Есть люди, которых хоть и меняет возраст, как всех нас, но при этом они остаются узнаваемыми всю жизнь. Таким был Лёва, которого я сразу узнал, хотя не видел лет 25, со дня его бар-мицвы. Он быстро шёл по коридору нейрохирургического отделения, куда меня занесло по причине, несущественной для этого повествования. Лёва направлялся к своему кабинету, на двери которого я увидел табличку с его именем, и, удостоверившись, что не обознался, поприветствовал его, назвав по имени. Лёва остановился и вопросительно посмотрел на меня. Я представился и объяснил, откуда я его знаю и почему помню. Он улыбнулся и сказал, что, конечно же, тоже помнит тот памятный день и связанный с ним эпизод, ставший одним из самых ярких в истории их большой семьи.
— Так, значит, вы занимаетесь не тем, о чём мечтали тогда? – спросил я, продолжая улыбаться.
— Да, не совсем тем… Просто с возрастом мне стало интересней, как устроены женские мозги — вот и стал нейрохирургом.
Мы оба рассмеялись, тепло попрощались и побежали по своим делам.
Чтобы понять его ответ и наше веселье, вам придётся прочесть эту историю до конца, и я обещаю рассказать её быстро.
Я был в числе приглашённых на ритуал бар-мицвы и ужин, поскольку был начальником Лёвиного папы, что, вопреки семейным надеждам, не повлияло на его карьерный рост по причине папиной лени и медлительности ума.
Сам Лёва родился в Америке через год после того, как туда эмигрировали его родители с Лёвиной сестрой, бабушкой и двумя дедушками. Родители Лёвы были обычными, вполне благополучными советскими гражданами, которые по будним дням ездили на работу, по выходным - сажали клубнику на загородном участке, собирали её, если уродилась, выписывали Литературную газету и иногда ездили отдыхать на море. То есть жили они хорошо. Они вовсе не хотели ничего менять, но, когда в быстро сужающемся кругу их друзей вопрос «почему не уезжаете?» стал выражать сомнение в их вменяемости, они решили эмигрировать. Их национальное и религиозное сознание, крепко спавшее в СССР, проснулось в Италии, где надлежало идти на интервью к консулу и, дабы обрести желаемый статус беженца, рассказывать ему, как злые коммунисты не давали им ходить в синагогу и заниматься прочими еврейскими делами. На самом деле, родители Лёвы даже не знали, где в их городе находилась синагога и была ли она там вообще, а когда слышали это слово, то невольно втягивали голову в плечи и инстинктивно оглядывались по сторонам. Но ситуация требовала перевоплощения, которое удалось им настолько, что, успешно пройдя интервью в Риме, они въехали в новую страну своего обитания искренне верящими в то, что превратились в верующих иудеев и всё такое с этим связанное.
После рождения над Лёвой совершили священную церемонию, отхватив известный кусочек туловища, в результате чего Лёва, по словам знающих людей, заключил завет с богом. Его с ранних лет стали приобщать к различным традициям, ритуалам и прочей иудейской деятельности. Лёва безропотно покорялся в силу покладистости характера, хотя, будучи нормальным ребёнком, не испытывал ко всему этому никакого интереса. Когда приблизилось его тринадцатилетие, семья стала готовиться к традиционному ритуалу.
Официальная часть, проходившая в синагоге, была довольно скучной и необъяснимо долгой процедурой, вгонявшей меня и остальных в сон. Раввин долго и занудно объяснял собравшимся, зачем они, собственно говоря, собрались, и как и почему должна измениться Лёвина жизнь на следующий день. Приглашённые мужчины ёрзали на жёстких скамейках и думали об ужине и сопутствующей выпивке. Женщины тоже хотели кушать.
Оживила ситуацию Лёвина бабушка, не вполне адекватно воспринимавшая происходящее в силу преклонного возраста и слабого слуха.
— Лилечка, — обратилась она к своей дочери, Лёвиной маме, неприлично громко, как это обычно делают люди со скверным слухом, — когда уже этот странно одетый человек закончит болтать, и Лёвушке, наконец, повяжут пионерский галстук?
После окончания процедуры Лёвина мама подошла к раввину, поблагодарила его за хорошую работу и пригласила на ужин, чего требовали правила приличия, однако с надеждой, что тот откажется. Но к маминому разочарованию приглашение раввин принял, потому что, как выяснилось позже, кое-что он в своей речи упустил и хотел продолжить за ужином. Кроме того, он, как и все, тоже проголодался.
Стол ломился от еды из русского магазина и был прекрасно сервирован при помощи посуды, привезённой из СССР, что придавало застолью ностальгический элемент. Гостей было человек двадцать – родственники, близкие друзья и мы с женой. Когда налили, поднялся раввин с тостом. Он заговорил о правде и честности, о том, что это не просто хорошие человеческие качества, поскольку Талмуд называет правду печатью всевышнего. Правда приводит к добру и исполнению божественной воли. Недаром правдивость и прямота — это главные качества нашего праотца Яакова, потомками которого мы все являемся.
Мужчины держали в руках стопки с водкой, слушая, как урчат их голодные животы, и молча материли раввина и праотца. Я, признаюсь, присоединился к их молчаливому хору. У женщин тоже урчали животы, но не так мучительно, поскольку им неведомы страдания человека, принуждённого долго держать в руке полную стопку без возможности выпить.
В заключение своего нестерпимо долгого тоста раввин заметил, что чем более внимательно человек следит за чистотой и правдивостью своих слов, тем более речь его уподобляется речи творца, сделавшего правду своей печатью.
Тут все радостно захлопали и стали жадно выпивать и закусывать.
Когда гости насытились и стали смотреть на раввина уже с добротой, Лёвин заметно окосевший дядя громко сказал:
— Ну, Лёвка, ты уже не ребёнок, а мужчина, выходит. Надо ж, как время летит… Так скажи нам, кем хочешь стать, когда вырастешь?
Все замолчали и уставились на Лёву, которого мне стало жалко. Он с минуту сидел молча, казалось, размышляя о только что услышанном от раввина. Хотя Лёва и не был уверен в существовании творца и, следовательно, в необходимости исполнения божественной воли, слова раввина о правде и честности, очевидно, прозвучали для него убедительно и он громко и уверенно сказал:
— Я хочу стать гинекологом.
Если в финале известной пьесы момент истины вызвал немую сцену, то реакция участников описываемого застолья была противоположной.
Если бы речь шла об английских аристократах, которые, скорее всего, действительно говорят, соблюдая очередь даже в критических ситуациях, то последовательное описание их реплик было бы достоверным. Среди приглашённых на то торжество ни англичан, ни просто аристократов не было, поэтому все заговорили одновременно и очень громко. Так что от читателя потребуется немалое воображение, чтобы превратить последовательность нижеприведённых реплик в многоголосый какофонический хор.
Лёвина мама всплеснула руками и убежала на кухню, всхлипывая от стыда.
— Дурак ты, Лёвка, — это громко сказала его сестра и выбежала на кухню успокаивать маму.
— Какой позор! – воскликнула мамина подруга. — Лилечка этого не переживёт…
— Ничего удивительного, — перекрикивала всех другая подруга Лёвиной мамы, работавшая библиотекарем в школе. – Им в американских школах с первого класса рассказывают то, о чём я до замужества понятия не имела.
— Лёва, ты что, сдурел? - громко спросил папа и налил себе водки в фужер для шампанского.
— Какой ужас! - воскликнула Лёвина тётя. — Что у тринадцатилетнего мальчика в голове?!
— Ужас — это когда у тринадцатилетнего мальчика этого в голове нет, — тихо возразил ей муж.
— Не такой плохой выбор, — сказал один из Лёвиных дедушек, — я слышал, что они неплохо зарабатывают.
— Все врачи неплохо зарабатывают, — возразил второй дедушка, — но можно же по другой части…
— Лёвушка, — обратилась к внуку бабушка, не надевшая в тот день слуховой аппарат из-за опасений утратить женскую привлекательность, — я слышала, что у геологов частые и долгие командировки – зачем тебе это?
— Сказано в Талмуде, — заговорил раввин, выпив ещё, — что кривящий душой подобен поклоняющемуся идолам, и лгун никогда не удостоится близости к творцу.
Заметив, что его никто не слушает, и все говорят своё, раввин встал, сосредоточился и продолжил громче:
— Только обладая здоровым человеческим естеством, сотворенным всевышним, человек может возвыситься до любви к нему. А тот, кто отдален от инстинкта жизни, отдален также от веры и святости и не способен привнести в мир исправление.
— Да хватит уже эту ахинею молоть! — Лёвин папа тоже встал и зло посмотрел на раввина. — Что тут здорового? Какое на хрен исправление мира, когда ребёнку надо голову исправлять!
—Нам, пожалуй, лучше уйти, — тихо сказала моя жена.
Мы ещё раз поспешно поздравили Лёву, который выглядел очень расстроенным, и ушли, не дождавшись сладкого.
Теперь вам, полагаю, понятен наш весёлый обмен с Лёвой в коридоре нейрохирургического отделения. А если не помните – вернитесь в начало рассказа.
Добавить комментарий