Жить в памяти людской. Эмиль Горовец

Пол года прошло со дня смерти Эмиля Горовца, великого - теперь уже это можно признать - эстрадного певца. Последнего из могикан еврейской песни. Звезды советской эстрады 60-70-х годов. Человека-легенды, с чьим именем связан целый пласт советской культуры.

С его отъездом в эмиграцию в 1973 году власти уничтожили весь наличный тираж его пластинок - более 12 миллионов единиц; смыли огромное количество видеозаписей "Голубого огонька" и праздничных концертов, в которых он принимал участие; уничтожили многолетние записи передач "С добрым утром". 28 последних лет Эмиль Горовец прожил в США. Ему приходилось нарабатывать все с самого начала. Творческое наследие, которое он оставил после себя, огромно. Оно включает записи оригинальных авторских передач на американско-еврейском радио, где он бессменно проработал 15 лет; передачи на радиостанции WMNB, записи, сделанные в Израиле, США, на фирме "Мелодия" в Москве, куда он дважды приезжал в начале перестройки; записи текстов, сценарии, партитуры, клавиры. Все это богатство требует систематизации и исследования.

В прошом году я получила предложение прислать материал об Эмиле Горовце в энциклопедию "Великие евреи мира", которая издается в Торонто. Основанием послужила моя статья о певце, основанная на нескольких интервью с ним и опубликованная в журнале "Чайка" #6 за 2001 год. Мне было предложено дополнить ее подробностями о творческой лаборатории певца, о методе его работы, деталями его личной жизни. Но 17 августа Эмиль Яковлевич Горовец ушел из жизни, и эта часть моей работы осталась незавершенной.

Эмиль Горовец и композитор Павел Аедоницский

10 июня я видела его в последний раз. Это было на его дне рождения в ресторане "Русский самовар". Ему исполнилось в тот день 77 лет. Он чувствовал себя плохо и жена думала, что они останутся дома. Но в последний момент Эмиль Яковлевич передумал и решил отметить день своего рождения в ресторане. "Может быть, это мой последний день рождения", - сказал он. Хозяин ресторана громко оповестил посетителей о присутствии знаменитого певца, и к столу стали подходить люди. Услышав знакомое имя подошел композитор Павел Аедоницкий, чью песню "На седьмом этаже" Горовец сделал в свое время шлягером. Замечательный пианист Александр Избицер, бывший в тот день за роялем, наигрывал мелодии из репертуара Горовца, на все просьбы спеть Эмиль Яковлевич вынужден был отказывать. Ему не хватало дыхания, а спеть кое-как он не мог себе позволить

Закончить статью о замечательном певце мне помогли его неизменный аккомпаниатор и аранжировщик, проработавший с ним тридцать лет - Владимир Ратнер, и вдова Ирина Горовец. Беседы происходили в квартире Горовца на Waterside Plaza в Манхэттене. Они касались разных аспектов, но в целом, были посвящены проблеме: сохранения для поколений наследия Эмиля Горовца.

ОН БЫЛ РОМАНТИК

Беседа с Владимиром Ратнером

- Володя, расскажите, как складывалась его жизнь на Западе, где он, всесоюзная знаменитость, начинал с чистого листа Ведь он сначала репатриировался в Израиль?

- Да. Он хотел уехать именно в Израиль. Он мечтал возродить там песню на идиш. Собственно, ради этого он и уехал. Но оказалось, что в Израиле идиш не в почете... Ему была отведена лишь коммуникативная роль, поскольку большинство эмигрантов из Восточной Европы говорили на идиш. А для Эмиля песни на идиш были частью его жизни. Лучшей частью. Ему предложили перевести весь свой репертуар на иврит. Но это был незнакомый ему язык, он его не знал и не чувствовал. Он отказался от выгодных предложений и решил уехать в Америку, в Нью-Йорк, где я его и нашел. Он был очень рад встрече, но показался мне немного растерянным. Я тогда работал в ночных ресторанах и клубах и подумал: почему бы нам не создать ансамбль? Тогда, в 1978 году, в Нью-Йорке уже было много русских. В конце-концов, мы могли бы открыть ресторан или ночной клуб с собственным шоу. Ему эта идея поначалу показалось очень странной: он пел на стадионах, вмещающих до ста тысяч народу, а я предлагал ему петь в маленьких ресторанчиках на 50 человек. Но делать нечего. Здесь совсем другая жизнь и надо было подчиняться ее законам.

- Может быть, его первое неудавшееся коммерческое мероприятие - ночной клуб "Балалайка" в Манхэттене - было связано именно с этим естественным желанием актера - выйти на сцену?

- Безусловно. Ему нужен был зритель. Ему нужна была обратная связь. Ему нужна была реакция зала, пусть даже в 50 человек. "Балалайка" давала ему эту возможность. Это был первый русский ночной клуб в Нью-Йорке, на 23 улице, недалеко от его дома. У Эмиля было два деловых партнера, я был художественным руководителем. У нас было очень неплохое по тем временам шоу. В первом отделении были заняты Кира Гузикова, Михаил Гусаков, Майя Розова, Нина Бродская. Все второе отделение концертной программы было отдано Эмилю. Мы с ним сделали много новых песен для этого шоу.

- Что случилось с "Балалайкой"? "Сгорела"?

- Нет, клуб был небольшой, уютный, пользовался популярностью, и там всегда было много народу. Все знаменитости, приезжающие в Нью-Йорк, любили там бывать. Просто один из партнеров оказался жуликом. Он забрал все деньги и скрылся. Эмилю не следовало ввязываться в бизнес, это не его дело, он не бизнесмен, а певец. Да что уж теперь говорить. Короче, он потерял деньги и площадку. Но не впал в отчаянье. На его концерты в Нью-Йорке в 80-х годах народ ломился, как бывало в Москве. Лишнего билетика было не достать. Потом мы купили аппаратуру и начали ездить по стране с еврейским и русским репертуаром. Гастроли ему устраивала его жена Маргарита. Она была его менеджером и партнершей, ездила с ним во все поездки. В музыкальных спектаклях мне тоже давали какую-то маленькую роль на идиш. А что делать? Приходилось играть. Не везти же с собой актера ради нескольких реплик. Мы объездили пятьдесят штатов, в некоторых были даже по два раза, и везде ему оказывали восторженный прием.

- Как вы с ним работали? Ведь он привык работать с большим постоянным оркестром, который всегда был наготове и следовал за ним в любую точку страны?

- Да, в Союзе все это оплачивалось Москонцертом, Госконцертом. И оркестр, и репетиции, и аранжировки. А тут нам приходилось делать все самим. Вот в этой комнате, где мы с вами сидим, рождались все его задумки. Это была его творческая лаборатория. В этой квартире много проблем с электричеством, с акустикой. Это же не студия. Мы закрывались в маленькой спальне, где когда-то жила его теща, и записывали. Снять студию звукозаписи мы тогда не могли, это стоило больших денег. Чтоб заработать на новейшую аппаратуру, я вынужден был крутить баранку. Один раз у меня увели аппаратуру прямо из ресторана, где я работал: я ее оставил на ночь, она стоила 14 тысяч, огромные по тем временам деньги. Сам хозяин и навел. Два раза меня грабили в такси с пистолетом у виска. Эх, да что там вспоминать. Купили мы "Ямаху", престижное электропианино. Весило оно тонну, колонки были неподъемные. Над каждой песней могли сидеть час и два. То не получается характер, то комбинация инструментов не та, то оркестр слишком большой. Ну и посторонние звуки, как плотно ни закрывай окна. Однажды был случай: звонит Эмиль: "Я написал песню, скорей приезжай, запиши ее, пока я не забыл". Надо сказать, что записывать он не любил, записывал только мелодию по которой я, потом делал оранжировку... Ну, хорошо. Я тотчас же выезжаю, беру съезд на 34 улице, а к дому подъехать не могу: весь комплекс оцеплен. Стою в трафике полтора часа, ничего не понимаю, позвонить неоткуда, тогда еще не было сотовых телефонов. Оказалось, с вертолетной площадки рядом с его окном поднялся вертолет и - рухнул в реку. Эмиль все это видел из окна своей квартиры. Были вызваны спасатели, несколько человек удалось спасти, но были и жертвы... Да, так на чем мы остановились? У Эмиля была и своя звукозаписывающая аппаратура, но здесь знаете как: не успеешь купить аппаратуру, как она уже устаревает и надо покупать новую. Технологии движутся вперед очень быстро. Его квартира сейчас - это настоящий музей аппаратуры. (Мой приход совпал с освобождением квартиры от старой аппаратуры. В.Ратнер выступал в качестве грузчика-консультанта. - Б.Е.).

- На этой аппаратуре можно было воспроизводить звучание оркестра?

- Абсолютно. Новая технология помогла нам делать вещи быстрее, интереснее, современнее. Я был тем, что когда-то называлось "человек-оркестр". Это слово возникло еще до эры синтезаторов, но сейчас оно воспринимается буквально.

- Что значит для певца хороший концертмейстер?

- Это как счастливый брак. Хороший концертмейстер знает стиль певца, чувствует его, слышит его дыхание. Недаром большие исполнители десятилетиями работали с одними и теми же концертмейстерами: Шарль Азнавур, Нани Брегвадзе, Хворостовский. Ну вот. Сделали мы песню, отрепетировали, выходим на эстраду. А Эмиль поет ее по-другому: в другой тональности, с другим вступлением или с другими концовками. Импровизирует. Многие певцы импровизируют, это нормально. Певец не может петь в точности так, как на репетиции, но многие аккомпаниаторы в этой ситуации теряются: на сцене все нюансы очень хорошо заметны. Моя задача, как концертмейстера, сделать так, чтобы публика ничего не заметила, чтоб она решила, что так и надо. У него был свой почерк, свой стиль, своя манера исполнения. Я старался, чтобы мой аккомпанемент соответствовал его стилю.

- Как вы определите этот стиль?

- Он был романтик. Я мечтал сделать с ним альбом итальянских песен. С таким бельканто как у него грех было этого не сделать. В плане у нас была запись на компакт-диск итальянских, рождественских и ханукальных песен. Много чего мы планировали. За день до его смерти, в четверг, мы наметили с ним, что будем делать в первую очередь. А в пятницу его не стало.

Он и из иностранного репертуара подбирал то, что было ему ближе всего. Он первый познакомил публику с песнями Фрэнка Синатры. Он любил Доменико Модуньо. Его "Легенду о море", переведенную на русский язык, он пел совсем иначе, чем написал Модуньо. Или "Богему" из репертуара Шарля Азнавура. Он много писал музыки на свои стихи, но не всегда это были удачные тексты. Трудно быть одновременно исполнителем, автором стихов и музыки. Это разные профессии. Самые лучшие песни это те, которые создаются поэтом-песенником и композитором. А Эмиль был великолепный исполнитель с чудесным голосом. Но когда он брал за основу настоящую поэзию - получались такие шедевры, как, "Я разлюбил тебя" на стихи Евтушенко. К сожалению, популярность Горовца сводят к "Кузине", "Я шагаю по Москве" и "Макаронам". Эти песни прилепились к нему, как ярлык, но ими его творчество далеко не исчерпывается.

ОН БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЫ

Беседа с Ириной Горовец

- Ира, вы прожили с Эмилем около трех лет. Как вы можете охарактеризовать его как человека?

- Он был человеком высочайшей культуры, порядочности и благородства, хотя родом был из простой семьи: его отец был сельским кузнецом. В работе он был профессионалом. Добивался совершенства во всем, что ни делал. Работа была для него всем... Для него жить значило работать. Уважал чужое время. Не терпел, когда опаздывали другие, и сам никогда не опаздывал, даже на прием к врачу. Ни о ком из своих коллег по артистическому цеху плохо не отзывался, и не разрешал другим сплетничать в своем присутствии. Никогда не сквернословил. Для него самым большим ругательством было слово "идиот". Никогда не повышал голоса. Мы с ним ни разу не поссорились. Несмотря на то, что он прожил долгую жизнь, он творчески себя не исчерпал. Он тяжело болел в последние месяцы, ему порой не хватало дыхания, но голос звучал, как в молодости, и даже лучше. Он никогда не распевался, в этом не было необходимости, но у него были проблемы с дыханием, и пение, чаще всего итальянских песен, служило ему дыхательной гимнастикой. Однажды, когда он распевался в спальне, к нам на двадцатый этаж поднялся полицейский и попросил сделать радио потише.

- Тоже блюститель: бельканто, видите ли, ему мешало. Рэп из ящиков, от которого лопаются барабанные перепонки, небось, не мешает.

- Я говорила Эмилю, что он сам не понимает, какой собрал богатый песенный материал. Многое записано на мастер-диски, но эти записи не растиражированы. Это богатство не должно пропасть. В Москве есть человек, который много лет собирает творчество Эмиля. Оно у него систематизировано по годам, по жанрам. Это навело меня на мысль о необходимости систематизации. Я пыталась привести в порядок его записи. Скажем, в одном списке модные шлягеры, вроде "Терезы", "Седьмого этажа", тех же "Макарон". В другом - излюбленные песни интеллигенции "Синьор Карузо", "Богема", "Осень". Другая проблема - его радиопередачи. Он много времени проводил в библиотеках, разыскивая замечательных, но забытых еврейских писателей и знакомя с ними радиослушателей. Он проделал огромную просветительскую работу. Сценарии он сам писал на идиш, которым владел свободно - ведь это был его первый язык. Он переводил на идиш оперные арии и русские романсы. Но из-за того, что идиш знает очень тонкая прослойка, я подумала, что эти передачи надо перевести на русский и сделать их достоянием широкой аудитории. Он со мной согласился, даже начал что-то делать, но продолжать эту работу у него уже не было сил. Это огромная работа, которая требует кропотливого труда переводчика. Или переводчиков... Потом я услышала выступления талантливых музыкантов Виты Лисиной и Абрахама Сандлера, поэта Марка Мордуховича, и у меня родилась идея создания театра музыки и поэзии имени Эмиля Горовца. Я проконсультировалась с юристами о правовой стороне организации фонда. Мне объяснили, что я, в качестве юридического лица, могу зарегистрировать фонд как организацию "non profit", то-есть неприбыльную. Внутри этой организации могут быть различные отделения: библиотека, фонотека, рукописный отдел, нотный отдел. И театр. Будут устраиваться молодежные конкурсы, поощряться детское творчество, привлекаться молодые исполнители. В такой организации должны быть президент, два содиректора, президиум. Сейчас обсуждается состав. Оформление занимает полгода. После первого взноса адвокат готовит необходимые документы и открывает счет в банке. На это уходит 6-8 недель. Счет публикуется в газете, и фонд может собирать пожертвования. Сейчас обсуждается состав президиума и распределяются обязанности. Очень важно - привлечь известных людей и спонсоров. Это могут быть еврейские организации и состоятельные русские эмигранты: бизнесмены, врачи. адвокаты. Я приглашаю всех, кому дорога память об этом замечательном певце, кому небезразлична судьба его наследия, и судьба еврейской песни принять участие в создании фонда Эмиля Горовца и связаться со мной, по телефонам: 212-889-5018 и 917-756-3692.