Продолжение. Начало в «Чайке» №11 (1-15 июня 2013 г.)
Друзья Бродского
brodsky w.jpg
СВ. Относительно друзей Бродского у меня есть следующее теоретическое соображение, основанное на наблюдениях за этой породой гениев. У людей такого калибра, так быстро и интенсивно развивавшихся, друзей, которые оставались бы на всю жизнь, не может быть по определению. В чем смысл существования такого человека? В творчестве. Все остальное, бытовое – это ерунда.
ИЧ. Здесь мы с вами сходимся. Я тоже вижу, что мало людей, которые до конца оставались с Бродским. Он менял людей, менял окружение. И в разные периоды жизни вокруг него были разные люди.
СВ. Интуитивно или сознательно он использовал все вокруг себя как некую питательную массу для продолжения своего творчества. А поскольку он все время двигался, то люди, его окружавшие в один творческий период, помогавшие ему раскрыться,
как правило, были не в состоянии следовать за ним дальше. Таким же был Стравинский. Ему было не интересно, не питательно общаться с теми, кто не понимал его новых задач.
ИЧ. А вот в пандан: в книге Виктора Шкловского о Льве Толстом именно это говорится о нашем великом писателе. В течение жизни он «поменял» очень большое число людей, он перерастал их, переступал через изжитую дружбу - и шел вперед. Не надо однако забывать, что Бродский поменял страну, и - соответственно - свое окружение.
СВ. Безусловно. Но тут еще одно работало, что свойственно большому человеку: в каждый данный момент у Бродского был некий круг друзей. Причем, он не просто не знакомил их между собой, но делал определенные усилия, чтобы не познакомить.
Друзья сознательно разводились по разным отсекам. То же я наблюдал у Шостаковича, человека, во многом противоположного Бродскому, но в этом похожего на него. У Шостаковича , скажем, были друзья, с которыми он ходил на футбол, с которыми ходил в концерты, а были друзья, с которыми он играл в преферанс. Были друзья, с которыми он советовался по поводу выбора текстов к своим произведениям, и т. д. И конечно, были профессиональные знакомства и дружбы. И абсолютно то же самое у Бродского. Я мог наблюдать за тем, как четко все разделялось.
У Бродского были друзья-американцы, связанные с академическим миром, профессура. Были бытовые приятели, с кем он мог пойти расслабиться в ресторан.
Были те, с кем он особенно не разговаривал, а были такие, с кем он вел долгие разговоры.
И они тоже менялись. Но здесь в Соединенных Штатах были люди, остававшиеся с ним на протяжении всех американских лет. Их немного. Барышников. Лосев.
ИЧ. Лосев, видимо, по скромности не хотел, чтобы его считали человеком № 1 рядом с Бродским, но он с какого-то времени таким человеком стал.
СВ. Человеком № 1 я бы назвал в американском существовании Бродского Сюзан Зонтаг.
Она была ему ровней интеллектуально. Ее сын издает сейчас ее дневники, из которых видно, какие близкие отношения их связывали.
ИЧ. Она сама говорит об этом. Вот я цитирую: «... я, как и многие другие женщины, привязалась к нему всем сердцем. Понятно, что к концу наших отношений мне было особенно тяжело, как это всегда бывает».
СВ. Только что вышел второй том ее дневников, где ее сын пишет, что перед смертью у нее остались два главных человека – ее мать и Бродский.
ИЧ. Соломон, вы же не считаете, что, если Бродский был так для нее важен, то и она была так же для него важна. Эти вещи могут не совпадать.
О Барышникове
СВ. В любом случае, у них были чрезвычайно интенсивные отношения, важные для обоих. Отношения с Барышниковым строились на другой основе. Они, конечно же, обсуждали то, о чем Бродский не мог говорить с Зонтаг, - «свои победы». Барышников очень нравился Бродскому – и как мастер своего дела, и как личность.
ИЧ. Меня поразила характеристика, которую Бродский дает Барышникову. Он говорит, что Барышников обладает феноменальной памятью и знает всю русскую поэзию. А ведь Михаил Барышников был на восемь лет младше Бродского и занимался вовсе даже не литературой, а балетом.
СВ. С Барышниковым получилось интересно. Вот мы с вами говорили, что «Диалоги с Иосифом Бродским» – книга о том, как построить свою личность в новых социальных условиях. И гениальным учеником, или лучше соратником Бродского в самовоспитании как раз и был Барышников. Он единственный после Бродского человек, который здесь полностью себя перестроил, усилием воли вырвал русские корни из своей души и превратился в значительной степени в западную личность. У него, конечно, были для этого психологические предпосылки, иначе такое невозможно.
ИЧ. Про Барышникова ничего не могу сказать, а про Бродского замечу, что, сдается мне, ничего он из себя не вырывал, никаких русских корней. Бесспорно, ему пришлось что-то в себе воспитывать, как-то приспосабливаться к жизни в другом мире. Но, судя по стихам и отзывам друзей, по большому счету, в сердцевине, он остался прежним.
Самые близкие
СВ. Он очень сильно в Америке изменился, что затруднило его общение с русскими друзьями, когда они стали появляться здесь после Перестройки.
ИЧ. Я встретила в рассказах его питерских друзей, что он помягчел, особенно после женитьбы, стал терпимее, стал менее грубым, но многие говорили, что он остался тем же Иосифом, какого они знали в Питере. Знаете, Соломон, давайте вернемся к нашему вопросу. Людмила Штерн называет самых близких друзей юности Бродского. Вот ее список: Рейн, Голышев, Сергеев и Гордин. Но здесь, в Америке, у него появились новые друзья. А если составить какой-то «метафизический» вневременной список людей, с которыми Бродский уже никогда не расстанется. Кто это будет? У меня получилось четыре человека: кроме родителей, это могли бы быть Ахматова, Оден, Марина Басманова и жена. Что вы об этом думаете?
СВ. Ни одно имя у меня не вызывает возражения. Такого рода списки будут составляться всегда. Будем ждать публикации списка Людмилы Штерн, она как-то поделилась, что дала Бродскому на подпись перечень его друзей, разделенных по категориям: кого любит, кого терпит, а кого на дух не переносит.
ИЧ. А пока она жалуется на запрещение публиковать даже обращенные к ней письма поэта... Удивительное дело. Но об этом чуть позже. Мы закончили с друзьями Бродского?
Друзья-издатели
СВ. Подождите! Хочу сказать о двух персонажах, которых обычно забывают упомянуть, когда говорят об его ближайшем круге. А эти два человека сыграли каждый по-своему огромнейшую роль в судьбе Бродского на Западе. Это редактор журнала «Континент» Владимир Максимов и издатель Роджер Страус, персональный владелец очень престижного нью-йоркского издательства “Farrar, Straus and Giroux», в котором вышли абсолютно все книги Бродского с момента его приезда. С того времени как сам Бродский начал контролировать процесс издания своих книг, он публиковался исключительно у Роджера Страуса. Страус – большой, громкий, намеренно грубый и вызывающе вульгарный еврей. Он бравировал тем, что такой «крутой».
ИЧ. Читала интервью с ним: он по-доброму вспоминает о Бродском, как о сыне.
СВ. У них были совершенно особые отношения, равно как и с Максимовым. Как общался Бродский с одним и с другим, я могу засвидетельствовать, так как присутствовал при их разговорах.
ИЧ. Как вы могли при них присутствовать? Разговоры с издателями обычно конфиденциальны.
СВ. Я присутствовал при тех, когда не нужно было ничего скрывать, хотя один разговор
был действительно конфиденциальный. Шла очередная сессия записи наших диалогов, и Бродский так возбудился по этому поводу, что – чего ему абсолютно не следовало делать, - позвонил Страусу и сказал, что хочет сделать такую-то и такую-то книгу, а тот ему прямо с ходу отказал.
ИЧ. Видимо, Бродский не сомневался в успехе, иначе не начал бы разговор при вас.
СВ. В итоге я напечатал книгу Диалогов по-английски не у Страуса. Тот разговор я помню. Иосиф страшно огорчился, побледнел и чувствовал себя крайне неудобно передо мной. Это было бы унизительно для любого автора. Но эта ситуация редкая, обычно все кончалось иначе. Я не раз и не два сталкивался с Иосифом и Страусом на литературных «party». И я наблюдал, что Бродский побаивался Страуса, как и Максимова. Этих двух людей он побаивался. Он же был очень бесстрашный, мог быть бесцеремонным с людьми. Твардовский записал в своем дневнике о Бродском: «мальчишка нагловатый».
Там дальше, кстати, идет, «но весьма вероятно, талантливее Вознесенского и Евтушенко вместе взятых». На моих глазах Бродский разговаривал со своими друзьями немножко сверху вниз. Но ничего подобного в общении со Страусом и Максимовым не было. Он смотрел на них снизу вверх – как школьник на учителей. Но обожаемых учителей.
ИЧ. Чем вы это объясняете?
Судьба «продукта»
СВ. Я это объясняю их колоссальным значением в его судьбе. Ведь жизнь писателя определяется жизнью его книг. Бродский, хотя и «небожитель», был достаточно практичный человек.
ИЧ. Не очень это совмещается с некоторыми высказываниями его друзей. Целков говорил, что Бродского не интересовала судьба его произведений, главное было написать. Да и у самого Бродского в ваших же с ним «Диалогах» можно встретить, что «жизнь продукта» его совершенно не волновала.
СВ. Абсолютно с этим не согласен. У него было сложное амбивалентное отношение к выпуску своих поэтических книг, потому что, как он мне объяснял, в этом деле «с самого начала все пошло неправильно». Однако ему хотелось напечатать свое стихотворение, и он знал, как и куда его дать, где пристроить. И в этом объяснение его отношения и к Максимову, и к Страусу. От обоих это в значительной степени зависело. В первом же номере «Континента» появилась подборка Бродского, открывавшаяся гениальными стихами о Жукове. В «Континенте» Бродский печатал абсолютно все. И печатался он исключительно в «Континенте». Максимов и Страус – оба относились к Бродскому как к любимому ученику.
ИЧ. Простите, Соломон, что перебиваю. Но уместно ли говорить в этом случае об отношениях учитель- ученик. Чему мог Страус научить Бродского? Или даже Максимов?
СВ. Я говорю не о сути, а о том, как это выглядело. Он разговаривал с ними как ученик с учителями. Это не было отношениями равных. И в этом смысле эти двое были исключениями. Страус был невероятно влиятельной фигурой не только в литературных кругах, но особенно в литературных. Он опубликовал не менее десяти Нобелевских лауреатов: и Бродского, и Милоша, и Уолкотта, и Канетти.
ИЧ. Это надо понимать так, что он их находил, пестовал и доводил до Нобелевской премии. А Максимов? Они были похожи?
Владимир Максимов
СВ. Максимов внешне был противоположностью Страусу. Говорил подчеркнуто тихо и цедил слова сквозь зубы. При этом он обладал невероятными амбициями, не только литературными, но и общественно политическими. Мне рассказывали, что Максимов рассчитывал стать вице -президентом в новой России. Что касается его позиции на Западе, то в качестве редактора «Континента» он безусловно обладал экстраординарным влиянием. Ссора между Максимовым и Синявским, бывшим видным деятелем «Континента», привела к основанию Синявским собственного журнала «Синтаксис». В этом конфликте Бродский был однозначно на стороне Максимова. Сошлюсь на собственный опыт. Когда речь зашла о публикации диалога об Ахматовой в Европе и на него претендовали Синявский и Максимов, со стороны Бродского не было ни малейших колебаний, кому отдать. Еще нужно сказать, что он прислушивался ко всем редакторским замечаниям Максимова и выполнял все его пожелания.
ИЧ. Что для Бродского весьма нехарактерно.
СВ. Тут отношения были действительно особые, по непонятной мне причине они почему-то недооцениваются.
Платон мне друг
Об его отношениях с другим издательством, возглавляемым Робертом Сильвером, выпускавшим TheNewYorkReviewofBooks, могу сказать только одно. Иосиф безусловно ценил это издательство, публиковал в нем подавляющее число эссе и многие английские стихотворения; то и то, как известно, тщательно редактировалось. Сильвер принимал в редактировании активное участие, и Бродский шел ему в этом навстречу. Но я считаю, что Бродский перед смертью получил от Сильвера удар такой силы, какой бы никогда не получил от Максимова или Страуса. Нельзя себе представить, чтобы у них был бы издан недоброжелательный отзыв о Бродском. А у Сильвера незадолго до смерти Бродского появилась на него отрицательная рецензия Джозефа Кунзее, американского писателя, будущего лауреата Нобелевской премии. Она была посвящена последней книге Бродского «О скорби и разуме». Когда я ее прочел, - ужаснулся, настолько она была оскорбительная. И Бродский, который в общем стоически относился к таким вещам, в этом случае был глубоко обижен. Это было подловатенько со стороны Кунзее, тем более что в этом сборнике Бродский хорошо отзывался об его писаних. По-моему, Кунзее продемонстрировал «двойное недоброжелательство».
ИЧ. Я бы так не называла. Это своеобразная принципиальность. Как у Аристотеля: «Платон мне друг, но истина дороже».
СВ. На месте Сильвера я бы такой рецензии не выпустил.
ИЧ. И ограничили бы свободу мнений.
СВ. Тот факт, что он ее напечатал, говорит о том, что его отношения с Бродским очевидно испортились.
ИЧ. Соломон, вы не ошибаетесь, когда включаете их обоих в число близких друзей Бродского? Все же это издатели. С ними отношения обычно другие.
СВ.Нет, они были близкими друзьями. Страус был одновременно издателем и литературным агентом Бродского. Такого вообще не бывает.
Нестандартная скорость
ИЧ. Еще немного в продолжение вопроса. Большое число друзей обусловлено и образом жизни: на одном месте Бродский не сидел с юности. Ушел из школы в восьмом классе и после чем только ни занимался, колесил по стране, после высылки из СССР – по странам, по Америке... Тот же Лосев говорил, что жил он с «нестандартной скоростью». И это человек с больным сердцем... Как это совместить?
СВ. Мне кажется, что здесь нет никакого противоречия. Наши представления о жизни исходят из нашего опыта и из нашей конститутции. Я знаю о себе, что не способен на перемещения в пространстве. С белой завистью наблюдаю за теми моими коллегами, которые не только носятся по белу свету, потому что этого требует их профессия, но и делают это с колоссальным удовольствием. Они без этого не могут жить, хиреют. Таков например Гриша Брускин. Он должен переезжать с места на места – такова его энергетика. Такой же путешественник Евгений Евтушенко, который уже по многу раз побывал чуть ли не в сотнях стран и везде выступал. Таким же человеком был Бродский. Приехав в Соединенные Штаты, он сразу объездил чуть не тридцать колледжей, я бы после пяти остановился. Энергетика, как я считаю, является одним из компонентов гениальности. Бродский мне говорил так: «Уезжаешь не куда-то, а от чего-то». Ему надоедало сидеть на месте. Сорваться куда-то было необходимо, чтобы только не оставаться в сидячем положении.
ИЧ. Знаете, я у Янгфельдта встретила расписание Бродского - на год по месяцам после получения им Нобелевской премии в 1987 году. Он пишет, что с января по май Бродский преподавал в колледже в Массачусетсе, в мае уезжал в Нью-Йорк, где у него была квартира. Начало лета проводил в Англии, а, конец, иногда до сентября, в Швеции, вместе с Янгфельдтами. Осенью он предпринимал поездку по Европе, Рождество обязательно встречал в Венеции. В этом расписании, как вы понимаете, не учитываются многочисленные поездки на конференции, различные незапланированные встречи... Янгфельд пишет, что из-за больного сердца Бродский проводил жаркие месяцы не в Америке, а в Англии и в Швеции.
СВ. Бродский делал все словно назло своей болезни. Курил беспрерывно...
ИЧ. Причем, все отмечают, что, взойдя на кафедру, он вынимал сигарету, сдирал с нее фильтр и демонстративно его выбрасывал.
СВ. Он говорил: «Если проснувшись утром, не можешь закурить, то тогда зачем и жить?»
Любой сердечник избегал бы и курения, и всех этих нагрузок. Чего у Бродского не было, так это стратегии самосохранения.
ИЧ. Многие говорят о его необыкновенном мужестве.
Он шел вперед не оглядываясь и не замедляя шага. Нашла у него удивительные стихи о старении и о смерти. Написано в 1972 – ему всего-то 32 года, но уже каждый человек с лопатой вызывает у него определенного рода мысли. Конец там меня потряс: «Бей в барабан, пока держишь палочки!» Это такой завет, идущий еще от Гейне: «Возьми барабан и не бойся, / Целуй маркитантку звучней!» (перевод А. Плещеева). Что-то похожее в 1960-е звучало у Окуджавы в его «Песенке о веселом барабанщике». И вот у Бродского, вроде далекого от романтики, вдруг такое написалось; это как девиз безоглядно бесстрашного человека. Он ведь рано начал думать о смерти.
СВ. Это в традиции русской поэзии, у Пушкина эти мысли возникали еще в Лицее.
ИЧ. О да... знаете, я интересную вещь прочла. Бродский в письме к Рейну, кажется в 1961 году, написал, что один «хиромант» посулил ему беззаботную жизнь до 55 лет. «Хиромант» - это питерский поэт Михаил Красильников, мы с вами говорили о нем в связи со Львом Лосевым. Ведь точно нагадал! Конечно, можно было поверить этому предсказанию, но состояние сердца говорило о другом, и Бродский написал себе заклинание: «Бей в барабан, пока держишь палочки!»
СВ. Полностью согласен.
Какой он был?
ИЧ. «Нрава он был не лилейного». А какого? В отзывах друзей самые разнообразные характеристики. Нежный, щедрый, добрый. А вот Михаил Хейфец говорил, что Иосиф принадлежал к породе, которая не прощает... «попытки помогать им», сравнивает его с Вагнером, «отомстившим» Мейерберу за помощь и поддержку. Нашла у одной француженки, что Бродскому «было необходимо время от времени обижать человека». Мне известны некоторые из таких «обиженных». И вот мой вопрос: сам Бродский ощущал при этом или после дискомфорт? Было ли ему свойственно самоедство?
СВ. Я в таких случаях всегда вспоминаю знаменитое высказывание Уитмена: «Я большой, во мне множество». Это еще одна из характеристик гения, в котором уживается множество разных личностей, и ты никогда не знаешь, с какой гранью ты сталкиваешься в каждый данный момент.
ИЧ. Помните у Шварца, Дракон объясняет свое поведение то тем, что в нем «бабушка» взыграла, то что «дядюшка»?
СВ. Адресуясь к такого рода фигуре, можно предполагать неприятные неожиданности. И многие крупные личности имели эту черту. Таким был Прокофьев по отношению к Шостакович. Бродский любил Довлатова. Но когда Довлатов обращался к нему с просьбой, он говорил: «Унизьте, но помогите».
ИЧ. Кстати, многие говорят, что Бродский любил помогать.
СВ. Он любил помогать по этой формуле Довлатова.
ИЧ. Вспоминают, что щедро одалживал деньги, писал предисловия и рекомендации. Последние даже обесценились, так как их было слишком много и все рекомендованные оказывались у него «необыкновенно талантливы».
СВ. У Бродского была типичная история с Марианной. Шел концерт, на котором она собиралась его фотографировать с Дереком Уолкоттом, поэтом из Тринидада, будущим Нобелевским лауреатом. Она пришла на концерт, а Бродский ей: «Кто вас сюда позвал?» Марианна разрыдалась и убежала. Она категорически отказалась ходить на лекции Бродского, где все и произошло, не хотела его видеть.
ИЧ. Что-то похожее по поводу фотографирования есть у Михаила Лемхина. Он рассказывает о Бродском с большим пиететом, но не скрывает, что однажды Бродский сначала разрешил ему фотографировать, а потом запретил.
СВ. Это еще не конец. Я Марианну уговорил, она успокоилась, и мы пошли на следующую лекцию. Бродский как всегда опоздал, но, когда появился, то начал ее с того, что извинился - при всех. Значит, он думал об этом. Он извинился, хотя это не было для него приятно.
Об «обиженных»
ИЧ. Из «обиженных» можно вспомнить Михаила Крепса. Он преподнес Бродскому свою книжку о нем, первую из написанных, а тот повертел ее в руках, увидел, что она напечатана чуть ли не на ротапринте, и вернул ее автору. Это была большая обида.
Из того же разряда история с Фридой Вигдоровой. Бродского часто обвиняют в «неблагодарности» по отношению к ней. Он не очень любил вспоминать ту роль, которую сыграл «процесс» 1964 года в его жизни, и соответственно запись этого процесса, сделанную Вигдоровой и прозвучавшую на весь мир. Я читала статью, в которой говорится о возможной «редакторско-издательской коррекции» этой истории в вашей книге.
СВ. Эта история с Вигдоровой в связи с «Диалогами» показательна. Всем бы хотелось, чтобы все было хорошо, правильно, гладко. Людям нравится Бродский и нравится Вигдорова и хочется, чтобы Бродский о Вигдоровой всегда отзывался хорошо. А если они встречают в тексте другое, то подвергают сомнению его точность. Снова обращаюсь к предисловию Гордина, который специально касается этой темы. Он сам присутствовал на процессе и понимает, о чем идет речь. Бродский, по его словам, был категорически против того, чтобы события, связанные с судом, «рассматривались как определяющие в его судьбе». Фрида Вигдорова сама по себе примечательный персонаж, она выражала гражданское мнение интеллигенции 1960-х. Ее связывает с Бродским та акция, которая во многом поспособствовала его всемирной известности. Но сам Бродский, выйдя из этого процесса и того эмоционального состояния, в которое он был им ввергнут, пошел дальше. Он быстро развивался. Другой на его месте остался бы с этим процессом до конца жизни, эксплуатируя внешние по отношению к его творчеству обстоятельства. Опять цитирую Гордина: «... то, что тогда казалось высокой драмой, (в 90-е) оказывается гораздо ниже этого уровня. Истинная драма переносится в иные сферы». Он уважал Фриду Вигдорову, ее портрет стоял у него на столе, но он не делал ее центральной фигурой своего Пантеона, что не нравилось людям, воспитанным в советской морали.
ИЧ. Что значит «советская мораль»? У людей возникает ощущение, что Бродский лишен «чувства благодарности». С другой стороны, возможно, Бродский отодвигал в сторону не столько Фриду Вигдорову, сколько сам «процесс». Ведь суд этот был болезнен для его психики разными своими сторонами. Во-первых, через какие ужасы Бродскому пришлось пройти до суда, в ваших же Диалогах можно прочитать, что с ним проделывали – держали в одиночке, где с ним случился первый сердечный приступ, били во время следствия, на три недели засунули в буйное отделение психушки, где принудительно «лечили». Как там было не свихнуться, сохранить чувство человеческого достоинства?
Да на это еще наложились муки любви и ревности, как раз в дни процесса любимая была с другим, и он об этом знал. Период суда, по-видимому, был для него чрезвычайно мучителен, ему хотелось поскорее его забыть.
СВ. Ему представлялось, что суд не был главным в его жизни, хотя некоторые и считают, что, если бы не было суда, не было бы и известного во всем мире поэта Бродского.
ИЧ. У Бродского в жизни было несколько таких моментов: суд, присуждение Нобелевской... Есть люди, считающие, что «Нобелевка» сделала Бродского известным поэтом.
СВ. Давайте спросим себя, без суда и без присуждения Нобелевской премии для нас с вами Бродский был бы большим поэтом?
ИЧ. Думаю, что для меня был бы.
СВ. Для меня – тоже. Вот и все, а остальное можно определить словом «ревность», чтобы не говорить «зависть».
ИЧ. Давайте закончим с угрызениями совести. Были ли они у Бродского? Знаете, что я встретила у Олега Целкова? Как-то в Венеции, любимом своем городе, Бродский спросил у него, не помнит ли он пушкинское стихотворение «Когда для смертного умолкнет шумный день». Это стихотворение о тяжелых ночных воспоминаниях: «И с отвращением читая жизнь мою, /Я трепещу и проклинаю...». И я вспомнила, что у Бродского есть стихи, выражающие похожее чувство, - «Любовь» («Я дважды пробуждался этой ночью», 1971 года). Во сне он видит любимую женщину беременной и чувствует свою вину перед ней, за ее одиночество, за то, что оставил ее с ребенком... Что это, если не те самые пушкинские - «строк печальных не смываю»?
Еврей? Русский? Гражданин мира?
Еще один вопрос - о «еврействе» Бродского. Кем он себя ощущал? Евреем? Русским? Американцем? Космополитом? Существует рассказ, что в детстве он был крещен, знал об этом – отсюда его тяга к христианству, ежегодные стихи к Рождеству... Что вы думаете на этот счет?
СВ. Бродский, отвечая на этот вопрос, говорил, что он «еврей, русский поэт и американский гражданин». Эта исчерпывающая характеристика гражданина мира, из русских таким, пожалуй, был... только ваш любимый Тургенев, пропагандировавший на Западе русскую культуру. Аналогом Тургеневу выступает только Бродский. Гоголь говорил о Пушкине, что это русский человек в своем развитии, каким он явится через двести лет. Но Пушкин через двести лет не явился и не явится никогда – он уникальное явление. А вот «гражданин мира», представленный в 19-м веке Тургеневым, в 20-м повторился в Бродском.
ИЧ. Принимаю с некоторой поправкой: «гражданин мира» с русской начинкой. О Тургеневе Генри Джеймс говорил так: за ним всегда стояла Россия. Думаю, это подойдет и к Бродскому.
СВ. Что касается крещения, то это ерунда.
ИЧ. Очень похоже на апокриф. Прямо как у Пастернака, которого тоже какая-то нянька в детстве крестила, не спросясь у его родителей. Пастернак пишет об этом сам, в письме; о крещении же Бродского мы слышим через третьих лиц... Тут столько можно нафантазировать... Я, например, слышала и даже читала, что он принял католичество.
СВ. Этому слуху поспособствовало то, что Мария при отпевании вложила ему в руки этот злосчастный кипарисовый крест.
ИЧ. Этого я не знала.
СВ. Я его видел своими глазами. Сам Бродский, по своему желанию, вряд ли бы это сделал. Он, конечно, посещал различные церкви, ощущал в душе некую спиритуальную основу, но... здесь мне вспоминается Гия Канчели, говоривший, что любая хорошая музыка является спиритуальной. Так вот и любая хорошая поэзия является спиритуальной, духовной. И в этом смысле его религиозная позиция опять-таки экуменическая. Только ислам не входил в его экуменическую систему
ИЧ. Даже язычество входило. Некоторые из друзей называли его «язычником». В самом деле, он ведь колоссальный интерес питал к Древнему Риму. И все это укладывается в российскую традицию и «всечеловечность» русской культуры. И еще можно сказать, что Бродский был в каком-то отношении типичным советским евреем, сильно ассимилированным, оторванным от еврейских обычаев. Прочла у Бондаренко о «русском менталитете» Бродского и не могу с ним не согласиться. Ведь действительно в стихотворении «На независимость Украины» Бродский говорит «не нам, кацапам», идентифицируя себя с «кацапами» - русскими. И защищал он эту русскую культуру как лев, без всякой политкорректности, когда ей предъявлял беспочвенные обвинения тот же Кундера. И жил поэзией Цветаевой, Мандельштама, Баратынского... И однако, будучи в русской культуре и превознося русский язык, он не отказывался от своего еврейства. Правильно говорил Дэниэл Уайссборт, что Бродский как еврей «был человек Книги». И я стала думать: Библия называет имена, там не просто колено, там все его члены перечислены по имени, то есть им придана некоторая человеческая теплота. А Бродский – что он делает? Он часто просто называет предметы. А если ты назвал предмет – ты сделал его существующим. У него в некоторых стихах огромные реестры предметов, например, в «Большой элегии Джону Донну». Перечисляет один слой предметов, другой - на земле, на небе – как их создатель, как демиург... Все это имеет какой-то библейский отсвет.
Поэт-лауреат
СВ. Да, от еврейства он не отказывался. Был американским гражданином и Поэтом-лауреатом.
ИЧ. Звание Поэта-лауреата дается только на один год.
СВ. Я с изумлением прочитал, что он говорил своему другу Томасу Венцлове перед отъездом на Запад в 1972, что хочет стать Поэтом-лауреатом, «чтобы досадить здешней шайке». Это точная цитата, и она подтверждает, что все-таки была у него и стратегия, и тактика в строительстве не только поэтического, но и практического бытия.
ИЧ. Мне как-то не верится, что Бродский добивался этой должности.
СВ. Именно добивался. Сначала не получалось – не было авторитета, а потом, когда наконец добился, начал жаловаться, во-первых: платят очень мало, во-вторых: колоссальнейшая нагрузка. Нужно было сидеть в тесной комнатке в Вашингтоне и читать многочисленные рукописи, присланные со всех концов Америки. Ему приходилось отвечать на графоманские письма.
ИЧ. Вы, Соломон, меня не убедите, что Бродский добивался какой-то должности, не тот персонаж. У меня такое ощущение, что его ангелы по жизни несли. Ему помогали. С устройством на работу ему всегда помогали друзья – и в России, и в Америке. Кто-то из американских друзей посодействовал его выдвижению на эту должность. Просил его Бродский или нет - не знаю. Но могу сказать, что на месте Поэта-лауреата при Библиотеке Конгресса в 1991-92 году году он сделал чрезвычайно много, об этом все говорят в один голос. Обычно это место воспринималось как синекура, сиди и получай денежки. Он предложил бесплатно раздавать поэтические антологии в гостиницах, вывешивать стихи в метро. Все это находило воплощение в жизни.
СВ. Да я сам видел в метро стихи. Там были английские четверостишия самого Бродского.
ИЧ. Американцы говорят, что в стихах Бродского английский с русским акцентом, чтобы услышать рифму – а он терпеть не мог свободный стих, соблюдал и рифму, и размер, - нужно было произносить слова по-русски. Вообще Бродский все сделал, чтобы приучить американские уши к рифме и стихотворному размеру.
СВ. Здесь он как раз не преуспел, а что касается итогов его пребывания на этом посту, то вначале все эти антологии в гостиницах, стихи в метро имели место, а потом сошли на нет. В метро стихов уже не встретишь – рекламодатели заинтересованы в окупающей себя рекламе.
Резонанс
ИЧ. А я слышала, что сейчас в России появились стихи в метро.
СВ. Вполне возможный резонанс.
ИЧ. В ваших Диалогах Бродский говорит о себе, что он сидит на вершине холма и видит оба склона. Вот и влияние он оказал на «оба склона».
В громком процеесе Pussy Riot одна из его участниц, Мария Алехина, ссылается на суд над Бродским, на то, что на нем его стихи называли «так называемыми», в то время как сегодня общеизвестно, что они были настоящими. В период «запретов» люди собирали его самиздатские стихи, рисковали, отсиживали за это сроки. Михаил Хейфец отсидел 6 лет за предисловие к самиздатскому изданию Бродского. Это случилось в 1974 году.
СВ. В России, несмотря на большое желание его похоронить, его влияние остается очень
сильным, он там живая фигура. Юрий Поляков как-то сказал, что Бродского в России насаждают, «как картошку при Екатерине». Интересно, где эта Екатерина, которая так его пропагандирует? Кто из власть имущих насаждает сегодня Бродского в России? Смешно это. Его стихи сами рекрутируют себе читателей.
ИЧ. А вот в Англии, говорят, интерес к Бродскому упал, так как в книжных магазинах его книги не продаются – и всему виной дурацкие запреты. Вот об этом у меня к вам вопрос. Известно, что Бродский осуждал Пуниных, закрывших архив Ахматовой (или не воспротивившихся его закрытию) на 75 лет. И вот теперь такая же история происходит с архивом самого ИБ. Бродсковеды жалуются, что Фонд по управлению наследственным имуществом Иосифа Бродского противится написанию биографии поэта, которая бы не ограничивалась литературными фактами, препятствуют публикации его писем, цитированию стихов и т.д. и т.д. По-вашему, такая ситуация нормальна?
СВ. Вообще этот вопрос чрезвычайно запутан, те, кто должен его прояснить, на самом деле еще больше его запутывают. Деятельность Фонда, по мнению многих наблюдателей, носит противоречивый характер. Конечно, мы понимаем, что Фонд руководствуется самыми благородными побуждениями и заинтерсован в счастливой судьбе наследия, но к сожалению, практические результаты его работы иногда оказываются незавидными и вызывают недоумение компетентных людей. Одной из таких фигур являлся Лев Лосев , по отношению к которому позиция Фонда была неконструктивной. Он жаловался, что они задерживали в течение многих лет публикацию его комментариев к двухтомнику стихотворений Бродского в издании «Библиотеки поэта».
ИЧ. Они изъяли из него 50 стихотворений.
СВ. Ограничения, которые накладывает Фонд, представляются многим чрезмерными и необоснованными.
Добавить комментарий