Из цикла «Эмигрантские картинки»
Мой приятель Влад Езепов, питерский интеллигент, а нынче развозчик пиццы, принимал свой утренний душ, когда вдруг его псинка мексиканской породы чиуава залилась пронзительным лаем. Собачка у него видом странная - рыженькая с белым мехом вокруг головы, будто опереньем, напоминающем жабо. Но главное в ней необыкновенная чуткость и звонкость. По этой причине у Езеповых никогда не запираются двери, и электрический звонок им не нужен. Гость еще на подходе, а пес уже заходится заливистым лаем. Больше того, не оставляет он без своего скандального внимания и тех, кто посещает соседние дома.
Вот и сейчас вдруг залился, да еще с каким-то особым остервенением. Езепов услышал, что открылась дверь квартиры, и собачий лай стал совсем пронзительный. Кого это бог принес не ко времени, подумал Езепов. Сквозь лай он расслышал, что кто-то вошел в квартиру и даже подал голос:
- Рома!
Езепов поторопился из ванной, наскоро натянув трусы и бросив полотенце на шею. В гостиной он застал незнакомого пожилого человека в роговых очках. Видом он был шарообразен, коротконог и короткорук. Про таких говорят: поперек себя шире. Куртка из дутой синтетики делала его совсем круглым. Этакий большой колоб-колобок диаметром в полтора метра. Владу даже подумалось, что этот кругляш вполне мог бы передвигаться качением. Очки, правда, мог бы повредить. Как он в дверь прошел?
Колобок, не поздоровавшись, задал Езепову вопрос:
- Рома дома?
Деликатный Езепов, насухо обтирая голову, некоторое время старался вникнуть в сам вопрос – к тому же невольная рифма затрудняла, - а, вникнув, отвечал, что-де никакого Ромы здесь нет и быть не может.
- Как не может? - возмутился пришелец.
- Нету, - будто оправдываясь, повторил Езепов.
- Извините, - добавил он, видя, что гость смотрит на него с подозрением, точно чужим здесь был не он сам, а Влад.
- Где Роман? - еще сильней возмутился гость.
- Нету здесь никакого Романа, - терпеливо повторил Езепов.
- Как нету?! Что я здесь - в первый раз?! - совсем уж вознегодовал тот. - Рома... Он должен меня постричь. Мы договорились по телефону.
- Извините, нету здесь и не было никаких Ром, Романов и Ромиков, - чуть повысил голос Езепов.
- Между прочим, этот Ромик т а м был подполковник, - строго одернул его гость.
«Подполковник? Парикмахер? - удивился Влад, но тут же обернул на себя: а я - что? Бывший вузовский преподаватель - пиццу развожу».
- Говорю вам, нету здесь ни полковников, ни подполковников. И здесь не стригут.
Тут мой приятель Езепов малость соврал. И стричь он умеет. Стрижет своих. У него даже есть парикмахерский набор - ножницы, машинка, фартук, чистые простынки, чтоб заправлять за ворот. Не раз меня стриг. Парикмахерам не всегда удается совладать с моей головой. Их поджидает носорожья складка, что залегает у меня под волосами на затылке, о которой я уже писал. А он справляется.
- О чем вы говорите?! Я здесь стригусь не в первый раз! - стоял гость на своем.
И тут колобок отколол номер: вдруг пошел-покатился по коридорчику в сторону спален, подался искать подполковника Рому, который, видимо, стрижет его в той части дома, такого же, как езеповский - тут вся улица ими уставлена.
- Там никого нет, - крикнул ему в спину Езепов. Не то, чтобы крикнул, просто повысил голос. Можно только удивляться его деликатности и терпению. На его месте я дав-но бы вспылил. Но такой уж выдержанный он у меня - подлинный интеллигент, не мне чета.
Пришелец, не придал значения его словам. Он пустился открывать двери. Открыл одну, другую, в обе спальни. Его настойчивости можно было позавидовать, если бы речь шла не о чужой квартире. На обратном пути открыл дверь гардеробчика и даже стенного шкафа. Такой вот упорный попался человек! Нет чтобы пораскинуть умом: с чего бы это быть в Роминой, как он считал, квартире почти голому молодому человеку. Как если бы искомый Рома, кроме парикмахерских услуг, оказывал услуги, ну скажем, по массажу. Или чего похуже.
- Где же он? Мы же договорились! - совсем уж вознегодовал гость, продолжая обследовать квартиру строгими глазами, увеличенными стеклами очков. Уж больно строг он для колобка, которому надлежит быть веселым и беспечным. Этакий черствый колоб. Зачерствелый в житейских схватках.
Возмущение его выглядело настолько праведным, что мой приятель, рефлексирующий питерский интель, вдруг сам на минуту усомнился, не в Роминой ли он квартире, и невольно озирнулся.
Но тут Езепову пришел в голову счастливый довод.
- А у вашего Ромы собака есть?
И Езепов показал рукой на все еще лаявшего своего чиуаву.
Гость перевел взгляд на собаку.
- Что вы хотите этим сказать? - насторожился он.
- Только то, что сказал: есть ли у вашего Ромы такая собака?
Колобок подумал.
- Ну, нет у него такой собаки. Что из этого?
Такой собаки, конечно, ни у кого и быть не могло. Дело в том, что езеповский пес не совсем чиуава. Хотя именно так его отрекомендовали в магазине, когда продавали щенком. Слишком рослый для этой породы. Подсунули помесь. Выросла довольно крупная собака со странным норовом – очень злая и трусливая. Но они с женой и такую ее полюбили. Жена вовсе души в ней не чаяла.
- У Ромы никаких собак нет, - твердо сказал пришелец.
Он обо всем говорил твердо.
- Значит, что? - сказал Езепов по-учительски, как это делал некогда на лекциях, давая возможность студентам самим сделать вывод.
- Что? - не понял гость.
- Значит, здесь Рома не живет, - помог ему Езепов.
И довольный собой, стал ерошить полотенцем мокрые волосы.
Надо сказать, сценка чем-то напоминала картину Пикассо «Девочка на шаре». То же соотношение фигур - высокий, нагой, гибкий Езепов и приземистый, широкий гость. Шаровидность гостя усиливала сходство. Даже собачка тут же. Или у Пикассо нету там собачки? Если нет - зря.
Гость угрюмо уставился на Езепова, силясь осознать столь убедительный довод.
- Я не мог ошибиться.
Он был из тех, которые никогда не ошибаются.
- Ошибиться может каждый, - заметил мой приятель, снисходительно усмехнувшись.
- Только не надо делать из меня дурака! - вдруг вспылил гость. - Я вам не какой-нибудь! Я в Бельцах был директором таксопарка. У меня в подчинении было четыреста человек. Я ногой дверь открывал к председателю горисполкома. Я не простой какой-нибудь. Я и в Кишиневе ногой...
- Извините, у вас номер телефона есть, к кому вы шли? – позволил себе Езепов перебить директора таксопарка в момент, когда тот стал набирать воспоминательные обороты.
Езепов не раз слышал здесь от наших эмигрантов про ногу, которой они открывали двери начальственных кабинетов. Как им удавался такой номер - открыть ногой высокую, резную дверь в кабинет к большому чину? Особенно, если дверь открывалась на себя, в приемную то есть. Довольно акробатический трюк. Без партбилета в кармане не проделаешь. О, мой приятель хорошо знал эти двери, нахлебался по горло в этих кабинетах и приемных. Оттого и уехал из России. «С моей дверью ему было проще», - подумал он.
Бывший директор недовольно взглянул на Езепова, но все же по инерции завершил:
- Меня там все уважали!
- Что же вы в Америке-то оказались? - не удержавшись, пробормотал Езепов.
Благо тот не раслышал из-за шуршания куртки, вызванного поиском и извлечением из внутреннего ее кармана клочка бумаги.
Езепов надел на нос очки. На бумаге стоял номер телефона.
- Это не наш телефон, - с вежливым сожалением сказал он, возвращая гостю клочок.
Гость клочок не принял.
- Тогда позвоните по этому номеру, - приказал он.
Езепов пожал плечами и набрал номер. На том конце взяли трубку.
- Здравствуйте, Роман, - сказал Езепов. - Прошу меня извинить, но ваш приятель по имени... э-э... - он вопросительно посмотрел на колобка. - Как вас, простите?...
- Лазарь.
- ... по имени Лазарь, забрел в мой дом и настойчиво ищет здесь вас. Он считает, что этот дом - ваш. Он в этом даже уверен. Говорит, не раз бывал у вас здесь.
Голос в трубке попросил передать ее пришельцу.
- Рома, послушай, - сказал гость в трубку. - Тут какой-то а ид говорит, что ты здесь не живешь.
Езепов хмыкнул: а ид. Евреи так добродушно называют друг друга в своем кругу. То есть гость считает его евреем. Хотя Езепов русский, без кавычек. У себя в Питере он, возможно, возразил бы. Но тут, в Штатах, «еврей» вовсе не звучит уничижительно. Вроде даже наоборот. Да и в Питере он бы не шибко возражал. И все же нельзя не удивиться долготерпению моего приятеля. Я бы на его месте давно бы сорвался на грубость и указал бы гостю на дверь. Натравил бы на него малопородную чиуаву. Вплоть до того, что спустил бы с лестницы. Не посмотрел бы, что он еврей и пожилой человек. (Автор и сам, между прочим, пожилой еврей. Если не сказать старый.)
На том конце провода что-то такое произнесли, что гость несколько озадаченно взглянул на Езепова.
- Какой это номер дома? - строго спросил колобок Лазарь, готовый поймать хозяина квартиры на обмане.
Езепов назвал.
- А мне нужно 2023.
Он и это объявил уличительным тоном. Будто Езепов его сюда привел.
- Нужно, так валите туда, - грубовато сказал мой деликатный приятель. Даже его терпению приходил конец.
- Что ты мне грубишь! У меня в Союзе таких, как ты, было в подчинении четыреста человек! Я в Бельцах ногой открывал...
Езепов на миг закатил глаза.
- Но тут же не Бельцы, - сказал он.
И прибавил:
- И не советская власть.
- А что тебе плохого сделала советская власть? - вскинулся колобок.
- Ого! Вот тебе и раз! Вон какого лазаря запел! - про себя удивился Езепов, хотя и не впервой слышал здесь подобные речи от советских эмигрантов-беженцев.
- Странно, - сказал он вслух.
- Что тебе странно? - расслышал гость на этот раз.
- Странно слышать это здесь, в Америке.
«А как же быть с правами, человека, с государственным антисемитизмом, от которого вы уехали из Союза? - удивился Езепов про себя. - При том, что советских этих стариков, окружают здесь заботой, кормят, лечат, обихаживают, как претерпевших от властей. А их послушать - любую дверь ногой там открывали. Конечно, понять их можно - там они были молоды. Может, кое-кто и в самом деле открывал чью-то дверь молодой своей ногой. Им здесь недостает их молодости, хотя и жили там украдкой, ходили с оглядкой, всегда готовы к неприятностям. А теперь: «что тебе плохого сделала Советская власть?» Похожие вопросы задавали такие же вот евреи четыре тысячи лет назад уходившие из египетского плена. «Что тебе плохого сделал фараон?» Хвастали, что ногой открывали египетские двери. Неспроста Моисей водил их сорок лет окольными путями, чтобы выветрился из них рабский этот дух».
Вместо всего этого Езепов спросил:
- Что же вы в Америке-то оказались? Тоже по ошибке?
- Я ошибок не делаю. Я к сыну переехал.
- Как не делаете? Вот же сделали: ко мне забрели... Ну, а сыну что плохого сделала советская власть?
- А это не твоего ума дело! - отрезал колобок, развернулся и покатился прочь на выход. С шорохом теранулся курткой, протиснувшись сквозь дверной проем - и был таков.
Прежде чем возвратиться к своему утреннему туалету, Езепов чуть отодвинул штору и посмотрел в окно. Он видел, как гость прежде чем сесть в машину, еще раз окинул дом внимательным взглядом и в недоумении развел короткими ручками. Все не верил, что обознался. Такой вот несгибаемый советский человек! Гвозди бы делать из этих людей - крепче бы не было в мире гвоздей!
Добавить комментарий