Итак, операция «Шок и трепет», вроде бы, благополучно завершилась, зло наказано, добро торжествует, патриотизм в Штатах на необыкновенной высоте, а освобожденные иракцы, самозабвенно предававшиеся грабежам, стреляют друг в друга и в своих освободителей. Теперь в самый раз устанавливать на Ближнем Востоке прочный мир, а в Ираке — демократию, — или, выражаясь в манере Экклезиаста, кончилось время бросать камни, и настало время собирать их.
Во время «бросания камней» все было ясно и просто: по одну сторону черты стояли «гуд гайз» (славные ребята) — американцы и их преданные союзники по коалиции, по другую — «бэд гайз» (негодяи) — Саддам со своим окружением и антиамерикански настроенные иракцы, не желавшие «освобождаться». Но вот вопрос, с кем теперь собирать камни, — намного сложнее.
Оппозиционные группы находятся в полном разброде и сами не знают, чего хотят. У нефтяных шейхов и королей при словах «демократия» и «права человека» начинаются судороги. Режим Башара Сирийского, сына Хафеза аль-Асада, мало чем отличается от бывшего режима иракского диктатора, разве что отсутствием нефти в его стране. Мубарак Египетский — такой же самовластный диктатор, правящий по законам чрезвычайного положения со времени убийства его предшественника и беспощадно подавляющий всякое подобие инакомыслия.
Иран, конечно, не тот, что при покойном аятолле Хомейни, но населяющие его фанатики-шииты, руководимые аятоллой Хаменеи, ненавидят Америку ничуть не меньше и делают всё, чтобы заполучить ядерное оружие, — дабы Иран не постигла судьба Ирака. Палестинцы, как и прежде, хватаются за нож, пистолет или бомбу при одном упоминании Израиля. Судан и Ливия имеют своих собственных беспощадных диктаторов, относительно чувств, которых американцы не строят себе никаких иллюзий.
Со всем этим средневековым сбродом, лишь слегка отполированным цивилизацией, и предстоит президенту Бушу экспортировать в этот район демократию и обеспечивать в нем прочный мир. И именно потому, что все эти диктаторы и монархи мало чем отличаются от поверженного Саддама Хусейна, — личность последнего пребывает в центре внимания политиков, психологов и средств массовой информации.
Мы никогда не понимали двусмысленных речей Хусейна — как не вполне понятны нам речи прочих его коллег по Ближнему Востоку. А всё, что мы знали о Хусейне, это то, что он — иракский президент, деспот-профессионал, заклейменный Джорджем Бушем, беспощадный диктатор, любивший произносить длинные, пышные и малопонятные монологи.
Мы знаем, что он был возмутителем спокойствия в регионе, что он всегда носил черный берет, черные усы и черный пистолет. Что это был человек, который, чтобы изжить собственные страхи — часто ни на чем не основанные, — построил свой режим на терроре. Он, желая продлить свою власть, не задумываясь, отправлял на тот свет десятки тысяч соотечественников. Особенно он боялся курдов и шиитов, против которых применял химическое оружие (в 1988 году — против первых, в 1991 году — против вторых). Его жестокость была равна лишь его жажде власти, жажде величия, которая заставляла его пускаться в самые безумные авантюры.
Ибо, в сущности, он никогда не был государственным деятелем. Это был почти карикатурный тип военного из страны третьего мира, захватившего власть силой и убежденного в том, что удержать ее можно только с помощью силы. И надо сказать, до вторжения в Кувейт ему это удавалось.
Ну, а еще что мы знали о Саддаме? Что он представлял собой как личность? Какие он любил кинокартины? Чем он увлекался? Как вообще дошел он до жизни такой? Это всё далеко не праздные вопросы: понять исчезнувшего Саддама — значит понять прочих здравствующих ныне ближневосточных диктаторов и монархов.
На Востоке не принято, чтобы такой человек, как Саддам, оставил после себя подробные мемуары, из которых всё стало бы ясным. Но если собрать воедино всё, что о нем говорилось или писалось, получится некая цельная картина, отвечающая и на вопросы, поставленные выше, и на многие другие.
Что касается семейных дел Саддама, то они могли бы лечь в основу эпоса — наподобие древнегреческого эпоса об Атридах. Хусейн женился на своей двоюродной сестре Саджиде Хайралле Тальфа, учительнице начальной школы, — в 1961 г. Как это зачастую водится у арабов, их брак был предрешен заранее: Саддам был пятилетним малышом, его «невеста» — двумя годами старше. Саджида любила шикарно одеваться, и наряды свои она покупала во Франции и Швейцарии. Она была крашеной блондинкой, и у них с Саддамом было четверо детей — два сына и две дочери.
Вторая жена Саддама — и отсюда начались все неприятности — Самира Шанбандар, из почтенной багдадской купеческой семьи. Вероятнее всего, официально они не были женаты, но это не имело особого значения: Саддам относился к ней, как к настоящему члену семьи. Их дочь, если она жива, непонятно почему носит чисто западное имя Хельга.
Самира — тоже блондинка (это, по-видимому, вкус Саддама), несколько раз бывшая замужем. Когда Саддам познакомился с ней, она была замужем за скромным чиновником Управления гражданской авиации. Супруг мгновенно оценил обстановку — как в смысле сохранения собственной жизни, так и в смысле возможной карьеры, — безропотно уступил жену и не прогадал: он был назначен директором Управления.
В отличие от этого здравомыслящего человека, Саджида не уступила и довольно дерзко проявляла свое неудовольствие появлением Самиры — к полному расстройству чувств родни Саддама.
Сыну Саджиды и Саддама — Удаю, если он жив, сейчас 40 лет. В юности он мечтал стать ядерным физиком, но в итоге возглавил иракский спорт. Его больше всех прочих задели любовные похождения отца и унижение матери. В октябре 1988-го он сорвал свою ярость на Камале Гегео, который был известен как адъютант Саддама, его телохранитель, «опробователь пищи» на случай подложенной отравы и «почтальон любви» между Саддамом и Самирой.
Удай, министр спорта, на торжественном вечере в одном из спортивных клубов в честь Сузи Мубарак (жены египетского президента), бейсбольной битой забил Гегео насмерть.
Гнев Саддама был ужасен — он пообещал пристрелить сына собственными руками, и Саджида попросила своего брата, тогдашнего военного министра Аднана Хайраллу вмешаться в это дело. Удай не был убит — его выслали в Швейцарию. А когда семейные страсти утихли, Удай вернулся, а за свое вмешательство поплатился Хайралла, старый друг Хусейна, его родственник по крови, зять и сын человека, воспитавшего Саддама: он был снят со всех постов, лишен каких бы то ни было привилегий и остался дрожать за свою жизнь. А семью месяцами позже он неожиданно погиб в авиакатастрофе — Саддам был мастер на подобные штучки. Саддам Хусейн впервые убил человека, когда ему было двадцать лет. Этот человек был коммунистом, членом партии, соперничающей с БААС. Он также был одним из зятьев Саддама. Вообще, в Ираке всегда существовало убеждение, что стать зятем Саддама — не лучший способ сохранить свою жизнь.
Хусейн бросил школу в 16 лет, стремясь поступить в престижную Багдадскую военную академию. Но его более чем посредственные отметки закрыли ему путь, хотя в багдадском музее Саддама, ныне разграбленном, красовались его школьные табели с одними пятерками. Он окончил школу лишь в 24 года.
Он любил читать что-нибудь из истории и политологии. Хотя западная пресса без устали сравнивала его то с Гитлером, то со Сталиным, он не являлся поклонником ни того, ни другого. Его героями были Навуходоносор, царь древнего Вавилона, маршал Тито, Гамаль Абдель Насер и Шарль де Голль.
Любимой кинокартиной Хусейна была «Крестный отец», и любимым киногероем — Вито Корлеоне в исполнении Брандо. Неизвестно, видел ли он 2-е и 3-е продолжения кинокартины.
Саддам Хусейн был предельно осторожным и подозрительным. В прошлом он довольно часто выезжал с визитами за границу и всегда брал с собой запас собственной еды и «опробователя» (одним из них и был уже упоминавшийся выше Гегео). Рассказывали также, что он всегда брал с собой собственное кресло — опасаясь, что злоумышленники могут подсунуть отравленную кнопку или иглу.
Он посетил Индию, почти все арабские страны и двух европейских диктаторов — Тито в Югославии и Франко в Испании. После «Бури в пустыне» он ни разу не покидал Ирака.
По распространенному арабскому обычаю Саддам Хусейн предпочитал, чтобы к нему обращались, употребляя только первое имя: уж очень много Хусейнов в этом районе. Если его имя произносить правильно — «Саддбм», с ударением на последнем слоге, то оно имеет в арабском языке несколько значений: «опытный», «вождь» и «борец» — все с очень благородным смыслом. Президент Буш-отец выговаривал его имя (неумышленно, разумеется) с ударением на первом слоге а это означает «мальчишка, чистильщик обуви» — совсем не благородно, даже оскорбительно. Как заметил тогда один лингвист: «Это, быть может, самое оскорбительное прозвище в арабском в мире, но чтобы знать его, нужно в течение нескольких лет поболтаться на улицах Александрии».
Хусейн полюбил пистолеты в возрасте десяти лет — именно тогда он начал таскать украденный пистолет с собой в школу. Он — мусульманин-суннит по рождению и, следовательно, принадлежал к религиозному меньшинству в собственной стране (совсем как Башар Сирийский) — большинство в Ираке составляют шииты. Но к религии Саддам был всегда в высшей степени равнодушен.
Если исключить четыре года, проведенных в Каире, Саддам всю свою жизнь прожил в Ираке. В 22 года он покинул родину, бежав после попытки покушения на тогдашнего диктатора Абдул Карим Касема. Во время нападения Хусейн был серьезно ранен выстрелом в ногу, извлек пулю перочинным ножом, переоделся в одежду бедуина, переплыл Тигр, украл осла и бежал сначала в Сирию, а оттуда в Египет.
Это всё крайне романтично и сильно смахивает на юношеские подвиги товарища Сталина из его «Краткой биографии». Иными словами — это была официальная версия. Из показаний реальных свидетелей этого события следует, что при покушении на Касема он был «пешкой-подстраховщиком», что рана его была просто царапиной, и что поцарапал его в суматохе кто-то из его же товарищей.
Хусейн имел чин фельдмаршала. Этот высокий ранг, в отличие от всех прочих, дается за успешное командование войсками непосредственно на поле боя. Тем не менее, он лично не руководил ни одной битвой, включая те, из-за которых он стал «бывшим». Более того, он вообще никогда не был военным.
Его полное имя — Саддам Хусейн аль-Тикрити, он родился в селении Аль-Ауджа, в одном из его немногих глинобитных домишек, на окраине городка Тикрит, в ста милях к северу от Багдада, на берегу Тигра. Это был район бедных крестьян, выращивающих дыни. Его семью описывали то как прозябавшую в безысходной нищете, то как мелкобуржуазную, со средним достатком. О его отце известно, что он умер еще до рождения сына, что он умер, когда Хусейн был ребенком, и что он просто оставил семью и умер неизвестно когда. Число братьев и сестер Саддама неизвестно, как неизвестно, существуют ли вообще таковые.
С некоторого времени все эти сведения опровергались начисто: специальные знатоки генеалогии составили роскошную родословную Саддама, восходящую напрямую к пророку Мухаммеду (с отцовской стороны) и к царю Навуходоносору (со стороны материнской).
Многое он унаследовал от своей матери Субы и отчима. Этот последний был ее вторым мужем, именовался Ибрагим Хасан, был грубым и невежественным крестьянином и домашним тираном. Когда они познакомились, он был женат, и хотя закон ислама позволял Хасану иметь четырех жен, Суба настояла на его разводе с другими женами.
Отношение отчима к пасынку было ужасающим. Позднее Саддам вспоминал, как отчим поднимал его на заре, ругаясь: «Вставай, о сын шлюхи, и отправляйся пасти овец!». Из-за него в семье часто происходили ссоры, и вместо того, чтобы посылать пасынка в школу, Хасан посылал его воровать кур и овец. И при этом постоянно приговаривал: «Терпеть не могу этого собачьего сына!». Настоящим воспитателем Саддама был брат матери Хайралла Тульфа, отставной армейский офицер, позднее — мэр Багдада. Он привез мальчика в столицу в десятилетнем возрасте и послал его в школу. У Тульфы были вполне определенные политические взгляды, и он опубликовал памфлет под названием: «Трое, которых Аллах не должен был создавать: персы, евреи и мухи». Потом Тульфа стал тестем Саддама.
28 апреля, если он еще жив, Саддаму Хусейну исполнилось 66 лет. Он был довольно высок (его рост — около 180 см), крепко сбит и несколько полноват, хотя, по свидетельству очевидцев, в процессе войны заметно похудел. У него был неправильный прикус: верхние зубы далеко выступали вперед; низкий и громкий голос.
С западными лидерами Саддам говорил только по-арабски, через переводчика, но, по словам свидетелей, он зачастую поправлял переводчиков, хоть никто не представлял себе, каким образом он стал таким полиглотом.
Придворные льстецы слагали песни и поэмы о необычайном мужестве Саддама Хусейна, о нем писали романы и снимали фильмы. Ежевечерне он появлялся на телевидении, под аккомпанемент приятной музыки: вот он раздает детишкам конфеты, вот беседует с землевладельцами об урожае, вот совещается с соратниками о судьбах страны — этакий ближневосточный Отец и Учитель. Подсчитано, что в передачах багдадского радио имя Саддама в среднем упоминалось 50 раз в час.
Читатели, следившие за минувшей войной, наверняка обратили внимание на скульптуру, украшающую иракские шоссе и главные улицы столицы: возникающие из-под земли две могучие руки с перекрещивающимися мечами. Эти руки сделаны по слепку с руки блистательного Саддама. Иракские города были забиты его статуями и портретами, которые ныне, кажется, все уничтожены. Вообще культ Саддама Хусейна, даже по арабским меркам, был чрезмерным. До падения Багдада в нем почти невозможно было повернуть за угол и не наткнуться на статую диктатора или его портрет. Особенно гротескным был въезд в «Саддам-сити», полунищий окраинный район, население которого грабит теперь всё, что можно. На огромном плакате, установленном на развороте, ведущем в «Саддам-сити», Саддам был изображен в развевающихся одеждах верхом на белом коне. На фоне ракет «Скад» он посылает войска в бой. Таким он видел себя — несгибаемым арабским лидером, в одиночку противостоящим Западу, совсем как арабский герой Саладин, противостоявший крестоносцам.
По рассказам тех, кто с ним встречался, он был одержим мыслью о том, каким он останется в истории. В последние годы любое свое действие он предназначал прежде всего арабским СМИ и потомкам.
Он обожал давать всему, чему можно, свое имя: Международный аэропорт имени Саддама, стадион имени Саддама, ракеты «аль-Хусейн» (в девичестве «Скад»), Саддамовский центр искусств и даже плотина имени Саддама. Поскольку он был Другом Иракского Народа (он же Отец) он завел специальный телефон, по которому граждане могли «советоваться» с ним, излагать свои претензии. Потом это кончилось: претензий никто не рисковал высказывать, а «советовалась» все больше специально оплачиваемая публика. Саддам любил хорошо одеваться, и одежда его зависела от ситуации. По сведениям еще до «Бури в пустыне», у него насчитывалось более двухсот европейских официальных костюмов — большинство из них двубортные, и некоторые — из мастерской знаменитого Пьера Кардена; комплекты военной униформы (идущей к черному берету); а также арабские племенные накидки «джеллаба». Как с одеждой обстояло дело потом, не знал никто.
Он был владельцем роскошной яхты, построенной по особому заказу на датской судоверфи. У него было 36 вилл, особняков и квартир. Ирландская фирма получила от него 40 миллионов долларов за реставрационные работы в президентских дворцах: стены были покрыты итальянским мрамором, пол — сверкающим паркетом, в туалетных комнатах установлены золотые краны. Саддаму нравилось гарцевать на белоснежной лошади перед ликующим народом — это у него было, очевидно, от Навуходоносора. Он любил дорогие кубинские сигары и отлично играл в теннис.
Вот, кажется, все, что известно о Саддаме Хусейне.
Добавить комментарий