В этой серии очерков я рассказывал о поэтах, которые органически вошли в мою жизнь, сделали меня таким, какой я есть. И я это понимал! Совсем по-иному обстоит дело с поэзией Твардовского.
Однажды, уже довольно много лет назад, в Русском клубе города Милуоки, меня попросили прочесть лекцию об этом поэте. И вот тогда впервые пришлось задуматься о том, что значит Твардовский лично для меня. К своему удивлению, я обнаружил, что могу на память, пусть не дословно, воспроизвести девять глав из «Василия Теркина». И это знание сидело во мне еще с военных и школьных времен, когда «Теркина» читали по радио. Цепочка памяти разворачивалась дальше, и в результате я рассказывал в клубе о Твардовском два дня подряд, а тема оказалась очень не простой.
Кто такой Александр Трифонович Твардовский?
Сначала заглянем в наградной лист:
Орден Ленина,1939 г.
Орден Красной Звезды,1940 г.
Сталинская премия второй степени,1941 г.
Орден Отечественной войны второй степени,1944 г.
Орден Отечественной войны первой степени,1945 г.
Сталинская премия первой степени,1946 г.
Сталинская преми второй степени,1947 г.
Второй орден Ленина,1960 г.
Ленинская премия,1961 г.
Третий орден Ленина,1967 г.
Орден Трудового Красного Знамени,1970 г.
Государственная премия СССР, 1971 г.
А сверх того, он депутат Верховного Совета РСФР и кандидат в члены ЦК КПСС, т.е. человек, обласканый властями. Всеми властями - Сталиным, Хрущевым, Брежневым. А для этого, кроме заслуг, необходима гибкость. А иногда не вредно и дурачком прикинуться. Этому, вероятно, помогала крестьянская смоленская речь, которую он сохранил на всю жизнь. Или в случае чего сказать - пьян был, ничего не помню. Кстати, к этому последнему доводу прибегали многие, начиная с Генерального секретаря Союза писателей А.Фадеева. Из послужного списка А.Т.Твардовского предстаёт эдакий «лукавый царедворец».
А с другой стороны, я помню Твардовского как главного редактора «Нового мира», лучшего литературного журнала страны в 60-е годы. И в памяти стоит рассказ Венички Ерофеева (того, у которого «Москва-Петушки»), - его рассказ о том, как, написав свою первую повесть, он пришел в «Новый мир» и, услыхав, что Твардовского нет (совсем нет!), плакал и рвал рукопись, рвал и плакал, поскольку для него Твардовкий воплощал народную совесть.
И как совместить «лукавого царедворца» и народную совесть?
А вот теперь давайте по порядку...
Александр Трифонович Твардовский родился в 1910 году на хуторе Загорье (Смоленщина) в семье деревенского кузнеца. Трифон Твардовский был личностью своеобразной. Он был довольно образован, знал на память Конька-Горбунка, по вечерам вслух читал Толстого и Пушкина. Но главное, Трифон был одержим мечтой стать «хозяином». Одолжив деньги в ипотеке, купил около десяти гектаров болота, называя это «поместьем», ходил по деревне в шляпе и требовал, чтобы к нему обращались «пан Твардовский». Все это впоследствии и аукнулось. Семья была большая, пятеро сыновей и две дочери. К началу колхозной эпопеи старшие братья уже работали по хозяйству, а средний, Александр, писал стихи и статейки в местные газеты как «селькор», своим учителем считал М. Исаковского («выходила на берег Катюша») и был яростным (бешеным, активным, одержимым) комсомольцем. (Эпитет выберите сами, они все не ругательные, мои родители были такими же.)
А в 1931 году грянуло «раскулачивание», и, конечно, «пан Трифон Твардовский» под это дело угодил. Хутор был сожжен односельчанами, а вся семья была выслана. Кроме Александра. Тот пошел к секретарю Смоленского Обкома партии, и ему было сказано, что дело можно уладить, если Александр публично отречется от семьи.
И-таки отрекся! Из самосохранения или считая, что для осуществления великой идеи можно пожертвовать семьей, но что, в принципе, все происходит правильно? Кто знает! Но отрекся настолько, что когда через пару лет (так рассказывают) к нему пришли сбежавшие из ссылки отец и брат, он ответил: «Помочь могу только в том, чтобы бесплатно доставить вас туда, где были!»
А потом пришла удача. В 1936 году была напечатана его поэма «Страна Муравия». Там Никита Моргунок, совсем по-некрасовски, отправляется на поиски, «кому на Руси жить хорошо». И у него две мечты: найти землю неразоренную и встретить товарища Сталина, который, как говорили в народе, ездит по стране на вороном коне с трубкой в зубах, разговаривает с людьми и все записывает в книжечку. Не встретив ни того, ни другого, Никита все же решает, что в колхозе лучше. Вот тогда, став признанным поэтом, Твардовский (по слухам, проверить это трудно) перевозит семью в Смоленск, а сам с этого времени живет в Москве. Как раз перед этим, в 1935 году, Сталин произнес свою классическую фразу : «Сын за отца не отвечает». Этому посвящена центральная глава поэмы Твардовского «По праву памяти», опубликованная только через много лет после смерти автора.
...Сын за отца не отвечает --
Пять слов по счету, ровно пять.
Но что они в себе вмещают,
Вам, молодым, не вдруг понять.
Их обронил в кремлевском зале
Тот, кто для всех нас был одним
Судеб вершителем земным,
Кого народы величали
На торжествах отцом родным.
Вам -
Из другого поколенья --
Едва ль постичь до глубины
Тех слов коротких откровенье
Для виноватых без вины...
Там еще есть пронзительные строки о руках отца:
...Ответить - пусть не из науки,
Пусть не с того зайдя конца,
А только, может, вспомнив руки,
Какие были у отца....
... Те руки, что своею волей
Ни разогнуть, ни сжать в кулак:
Отдельных не было мозолей -
Сплошная.
Подлинно – кулак!...
В 1939 году Твардовский окончил МИФЛИ и был призван в армию. Шинель не снимал до 1945 г., работая в разных армейских газетах. К этому временм относится звездный час поэта Александра Твардовского. И он сам, и его герой Василий Теркин становятся культовыми фигурами.
В послевоенные годы Твардовский, в очередь с К.Симоновым, руководит журналом «Новый мир». После первых четырех лет (1950-1954 гг) был снят постановлением ЦК КПСС. Одной из причин этого была попытка опубликовать поэму «Теркин на том свете». Там Теркин, ошибочно попадая на «Тот свет», обнаруживает, что он устроен так же, как и «Этот», с Политотделом, Особым отделом и стереотрубой, через которую активистам разрешается взглянуть на «Ихний тот свет». Скорее всего особую ярость политнадзирателей вызвали строки о Сталине:
... Теркин вовсе помрачнел.
- Невдомек мне словно,
Что Особый ваш Отдел
За самим Верховным.
- Все за ним, само собой,
Выше нету власти.
- Да, но сам-то он живой?
- И живой. Отчасти.
Для живых родной отец,
И закон, и знамя,
Он и с нами, как мертвец,-
С ними он и с нами.
Устроитель всех судеб,
Тою же порою
Он в Кремле при жизни склеп
Сам себе устроил.
Невдомек еще тебе,
Что живыми правит,
Но давно уж сам себе
Памятники ставит...
Время для таких стихов тогда еще не пришло.
А вот после возвращения в «Новый мир» в 1958 г. Твардовскому удалось не только преобразовать журнал, но и устроить опубликование «Теркина на том свете». Сейчас часто можно встретить утверждение, что эта поэма в то время так и осталась запрещенной. Это не совсем так. Твардовский, великий хитрован, уговорил редактора «Известий» Аджубея, зятя Хрущева, прочесть «Теркина» лично Никите Сергеевичу, и вот тогда «Теркин на том свете» был опубликован. Один раз! Но не где-нибудь, а в газете «Известия». А в 1968 г. в Москве, в магазине «Мелодия» на Новом Арбате, я неожиданно обнаружил эту поэму на двух больших дисках, и читал ее сам Твардовский. Советская система тоже давала сбои, когда событие происходило на грани разных ведомств.
Аналогичным способом, теперь уже через личного помощника Хрущева, Лебедева, Твардовский добился опубликования повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Лебедев прочел это вслух Хрущеву, тому понравилось, а если понравилось главному, то можно наплевать и на Главлит, и на Идеологический отдел. В это же время в журнале были напечатаны произведения Ф. Абрамова, В. Быкова, Ю.Трифонова, Ю. Домбровского и других. Долго это продолжаться не могло, и после отставки Хрущева, выдержав несколько лет осады и попыток подкупа в виде очередных наград, в 1970 г. Твардовский был уволен.
Потеря журнала, его любимого детища, так отразилась на Александре Трифоновиче, что очень быстро он превратился в старого, тяжело пьющего человека и через год умер.
Кто же он был, «лукавый царедворец» или «совесть народа»? По моему, А.Т. Твардовский соединял в себе самые типические черты, приписываемые русскому человеку. Способность очертя голову броситься в объятья какой нибудь великой идеи, наворотить черт знает что, а потом, опомнившись, под грузом вины всю оставшуюся жизнь стараться искупить содеянное. С первым и вторым пунктами этого «русского характера» я согласен, а что же касается третьего, то это происходит далеко не всегда, хотя у Твардовского получилось.
Где-то в 80-х годах у младшего брата, Ивана Трифоновича Твардовского, человека легендарной судьбы, возникла идея воссоздать хутор Загорье, где прошло их детство. С помощью школьных друзей кое-что удалось сделать, и в 1988 г. состоялось торжественное открытие музея-усадьбы «Загорье», а Иван Твардовский стал единственным его хранителем. В 2001 году Иван сдал ключи от усадьбы в «сельсовет», а сам ушел в дом престарелых.
А теперь давайте вспомним, что Александр Твардовский был Поэт. «Я поэт, этим и интересен», говорил Маяковский. Что же это был за поэт?
Еще со школьных времен я помнил историю о том, как в Горках деревенский печник, встретив Ленина и не узнав, обматерил его с ног до головы. А Ленин не только не велел расстрелять печника, но похвалил за работу и даже напоил чаем. Я уже тогда понимал, что в этом не было ни словечка правды, поскольку даже такой встречи быть не могло. Но все же... Есть там одна замечательная сценка:
...А по свежей по пороше
Вдруг к избушке печника
На коне в возке хорошем -
Два военных седока.
Заметалась беспокойно
У окошка вся семья.
Входят гости:
- Вы такой-то?.
Свесил руки:
- Вот он я...
- Собирайтесь! -
Взял он шубу,
Не найдет, где рукава.
А жена ему:
- За грубость,
За свои идешь слова...
Сразу в слезы непременно,
К мужней шубе - головой.
- Попрошу,- сказал военный.
Ваш инстрУмент взять с собой....
Ну, наконец-то! Можно было бы и сразу сказать, что вот, мол, печку надо поправить. А то: «Собирайтесь!» А с другой стороны, чего с ними церемониться? Интересно, задавался ли этим вопросом сам Твардовский в 1938 г.? И еще, обратите внимание на ударение в слове «инстрУмент». Вот так Твардовский говорил всегда. Видимо так произносил это слово его отец.
Ну, ладно. Потом мне в руки попало стихотворение о деде Даниле:
Дело в праздник было,
Подгулял Данила....
...Хоть в нетрезвом виде
Совершал он путь,
Никого обидеть
Не хотел отнюдь.
А наоборот, –
Грусть его берет,
Что никто при встрече
Ему не перечит. ..
...У двора Данила.
Стоп. Конец пути.
Но не тут–то было
На крыльцо взойти.
И тогда из хаты
Сыновья бегут.
Пьяного, отца–то
Под руки ведут...
Здесь тоже все неправда. Знаю я этих сыновей. Они еще и под бока пьяному отцу насуют! Но тогда я понял, что А.Твардовский, по сути своей, просто добрый сказочник.
Теперь Твардовского часто сравнивают с Некрасовым. Д. Быков даже назвал его реинкарнацией Некрасова. Да, тематически это несомненно так. А стилистически?
...Так это было: четверть века
Призывом к бою и труду
Звучало имя человека
Со словом Родина в ряду...
...О том не пели наши оды.
Что в час лихой, закон презрев,
Он мог на целые народы
Обрушить свой верховный гнев…
(Твардовский, «За далью даль» , 1955)
Так и хочется продолжить:
... Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных...
Ну конечно же, Пушкин Александр Сергеевич, «Евгений Онегин».
А в «Теркине» местами так и просвечивает «Конек-Горбунок».
От убежденного традиционалиста Твардовского не приходится ждать каких-либо открытий в области стихосложения. Видимо, потому «Новый мир» и не открылся для новой поэтической волны в шестидесятые годы. А вот А. Вознесенский однажды написал о Твардовском очень тепло:
...Пел Твардовский в ночной Флоренции,
как поют за рекой в орешнике,
без искусственности малейшей
на Смоленщине,
и обычно надменно-белая
маска замкнутого лица
покатилась
над гобеленами,
просветленная, как слеза,...
(А. Вознесенский)
Политические, или, может быть, их правильнее назвать «гражданственные», стихи Твардовского вряд ли найдут читателя сегодня. В свое время это было и правильно, и довольно смело, хотя не затрагивало основ. («Коммунизм - это моя религия», говорил Твардовский). Все это впоследствии, и гораздо более ярко, было сказано другими.
Если кому-нибудь из читателей этого очерка покажется, что в своих дилетантских суждениях я не слишком высоко оцениваю поэтические достоинства поэзии Твардовского, это будет не совсем справедливо. По-моему, А.Твардовский - автор одной великой книги. Это «Василий Теркин», «книга про бойца без начала и конца».
...Почему так - без начала?
Потому, что сроку мало
Начинать ее сначала.
Почему же без конца?
Просто жалко молодца...
Вот кусочек вступления в книгу:
...На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда, -
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б – вода...
...Жить без пищи можно сутки,
Можно больше, но порой
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой.
Не прожить, как без махорки,
От бомбежки до другой
Без хорошей поговорки
Или присказки какой...
...А всего иного пуще
Не прожить наверняка -
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька...
Вот он самый главный принцип книги, так сказать, разбрасывать камни по кустам, рассказывать про воду, махорку, бомбежку, а потом извернуться и сказать самое главное, сказать правду. Так ведь и «пушки к бою едут задом, это сказано не зря (Твардовский)».
А о языке поэмы, по-моему, лучше всех сказал такой строгий ценитель, как Иван Бунин: «Василий Теркин" Твардовского - поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль… и какой необыкновенный народный солдатский язык".
Поэма состоит примерно из тридцати глав, и можно проследить хронологию событий. Так например:
... Были листья, стали почки,
Почки стали вновь листвой.
А не носит писем почта
В край родной смоленский твой...
Легко подсчитать, что действие происходит летом 1942 года. А здесь?
...Третье лето. Третья осень.
Третья озимь ждет весны.
О своих нет-нет и спросим
Или вспомним средь войны...
Ясно — осень 1943 г.
И каждое время окрашено своим собственным настроением, характерным для этого этапа войны.
Цитировать «Теркина» можно бесконечно.
...Переправа, переправа!\
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда.,
Кому память, кому слава,
Кому темная вода..
Давайте посмотрим хотя бы одну из заключительных глав:
...По дороге на Берлин
Вьется серый пух перин.
Провода умолкших линий,
Ветки вымокшие лип
Пух перин повил, как иней,
По бортам машин налип...
Удивительное дело! Про этот пух перин (распотрошить к чертовой матери и пустить по ветру это немецкое счастье, чем не способ мщения?) я читал во фронтовых письмах моего отца. Я об эти перинах слышал и в рассказах других. Вот интересно, они это заметили сами или им Твардовский подсказал?
...По дороге неминучей
Пух перин клубится тучей.
Городов горелый лом
Пахнет паленым пером.
И под грохот канонады
На восток, из мглы и смрада,
Как из адовых ворот,
Вдоль шоссе течет народ.
На восток, сквозь дым и копоть,
Из одной тюрьмы глухой
По домам идет Европа.
Пух перин над ней пургой...
...В чужине, в пути далече,
В пестром сборище людском
Вдруг слова родимой речи,
Бабка в шубе, с посошком...
...Мать одна в чужбине где-то!
- Далеко ли до двора?
- До двора? Двора-то нету,
А сама из-за Днепра...
Стой, ребята, не годится,
Чтобы этак с посошком
Шла домой из-за границы
Мать солдатская пешком.
Нет, родная, по порядку
Дай нам делать, не мешай.
Перво-наперво лошадку
С полной сбруей получай.
Получай экипировку,
Ноги ковриком укрой...
Эту сцену приводит В.Суворов, чтобы показать грабежи и мародерство победителей. Что ж, говоря словами Твардовского, «здесь ни убавить, ни прибавить». Правда, вроде бы, все это они тащат из брошеных домов, это несколько смягчает дело.
...- Как же, детки, путь не близкий,
Вдруг задержат где меня:
Ни записки, ни расписки
Не имею на коня...
...-Поезжай, кати, что с горки,
А случится что-нибудь,
То скажи, не позабудь:
Мол, снабдил Василий Теркин, -
И тебе свободен путь...
...Ах, как радостно и больно
Видеть их в краю ином!..
Пограничный пост контрольный,
Пропусти ее с конем!
Читатель, который из молодых, наверняка оставит эту последнюю строчку без внимания. А все дело в том, что иметь в личной собственности коня было в СССР запрещено. Это уже не «личная» собственность, это уже «частная» собственность! И вот таких моментов, ювелирно вмонтированных в текст и позволяющих воссоздать реалии тогдашней жизни, в книге множество.
... И, явившись на вечерку,
Хоть не гордый человек,
Я б не стал курить махорку,
А достал бы я "Казбек".
И дымил бы папиросой,
Угощал бы всех вокруг...
А здесь «Казбек», папиросы, которые были символом довоенной «шикарной» жизни. Важнее были только папиросы «Герцоговина Флор», которые курил вождь народов.
Все это, конечно, будет потеряно для последующих поколений читателей. Ну что ж здесь поделать!? Если сегодняшний человек возьмется читать в подлиннике Шекспира, он, наверняка, не уловит множество намеков о шекспировском времени, но Шекспир остается Шекспиром.
Книга завершается довольно грустными стихами. Ими же, кажется, можно закончить и наш очерк:
... Теркин, Теркин, в самом деле,
Час настал, войне отбой.
И как будто устарели
Тотчас оба мы с тобой.
И как будто оглушенный
В наступившей тишине,
Смолкнул я, певец смущенный,
Петь привыкший на войне...
Добавить комментарий