От автора, декабрь 2024
Марксисты разных оттенков никогда не переводились, но в последние годы их воздействие на общественное сознание в США и в других странах Запада значительно возросло. По теории Маркса, противоречия между трудом и капиталом антагонистичны и непримиримы. Борьба между ними неизбежно приведет к пролетарской революции и отмене частной собственности. После революция эксплуатация рабочего класса и его обнищание прекратит и все завершится построением прекрасного коммунистического общества, в котором каждый будет с радостью трудиться по своим способностям и получать по потребностям.
Правда, нынешние марксисты опираются не на пролетариат, который в ведущих странах Запада давно уже переродился в средний класс «белого привилегированного большинства». Ролью «униженных и оскорбленных» они теперь наделили черных и цветных, гомосексуалов и трансгендеров, всякие другие меньшинства, на чьих бедах жируют акулы империализма. Они же – колонизаторы, высасывающие соки из беднейших стран третьего мира. То, что бывшие колонии давно уже стали суверенными государствами, значения не имеет. Акулы империализма их продолжают эксплуатировать, только не напрямую, как сто-двести лет назад, а более хитрым образом.
Так что в основе миропонимания нынешних высоколобых марксистов лежит та же научная теория Маркса – о фундаментальной зловредности частной собственности, которая приносит несметные богатства классу эксплуататоров за счет систематического ограбления «голодных и рабов».
В предлагаемой статье рассказано о том, как мне довелось столкнуться с вопросом о «научности» теории Маркса и к каким выводам это меня привело. Статья была написана более тридцати лет назад* , но сегодня она представляется мне не менее актуальной. В первоначальный текст внесены незначительные поправки.
* * *
Научен ли научный коммунизм? Рукопись в архиве автора
1.
Созревание моего поколения пришлось на годы развенчания сталинизма. Шок, вызванный докладом Хрущева на XX съезде КПСС в 1956 году, привел к тому, что у многих моих сверстников выработалось отталкивание от официальной советской идеологии. Но альтернатив практически не было и мы сами не подозревали о том, насколько наше сознание отравлено идеями марксизма. Многие ли, в самом деле, сомневались в основных догматах исторического материализма, например, о последовательной смене общественно-экономических формаций. Помните эту знаменитую лестницу, по которой человечество поднимается из глубин первобытнообщинного строя – по ступеням рабовладельческого, феодального и капиталистического общества – к вершинам коммунизма?
Марксистские воззрения вдалбливались в нас со школьной скамьи, ими были пропитаны все учебники, книги по истории, философии и другим дисциплинам. Даже публикация классических трудов глубокой древности сопровождалась марксистскими комментариями, чтобы читатели, не дай Бог, не заразились идеализмом, механицизмом, мистицизмом или другими неположенными «измами». Приходилось признавать, что марксизм это не одна из многих идеологических концепций, но доказанная, проверенная практикой наука. А против науки, как говорится, не попрешь. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Те, кто мог бы аргументированно оспорить этот ленинский тезис, предпочитали помалкивать.
2.
В 1966 году, работая редактором серии «Жизнь замечательных людей», я готовил к печати биографию Адама Смита, основателя классической политэкономии, предшественника Карла Маркса. Автор рукописи Андрей Владимирович Аникин имел степень доктора экономических наук, так что меня мало беспокоила научная добротность будущей книги, но я был готов к тому, что над ней придется покорпеть, чтобы скучную тягомотину сделать понятной и интересной для массового читателя.
Рукопись меня приятно обрадовала: она была написана живым языком, ярко раскрывала характер главного героя, просто и немногословно рассказывала о его научных исследованиях. Была в ней и небольшая глава, в которой автор анализировал взгляды Адама Смита с марксистских позиций (как же без этого!), но она показалась мне не вполне удавшейся.
-- Книга получилась. Придется немного доработать только одну главу, -- сказал я Аникину и открыл рукопись, намериваясь подробно обосновать свою позицию.
-- Что же вас не устраивает? – спросил обрадованный и вместе с тем обеспокоенный автор.
-- Вы ясно и интересно изложили теорию стоимости Адама Смита, -- начал я, -- а вот критика этой теории с позиций марксизма как-то неубедительна. В чем состояла научная ошибка Смита, я так и не понял.
Реакция Аникина была неожиданной. Он откинулся на спинку стула и нервно захохотал.
-- Ошибка или не ошибка, сказал он сквозь смех, -- это, знаете ли, философский вопрос!..
Сказанная фраза обожгла меня, как вспышка молнии, и сделала ненужными дальнейшие объяснения. Никакой «недоработки» со стороны автора не было. Он хотел сказать именно то, что я вычитал. Сказал не прямо, но достаточно ясно. Теория Адама Смита остается незыблемой. Маркс не опроверг ее, а лишь переиначил, подогнав под свою философию! Прав или не прав Аникин, это другой вопрос. Задачу редактора я видел в том, чтобы помогать талантливым авторам донести свои идеи до читателей, а не затыкать им рот. Затыкающих хватало и без меня: рукопись после редактирования должны были прочитать несколько надсмотрщиков, им и положено «держать и не пущать». Авось, глубоко вникать в текст они не будут. Если обнаружат ересь, придется туго и автору, и «недоглядевшему» редактору, но подыгрывать им было не в моих правилах.
-- В таком случае замечание снимается, -- сказал я Андрею Владимировичу. – Ничего дорабатывать не надо.
Герой книги и описанная в ней эпоха были столь далеки от злобы дня, что надсмотрщики в нее не вникали, книга вышла без каких-либо препятствий. А для меня этот эпизод стал толчком. С тех пор, когда приходилось заглядывать в работы Маркса и разного рода марксистов, я читал их как бы заново промытыми глазами.
3.
Адам Смит был первым, кто задался вопросом: каким образом товары, бесконечно разнообразные и непохожие друг на друга, как, например, пара сапог и овца, отрез шелкового полотна и лопата, бриллиантовое колье и мешок сахара, без всяких сложностей обмениваются на рынке? Взявшись за изучение производства товаров, Смит понял, что сводит их к общему эквиваленту. Этот эквивалент – труд. Товары создаются трудом; мера труда – стоимость – делает возможным товарообмен.
Стоимость создается не только трудом рабочего – много ли сделаешь голыми руками? Необходимы инструменты, сырье, помещение и другие средства производства, созданные предшествовавшим трудом. Их закупает предприниматель, вкладывая в дело свой капитал. Труд без капитала непроизводителен, капитал без труда бесплоден. Только при их взаимодействии создается новая стоимость.
После реализации товара часть его стоимости выплачивается рабочему в виде зарплаты. Другая часть компенсирует расход и износ средств производства: это затраты капиталиста, который должен их себе вернуть. И третья часть – прибыль, которую нарастил предпринимателю вложенный в дело капитал.
На рынке цена товара может отличаться от стоимости в ту или другую сторону. Эти отличия зависят от соотношения спроса и предложения. Но предприниматели сокращают убыточное производство и наращивают выпуск товаров повышенного спроса. Благодаря такой перекачки капитала цена на тот или иной товар более или менее соответствует его стоимости.
Стремясь к максимальной прибыли, капиталисты могут урезать зарплату рабочим. Так возникает эксплуатация, то есть присвоение капиталистом части труда рабочих. Но и это явление не может быть долговременным, ибо рабочая сила – тоже товар, у нее есть своя стоимость. Если капиталист недоплачивает рабочему, тот при первой возможности перейдет к другому капиталисту, который будет платить больше.
По мере совершенствования техники и технологии производительность труда растет, а число рабочих рук, необходимых для производства определенного количества изделий, сокращается. Прибыли капиталиста все меньше зависят от эксплуатации рабочих и все больше – от размера и эффективности капиталовложений. Противоречия между трудом и капиталом становятся менее острыми, благосостояние рабочих растет вместе с ростом прибыли капиталиста.
4.
Читатели, учившиеся в советском вузе, скажут, что часть изложенного им известна из курса политэкономии. Они будут правы. С той лишь оговоркой, что в советских учебниках трудовая теория стоимости приписывалась Марксу, тогда как он ее заимствовал у Адама Смита, Дэвида Рикардо и других предшественников. Впрочем, собственный вклад Маркса был тоже очень весом. Это теория прибавочной стоимости.
Маркс фактически постулировал, что в экономике действуют законы, аналогичные физическому закону сохранения энергии. Энергия может переходить из одного вида в другой, но при этом не может наращиваться – поэтому невозможно создать вечный двигатель. Чтобы двигатель производил работу, к нему надо подводить энергию извне. По убеждению Маркса, так ведет себя и капитал, заключенный в средствах производства. Его стоимость переходит на производимый товар, но наращивать ее капитал не может. Если стоимость товара превышает износ и расход средств производства, то только потому, что капиталист использует труд рабочего. То есть весь прирост стоимости создается трудом рабочего и должен принадлежать ему. Капиталист имеет право на возврат затраченного капитала, но не более.
Откуда же берется прибыль капиталиста? Ответ известен из тех же учебников политэкономии: капиталист присваивает себе часть стоимости, созданной наемными рабочими, то есть он их грабит. Прибавочная стоимость – это то, что капиталист отбирает у рабочего.
Грабителем капиталиста делает частная собственность. Эксплуатация рабочих – не отклонение от нормы, как считал Адам Смит, а коренное свойство капиталистического производства. Рабочие вынуждены трудиться за нищенскую зарплату, обогащая капиталистов, от которых они находятся почти в такой же зависимости, как рабы от рабовладельцев. С развитием капитализма прибыли предпринимателей растут, значит, усиливается ограбление рабочих.
По теории Маркса, борьба рабочих против эксплуатации в рамках самой капиталистической системы безнадежна. Мир капитала – это мир насилия, и ликвидирован он может быть только насильственным путем. Развитие капитализма ведет к росту численности рабочего класса, а укрупнение производства – к объединению рабочих в большие коллективы. Так капитализм сам порождает своего могильщика. Неумолимо надвигается революционный взрыв, который покончит с частной собственностью и эксплуатацией человека человеком. Торжество коммунизма неизбежно.
5.
Вопрос о том, какая из концепций является научной, то есть соответствует действительности, снова возвращает нас к теории стоимости.
Представим себе, что на каком-то предприятии, например, автомобильном заводе, есть два одинаковых сборочных конвейера, но на первом из них работают сто рабочих, а на втором рабочие заменены десятью роботами, которых обслуживает один электромеханик. Если прав Маркс, то на первом конвейере стоимость наращивают сто рабочих, и предприниматель кладет в карман прибавочную стоимость, отнятую у каждого из них. На втором конвейере сборку автомобилей выполняют роботы, то есть средства производства; на готовые автомобили (продукцию) от них переходит стоимость, которая соответствует износу роботов, а прирост стоимости создается трудом единственного электромеханика. Если степень эксплуатации на обоих конвейерах примерно одинакова, то первый конвейер должен приносить предпринимателю в сто раз больше прибыли, чем второй. Значит, замена рабочих роботами невыгодна, предприниматель никогда на это не пойдет. Между тем, на современных конвейерах внедряется роботизация, так как она обеспечивает большую производительность труда при меньших затратах, а, значит, приносит большую прибыль.
Выходит, капитал, вложенный в роботов, тоже наращивает стоимость производимого товара. Реальностям капиталистического производства соответствует теория Адама Смита, а не Карла Маркса.
6.
Маркс считал государственную власть инструментом в руках правящего класса. Она стоит на страже частной собственности и узаконивает «наемное рабство». Однако демократическое государство защищает основные права всех граждан. Так как рабочих намного больше, чем капиталистов, то они имеют возможность избирать в парламенты своих представителей и добиваться принятия законов, защищающих их от эксплуатации. Право на создание профсоюзов, право на забастовки, пособия по безработице, гарантированный минимум заработной платы, антимонопольные законы – все это результат законодательной деятельности в условиях демократии. Эксплуатация труда капиталом во многих случаях сведена к нулю, зато нередки противоположные явления, когда предприятия приносят своим владельцам убытки, но владельцы не имеют возможности их закрыть или понизить зарплату рабочим. Прогрессивная система налогообложения также ведет к перераспределению национального богатства в пользу неимущих слоев.
Впрочем, в развитых капиталистических странах большинство рабочих давно уже не входит в категорию неимущих. К последним относятся в основном люди, которые вообще не работают: не умеют или не хотят. Они получают пособия от государства или от благотворительных организаций, то есть существуют за счет стоимости, которую сами не производят. Кто же кого эксплуатирует и можно ли после этого утверждать, что государство служит интересам капиталистов?..
7.
Большую часть жизни Карл Маркс потратил на то, чтобы опровергнуть основные положения классической политэкономии и заменить их своими, но не добился успеха. Поэтому он так долго и мучительно работал над своим главным трудом «Капитал», но не смог его завершить. Зато ему удалось опорочить своих предшественников, назвав созданную ими политэкономию «буржуазной» в противоположность своей -- «пролетарской».
Но если возможна «буржуазная» и «пролетарская» политэкономия, то то же самое должно быть с химией, физикой, биологией – с любой наукой. Так Маркс пришел к концепции классового характера науки, а вместе с тем и искусства, литературы, философии, религии, морали, права, любви, справедливости…
Понятие о добре, истине, красоте и обо всем остальном, что определяет духовную жизнь человека и считается вечными нетленными ценностями, Маркс цинично опошлил, утверждая, что все ценности относительны, так как они обслуживают интересы имущего класса, который стремится закрепить свое господство над порабощенными и эксплуатируемыми бедняками.
Писатели, художники, общественные деятели, моралисты, философы, ученые, даже наиболее квалифицированные и потому лучше оплачиваемые рабочие («рабочая аристократия»), по Марксу, всего лишь подкуплены капиталом, чтобы способствовать обиранию широких масс. Даже лидеров рабочего движения, в чем-то с ним не согласных (Лассаля, Прудона, Бланки, Бакунина и других), он объявлял идеологами буржуазии, если не крупной, то мелкой.
Сам человек, по Марксу, не есть высшее творение Бога или Природы, а «совокупность общественных отношений». Поскольку при капитализме общественные отношения носят «буржуазный» характер, то и человек по своей сути «буржуазен»; он стремится к наживе, к накопительству, к тому, чтобы присваивать себе то, что принадлежит другим.
Людей «буржуазного общества», а таковыми были практически все его современники, Маркс считал нравственными уродами и ненавидел их так же страстно, как частную собственность. Исключение он делал только для узкого круга своих почитателей, которые каким-то непостижимым образом смогли оказаться «совокупностью» не буржуазных, а совсем иных общественных отношений, существовавших только в его воображении.
Таким образом, в основе марксизма лежит не наука, не философия, а глубокое презрение и ненависть к «буржуазному» человеку. Поэтому ни Марксу, ни его последователям никогда не было жаль человека. Во имя будущего коммунистического общества они готовы были обречь миллионы людей на неимоверные страдания и гибель. И обрекали везде, где дорывались до власти. Совесть их не мучила, ведь само понятие совести было для них буржуазным предрассудком.
Маркс не придумал идею коммунизма. Задолго до него были мыслители, мечтавшие о счастливом обществе, в котором люди будут владеть всем сообща и бескорыстно трудиться на общее благо. Эти мыслители верили, что со временем богачи поймут несправедливость использования чужого труда и добровольно откажутся от частной собственности. Маркс называл эти теории утопическими и противопоставил им свою, «научную», хотя в реальности «научный коммунизм» ничего общего с наукой не имеет. Он так же утопичен, как коммунизм Кампанеллы, Фурье или Сен-Симона, но куда более опасен.
Мнимая научность марксизма обвораживала многих далеко не глупых людей, несших его в массы, что привело к величайшим потрясениям, какие когда-либо знала история. Маркс говорил, что «идея, овладевшая массами, становится материальной силой». Это чуть ли ни единственное его утверждение, которое можно считать верным. Массы действительно становятся страшной разрушительной силой, когда удается им внушить, что «грабить награбленное» – это не грех и не преступление, а последнее слово науки.
* Опубликована в журнале «Алеф», № 147, 1993, стр. 23-25.
P.S. См. также статью: С. Резника «Карл Маркс – интернационалист или антисемит?» («Чайка», 2022, 26 июля: https://www.chayka.org/node/13322)
Комментарии
Знаком с марксизмом исключительно по учебной литературе
Самого Маркса, врать не стану, не читал, конспекты его статей списывал. Знаком с марксизмом исключительно по учебной литературе. На мой взгляд, это не только не наука, но даже не лженаука. Это просто болтовня! Рассмотрены всего два слоя общества – капиталисты и рабочие, которые и в то время вряд ли составляли абсолютное большинство в европейских странах. А у обоих слоев рассмотрели лишь одну точку соприкосновения – денежную. И отсюда такие фантастические выводы! Тогда уж логичнее было рассмотреть «классовое противоречие» между торговцами и покупателями. Одни хотят продать дороже, другие – купить дешевле. Следовательно, нужно устраивать покупательскую революцию.
Мне, конечно, как и автору, тоже жаль людей, ставших жертвами воинствующего марксизма. Но еще жаль своего времени и молодых моих мозгов, потраченных на изучение этой мути.
Добавить комментарий