Рекомендую прочесть. Карел Чапек. Два рассказа

Chapek_Karel.jpg

Карел Чапек (1890–1938) – писатель замечательный. К тому же – пророк искусственного интеллекта, что можно заметить, прочитав два рекомендованных мною рассказа.  Критерий хорошего писателя – его хочется перечитывать. Моя рука так и тянется к книгам Карела Чапека.

Его «Рассказы из обоих карманов» (1929) - собрание жемчужин. 

Убеждённый гуманист, он был не мил и нацистам, и коммунистам. 

«Война с саламандрами» - непревзойдённый антифашистский памфлет.

Эссе «Почему я не коммунист?» (1924) было запрещено в коммунистической Чехословакии.

Но сегодня я хочу сказать о его пророческом даре.

Футуристическое слово «робот», распространившееся по всему миру, взято из его ранней фантастической пьесы «Россумовские Универсальные Роботы (RUR)» (1921). Именно он отчеканил это слово, по-видимому, вместе со своим братом Йожефом. Имя Чапека навсегда связано с «роботом».

Но есть и другое пророчество, сбывшееся совсем недавно. 

Искусственный интеллект («Artificial Intelligence»)... Его основа – так называемые «большие языковые модели», цель которых – устанавливать связи между словами и использовать их. Лингвистические связи – вот ключ к пониманию искусственного интеллекта, будь то СhatGPT или Gemini (в прошлом Bard).

Два рассказа Карела Чапека, которые я хочу представить вниманию читателя, - именно о связях между словами. Под маской «юмористических» рассказов таятся два шедевра прозорливой интуиции. В обоих случаях проверяются лингвистические связи. Но связи эти разные. Одни, практические, помогают ответить на вопросы «жизни и смерти». Другие поднимают на уровень головокружительных поэтических ассоциаций. Но есть и такие, что уводят в пустыню бессодержательных журналистских клише.

Переводя на сегодняшний язык, «искусственные интеллекты» могут быть разные. Нам предстоит это понять. Чапек уже почувствовал это - до нас. 

 Поэт 

Заурядное происшествие: в четыре часа утра на Житной улице автомобиль сбил с ног пьяную старуху и скрылся, развив бешеную скорость. Молодому полицейскому комиссару Мейзлику предстояло отыскать это авто. Как известно, молодые полицейские чиновники относятся к делам очень серьезно.

 - Гм... - сказал Мейзлик полицейскому номер 141. - Итак, вы увидели в трехстах метрах от вас быстро удалявшийся автомобиль, а на земле - распростертое тело. Что вы прежде

всего сделали?

 - Прежде всего подбежал к пострадавшей, - начал полицейский, - чтобы оказать ей первую помощь.

 - Сначала надо было заметить номер машины, - проворчал Мейзлик, - а потом уже заниматься этой бабой... Впрочем, и я, вероятно, поступил бы так же, - добавил он, почесывая голову карандашом. - Итак, номер машины вы не заметили.

Ну, а другие приметы? - По-моему, - неуверенно сказал полицейский номер 141, -

она была темного цвета. Не то синяя, не то темно-красная. Из глушителя валил дым, и ничего не было видно.

 - О господи! - огорчился Мейзлик. - Ну, как же мне теперь найти машину? Бегать от шофера к шоферу и спрашивать: "Это не вы переехали старуху?" Как тут быть, скажите сами, любезнейший?

 Полицейский почтительно и равнодушно пожал плечами. Осмелюсь доложить, у меня записан один свидетель. Но он тоже ничего не знает. Он ждет рядом в комнате.

 - Введите его, - мрачно сказал Мейзлик, тщетно стараясь выудить что-нибудь в куцем протоколе. - Фамилия и местожительство? - машинально обратился он к вошедшему, не

поднимая взгляда.

 - Кралик Ян - студент механического факультета, - отчетливо произнес свидетель.

 - Вы были очевидцем того, как сегодня в четыре часа утра неизвестная машина сбила Божену Махачкову?

 - Да. И я должен заявить, что виноват шофер. Судите сами, улица была совершенно пуста, и если бы он сбавил ход на перекрестке...

 - Как далеко вы были от места происшествия? – прервал его Мейзлик.

 - В десяти шагах. Я провожал своего приятеля из... из пивной, и когда мы проходили по Житной улице...

 - А кто такой ваш приятель? - снова прервал Мейзлик. -

Он тут у меня не значится.

 - Поэт Ярослав Нерад, - не без гордости ответил свидетель. - Но от него вы ничего не добьетесь.

Это почему же? - нахмурился Мейзлик, не желая выпустить из рук даже соломинку.

 - Потому, что он... у него... такая поэтическая натура. Когда произошел несчастный случай, он расплакался как ребенок и побежал домой... Итак, мы шли по Житной улице,

вдруг откуда-то сзади выскочила машина, мчавшаяся на предельной скорости...

 - Номер машины?

 - Извините, не заметил. Я обратил внимание лишь на бешеную скорость и говорю себе - вот...

 - Какого типа была машина? - прервал его Мейзлик.

 - Четырехтактный двигатель внутреннего сгорания, - деловито ответил студент механик. - Но в марках я, понятно, не разбираюсь.

 - А какого цвета кузов? Кто сидел в машине? Открытая или лимузин?

 - Не знаю, - смущенно ответил свидетель. - Цвет, кажется, черный. Но, в общем, я не заметил, потому что, когда произошло несчастье, я как раз обернулся к приятелю:

"Смотри, говорю, каковы мерзавцы: сбили человека и даже не остановились".

 - Гм... - недовольно буркнул Мейзлик. - Это, конечно, естественная реакция, но я бы предпочел, чтобы вы заметили номер машины. Просто удивительно, до чего не наблюдательны люди. Вам ясно, что виноват шофер, вы правильно заключаете,

что эти люди мерзавцы, а на номер машины вы - ноль внимания.Рассуждать умеет каждый, а вот по-деловому наблюдать окружающее... Благодарю вас, господин Кралик, я вас больше не задерживаю.

 Через час полицейский номер 141 позвонил у дверей поэта Ярослава Нерада.

 - Дома, - ответила хозяйка квартиры. - Спит.

 Разбуженный поэт испуганно вытаращил заспанные глаза на полицейского. "Что же я такое натворил?" - мелькнуло у него в голове.

 Полицейскому, наконец, удалось объяснить Нераду, зачем его вызывают в полицию.

 - Обязательно надо идти? - недоверчиво осведомился поэт. Ведь я все равно уже ничего не помню. Ночью я был немного...

 - Под мухой, - понимающе сказал полицейский. - Я знаю многих поэтов. Прошу вас одеться. Я подожду.

По дороге они разговаривали о кабаках, о жизни вообще, о небесных знамениях и о многих других вещах; только политике были чужды оба. Так, в дружеской и поучительной беседе они дошли до полиции.

 Вы поэт Ярослав Нерад? - спросил Мейзлик. - Вы были очевидцем того, как неизвестный автомобиль сбил Божену Махачкову?

 - Да, - вздохнул поэт.

 - Можете вы сказать, какая это была машина? Открытая, закрытая, цвет, количество пассажиров, номер?

 Поэт усиленно размышлял.

 - Не знаю, - сказал он. - Я на это не обратил внимания.

 - Припомните какую-нибудь мелочь, подробность, - настаивал Мейзлик.

 - Да что вы! - искренне удивился Нерад. - Я никогда не замечаю подробностей.

 - Что же вы вообще заметили, скажите, пожалуйста? - иронически осведомился Мейзлик.

 - Так, общее настроение, - неопределенно ответил поэт. Эту, знаете ли, безлюдную улицу... длинную... предрассветную... И женская фигура на земле... Постойте!

- вдруг вскочил поэт. - Ведь я написал об этом стихи, когда пришел домой.

 Он начал рыться в карманах, извлекая оттуда счета, конверты, измятые клочки бумаги.

 - Это не то, и это не то... Ага, вот оно, кажется. – И он погрузился в чтение строчек, написанных на вывернутом наизнанку конверте.

 - Покажите мне, - вкрадчиво предложил Мейзлик.

 - Право, это не из лучших моих стихов, - скромничал поэт. Но, если хотите, я прочту.

Закатив глаза, он начал декламировать нараспев:

Дома в строю темнели сквозь ажур,

Рассвет уже играл на мандолине.

Краснела дева

В дальний Сингапур

Вы уносились в гоночной машине.

Повержен в пыль надломленный тюльпан.

Умолкла страсть Безволие... Забвенье

О шея лебедя!

 О грудь!

О барабан и эти палочки -

трагедии знаменье!

- Вот и все, - сказал поэт.

Извините, что же все это значит? - спросил Мейзлик. -О чем тут, собственно, речь?

 Как о чем? О происшествии с машиной, - удивился поэт. -Разве вам непонятно?

 - Не совсем, - критически изрек Мейзлик. - Как-то из всего этого я не могу установить, что июля пятнадцатого дня, в четыре часа утра, на Житной улице автомобиль номер

такой-то сбил с ног шестидесятилетнюю нищенку Божену Махачкову, бывшую в нетрезвом виде. Пострадавшая отправлена в городскую больницу и находится в тяжелом состоянии". Обо всех этих фактах в ваших стихах, насколько я мог заметить,

нет ни слова. Да-с.

 - Все это внешние факты, сырая действительность, - сказал поэт, теребя себя за нос. - А поэзия - это внутренняя реальность. Поэзия - это свободные сюрреалистические

образы, рожденные в подсознании поэта, понимаете? Это те зрительные и слуховые ассоциации, которыми должен проникнуться читатель. И тогда он поймет, - укоризненно

закончил Нерад.

 - Скажите пожалуйста! - воскликнул Мейзлик - Ну, ладно, дайте мне этот ваш опус. Спасибо. Итак, что же тут говорится? Гм... "Дома в строю темнели сквозь ажур..." Почему в строю? Объясните-ка это.

 - Житная улица, - безмятежно сказал поэт. - Два ряда домов. Понимаете?

 - А почему это не обозначает Национальный проспект? - скептически осведомился Мейзлик.

 - Потому, что Национальный проспект не такой прямой, - последовал уверенный ответ.

 - Так, дальше: "Рассвет уже играл на мандолине..." Допустим. "Краснела дева..." Извиняюсь, откуда же здесь дева?

 - Заря, - лаконически пояснил поэт.

 - Ах, прошу прощения. "В дальний Сингапур вы уносились в гоночной машине"?

 - Так, видимо, был воспринят мной тот автомобиль, - объяснил поэт.

 - Он был гоночный?

 - Не знаю. Это лишь значит, что он бешено мчался. Словно спешил на край света.

 - Ага, так. В Сингапур, например? Но почему именно в Сингапур, боже мой?

 Поэт пожал плечами.

 - Не знаю, может быть, потому, что там живут малайцы.

 - А какое отношение имеют к этому малайцы? А?

 Поэт замялся.

 - Вероятно, машина была коричневого цвета, - задумчиво произнес он. - Что-то коричневое там непременно было. Иначе откуда взялся бы Сингапур?

 - Так, - сказал Мейзлик. - Другие свидетели говорили, что авто было синее, темно-красное и черное. Кому же верить?

 - Мне, - сказал поэт. - Мой цвет приятнее для глаза.

 - "Повержен в пыль надломленный тюльпан", - читал далее Мейзлик. - "Надломленный тюльпан" - это, стало быть, пьяная побирушка?

 - Не мог же я так о ней написать! - с досадой сказал поэт. - Это была женщина, вот и все. Понятно?

 - Ага! А это что: "О шея лебедя, о грудь, о барабан!" - Свободные ассоциации?

 - Покажите, - сказал, наклоняясь, поэт. - Гм... "О шея лебедя, о грудь, о барабан и эти палочки"... Что бы все это значило

 - Вот и я то же самое спрашиваю, - не без язвительности заметил полицейский чиновник.

 - Постойте, - размышлял Нерад. - Что-нибудь подсказало мне эти образы... Скажите, вам не кажется, что двойка похожа на лебединую шею? Взгляните.

 И он написал карандашом "2".

 - Ага! - уже не без интереса воскликнул Мейзлик. - Ну, а это: "о грудь"?

 - Да ведь это цифра три, она состоит из двух округлостей, не так ли?

 - Остаются барабан и палочки! - взволнованно воскликнул полицейский чиновник.

 - Барабан и палочки... - размышлял Нерад. - Барабан и палочки... Наверное, это пятерка, а? Смотрите, - он написал цифру 5. - Нижний кружок словно барабан, а над ним палочки.

 - Так, - сказал Мейзлик, выписывая на листке цифру "235".

- Вы уверены, что номер авто был двести тридцать пять?

 - Номер? Я не заметил никакого номера, - решительно возразил Нерад. - Но что-то такое там было, иначе бы я так не написал. По-моему, это самое удачное место? Как вы

думаете?

Через два дня Мейзлик зашел к Нераду. На этот раз поэт не спал. У него сидела какая-то девица, и он тщетно пытался найти стул, чтобы усадить полицейского чиновника.

 - Я на минутку, - сказал Мейзлик. - Зашел только сказать вам, что это действительно было авто номер двести тридцать пять.

 - Какое авто? - испугался поэт.

 - "О шея лебедя, о грудь, о барабан и эти палочки!" - одним духом выпалил Мейзлик. - И насчет Сингапура правильно. Авто было коричневое.

-Ага! - вспомнил поэт. - Вот видите, что значит внутренняя реальность. Хотите, я прочту вам два-три моих стихотворения? Теперь-то вы их поймете.

- В другой раз! - поспешил ответить полицейский чиновник. - Когда у меня опять будет такой случай, ладно?

 1928

Эксперимент профессора Роусса

 Среди присутствующих были: министры внутренних дел и юстиции, начальник полиции, несколько депутатов парламента и высших чиновников, видные юристы и ученые и, разумеется, представители печати - без них ведь дело никогда не обойдется.

 - Джентльмены! - начал профессор Гарвардского университета Роусс, знаменитый американец чешского происхождения. - Эксперимент, который я вам... э-э...буду показать, основан на исследованиях ряда моих ученых коллег и предшественников. Таким образом, indeed, мой эксперимент не является каким-нибудь откровением Это.. э-э... really., как говорится, новинка с бородой, - профессор просиял, вспомнив, как звучит по-чешски это сравнение. - Я, собственно, разработал лишь метод практического применения некоторых теоретических открытий. Прошу присутствующих криминалистов судить о моих experiences с точки зрения их практических критериев. Well....

 Итак, мой метод заключается в следующем: я произношу слово, a вы должны тотчас же произнести другое слово, которое вам придет в этот момент в голову, даже если это будет чепуха, nonsens, вздор. В итоге я, на основании ваших слов, расскажу вам, что у вас на уме, о чем вы думаете и что скрываете. Понимаете? Я опускаю теоретические объяснения и не буду говорить вам об ассоциативном мышлении, заторможенных рефлексах, внушении и прочем. Я буду сказать кратко: при опыте вы должны полностью выключить волю рассудок. Это даст простор подсознательным ассоциациям, и благодаря им я смогу проникнуть в... э-э... Well, what's on the bottom of your mind...

 В глубины вашего сознания, - подсказал кто-то.

Вот именно! - удовлетворенно подтвердил Роусс. – Вы должны automatically произносить все, что вам приходит в данный момент в голову без всякий control. Моей задачей будет анализировать ваши представления. That's all. Свой опыт я проделаю сначала на уголовном случае... э-э... на одном преступнике, а потом на ком-нибудь из присутствующих. Well, начальник полиции сейчас охарактеризует нам доставленного сюда преступника. Прошу вас, господин начальник.

 Начальник полиции встал.

 - Господа, человек, которого вы сейчас увидите, - слесарь Ченек Суханек, владелец дома в Забеглице. Он уже неделю находится под арестом по подозрению в убийстве шофера такси Иозефа Чепелки, бесследно исчезнувшего две недели назад. Основания для подозрения следующие: машина исчезнувшего Чепелки найдена в сарае арестованного Суханека. На рулевом колесе и под сидением шофера - следы человеческой крови. Чепелки за шесть тысяч, так как хотел стать шофером такси. Установлено: исчезнувший Чепелка действительно говорил, что думает бросить свое ремесло, продать машину и наняться куда-нибудь шофером. Однако его до сих пор нигде не нашли. Поскольку больше никаких данных нет, арестованный Суханек должен быть передан в подследственную тюрьму в Панкраце...Но я получил разрешение, чтобы наш прославленный соотечественник профессор Ч. Д. Роусс произвел над ним свой эксперимент. Итак, если господин профессор пожелает...

 - Well! - сказал профессор, усердно делавший пометки в блокноте. - Пожалуйста, пустите его идти сюда.

 По знаку начальника полиции полицейский ввел Ченека Суханека, мрачного субъекта, на лице которого было написано: "Подите вы все к ..., меня голыми руками не возьмешь".

Видно было, что Суханек твердо решил стоять на своем.

 - Подойдите, - строго сказал профессор Ч. Д. Роусс. - Я не буду вас допрашивать. Я только буду произносить слова, а вы должны в ответ говорить первое слово, которое вампридет в голову. Понятно? Итак, внимание! Стакан.

 - Дерьмо! - злорадно произнес Суханек.

 - Слушайте, Суханек! - быстро вмешался начальник полиции. - Если вы не будете отвечать как следует, я велю отвести вас на допрос и вы пробудете там всю ночь. Понятно? Заметьте это себе. Ну, начнем сначала.

 - Стакан, - повторил профессор Роусс.

 - Пиво, - проворчал Суханек.

 - Вот это другое дело, - сказала знаменитость. – Теперь правильно.

 Суханек подозрительно покосился на него. Не ловушка ли вся эта затея?

 - Улица, - продолжал профессор.

 - Телеги, - нехотя отозвался Суханек.

 - Надо побыстрей. Домик.

 - Поле.

 - Токарный станок.

 - Латунь.

 - Очень хорошо.

 Суханек, видимо, уже ничего не имел против такой игры.

 - Мамаша.

 - Тетка.

 - Собака.

 - Будка.

 - Солдат.

 - Артиллерист.

 Перекличка становилась все быстрее. Суханека это забавляло. Похоже на игру в карты, и о чем только не вспомнишь!

 - Дорога, - бросил ему Ч. Д. Роусс в стремительном темпе.

 - Шоссе.

 - Прага.

 - Бероун.

 - Спрятать.

 - Зарыть.

 - Чистка.

 - Пятна.

 - Тряпка.

 - Мешок.

 - Лопата.

 - Сад.

 - Яма.

 - Забор.

 - Труп!

 Молчание.

 - Труп! - настойчиво повторил профессор. - Вы зарыли его под забором. Так?

 - Ничего подобного я не говорил! - воскликнул Суханек.

 - Вы зарыли его под забором у себя в саду, - решительно повторил Роусс. - Вы убили Чепелку по дороге в Бероун и вытерли кровь в машине мешком. Все ясно.

 - Неправда! - кричал Суханек. - Я купил такси у Чепелки. Я не позволю взять себя на пушку!

 - Помолчите! - сказал Роусс. - Прошу послать полисменов на поиски трупа. А остальное уже не мое дело. Уведите этого человека. Обратите внимание, джентльмены: весь опыт занял семнадцать минут. Это очень быстро, потому что казус пустяковый. Обычно требуется около часа. Теперь попрошу ко мне кого-нибудь из присутствующих. Я повторю опыт. Он продлится довольно долго. Я ведь не знаю его secret, как это назвать?

 - Тайну, - подсказал кто-то из аудитории.

 - Тайну! - обрадовался наш выдающийся соотечественник. - Я знаю, это одно и то же. Опыт займет у нас много времени, прежде чем испытуемый раскроет нам свой характер, прошлое и самые сокровенные ideas...

 - Мысли! - подсказали из публики.

 - Well. Итак, прошу, господа, кто хочет подвергнуться опыту?

 Наступила пауза. Кто-то хихикнул, но никто не шевелился.

 - Прошу, - повторил профессор Роусс. - Ведь это не больно.

 - Идите, коллега, - шепнул министр внутренних дел министру юстиции.

 - Иди ты как представитель нашей партии, - подталкивали друг друга депутаты.

 - Вы - директор департамента, вы и должны пойти, - понукал чиновник своего коллегу из другого министерства.

 Возникала атмосфера неловкости: никто из присутствующих не вставал.

 - Прошу вас, джентльмены, - в третий раз повторил американский ученый. - Надеюсь, вы не боитесь, чтобы были открыты ваши сокровенные мысли?

 Министр внутренних дел обернулся к задним рядам и прошипел:

 - Ну, идите же кто-нибудь.

 В глубине аудитории кто-то скромно кашлянул и встал. Это был тощий, пожилой субъект с ходившим от волнения кадыком.

 - Я... г-м-м.. - застенчиво сказал он, - если никто... то я, пожалуй, разрешу себе...

 - Подойдите! - перебил его американец. – Садитесь здесь. Говорите первое, что вам придет в голову. Задумываться и размышлять нельзя, говорите mechanically(7), бессознательно. Поняли?

 - Да-с, - поспешно ответил испытуемый, видимо смущенный вниманием такой высокопоставленной аудитории. Затем он откашлялся и испуганно замигал, как гимназист, держащий экзамен на аттестат зрелости.

 - Дуб, - бросил профессор.

 - Могучий, - прошептал испытуемый.

 - Как? - переспросил профессор, словно не поняв.

 - Лесной великан, - стыдливо пояснил человек.

 - Ага, так. Улица.

 - Улица... Улица в торжественном убранстве.

 - Что вы имеете в виду?

 - Какое-нибудь празднество. Или погребение.

 - А! Ну, так надо было просто сказать "празднество". По возможности одно слово.

 - Пожалуйста...

 - Итак. торговля.

 - Процветающая. Кризис нашей коммерции. Торговцы славой.

 - Гм... Учреждение.

 - Какое, разрешите узнать?

 - Не все ли равно! Говорите какое-нибудь слово. Быстро!

 - Если бы вы изволили сказать "учреждения"...

 - Well, учреждения.

 - Соответствующие! - радостно воскликнул человек.

 - Молот.

 - ... и клещи. Вытягивать ответ клещами. Голова

несчастного была размозжена клещами.

 - Curious,- проворчал ученый. - Кровь!

 - Алый, как кровь. Невинно пролитая кровь. История, написанная кровью.

 - Огонь!

 - Огнем и мечом. Отважный пожарник. Пламенная речь.

Mene tekel.

 - Странный случай, - озадаченно сказал профессор. -

Повторим еще раз. Слушайте, вы должны реагировать лишь на

самое первое впечатление. Говорите то, что automatically

произносят ваши губы, когда вы слышите мои слова. Go on. Рука.

 - Братская рука помощи. Рука, держащая знамя. Крепко сжатый кулак. Не чист на руку. Дать по рукам.

 - Глаза.

 - Завязанные глаза Фемиды. Бревно в глазу. Открыть глаза на истину. Очевидец. Пускать пыль в глаза. Невинный взгляд дитяти. Хранить как зеницу ока.

 - Не так много. Пиво.

 - Настоящее пльзеньское. Дурман алкоголя.

 - Музыка.

 - Музыка будущего. Заслуженный ансамбль. Мы – народ музыкантов. Манящие звуки. Концерт держав. Мирная свирель. Боевые фанфары. Национальный гимн.

 - Бутылка.

 - С серной кислотой. Несчастная любовь. В ужасных мучениях скончалась на больничной койке.

 - Яд.

 - Напоенный ядом и желчью. Отравление колодца.

 Профессор Роусс почесал затылок.

 - Never heard that.... Прошу вас повторить. Обращаю ваше внимание, джентльмены, на то, что всегда надо начинать с самых plain (12), заурядных понятий, чтобы выяснить интересы испытуемого, его profession,, занятие. Так, дальше. Счет.

 - Баланс истории. Свести с врагами счеты. Поживиться на чужой счет.

 - Гм... Бумага.

 - Бумага краснела от стыда, - обрадовался испытуемый. - Ценные бумаги. Бумага все стерпит.

 - Bless you,- кисло сказал профессор. - Камень.

 - Побить камнями. Надгробный камень. Вечная память, - резво заговорил испытуемый. - Ave, anima pia 

 - Повозка.

 - Триумфальная колесница. Колесница Джаггернаута.. Карета скорой помощи. Разукрашенный грузовик с мимической труппой.

 - Ага! - воскликнул ученый. - That's it!

Горизонт!

 - Пасмурный, - с видимым удовольствием откликнулся испытуемый. - Тучи на нашем политическом горизонте. Узкий кругозор. Открывать новые горизонты.

 - Оружие.

 - Отравленное оружие. Вооруженный до зубов. С развевающимися знаменами. Нанести удар в спину. Вероломное нападение, - радостно бубнил испытуемый. - Пыл битвы. Избирательная борьба.

 - Стихия.

 - Разбушевавшаяся. Стихийный отпор. Злокозненная стихия. В своей стихии.

 - Довольно! - остановил его профессор. - Вы журналист, а?

 - Совершенно верно, - учтиво отозвался испытуемый. – Я репортер Вашатко. Тридцать лет работаю в газете.

 - Благодарю, - сухо поклонился наш знаменитый американский соотечественник. - Finished, gentlemen. Анализом представлений этого человека мы бы установили, что... м-м, что он журналист. Я думаю, нет смысла продолжать. It would only waist our time. So sorry, gentlemen! 

 - Смотрите-ка! - воскликнул вечером репортер Вашатко, просматривая редакционную почту. - Полиция сообщает, что труп Чепелки найден. Зарыт под забором в саду у Суханека иобернут в окровавленный мешок! Этот Роусс - молодчина! Вы бы не поверили, коллега: я и не заикался о газете, а он угадал, что я журналист. "Господа, говорит, перед вами выдающийся, заслуженный репортер..." Я написал в отчете о его выступлении: "В кругах специалистов выводы нашего прославленного соотечественника получили высокую оценку".Постойте, это надо подправить. Скажем так: "В кругах специалистов интересные выводы нашего прославленного соотечественника получили заслуженно высокую оценку". Вот теперь хорошо!

1928