Анекдоты
Дореволюционная Россия, Москва. Меценат и купец просит к себе известного актёра – красавца, мечту всех столичных женщин, по слухам – неугомонного бабника...
Меценат:
- Николай, тут такое дело... Моя дочь хочет провести ночь с Отелло... Сможешь? Пятьсот рублей!
Актёр:
- Конечно, смогу, Порфирий Петрович! Да за такие деньги…
Утром дочь в восторге, а через некоторое время меценат опять зовёт к себе актёра.
Меценат:
- Николай, а Александром Македонским можешь? Дочь хочет… Деньги такие же!
Актёр:
- Конечно, могу, Порфирий Петрович…
Утром дочь опять в восторге. Потом были ещё Нерон, Зевс, Гамлет, даже Кентавр… Наконец, меценат сам приезжает в театр, зовёт актёра…
Меценат:
- Такое дело, Николай… Дочь моя влюбилась в тебя и хочет замуж. Все ночи хочет проводить только с тобой, с Николаем Рыбовым… Надоели ей все эти Зевсы, Нероны… Приданое даю хорошее, дом, три магазина, в деньгах нуждаться не будете… Согласен?
- Нет, Порфирий Петрович! Заманчиво, но я ж импотент!
* * *
Утром она вышла из спальни писателя и подумала: «Да… Книга лучше…»
* * *
Объявление. «Купила котенка-британца, а у мужа на кошек, оказывается, аллергия. Может, возьмет кто? Он хорошенький — рост 182, вес 75, брюнет, зарабатывает хорошо, к порядку приучен…»
* * *
Парень:
- Девушка, дай номер телефончика! Позвоню, приглашу куда-нибудь…
Девушка:
— Молодой человек, пишите. Триста шестьдесят семь, сорок семь, восемьдесят четыре...
Парень:
— Хм… Так сразу… Не твой номер, что ли?..
Девушка:
— Мой, мой, записывайте, не стесняйтесь. Позвоните сегодня вечером ровно в шесть. В семь встречаемся в каком-нибудь хорошем ресторане, ужинаем, танцуем. Я, кстати, люблю крабов. Никакой близости сегодня не будет. Цветов не надо, я к ним равнодушна, а вы сэкономите. А вот завтра уже будет близость. Через три месяца свадьба. С детьми не тянем – сначала мальчик, потом девочка. Я растолстею. Вы полысеете. Вы уйдете к молодой соседке. Я отберу вашу квартиру.
Парень:
— Дура какая-то…
Девушка:
— Лучше потратить две минуты, чем двадцать лет...
* * *
- А чего мне бояться...? - сказала Красная Шапочка. - Лес я знаю, секс люблю…
* * *
Рассказывает Александр Ширвиндт.
В 1958 году у меня родился сын. Разочарование мое было безграничным: я хотел дочь! Я мечтал о дочери. Родители, жена, друзья, коллеги наперебой уговаривали меня, что я идиот, что все прогрессивные отцы во все времена мечтали о сыновьях — продолжателях рода, дела, фамилии и т.д. Я вяло кивал и убивался. Наконец слух о моих терзаниях дошел до Леонида Васильевича Маркова, и он призвал меня для разговора.
— Малыш, — сказал он, мягко полуобняв меня за плечи. — Я слышал, что у тебя там что-то родилось?
— Да! Вот!.. — и я поведал ему о своих терзаниях.
— Дурашка! Сколько тебе лет?
— Двадцать четыре.
— Мило! Представь себе, что у тебя дочурка. Проходит каких-нибудь семнадцать лет, ты сидишь дома, уже несвежий, лысеющий Шурик, и ждешь с Таточкой свою красавицу Фиру. А Фиры нет. Она пошла пройтись. Ее нет в двенадцать, в час, в два. Ты то надеваешь, то снимаешь халатик, чтобы куда-нибудь бежать, и вдруг звонок в дверь. Вы с Таточкой бросаетесь открывать. На пороге стоит лучезарная, счастливая Фира, а за ней стою я. «Па-па, — говорит она, — познакомься, это Леня». Ты втаскиваешь ее в дом и в истерике визжишь все, что ты обо мне знаешь и думаешь! «Папочка, говорит она, — ты ничего не понимаешь: я его люблю». И я вхожу в твой дом. Малыш! Тебе это надо?
Завоевание Елены
Впервые я увидел её на даче у своих друзей. Первое впечатление, как известно, самое верное, так вот – она была хороша. Потом я выпил ещё, и она стала обворожительной, а после третьего коньяка - грациозной. Как я блистал для неё в тот вечер! Жениться я, конечно, не обещал, но намерения у меня были самые серьёзные. Я читал ей стихи позднего Танича и раннего Розенбаума, пел что-то из Лепса, сыпал цитатами из Донцовой и даже сыграл в лицах весь последний выпуск КВН, который она пропустила. Когда гостеприимные хозяева, устав от нас, ушли, наконец, спать, я предложил ей прогуляться к озеру. Ночь, звёзды, дорога петляла меж полей, вдалеке чернела загадочная гладь воды… Какая звенящая тишина стояла в ту ночь! Слышен был только её раскатистый голосок, когда она пела свою любимую «Таганку», да где-то в ближайшей деревне орали матерные частушки, казавшиеся нам осанной, которую для нас восклицает само небо… Потом мы плавали в тёплой чёрной воде и нам чудилось, будто мы купаемся в бесконечной ночи… А на берегу… Нет, на берегу нас грела не любовь. Любовь только зарождалась в наших сердцах, её серебряные нити только начали опутывать наши души… Нас грела бутылка виски, которую она спёрла у хозяев, и сосиски, которые взял я на закуску. И мы шли уже назад, отчего-то спотыкаясь и падая, и мелкие камушки больно впивались в босые ноги… Жаль, жаль было кроссовки за сто евро, утопленные по пьяни в озере, но ещё оставался вискарь, мы по очереди прикладывались к нему и печаль уходила. Да и кроссовки стоили не сто евро, как я сказал ей, а сто рублей. И мы уже не пели, мы боялись, что песня спугнёт что-то неуловимое, витающее в предрассветном воздухе. Только на следующий день, когда зачесались укусы, я понял, что неуловимое там витало с таким противным писком. Но пока мы шли, обнявшись, и я обещал бросить к её ногам весь мир, все звёзды и всю Вселенную… Я никогда не экономлю на обещаниях, так воспитан.
Вскоре мы дошли до дачи. Мы даже выпили по бокалу шампанского… Мы смотрели сквозь хрусталь на ещё робкое и нежаркое солнце… Она не знала, что шампанское на виски нельзя, это понижение градуса, это тазик с утра, это головная боль и невозможность подняться. А я знал, но почему-то промолчал… Она пошла спать на второй этаж, а я… Но пусть это останется между нами.
Я проснулся раньше неё. Где-то совсем рядом пел свою любовную песню соловей, вызывая рвотный рефлекс. Хозяева уже встали и я пошёл к ним с надеждой, которая оправдалась - мне молча протянули бутылку холодного пива. Как по-другому зазвучала песня соловья! Как по-другому засветило солнце!
А часов через семь к нам вышла она. В её ресницах заблудились солнечные зайчики, в её глазах расцветали васильки, хотя вся в целом она выглядела помятой. Умывшись, она подошла ко мне и улыбнулась. Мой перегар был уже приятен, сам я был уже элегантен и с удовольствием расцеловал её свекольные щеки. Затем я обтёр губы и мы наконец познакомились. Её звали Еленой.
Вскоре она засобиралась домой. На станцию её повезла Света, жена моего друга, и я, разумеется, напросился с ними. На платформе, когда Света ушла смотреть расписание, я обнял её. А ты помнишь, вдруг спросила она, что ты обещал вчера? Конечно, помню, ответил я, ведь я обещал подарить тебе весь мир. И я подарил ей билет на электричку.
Потом у нас были ещё два свидания, на которых я бросал к её ногам все свои деньги. Триста рублей это тоже деньги, что бы там не говорили её подруги.
Уже три года мы живём вместе. Оказывается, она не знает, кто такой ранний Розенбаум, не любит Лепса, не читает Донцову, ни разу не слышала песню про Таганку и вообще не смотрит КВН. Плюс ко всему она ненавидит виски с шампанским и не любит купаться по ночам в озёрах. Чем же я завоевал её? Почему именно мне достался этот голубоглазый и сорокалетний кусок счастья?
Я часто думаю над этим, когда мою посуду или стираю, глажу бельё или бреду с сумками из магазина. Я думаю над этим, когда готовлю обед и мою полы, чищу её обувь и варю для неё утренний кофе, драю туалет и поливаю цветы. И иногда мне кажется, что это не я завоевал её, а немного наоборот. Чуть-чуть, но наоборот. Ведь недаром тётка в ЗАГСе, оглашавшая приговор, так мило улыбалась, показывая свой звериный оскал…
Добавить комментарий