во двор и увидели там ужасную картину.
Вдоль всего двора в два ряда на земле лежали трупы обугленных людей, застывших в самых различных позах. Все были одеты в немецкую форму. По обручальным кольцам, надетым на левую руку, можно было определить их католическое вероисповедание. Сомнений не было – это трупы немцев. Но кто их сжег и зачем?
Люди заходили в глубокий подвал дома и вскоре выходили оттуда явно пораженные увиденным. Мы тоже заглянули в подвал и увидели картину еще страшнее. Стены и потолок были закопчены явно недавно, и в воздухе стоял запах горелого мяса. На противоположной стенке подвала, под потолком, было зарешеченное окно. На нем, вцепившись в прочные прутья решетки, висел обгоревший труп человека. Спасаясь от огнедышащей струи огнемета, несчастный пытался выпрыгнуть в окно, но не смог выломать решетку…
Кто были эти немцы и почему с ними так жестоко расправились их соотечественники? Чем заслужили они такую ужасную смерть?
Этого мы так никогда и не узнали.
ЗАБАВЫ ДЕТЕЙ ВОЙНЫ
Одесса освобождена от оккупантов, в городе налаживается нормальная жизнь. Одним из элементов этой жизни было возобновление обучения в школах, поскольку уже был апрель и до каникул оставалось совсем мало времени. За время оккупации, которая длилась почти три года, школьники забыли, чему их учили. Поэтому ребят отправили в те же классы, которые они закончили до оккупации.
Итак, я, закончивший первый класс, через три года вновь сижу за партой первоклассника в 70-ой школе, которая располагалась в самом начале Канатной улицы (тогда она называлась Свердлова). А как не хочется заниматься, когда на дворе весна, везде валяются патроны, порох, ракеты, оружие и еще много других интересных вещей, оставшихся от удравших в спешке захватчиков.
Звенит звонок, и во двор выбегает гурьба мальчишек. Кто-то поджигает длинную трубку артиллерийского пороха, наступает на нее, чтоб она горела не пламенем, а тлела, и трубка со свистом летит по двору. Кто-то насыпает в бумагу мелкий порох, сворачивает ее в гармошку, обматывает ниткой и поджигает – и вот уже так называемая «шутиха» мечется по школьному двору. А кто-то сделал «катюшу» – разрядил винтовочный патрон, отсыпал часть пороха, забил пулю внутрь патрона и насыпал сверху отсыпанный порох. «Катюша» подожжена, из гильзы с грохотом выскакивает пуля…
Звенит звонок, и мы снова за партами. Но вот последний урок закончен, и можно идти домой мимо Таможенной площади. А надо ли идти домой, когда так много интересного в порту, а рядом с проходной, слева – забор из колючей проволоки, под которую мальчишке так легко нырнуть, и вот ты уже в порту! И попадаешь сразу к двум железнодорожным вагонам, набитым письмами немецких солдат с фронта домой.
Мы уже в вагоне и исследуем содержимое писем. Там, кроме листков бумаги, находим медальончики, крестики, цепочки и разные другие сувениры, не дошедшие до фатерлянда.
Скоро это надоедает, и мы идем по порту. А вот сгоревший вагон с обгоревшими ружьями. Ружья нам не нужны, а вот затворы – дефицит. Если в вынутый из ружья затвор вставить гильзу патрона с целым капсюлем, взвести затвор и спустить его, то капсюль так здорово стреляет! А дальше лежат штабеля снарядов и такие интересные, напоминающие большие вареники, шелковые мешочки с мелким четырехугольным порохом. Карманы, пазухи и сумки с тетрадями набиты трофеями, и мы снова ныряем под забор и по лестнице, ведущей к Дерибасовской, идем домой.
В здании Воронцовского дворца было решено организовать музей обороны Одессы. Сюда начали свозить различную трофейную технику. В конце Приморского бульвара, у самой ограды дворца, появились два немецких танка типа «Пантера» и «Фердинанд». Залезть в них и покрутить разные рукоятки механизмов было для нас огромным удовольствием. Особенно интересно было заглянуть в триплекс и увидеть из танка через этот сделанный из монолитного стекла перископ, что делается снаружи.
Во двор Воронцовского дворца стали свозить разные трофейные орудия. Крупные устанавливали под заднюю стенку двора, а более мелкие выстроились вдоль парапета с направленными в сторону моря стволами. Ну, как же нам не полазить по этим орудиям, не пооткрывать кое-где сохранившихся затворов, а потом нажать на спуск. Особенно нам нравилась самая маленькая пушечка, затвор которой можно было открыть и закрыть особенно легко. Вскоре родилась идея попытаться найти заряд для этой пушки и попробовать ее зарядить. После долгих поисков мы нашли в порту подходящую по размерам гильзу, которая заканчивалась таким же небольшим снарядом. Старшие ребята осторожно перенесли заряд из порта к орудию и попробовали зарядить его. Снаряд оказался нужного калибра. Вот уже замок орудия лязгнул и спрятал гильзу со снарядом внутри ствола. Открывать замок было опасно, так как автоматически выбрасывалась гильза выстрелившего заряда. А тут не только гильза, а и снаряд, оканчивающийся опасной боеголовкой, которая при ударе могла взорваться. Что делать?
Решили: пусть самый отчаянный из нашей ватаги Женька по кличке Боцман нажмет на спуск, и пусть снаряд летит в море. Все отошли подальше, а Женька дернул за ручку спуска. Столб пламени и оглушительный звук выстрела заполнили двор графского дворца, а снаряд со свистом улетел через порт в море.
Перепуганные устроенной шкодой, мы кубарем скатились в Лунный парк и помчались домой.
На следующий день все орудия были ограждены натянутой веревкой, и появилось объявление: «Вход воспрещен». Мы чувствовали себя настоящими героями, которые сумели все-таки выстрелить из пушки.
Одесса освобождена, но война еще не закончена. В городе проходит подготовка сухопутных и морских подразделений к десантным операциям на Дунае. В каждой квартире нашего дома разместили десантников, которые с утра уходят на учения, а вечером уставшие возвращаются обратно. Солдаты бывалые, гимнастерки их украшают ордена, медали и планки ранений. В комнате на подоконнике лежит дощечка с закрепленными на ней деревянными прямо-
угольными кубиками. В один из них вставлен металлический стержень, к которому подходят провода. Я пристаю к усатому белокурому сержанту, грудь которого украшает медаль «За отвагу» и две золотых планки тяжелых ранений. Что это за деревяшки? Тот важно отвечает, что это макет заряда толовых шашек, которые надо подложить под взрываемый объект и протянуть к запалу (металлический стержень) провода. А когда будет подан ток к проводам, все взорвется. Это был учебный макет, на котором обучали молодых солдат, а настоящие боевые устройства использовали потом на фронте. Прошло немного времени, и саперы-десантники ушли на фронт.
В порту, на первых причалах со стороны волнолома, рядом с Австрийским пляжем, пришвартованы бронекатера, к которым мы каждый день пробираемся через известные только нам проходы в заборах порта. Моряки-десантники относятся к нам очень тепло, хорошо, угощают американской тушенкой. Кому-то достается морской бушлат, кому-то тельняшка. Я прошу одного моряка выстрелить из автомата. Мы идем к стенке, которая защищает первые причалы от волн, со стороны моря поднимаемся на нее, автомат уложен на стенку, моряк придерживает его. А я с восторгом выпускаю очередь в сторону моря!
Моряки не раз уже принимали участие в десантных операциях и хорошо знают, что для многих из них очередной десант будет последним. Возможно, поэтому они так нежно и по-братски относятся к нам, одесским мальчишкам.
В свой очередной приход в порт мы не застали эти небольшие военные кораблики, которые сыграли значительную роль во многих десантных операциях, вплоть до окончания войны и взятия Берлина. Наши знакомые моряки ушли на Дунай…
Взрывоопасные «подарки войны» убраны в порту и в городе. Но в поле между 6-й и 8-й станциями Большого Фонтана – штабеля боеприпасов. На определенном расстоянии друг от друга уложены пирамиды ящиков со снарядами и патронами. Немцы не успели вывезти военное имущество, поэтому от вокзала до обрыва морского берега на 8-ой станции Фонтана проложили железную дорогу, и составы с различными грузами сталкивали вниз. Несколько составов стояли на путях у обрыва, их еще не успели столкнуть.
Дойти пешком до 6-ой станции Фонтана неблизко. Трамваи не ходят, рельсы разобраны, да и напряжения нет – электростанция на Пересыпи взорвана. Но разве может быть для мальчишек хоть какое-то непреодолимое препятствие, разве не промчимся мы пешком, бегом от Дерибасовской до станции Большой Фонтан, зная, сколько там пороха и патронов. Мы совершаем длительные рейды и, нагрузившись заветными трофеями, идем домой. Знаем, что в районе артиллерийского училища нас может задержать патруль, поэтому обходим его по территории пустующих дач.
Шкодничать, то есть жечь порох и стрелять «катюшами» во дворе, не разрешается, за нами резво гоняется смотритель дома дядя Миша с метлой, да и родители ругают. Перебираемся на улицу, но и там для наших развлечений уже нет условий – гоняет появившаяся милиция. Мы перебираемся в развалины большого дома по Пушкинской, 2, где просторный двор и никого нет. А чтобы туда попасть, достаточно вынуть из проема бывшего окна пару одесских камней-ракушняков, и вот проход уже готов.
Но вот наши запасы трофеев заканчиваются, а до 6-й станции идти далековато. Но у нас накопилось много запалов от гранат, малых снарядиков от мелкокалиберных орудий, капсули от крупных артиллерийских гильз и многое другое. Конечно, мы знали, насколько опасны такие «игрушки». Знали, что не один из наших сверстников остался без руки, ноги, глаз или вообще ушел из жизни именно из-за них. Это все от неосторожности, конечно. Надо как-то осторожно подрывать, что ли…
И тут рождается план, как осуществить очередную шкоду. На втором этаже развалки мы нашли большой котел с высокими краями, в котором во времена запорожского казачества можно было бы сварить кулеш на целый полк. Мы разводим в котле костер, а когда котел сильно нагревается и на дне его лежит большой слой раскаленных углей, мы высыпаем опасные «игрушки» в котел, а сами бежим к дыре в оконном проеме, переходим через Ланжероновскую в сквер около Оперного театра. Рассаживаемся как порядочные дети на скамейке и ждем, что же будет. Вскоре из развалки доносится грохот взрывов. Видно, высокие стенки котла не дают разлетаться боеприпасам в стороны, и громкая канонада продолжается довольно долго. Прохожие в недоумении останавливаются и смотрят в сторону того двора. Вскоре приезжает наряд милиции. Но милиционеры боятся лезть в развалины, где что-то исправно взрывается, и начинают вести переговоры… «Прекратить огонь, мы вас видим, выходи, стрелять будем!». И так далее. А мы, в восторге от своей выходки, вместе с толпой зевак наблюдаем за ходом событий.
Но не всегда все заканчивалось хорошо. Страшный случай произошел внизу Приморского бульвара, рядом с Потемкинской лестницей. Группу малышей из детского сада вывели на прогулку. И пока воспитательница обменивалась с кем-то новостями, дети нашли снаряд в каменной водосточной канаве. Они стали играть с ним. При ударе о камень прогремел взрыв. Останки пятерых детей разметало по кустам и веткам деревьев, еще несколько малышей были тяжело ранены. Горе долго еще приходило в семьи даже после освобождения города.
Вот так развлекались и играли дети войны в первые месяцы после освобождения города-героя Одессы.
ПОРТОВЫЕ БЕСПРИЗОРНИКИ
Чего только не увидишь сегодня на нашей молодежи! Рубахи из американского флага, символы и эмблемы всех мастей, пестрые и яркие этикетки, надписи, печати, наклейки… Разглядывая всю эту радугу, я вспомнил историю, которая случилась в только что освобожденной от оккупантов Одессе.
Тогда город переживал незабываемые дни. Буря войны пронеслась и вымела с его чудесных улиц румын, возомнивших себя хозяевами Одессы, немцев и их прихвостней. Бойцы Красной Армии знали о приказе вермахта уничтожить город и не щадили себя в жестоких схватках с врагом на подступах к осажденной красавице. Город был спасен от полного уничтожения. Зловещие сигнальные знаки, нанесенные с немецкой пунктуальностью на большинство домов и обозначавшие «взорвать», «поджечь дом», так и остались страшным напоминанием о той ужасной участи, которую готовили вандалы приморскому городу. Рядом с этими знаками появлялись со временем короткие надписи советских саперов: «Осмотрено, мин нет».
Но все же немецким взрывникам удалось нанести городу глубокие раны. Были взорваны основные предприятия, сожжены многие дома. В руинах лежал Одесский порт – краса и гордость южной столицы. В груду искореженного железобетона оккупанты превратили холодильник на новом молу. Огромными ранами от взрывов зиял брекватер. В свежую погоду при ветре от зюйд-оста волны свободно врывались в теперь уже ничем не защищенный порт и разгуливали по его акватории, разбиваясь об изломанные сваи взорванных причалов.
В слоеный пирог, начиненный взрывчаткой, превратился красивый склад напротив Потемкинской лестницы. На втором этаже склада лежала кукуруза в початках, а на первом – снаряды. После взрыва снаряды перемешались с кукурузой. Да и вся территория порта и припортовых кварталов была усыпана неразорвавшимися снарядами. В порту под Приморским бульваром оказались отрезанными от путей отступления три эшелона с боеприпасами. Чтоб не оставить эти эшелоны нашим войскам, немцы привезли два немецких полевых орудия времен Первой мировой войны с огромными деревянными колесами, установили их на Приморском бульваре там, где рядом с памятником Пушкину две небольших лесенки прерывают ограду, отделяющую верхнюю часть бульвара от нижней, и прямой наводкой расстреляли эшелоны со снарядами. При взрывах вагонов неразорвавшиеся снаряды разлетались далеко по территории порта и вокруг него. Так, жительница 27-ой квартиры по Дерибасовской, 5, возвратясь из подвала, куда прятались немногочисленные жильцы дома, к своему великому ужасу увидела 3-дюймовый снаряд, пробивший ковер, который висел на стене, и застрявший в ней.
В развалинах порта нашли приют многие десятки беспризорников – детей, обездоленных войной, потерявших своих родных и близких. У немногочисленной в то время милиции появилась еще одна забота. Следуя замечательному опыту Дзержинского, надо было выловить этих детей, которые занимались воровством, и вернуть их к нормальной жизни. Спешно создавались детские дома, Одесская школа юнг. Милиционеры работали с переменным успехом. Привыкшие к вольной жизни беспризорники не сразу понимали и принимали заботу государства, и всячески сопротивлялись милиции и охране порта. Небольшое здание портовой милиции находилось на том месте, где сейчас вход в морской вокзал с Приморской улицы.
После одной из удачных облав в камеру предварительного заключения попало несколько десятков беспризорников. У камеры было два выхода. Один вел в дежурное помещение милиции и был под надежной охраной. Второй выход со стороны порта прикрывала огромная железная дверь, намертво приваренная к такой же огромной раме. Уйти из этой комнаты, казалось, было невозможно. И все-таки оставшиеся на свободе беспризорники нашли способ, как освободить попавших «в беду» друзей. С наружной стороны к двери была приварена мощная скоба, когда-то служившая дверной ручкой. Раздобыв толстый трос, они одним концом закрепили его за дверную скобу, а другим за вагон готового к отправке состава, который стоял на путях рядом с милицией. Когда состав тронулся, все здание закачалось от вырванной вместе с рамой двери, а беспризорные ребята снова оказались на свободе.
Весь мир переживал тогда исторические дни. Немецким захватчикам были нанесены смертельные удары, но враг еще не был добит и сопротивлялся. Нужны были все усилия страны, чтобы окончательно сломить врага.
Одесский порт усиленно готовился к приему первых караванов союзников. На расчистке развалин порта работали десятки тысяч военнопленных немцев, румын и венгров. Сотни мощных «студебеккеров» из военных автобатальонов вывозили разрушенные портовые сооружения, готовя складские площадки. По акватории порта стремительно носился юркий катерок, квадрат за квадратом очищавший дно бухты. От мощных взрывов глубинных бомб дрожали кое-где уцелевшие стекла в городских домах, но эти взрывы уже не пугали, а радовали одесситов – это были мирные взрывы. Часто за кормой катера после нескольких таких взрывов море вдруг вздувалось огромным темным полушарием, из центра которого вырывался сперва высокий белый фонтан воды, а потом переходил в мощный черный ствол ила и грязи. Стены городских домов приходили в движение, а горожане радостно говорили друг другу: «Ура! Еще одну мину подорвали наши морячки, скоро наш порт оживет!»
И долгожданный час настал. Немногочисленные портовики, строители и военные моряки собрались на первом восстановленном причале и с радостью смотрели, как в порт медленно и торжественно входил первый из четырех американских кораблей первого каравана союзников, прошедшего в Черное море. Это был один из сотен созданных в США и рассчитанных на один рейс сварных судов типа «Либерти». Наши моряки любовно называли их «либертосами».
К брошенной с борта выброске наперегонки бегут сразу несколько добровольных швартовщиков, дружно принимающих первый швартовый конец. Он словно соединял тогда в Одесском порту измученный и героический наш народ с заокеанскими братьями, которые протянули дружескую руку помощи.
На борту американского транспорта столпились все свободные от вахты моряки. Каждый из них с нетерпением ждал минуты, когда после долгого и опасного перехода можно будет с облегчением и чувством выполненного долга вздохнуть… Ведь груз в трюмах судна был и их личным вкладом в общее дело победы над фашизмом.
Среди экипажа был молодой парень, недавно начавший свою службу на флоте. Ему исполнилось 16 лет, но сколько уже пришлось поработать, чтобы прокормить больную мать и младшую сестру. Он чистил на улице ботинки, был разносчиком газет, носил на себе рекламу сигарет «Мальборо», таскал тяжелые ящики в порту, выполнял другую тяжкую и плохо оплачиваемую работу в порту. Он знал, как трудно добывать деньги там, у себя дома. Удачный контракт, подписанный им в пароходной компании, позволил занять место уборщика жилых помещений на одном из судов, отправлявшихся к берегам далекой и загадочной России. Мать и сестра на время рейса получат его зарплату и будут спасены от голода и нищеты.
Он вместе с другими моряками стоял у борта и с интересом рассматривал стоящих на берегу одесситов – портовиков и строителей, которые восстанавливали причалы порта. Вот швартовы поданы на берег, шпиль и брашпиль подбирают толстые пеньковые концы, и «либертос» медленно приближается к недавно воссозданному причалу из забитых в морское дно деревянных свай и свежераспиленных досок, настланных на эти сваи.
Небольшой удар о причал, и судно замерло, окончив длинный и опасный путь от берегов США до залечивающей раны войны Одессы.
Небольшая группа встречающих, в которой были мой отец и я, была оттеснена пограничниками, и между судном и ними образовалась безлюдная полоса в пару десятков метров. И вдруг в этой пограничной полосе появилась странная фигура человечка, одетого, несмотря на теплую погоду, в рваный ватник и шапку-ушанку без одного уха. Это был беспризорник лет тринадцати, мирно спавший под причалом и разбуженный ударом пришвартовавшегося судна. Он стоял под бортом «либертоса» и, еще не совсем проснувшись, смотрел по сторонам. Вид у него был ужасный: босые ноги, рваные штаны, рваный ватник не по сезону и грязное лицо. Нищета и беззащитность стояли на причале. Пограничники растерялись и не знали, как им поступить. Молодой американец с «либертоса», увидев этого мальчишку и вспомнив свои собственные невзгоды, сориентировался быстрее всех. Он бросился в каюту, схватил свой комбинезон, подбежал к борту и, окликнув мальчишку, бросил комбинезон к его ногам.
И тут произошло чудо, поразившее и одесситов, и американцев. Паренек подошел к свертку, ногой развернул его, внимательно посмотрел на красивый и добротный комбинезон и вдруг отфутболил его под борт судна. На берегу и на пароходе все замерли, а потом разразились дружными аплодисментами молодому патриоту, не пожелавшему принять американскую подачку.
А мальчишка молча развернулся и пошел в сторону от причала…
…Прошло несколько дней. И вот уже по порту наш герой гордо расхаживал в советской морской форме. Его поступок не остался незамеченным, и дядьки-погранцы куда-то его пристроили, нарядив соответствующим образом. Иногда размышляю о том, как по-разному складывались судьбы людей того времени. Вот бы узнать, что сталось с тем пареньком. Может, когда-нибудь он прочтет эти строки и сам расскажет об этом?
Добавить комментарий