Продолжение. Начало
На протяжении более 40 лет моего знакомства с Августой наши отношения претерпели значительную эволюцию. С Семеном же наши отношения всегда оставались несколько официальными. Во-первых, он всегда был очень занят работой. Во-вторых, он настороженно относился к моим занятиям американской литературой: «Америка — наш идеологический противник». Такая точка зрения была мне непонятной. В кабинете моего отца писателя Юрия Трифонова напротив письменного стола висел портрет Эрнеста Хемингуэя. С этим я выросла.
Мы с Андраником поженились 17 июня 1975 года. Я была на третьем месяце беременности, о чем мы нашим родителям не сообщили. Семен недоумевал: «К чему такая спешка? Подождите, пока я защищу докторскую диссертацию». Восторгов по поводу нашего брака Семен не выражал, но и особых возражений у него тоже не было. Он отнесся к этому вполне прагматично, посчитав, что перед многолетней командировкой в Париж надежнее будет оставить сына под присмотром жены. Он всегда опасался, что сын, склонный к молодежным эскападам, попадет в плохую историю и навредит его дипломатической карьере.
Поскольку матери у меня не было, Августа взяла на себя все хлопоты по устройству свадьбы. Она водила меня на примерки свадебного платья, которое мы шили у знакомой портнихи из отреза, когда-то привезенного ею из Франции. Ткань имела пеструю расцветку, мало подходящую к случаю. Кроме того, куска явно не хватало, и платье получилось нелепо коротким. К слову сказать, не менее нелепой была и прическа, которую по этому случаю мне соорудили в парикмахерской.
Во время примерок Августа командовала: «Оля, убери живот». Моя фигура сразу начала ее беспокоить, но живот я убрать уже не могла. Эта тема никогда не оставляла в покое свекровь, была в ее семье притчей во языцех. Ей хотелось видеть свою невестку стройной и изящной. Я же была крупной девушкой.
Рассказывали, что до брака Андранику приглянулась одна толстушка. Августа была изрядно шокирована вкусом сына и горестно посетовала знакомым: «Я же его в Лувр водила…» Во мне она все же находила некоторые достоинства. После первой встречи она сказала Андранику: «У Оли благородное лицо». И всегда отмечала мою хорошую кожу, которую мне удалось надолго сохранить.
Единственным человеком, который догадался о моей беременности, была вторая супруга моего отца — редактор Политиздата Алла Павловна Пастухова. На свадьбе она твердила отцу: «Юра, по-моему, Оля беременна». Он безразлично отмахивался: «Алла, перестань. Тебе всегда что-то кажется». Когда мы сообщили нашим родителям о моей беременности, отец только усмехнулся. Августа спросила: «Почему ты мне раньше об этом не сказала?»
В день нашей свадьбы случилась странная история. Когда Семен рано утром спустился к машине, чтобы везти нас во Дворец бракосочетаний, во дворе собралась группа растерянных автовладельцев. Оказалось, что ночью кто-то открыл все машины, снял противоугонные устройства и аккуратно выложил их на сидения. При этом из машин ничего не пропало. Никто так и не узнал, что же произошло. Но эту историю потом часто вспоминали. Было ли это загадочное событие как-то связано с нашей свадьбой — открылся ящик Пандоры? Или это было предупреждением и шуткой секретных служб? Просто хулиганство или озорство?
Незадолго до свадьбы произошла первая встреча наших родителей. Мой отец пришел в гости к Тангянам со своей женой Аллой Пастуховой. Речь зашла о том, где будет жить молодая семья. Квартирный вопрос в Москве всегда стоял остро. Отец сразу внес свое предложение: мы с Андраником переедем в однокомнатную квартиру Аллы около метро «Аэропорт», а Алла вселится в квартиру на Песчаной улице около метро «Сокол», где до этого с отцом жила я. Таким образом, молодожены сразу получали хоть и однокомнатную, но отдельную квартиру. В семье Тангянов предложение отца восприняли позитивно. Августа и Семен тоже начинали совместную жизнь с одной комнаты.
Все это время Трифонов и Пастухова жили в разных квартирах, хотя женаты были давно. Отец часто бывал у Аллы, они вместе работали над рукописями. Ездили вместе в отпуск, но не съезжались. После нашей свадьбы им представилась такая возможность. Однако они ею не воспользовались, и через несколько лет их брак распался. Позже я много раз спрашивала Аллу Павловну, почему она не переехала тогда к отцу. Она отвечала, что у нее не было уверенности, что Трифонов этого хотел, а настаивать на чем-то было не в ее характере.
Во время первой встречи наших родителей мою свекровь покоробила деловитость Трифонова. Ей показалось, что отец нисколько не огорчен тем, что останется один, а напротив, был весьма рад поскорее пристроить засидевшуюся в невестах дочь (мне было 23 года). Лично я его хорошо понимаю. Я никогда не отличалась легким характером, и как отцу-одиночке ему было со мной непросто. Теперь он мог принадлежать только себе.
Августа не поняла Трифонова. Сама она перед нашей свадьбой ходила к подруге и рыдала: «Единственный сын! Женится! Я его потеряла!» Почему так плакала свекровь перед нашей свадьбой? Мне казалось, что Августа горевала отчасти потому, что все так делают на Руси. Горюют и рыдают, когда дети женятся. Или потому что сын быстро вырос, а она его мало видела? Ведь из тех 23 лет, которые на тот момент исполнились Андранику, она вместе с ним прожила от силы 12. Большую часть времени они с мужем жили за границей. В первый раз Августа и Семен уехали в Париж с четырехлетнем сыном. Но после второго класса Андраник уже учился в Москве и жил с бабушками, а к родителям приезжал только на летние каникулы.
В начале замужества мои отношения с Андраником были бурными и конфликтными. Большей частью конфликты исходили от меня и были вызваны его увлечениями противоположным полом и пристрастием к алкоголю. Для всего находилось свое объяснение. Особенности своего поведения муж объяснял тем, что в молодости родители его от всего оберегали и затормозили развитие.
В детстве Андраник был суперактивным и любознательным ребенком. В шесть лет он начал расспрашивать маму, откуда берутся дети. Августа объясняла это явление так: женщина принимает лекарство, после этого внутри растет ребенок, потом ей разрезают живот и достают ребенка. Как в «Красной шапочке». Мужчина не имеет к этому никакого отношения. Женские и мужские органы нужны только для того, чтобы людям было стыдно. Просто позор, проклятие какое-то. Как обстоит дело с животными? Те вместо лекарств находят нужные травки, а потом у них тоже лопается живот.
Представивсыну столь фантастическую картину мира, Августа изрядно осложнила его будущее. В наши дни даже в школе детям объясняют сексуальные отношения. Но в Советском Союзе секс окружался тайной. В посольском детском лагере под Парижем в Манте, а потом в школе в Москве мальчики рассказывали Андранику о сексе вполне разумные вещи. Но он им до конца не верил. Такова была сила внушения матери.
В своем отступлении от реальности Августа зашла совсем далеко. Уже все естественные отправления казались ей неприличными. Даже туалет представлялся ей непотребным местом, куда людям стыдно ходить. Возможно, это объяснялось ее детством в коммунальной квартире, где на много семей был один туалет, и возникали разные ситуации. Иногда дело доходило до комических недоразумений. Вдетскомлагере в Манте в 1957 году пятилетний Андраник три дня не ходил на горшок. Поскольку дома его приучили использовать иносказание вместо привычных слов, которых он просто не знал, воспитатели не понимали, чего он хотел. Через три дня онсделал в штаны. Воспитатели срочно вызвали из Парижа родителей, решив, что сын не приучен к горшку. Те в панике примчались за 60 км и под давлением обстоятельств объяснили ему, что, хоть и стыдно, но туалета не избежать, и ходить лучше все-таки туда.
Идеологическое воспитание было необходимым элементом в семьях советских дипломатов. Андранику следовало быть «как все». Его скромно одевали, отвращали от американских жевательных резинок и кока-колы, долго не покупали модные пластинки и внушали мысль о всеобщем превосходстве СССР. Однажды в Москве ученикам дали задание описать свои летние каникулы. Кто провел лето на даче, кто в пионерском лагере, а Андраник был у родителей в Париже. Он скромно написал в сочинении, как там — в Париже — все не слава богу. Дома закопченные, метро грязное, на улицах пробки, а рабочие постоянно бастуют, протестуя против низких зарплат. Много бездомных, которые спят прямо на мостовых. Даже хлеба нет настоящего, только один багет. Наконец, каждую минуту надо смотреть под ноги, чтобы не наступить на собачьи экскременты. Он также красочно описал, как родители возили показывать ему бидонвиль — трущобы под Парижем из шиферных хижин с примитивными удобствами. Хотя он не сделал ни одной ошибки, учительница поставила ему «4». Когда он поинтересовался почему, учительница с сожалением ответила: «Не много же ты вынес из Парижа».
Один раз Августа пожаловалась мне, что ей трудно давалось воспитание сына. Видимо, интуитивно она чувствовала, что перегибала палку. С внуками у нее подобных проблем уже не возникало, так как к тому времени она перестала бояться за карьеру мужа и расслабилась.
Меня удивляло, как при неослабевающей бдительности Семен и Августа отпускали сына на все студенческие каникулы к его однокласснику Александру Гануличу на дачу. Вот где был дым коромыслом. Каждая поездка могла кончиться скандалом, что точно бы отразилось на карьере дипломата. Пьянство, громкое пение песен в созданной в подражание Битлз рок-группе, бранные слова, сомнительные знакомства, иногда драки. Спали на полах в прокуренных комнатах, заваленных бутылками из-под спиртного. Во время осенних школьных каникул в 9-ом классе, когда все только начиналось и выглядело еще достаточно пристойно, я, придя с подругами с соседних дач, и познакомилась с Андраником. Мы не могли предположить, что через восемь лет поженимся. Такого не мог предположить и мой отец, встретивший однажды зимой на даче Андраника с товарищами, везущими на санках пару сотен бутылок на сдачу. Он удивился и даже спросил: «Неужели вы все это выпили?». Кстати, мы с Андраником стали единственной супружеской парой в нашей дачной компании.
Наши отношения с Августой всегда оставались ровными. Она брала внучек Катю и Нину на летние каникулы в Париж, учила их французскому языку, водила в разные музеи, возила в Нормандию к морю. Когда приезжала в Москву в отпуск, то иногда отпускала нас на отдых, оставаясь с детьми. Привозила из Франции подарки, что в стране дефицита было особенно ценно. В Москве тогда не было приличной одежды, обуви, хорошего детского питания, подгузников для новорожденных, лекарств. Моя свекровь старалась нас всем обеспечить. Когда позже у нас родился сын Миша и уже стало трое детей, Августа говорила знакомым: «У нас один сын и много внуков».
Однако большую часть времени, находясь в Москве, Августа проводила в доме своей матери Маргариты и сестры Светланы с ее детьми. Нам с мужем хотелось бы, чтобы она больше находилась с нами и с нашими детьми. Мне казалось, что она слишком беззаботно, беспечно жила. Августа любила рассказывать, где она побывала, какие музеи посетила. В музеях она хорошо разбиралась. Но мне казалось, что она вела рассказы об искусстве, чтобы не откровенничать и глубоко не вникать в наши дела. Августа много читала, даже конспектировала прочитанное аккуратным почерком. Хотя рассказывала она прекрасно и мне нравились ее московские интонации, образный язык, но иногда не хватало оригинальных мыслей и суждений. Часто все сводилось к туристским впечатлениям и рассказам о прочитанном.
Бесспорно одно — я всегда восхищалась ее парижским шиком, элегантностью, вкусом. Теми красками и той аурой, которые ее окружали. Ее обаянием, живостью, эмоциональностью.
Трения свекрови и невестки время от времени возникали, но к столкновениям не приводили. Спасала установленная с самого начала дистанция. В этом смысле мой свекр поступил мудро, не позволив нам сблизиться.
Меня задевало, что Августа легко раздавала обещания и с такой же легкостью от них отказывалась. Один раз после встречи со свекровью, отец вошел в мою комнату и сказал, что Августа — неискренний человек. Не знаю, что побудило его к такому высказыванию. Возможно, следующая история. Однажды я напросилась к Августе с Семеном в Париж, который давно мечтала посетить. План был прост: отец договорится со своей французской переводчицей Лили Дени о приглашении (мой свекр за это не брался), а я буду месяц жить у Тангянов. Лили Дени быстро дала согласие, и Августа тоже с готовностью откликнулась на мою просьбу. Но через некоторое время она также легко уклонилась, сославшись, что никак не могла связаться с Лили Дени. Свой отказ она, правда, компенсировала массой французских подарков, а неловкость с Лили Дени загладила, пригласив ее к себе в гости. В тот раз я на свекровь надулась. Я еще не понимала, что Августа не имела права ни на одно самостоятельное решение. Мой свекр все контролировал и все запрещал. Августе хотелось быть доброй, приятной, услужливой. Она старалась кому-то помочь, вызывалась что-то предпринять, но быстро забирала свои слова обратно, если ее не поддерживал муж, который и в семье оставался начальником. Августа любила повторять: «Я люблю, когда мною руководят».
Со своей стороны, Августа обижалась на меня по мелочам и долго все помнила. Спустя многие годы она могла сказать: «А вот Оля в таком-то году сказала то-то». Или она требовала отчета о судьбе того или иного своего подарка. И обижалась, если к нему не было проявлено должного внимания или если подарок бесследно исчезал. Так происходило с детскими вещами, которые переходили к детям моих подруг, когда наши дочки вырастали. Один раз, когда свекровь была дома, мне позвонил знакомый молодой человек, после чего Августа целый день со мной не разговаривала. Слишком свободно и игриво я с ним разговаривала или мне вообще не имел права позвонить мужчина?
Некоторые ее обиды были спровоцированы шутками Андраника, которые вызывали у меня бурный смех. Августе тогда казалось, что над ней смеются. Сама она не отличалась особенным чувством юмора, и ирония сына ее часто задевала. Вспоминается наше последнее совместное путешествие в Нормандию за полгода до ее смерти. Всю дорогу, пока мы ехали в машине, Августа рассказывала, какая «потрясающая женщина» хозяйка пансиона. У Августы люди делились на «потрясающих» и «ужасных». При этом «потрясающая женщина» очень легко могла перейти в «ужасную», и наоборот.Даже наш зять-немец запомнил слово «Ужас! Ужас!», которое Августа часто повторяла с непередаваемым выражением. По частоте его использования и выразительности интонаций зять решил, что это слово занимает особо важное место в русском языке и запомнил его. И вот в машине Августа рассказывала о том, к какой «потрясающей» хозяйке мы едем:
— Она все делает сама — убирает дом, готовит еду, стирает белье, шьет, ездит на тракторе и косит траву!
Список достоинств был бесконечен, и, самое удивительное, что все оказалось чистой правдой. Но тогда в машине это показалось перебором. Андраник, угадав намек, что не все женщины «потрясающие», сказал:
— Мама, но ты ведь знаешь потрясающих женщин: Жанну д´Арк, Маргарет Тэтчер, Марию Каллас ...
Я стала хохотать. В подобных случаях Августа на нас обижалась.
Когда мы всей семьей собрались в Европу, чтобы там поработать и попытать счастья, Августа опять плакала. Почему моя свекровь так горевала? Большую часть времени она нас не видела. Или она жила в Париже, а когда они с Семеном вернулись в Москву в 1988 г., то все равно мы виделись от случая к случаю. Наверное, она плакала оттого, что мы мало успели пообщаться.
Один раз в Москве я даже сказала ей в сердцах:
— Августа Викторовна, вот Вы сейчас редко нас видите, не находите для нас времени. А потом, может так оказаться, что мы будем жить от Вас далеко, в другой стране.
Тогда она только посмеялась над моими словами. Как потом выяснилось, они оказались пророческими. Помню, и отцу я однажды тоже сказала:
— Может быть, нам лучше уехать за границу?
Он как-то очень взволнованно воспринял мое заявление и стал убеждать меня, что этого не надо делать.
— Все еще может измениться.
Возможно, он разгорячился, потому что тоже задавал себе этот вопрос. В публичных выступлениях Трифонов всегда утверждал, что русский писатель должен жить у себя на родине.
Муж часто вспоминал, как незадолго до свадьбы спросил меня, чего бы я в жизни хотела. И я ответила: «Родить детей и мир посмотреть». Он потом говорил, что ему понравилось полное отсутствие материального в моих жизненных планах. И вот, когда в 1990 г. мы, воспользовавшись рабочими приглашениями мужа, отправились с тремя детьми «посмотреть мир» — сначала в Хаген, в Германию, а потом на два года в Гренобль, во Францию, в нашей стране, действительно, уже многое изменилось.
Неожиданно за нами в Европу последовали Августа и Семен, которые до этого уже окончательно вернулись на родину, выйдя на пенсию. Но в 1992 году Семен договорился о приглашении его консультантом генерального директора ЮНЕСКО. Ему предоставили маленький кабинет и небольшую зарплату. Помню, наш сын Миша лет шести один раз поинтересовался у дедушки: «Где дают работу таким старым дядькам?» Семену тогда было уже 65 лет.
Десять лет они с Августой скромно жили в однокомнатной квартире, и все эти годы Семен добивался восстановления ему пенсии ООН, которую он по возвращении в Москву сдал государству, как полагалось всем дисциплинированным советским дипломатам. В вопросе восстановления пенсии Семен проявил незаурядное упорство и выиграл дело в трибунале ООН в 2002 году. Они с Августой сняли хорошую двухкомнатную квартиру в небоскребе на набережной Сены с видом на весь город, обзавелись мебелью, купили новую машину, стали два раза в год ездить в отпуск и посещать рестораны. В общем, опять начали жить свободно, и были всем довольны. Когда Семена спрашивали, как он себя чувствует, он отвечал: «Как молодой Бог». Августа говорила: «Плевать на деньги». Муж смешил меня разговорами о «золотой старости».
С родителями Андраника мы встречались несколько раз в год. В первую очередь на дни рождения и Рождество. Я уже стала чувствовать себя в Париже своим человеком, родители же мужа освоились в Дюссельдорфе, где мы жили последние годы. Они приезжали из Парижа на машине.
Временами у нас со свекровью возникали напряжения, но уже другого рода: наши две дочери уважали только «дедулю» и любили только «бабулю». Поскольку бабушка работала преподавателем и водила экскурсии, то же самое решила делать и наша старшая дочь Катя. При этом она прекрасно рисовала, легко сочиняла стихи, писала очень смешные рассказы и ставила школьные спектакли, в которых сама же и играла. Мы с мужем всеми силами пытались склонить ее к творческой деятельности. Но она предпочла водить экскурсии в музеях и, защитив диссертацию, преподавать в гимназии.
Добавить комментарий