Кто распространял слухи о «ритуальном убийстве» царской семьи 

Опубликовано: 3 декабря 2017 г.
Рубрики:

Редакция ЧАЙКИ попросила писателя Семена Резника прокомментировать обращение православной церкви к СК на предмет обнаружения следов «ритуального убийства» царя и царской семьи. Семен Ефимович любезно прислал нам главу из своей давней книги, где подробно рассказано о возрождении «кровавого навета» после революции. 

***

Глава из книги «Растление ненавистью». ДААТ/Знание, 2001

 

ТРОЙКА ГЕНЕРАЛА ДИТЕРИХСА

В отличие от дела Бейлиса, дело об убийстве царской семьи не было доведено до суда. Но следствие по нему проводилось, и рядом существенных особенностей действительно походило на расследование убийства Андрюши Ющинского. В обоих случаях еще до начала следствия стала целенаправленно распространяться антисемитская версия убийства. Как в Киеве в марте 1911 года, сразу после нахождения трупа Андрея Ющинского, стали распространяться листовки, утверждавшие, что мальчик убит евреями, так и в Екатеринбурге в июле 1918 года, сразу после вступления в город передовых отрядов армии белых и чехословацкого корпуса, определенные круги стали муссировать "мнение", что расправу над царем учинили евреи. В Киеве этим занималась черносотенная молодежная организация "Двуглавый орел", а в Екатеринбурге - распропагандированное теми же черносотенцами офицерство.

Результатом черносотенного натиска в Киеве стало то, что один за другим были отстранены три следователя по делу об убийстве Андрея Ющинского, после чего уголовное дело передали охранному отделению, то есть политической полиции, где оно и было превращено в ритуальное дело Бейлиса. Менделя Бейлиса арестовал тот самый глава киевской охранки, полковник Кулябко, который вскоре после этого прошляпил - если не спровоцировал - убийство премьер-министра П.А.Столыпина.

В Екатеринбурге за неполный год дело тоже несколько раз сменило хозяина. Неугодные черносотенному офицерству следователи (Наметкин, затем Сергеев) отстранялись до тех пор, пока оно не попало в руки угодного - Н.А.Соколова.

Еще на раннем этапе следствия в Екатеринбурге "еврейская" версия цареубийства была доведена до сведения главы британской военной миссии при правительстве Колчака, генерала Нокса, а он сообщил о ней в свое военное министерство. Попав в печать, она настолько обеспокоила еврейскую общину Великобритании, что та для выяснения обстоятельств направила в Омск (столицу Колчака) делегацию, которую принял министр юстиции М.Старынкевич. Он объяснил британцам, что генерал Нокс был введен в заблуждение военными кругами. Они провозгласили царя жертвой еврейского заговора, и никакой другой версии не допускают. Однако следствие, проводимое в рамках закона, данными о причастности евреев к убийству бывшего царя Николая Романова не располагает. Старынкевич заверил делегацию, что внимательно следит за ходом екатеринбургского расследования, еженедельно получает о нем донесения, так что он полностью в курсе дела.

М. Старынкевич был эсером. В коалиционном правительстве Колчака он представлял самую левую часть политического спектра. Логика гражданской войны вынудила Колчака объединить под своим главенством все антибольшевистские силы, но черносотенные элементы были крайне недовольны сотрудничеством с либералами и социалистами; разногласия между ними оставались столь же глубокими, как и до революции. Когда вернувшаяся в Лондон делегация опубликовала авторитетные заверения министра юстиции и об этом стало известно в России, возмущение офицерских кругов многократно усилилось. Ведущую роль в них играл генерал М.К.Дитерихс. Одно время он был командующим Уральским фронтом, но затем был отстранен от командования и, оказавшись в резерве, рвался к "царскому делу".

Поначалу официальное расследование убийства царской семьи было поручено следователю по важнейшим делам Наметкину. Об этом человеке известно мало. История не сохранила даже его инициалов. Достоверно лишь то, что Наметкин не подыгрывал офицерству. Сперва он вызвал гнев тем, что отказался приступить к расследованию без санкции прокурора, а через несколько дней, когда санкция была дана, повел его так, что вызвал еще большее недовольство военных властей. Еще через неделю, под их давлением, он был отстранен.

Другого профессионального следователя в прифронтовом городе еще не было, поэтому дело решили передать одному из членов окружного суда, что в исключительных случаях допускалось законом. По сговору между военными, председателем суда и прокурором на эту роль был намечен некто Михнович. Видимо, он устраивал черносотенные круги. Но окончательное решение должно было принять общее собрание членов суда, и оно дружно прокатило Михновича. Большинство голосов было подано за другого члена суда, Ивана Сергеевича Сергеева, к которому и перешло "царское дело".

Военных Сергеев держал на почтительном расстоянии от расследования, чем тоже вызвал негодование в их кругах. Поскольку слухи о "еврейском заговоре" Сергеева не впечатляли, пошли слухи о якобы еврейском происхождении самого следователя. Инсинуации привели к желаемому результату: обойдя министра юстиции, Дитерихс добился лично от Колчака его отстранения. (Вскоре должен был уйти в отставку и Старынкевич). Позднее, после развала фронта, Сергеев попал в лапы большевиков и был расстрелян. За те несколько месяцев, что дело находилось в его руках (с августа 1918 по январь 1919), он установил львиную долю фактов, которыми потом воспользовались его преемники.

Между тем, Дитерихс сблизился с находившимся в стане белых британским журналистом Робертом Уилтоном, в котором нашел горячего почитателя и единомышленника. Оба сообразили, что могут быть полезны друг другу. Уилтон получал от Дитерихса сенсационные сведения о "еврейских зверствах", творимых на "немецкие деньги" против царя, России и Великобритании, а Дитерихс, через энергичного и неумного Уилтона, получил возможность вести черносотенную пропаганду на весь мир. Позднее Уилтон выпустил книгу "Последние дни Романовых" (Robert Wilton. The Last Days of the Romanovs. Tthornton Butterworth Limited, London, 1920), ставшую первым "научным" трудом о екатеринбургской трагедии. Вторым стало двухтомное сочинение самого Дитерихса, написанное и изданное во Владивостоке, в бытность его главой Дальневосточной республики, последнего оплота антибольшевистских сил на территории России. (М. К.Дитерихс. Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале, тт., 1-2, Владивосток, 1922).

Оба автора не жалели красок, чтобы опорочить И.С.Сергеева и Наметкина как несведущих и нерадивых людей, но проговаривались, что истинные причины недовольства обоими лежала в иной плоскости.

"Следователь Наметкин и член суда Сергеев, независимо от их личных качеств, характеров и политических физиономий, в своей следственной деятельности безусловно были под влиянием... больного политического течения мысли тогдашней гражданской власти и влиявших на нее политических партий бывших учредильцев", то есть членов Учредительного собрания, разогнанного большевиками, а затем собравшегося в Самаре (Дитерихс, т. 1, стр. 125).

В учредилке доминировали эсеры и близкие к ним партии. По мнению Дитерихса, они бы заражены тем же еврейским духом, что и большевики, почему их сторонникам нельзя было доверить расследование "царского дела". С солдатской прямотой он излагает свое кредо, когда пишет: "Сергеев хотя и крещеный, а все же был еврей, еврей по крови, плоти и духу, а потому отказаться от своих соплеменников никак не мог" (Дитерихс, т. 1, стр. 129-130). С такой же прямотой Дитерихс излагает "высшую цель" расследования цареубийства: не для раскрытия истины, а "для укрепления среди народных масс и в рядах нарождающейся армии монархических принципов и тенденций" (Там же, стр. 124). Под монархическими тенденциями понимался "патриотизм" в духе Союза русского народа, то есть травля евреев.

Добившись отстранения Сергеева и приняв у него материалы дела в январе 1919 года, Дитерихс взялся за поиски "подходящего" следователя. И вскоре нашел его в лице следователя по особо важным делам Омского окружного суда Николая Алексеевича Соколова.

Если генерал обнаруживает незаурядное красноречие, когда порочит первых двух следователей, то, превознося Соколова, он превосходит самого себя.

До октябрьского переворота Соколов работал в Пензе, откуда бежал на восток, переодевшись крестьянином. Эта столь обычная для того времени акция по спасению собственной жизни преподносится Дитерихсом как величайший патриотический подвиг во имя России.

Однако при всей романтической приподнятости "прозы" Дитерихса в ней проступают реалистические подробности. Из них явствует, что Н.А.Соколов был крайне неприятным субъектом и производил отталкивающее впечатление. Нервный, вспыльчивый, болезненно самолюбивый, он постоянно прикусывал усы и не смотрел в глаза собеседнику. Генерал объяснял это тем, что один глаз у Соколова был искусственный, а другой косил. Но Соколов был "национальным патриотом" (то есть черносотенцем), и это искупало все.

Передав дело Соколову, Дитерихс оставил за собой "общее руководство", о чем прямо написал в своей книге, не сознавая, насколько этим компрометировал следствие. Когда его книга дошла до Европы и попала в руки Соколову, у того потемнело в единственном глазу. Его протест появился в эмигрантской газете: "Во время хода предварительного следствия, осуществлявшегося на основании закона единоличной следственной властью, генералу Дитерихсу никогда не только не принадлежало какое-либо руководство делом, но одним из... повелений адмирала [Колчака] ему было категорически запрещено какое бы то ни было вмешательство в следствие" ("Последние новости", # 974, 26.6.1923).

Однако в той же заметке Соколов подтверждает участие Дитерихса, признавая, что полномочия были выданы не только ему, но и генералу Дитерихсу "по некоторым совершенно частным поводам" (? - С.Р.).

Позднее, в своей книге, Соколов снова пытался оспорить "укоренившееся в обществе ошибочное представление" о том, что Дитерихс руководил его действиями, но делал это еще менее убедительно. Его опровержение сводится к красивой, но мало содержательной фразе: "Дело следователя, как его столь правильно определил великий Достоевский, есть свободное творчество". (Н. А.Соколов. Убийство Царской семьи. "Слово", 1925, стр. 4). Тут же, однако, он признает, что Дитерихс "оберегал работу судебного следователя более, чем кто-либо. Ему более чем кому-либо обязана истина". (Соколов. Указ. соч., стр. 4)

***

Но истина об убийстве царской семьи как раз и перестала интересовать следствие с тех пор, как оно перешло в руки Соколова, Дитерихса и примкнувшего к ним Уилтона. Сойдясь с Соколовым так же близко, как с Дитерихсом, англичанин подрядился изготовлять фотографии вещественных доказательств - в обмен на информацию о ходе следствия, которую стал получать из первых рук.

Соколов в основном передопрашивал свидетелей, чьи показания уже были запротоколированы его предшественником. Чтобы показать, насколько Соколов превосходил Сергеева тщательностью в работе, Дитерихс подчеркивает, что его протоколы в несколько раз длиннее сергеевских. Но он не приводит никаких доказательств того, что они были более содержательными.

Важным вкладом самого Соколова можно считать расшифровку нескольких телеграмм и разговоров по прямому проводу между председателем ЦИК Я.М.Свердловым и председателем Уральского Совета А.Г.Белобородовым. Казнь царской семьи была осуществлена по постановлению Уральского Совета, а вот было ли оно оформлением указаний Кремля, или уральцы действовали на свой страх и риск, И.С.Сергеев установить не успел. Найденные им телеграммы были написаны цифровым кодом, ключа к которому он не нашел.

Расшифрованные Соколовым телеграммы показали, что Москва, как минимум, согласилась с инициативой уральских товарищей.

Первоначально кремлевские мечтатели планировали провести публичный суд над царем, почему же они переменили это решение? Такие вопросы Соколова не интересовали. Более того, он не допускал самой их постановки. В теорию "еврейского заговора" не укладывались возможные разногласия в Кремле или Екатеринбурге, или трения между ними. Вопрос о степени виновности отдельных лиц - на месте и в центре - тоже отпадал. Само собой разумелось, что главные виновники - евреи; значит, все замешанные неевреи - лишь орудие в их руках или подставные фигуры, призванные закамуфлировать еврейский характер преступления.

Идеологию такого "расследования" с лукавой прямотой изложил Дитерихс:

"Когда совершается какое-либо событие, в котором участвуют евреи, или хотя бы один еврей, то психология народных масс всегда обобщает их участие и относит события к разряду совершенных будто бы всем еврейским народом. В поступках и деяниях одного еврея виновным считается весь еврейский народ. Народная масса не способна пока проводить грани между Янкелем, старьевщиком в Теофиполе, и Янкелем Свердловым, председателем ЦИКа в Москве; между Исааком Юровским, часовщиком в Харбине, и Янкелем Юровским, руководителем идейного преступления в Ипатьевском доме [где содержалась и была расстреляна царская семья], между Рубинштейном, гением музыкального мира, и Бронштейном [Троцким], гением кровавых социалистических операций. Для толпы, да и для значительной части интеллигентной общественной массы, всякое зло, творимое при участии того или другого Янкеля или Лейбы, исчерпывается нарицательным определением - еврей... Следовательно, преступления Бронштейна, Голощекина, Янкеля, Сруля суть преступления евреев, еврейского народа. Еврей один никогда не действует, за одним, кто бы он ни был, всегда стоят все другие евреи, весь народ. Такова психология масс. Это первая роковая историческая ошибка, осложняющая соответственное разрешение "еврейского вопроса". (Дитерихс, т. 1, стр. 325-326).

Приписывая концепцию коллективной еврейской вины "психологии народных масс", Дитерихс как бы дает понять, что сам-то он выше этих предубеждений. Но в этом и состоит нехитрое генеральское лукавство. Ибо тут же выясняется, что он полностью солидарен с толпой: "В существовании такого исключительного явления для еврейского народа повинны больше всего сами представители этого племени". (Там же, стр. 326).

В таком духе генерал рассуждает на сотнях страниц своего труда. В книгу переносятся все антисемитские мифы, когда-либо появлявшиеся в истории, - эрудиция в этом вопросе у генерала обширная. Особенно пространно он рассуждает о деле Бейлиса (чует кошка, чье мясо съела!). По его логике, существенно не то, совершают ли евреи ритуальные убийства, а то, что "народная масса" верит в такие преступления. То есть Дитерихс опять прикрывается народными массами, с которыми он вроде бы не совсем согласен, но и не так, чтобы очень не согласен.

"Евреи, говорят, страшная мировая сила. Их расовая энергия, выносливость, живучесть и стойкость побеждали и побеждают все те невероятные гонения, притеснения и истребления, которым наполнена история этого народа со времен египетского плена. Нынешнему еврейскому народу приписывают сосредоточение в своих руках колоссальных материальных богатств во всем мире. Ему придают исключительное влияние на политические и особенно социальные мировые вопросы. Еврейского народа и связанного с ним еврейского вопроса боятся и, вместе с тем, ненавидят и презирают, как боятся и презирают скверную, грязную болезнь". (Дитерихс, т I, стр. 321).

Генеральские потуги на то, чтобы отмежеваться от "народного" антисемитизма перекрываются энергией ненависти, достигающей высокого пафоса:

"Шайка циммервальдовских революционеров Израиля почувствовала себя полными, свободными и всесильными хозяевами водворения в России царства религии Лжи, опыта, неудавшегося их племенным предкам в Израиле. Начался тот неудержимый разгром жизни былой могучей и сильной духом страны, который поверг ее в современное притупленное, придушенное состояние. Началась та бесконечная Вальпургиева ночь, пляска диких и сатанинских социалистических экспериментов, которая бросила обезумевших и изголодавшихся людей в погоне за куском хлеба в кровавую Антихристову борьбу: брата на брата, отца на сына, сына на мать и матери на дочь. И в триумфе своей победы, упиваясь успехом, вдохновители изуверы готовы крикнуть России: "Мы распяли вашу Россию, мы распяли вашу идеологию..." (Дитерихс, I, стр. 388).

Понятно, что если с переходом следствия в руки Дитерихса и Соколова начался поиск евреев, то они были найдены.

Между тем, как правильно указал Старынкевич, ни одного достоверного, юридически доказанного факта причастности евреев к расстрелу царской семьи, выявлено не было. Было доподлинно установлено только то, что Яков Юровский, комендант Дома особого назначения и командир расстрельной команды, был еврейского происхождения, но еще в 1904 году, находясь в Германии, он принял лютеранство, после чего, по российским законам, евреем быть перестал.

Были ли среди руководителей Уральского совдепа другие лица иудейского исповедания или происхождения? Первый вопрос лишен смысла, так как все большевики были атеистами, независимо от того, отказывались ли они официально от своей веры или нет. Что же касается еврейского происхождения руководителей Совдепа, то оно достоверно было установлено только в отношении Юровского. Главой совдепа, игравшего в нем первую скрипку, был Александр Белобородов. Все три автора первых трех книг признали его русским, зато отобрали у него первую скрипку. Белобородова они превращают в подставную фигуру, за чьей спиной орудует шайка евреев во главе с Голощекиным.

Ну, а какими сведениями о Голощекине располагало следствие? Почти никакими. Вся тройка провозгласила его главным вершителем воли Кремля и, разумеется, евреем. Именно он ездил за инструкциями в Москву, он железной рукой провел их в жизнь в Екатеринбурге, а затем вернулся в Москву с отчетом о проделанной работе. Дитерихс об этом сообщает такие леденящие подробности: "головы членов царской семьи и убитых вместе с ними приближенных были заспиртованы в трех доставленных в лес железных бочках, упакованы в деревянные ящики и отвезены Исааком Голощекиным в Москву Янкелю Свердлову, в качестве безусловного подтверждения, что указания изуверов центра в точности выполнены изуверами на месте". (Дитерихс, т. I, стр. 273-274). Впоследствии сага о "заспиртованных головах" нашла дальнейшее развитие, описывались даже тайные религиозные церемонии в Кремле, с еврейскими молитвами, танцами и песнопениями вокруг этих голов!

Более осмотрительный Соколов таких сказок не рассказывает, однако дух его сочинения тот же. Но вот неувязка: Соколов называет Голощекина Шаей, Дитерихс Исааком, а у Уилтона он - Исай Исаакович. Между тем, в советских источниках, включая 3-е издание Большой Советской Энциклопедии, где расшифрованы все партийные клички и псевдонимы, Голощекин назван Филиппом Исаевичем. Израильский исследователь Михаил Хейфец направил об этом запрос в издательство "Советская Энциклопедия" и получил ответ:

"К сожалению, редакция не располагает сведениями о другом имени и отчестве Голощекина Ф.И.Нами сделан запрос в Центральный государственный архив Октябрьской революции. В случае положительного ответа Вам будут сообщены полученные сведения". (Михаил Хейфец. Цареубийство в 1918 году, Книготоварищество Москва-Иерусалим, 1991, стр. 232). Никаких дополнительных сведений, по крайней мере, до выхода книги, М.Хейфец не получил.

Правда, современный прокурор-криминалист В.Н.Соловьев считает, что Голощекин был евреем и звали его Исааком. Но документы, на основании которых сделан этот вывод, не опубликованы, так что его трудно признать окончательным. В любом случае, выясненное в 1998 году не могло быть известно в 1918-м. Для того, чтобы записать Голощекина в евреи, было достаточно показания одного случайного свидетеля, который мельком встречал Голощекина и, по его собственным словам, ничего о нем не знал.

Таким же образом в евреи были зачислены Дидковский, Сафаров, Войков, Сыромолотов, Чуцкаев и другие уральские комиссары.

Аналогично тройка Дитерихса решила запутанный вопрос о взаимоотношениях Урала и центра. Большевистский ЦК тогда далеко еще не консолидировал власть, да и сам он был расколот после заключения Брестского мира. Только угрозой уйти в отставку Ленин заставил "левых коммунистов" смириться с подписанием мирного договора с Германией, но сам прослыл либералом и оппортунистом, что сказалось и на судьбе царской семьи.

Временное правительство отправило семью в Тобольск, где ее и застал октябрьский переворот. Весной 1918 года, опасаясь, что царь сбежит и станет знаменем контрреволюции, Москва решила перебазировать его и семью в более надежное место, но не на Урал, так как уральские большевики были известны своими "левацкими" загибами и стремлением расправиться с царем. В Тобольск, для вывоза семьи в европейскую Россию в обход Екатеринбурга, был направлен весьма решительный комиссар В.В.Яковлев (Мячин). Кремль наделил его чрезвычайными полномочиями и выдал мандат за подписью Ленина и Свердлова, в котором предписывалось оказывать ему всяческое содействие. Но уральские товарищи плевали на мандат. Они легли костьми, но заставили Москву согласиться на перемещение узников именно в Екатеринбург, под их опеку. Правда, взамен они должны были поручиться, что не допустят самосуда.

Москва, разумеется, не намеревалась оставить царя в живых, но хотела оформить казнь "Николая кровавого" судебным приговором. Из спектакля предполагалось извлечь огромный пропагандистский эффект. Участь царя, видимо, разделила бы и царица. Детей же Москва планировала обменять на своих германских единомышленников Карла Либкнехта и Розу Люксенбург или же просто продать. Называлась даже цена выкупа: триста миллионов золотых рублей.

Эти планы были порушены быстро ухудшавшейся военно-политической обстановкой. Белые успешно наступали на востоке, Екатеринбург оказался под угрозой. А в Москве произошел "мятеж" левых эсеров, начавшийся убийством германского посла Мирбаха с целью сорвать Брестский мир. Германия предъявила ультиматум, потребовав пропустить в столицу немецкий батальон для охраны посольства. В июле 1918 года у большевиков земля горела под ногами. Ни одно место, куда еще можно было переправить царскую семьи из Екатеринбурга, не казалось надежным. В таких условиях Москва и дала согласие на расстрел бывшего царя, чего екатеринбургские головорезы жаждали с самого начала. Санкционировал ли Кремль ликвидацию всех обитателей Дома особого назначения, или только одного Николая, остается неясным до сих пор.

Однако признание за Екатеринбургом хоть какой-то доли самостоятельности подорвало бы версию еврейского заговора, выраженную формулой Дитерихса: "указания изуверов центра в точности выполнены изуверами на месте". Поэтому такая самостоятельность исключалась.

Тут, однако, возникает, казалось бы, непреодолимая трудность. Ведь по этой версии главным "изувером" должен считаться глава большевистской власти Владимир Ульянов-Ленин - потомственный русский дворянин! "Открытие" того, что Ленин "четверть-еврей", - приобретение новейшего времени. (См.: Вл. Солоухин. При свете дня. Москва, 1992). Ни Соколов, ни Дитерихс, ни Уилтон до этого не додумались. Но с Лениным они поступают так же, как с Белобородовым: отнимают у него первую скрипку. "Ленин не управлял. Советской системой руководили другие люди", уверенно писал Роберт Уилтон (Уилтон, стр. 26). Отдельную главу, под выразительным названием "Красный кайзер", он отвел Янкелю Свердлову.

Для пущей убедительности, в подтверждение "еврейского" характера убийства приводятся "каббалистические знаки" и две заключительные строки из стихотворения Генриха Гейне "Валтасар", обнаруженные на стене ипатьевского подвала: "Belsatzar ward in selbiger Nacht/ Von seinen Knechten umgebracht". В переводе (М. Михайлова) эти строки звучит так: "В ту ночь, как теплилась заря, / Рабы зарезали царя".

И эти строки, и "знаки" обнаружил и приобщил к делу И.А.Сергеев, не придавая им никакого "сакрального" смысла. Зато под пером Уилтона "знаки" стали "каббалистическими", хотя ни один знаток каббалы не мог их расшифровать. Скорее всего, эти загогулины были пробой пера перед тем, как сделать немецкую надпись.

Каков же ее смысл?

Стихотворение Гейне написано на библейский сюжет из книги пророка Даниила, относящейся к эпохе вавилонского плена. В плен большую часть еврейского населения Иудеи увел великий завоеватель Навуходоносор. Однако к пленникам он относился с уважением: не притеснял их, разрешал исповедовать свою веру, почитал Бога Иегову, и Бог был к нему милостив. Иначе повел себя после воцарения сын Навуходоносора Валтасар. Одержимый непомерной гордыней, он надругался над святынями и бросил вызов самому Богу, за что тот его покарал.

В библейское сказание Гейне внес дополнительный смысл. Валтасар не просто "убит", как сказано у пророка Даниила, а убит своими рабами. В стихотворении есть и такие строки: "Хвастливый дух в нем рос. Он пил / И дерзко божество хулил./ И чем наглей была хула, / Тем громче рабская хвала". И вот эти самые холопы, которые подначивали царя на богохульство, прирезали его, как только он оказался бессилен.

Мог ли эту надпись оставить на стене соучастник преступления, радующийся тому, что еврейский Бог отомщен? Такое допущение может явиться только в помутненном сознании антисемита, который во всем отыскивает скрытые еврейские козни. У Дитерихса степень помутнения доходит до того, что он полагает, будто строки "еврейского" поэта Гейне написаны на языке идиш! Поражает уровень генеральского невежества. Еврейское происхождение Гейне затмило в его сознании то, что этот немецкий национальный поэт писал по-немецки. Для Дитерихса эти две строки - одно из самых существенных доказательств "еврейского" характера преступления. Генерал не понял, что тот, кто начертал их на стене подвала, клеймил преступников, а не ликовал вместе с ними.

Кто же это мог быть?

Человек этот должен был хорошо владеть немецким языком (в надписи нет ни одной ошибки) и знать немецкую поэзию. Эти простые соображения сужают поиск "подозреваемого" фактически до одного лица - австрийского военнопленного Рудольфа Лахера, который оставил и свой автограф в том же подвале: "Rudolf Lacher Y. T. K. Jager. Trient". (Эту подробность сохранил для истории тот же пунктуальный И.С.Сергеев). Рудольфа Лахера имеет в виду и Дитерихс, когда упоминает о пленном австрийце "Адольфе", который прислуживал Юровскому и его заместителю Никулину. В ночь расстрела Лахер, скорее всего, находился в ипатьевском доме или где-то рядом. После того, как отгремели выстрелы и грузовик с убийцами и телами убитых выехал со двора, Лахер мог войти в подвал; под впечатлением увиденного он мог вспомнить стихотворение Гейне.

Заставив и эту надпись и даже "каббалистические" знаки работать на версию "еврейского заговора", Дитерихс и его сподвижники только еще раз показали ее неосновательность. Прочное здание не нуждалось бы в таких подпорках.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЦАРСКОГО ДЕЛА

Хотя большевистские власти сразу же после расправы над узниками Дома особого назначения широко оповестили о казни Николая ""Кровавого", а позднее признали и то, что вместе с ним были убиты все члены его семьи, они не афишировали подробностей злодеяния. И в Советском Союзе в течение десятилетий не замечалось сколько-нибудь значительного интереса к тому, что же произошло с семьей последнего царя. Однако с начала 70-х годов, по мере роста разочарования в коммунистической идеологии, число желавших узнать подробности о екатеринбургской трагедии росло с каждым годом. Дом особого назначения, в котором размещался партийный архив, превратился в место паломничества: каждый приезжавший в Свердловск старался в нем побывать. Власти обеспокоились. В 1977 году, по приказу Первого секретаря Свердловского обкома партии Б.Н.Ельцина, получившего указание из Москвы, Ипатьевский дом сравняли с землей. Но интерес к судьбе Николая от этого не уменьшился.

В числе любопытных были два друга - московский кинорежиссер Гелий Рябов и свердловский геолог Александр Авдонин. Они собирали труднодоступную литературу о гибели царской семьи, познакомились с сыном командира расстрельной команды Якова Юровского, у которого хранилось письмо-завещание отца с подробными сведениями о захоронении тел.

В 1979 году Рябов и Авдонин, руководствуясь указаниями Юровского, отыскали место захоронения девяти тел (два тела, как явствовало из завещания, были сожжены). Более десяти лет друзья хранили тайну о своей открытии. Сообщили они о нем уже в обстановке гласности и перестройки.

Наконец-то за дело смогли взяться профессионалы. Археологи и судебно-медицинские эксперты, историки и архивисты, математики и биологи, дантисты и генетики, специалисты из Екатеринбурга, Москвы, Великобритании, Соединенных Штатов ринулись изучать "екатеринбургские останки".

Тут же началось перетягивание каната между Екатеринбургом и Москвой. Как в 1918 году столица Красного Урала отказывалась уступить царскую семью Москве, так и в 90-е годы Екатеринбург отказывался уступить ее прах. Трагедия повторялась в виде фарса.

Соответственно и участники исследований - российские и иностранные - разделились на два враждующих клана. Сторонники Екатеринбурга уличали в ошибках, методических просчетах, недостаточной компетенции и неэтичном поведении сторонников Москвы, а те, соответственно, наоборот.

Но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что в обеих группах работали специалисты мирового класса, и существенных научных разногласий между ними не было. За несколько лет первоначальные предположения Рябова и Авдонина были полностью подтверждены, многократно перепроверены, уточнены десятками разных методов: от судебно-медицинских и молекулярно-генетических до математико-статистических. Сомнительной оставалась идентификация одного женского скелета, хотя не было сомнений, что он принадлежит одной из младших дочерей царя: либо 17-летней Анастасии (а в числе двух сожженных трупов, наряду с царевичем Алексеем была Мария) либо 19-летней Марии (а сожжена была Анастасия). Во всем остальном разногласий не было: найденные останки действительно принадлежат Николаю, его жене, их трем дочерям и погибшим вместе с ними доктору Боткину, фрейлине Демидовой, повару Харитонову, камердинеру Труппу.

Сенсационные открытия, сопровождаемые скандалами, привлекали обостренный интерес публики. Этим пользовались ритуалисты, наполнявшие красно-коричневые издания своими "открытиями" и сенсациями. Они не соглашались с выводами ученых, настаивая на том, что найдены "не те" кости, чем искусственно подогревали интерес к проблеме. Под сурдинку в сознание обывателя внедрялась "ритуальная" отрава. Как писала публицистка "Известий" Элла Максимова, "параллельно с работой в лабораториях и архивах шло нагнетание страстей в прессе и эфире. В выступлениях ученых и неученых мужей нет новых фактов, находок, состоят они преимущественно из вопросов, рассчитанных на вселение в граждан подозрений. Что говорить, сам институт судебного следствия у нас скомпрометирован, а фальсификация истории вошла в набор типовых принципов власти. Но какая корысть усматривается в деле о царских останках? Не подпитывают ли гласы общественности совсем иные мотивы? Неутоленное честолюбие, обида - почему не меня, тоже специалиста, не позвали, обошли? Или мракобесные слухи о заспиртованных головах Романовых в кремлевских тайниках? Поступили ведь к [прокурору Генеральной прокуратуры В.Н.] Соловьеву и такие заявления, да на официальных бланках с печатями" ("Известия", 1994, 6 апреля).

Что же это за официальные бланки? Увы, осведомленная журналистка обрывает себя на полуслове. Не вытравленная с советских времен привычка к умолчаниям, дабы не пугать цензуру. (Государственной цензуры давно нет, но живуч внутренний цензор!)

Однако договорить недоговоренное Э.Максимовой не трудно. Очень и очень многие лица и организации "патриотического" толка воспользовались понятным общественным интересом к "царскому делу" для дальнейшего нагнетания ритуальных и иных мифов.

В 1995 году президент Ельцин создал правительственную комиссию во главе с вице-премьером Ю.Яровым для "окончательной" идентификации останков и их захоронения. Но работа комиссии была парализована более двух лет - не в последнюю очередь из-за того, что Священный синод Русской православной церкви требовал от нее официально "подтвердить или опровергнуть ритуальный характер убийства".

С мертвой точки работа комиссии сдвинулась только в декабре 1997 года, когда Ельцин поставил во главе ее другого вице-премьера, молодого и считавшегося наиболее либеральным реформатором Бориса Немцова, поручив ему энергично взяться за дело, чтобы похороны могли состояться 17 июля, в 80-ю годовщину убийства. Правда, по некоторым данным, инициатива исходила от самого Немцова, которого проблемой цареубийства и екатеринбургских останков заинтересовал его советник Виктор Аксючиц, "монархист умеренных национал-патриотических взглядов", как его характеризует авторитетная организация по изучению экстремистских движений в России "Панорама". (А. Верховский, Е.Михайлова, В.Прибыловский. Политическая ксенофобия. Радикальные группы-Представления политиков-Роль церкви. М., ООО "Панорама", 1999, стр. 87). В вопросе о "ритуальном характере убийства" либеральный реформатор Немцов не усмотрел никакой неловкости, заявив, что считает его столь же законным и уместным, как и любой другой. Так российское правительство дало официальную санкцию на превращение ритуального каннибализма евреев из средневекового мифа в предмет серьезной озабоченности государственной власти. Кажется, это произошло впервые со времен рескрипта Николая I по Велижскому делу.

К счастью, в Генеральной прокуратуре "царское дело" попало в руки непредвзятого прокурора-криминалиста В.Н.Соловьева. Он пришел к следующему выводу:

"Мотивы такого решения [об убийстве царской семьи] носили политический характер и никак не были связаны с какими-либо религиозными тайными культами. Среди большевиков, принимавших такое решение, лица еврейского происхождения находились в меньшинстве: из 5 членов Президиума Уралсовета 1 еврей, из 6 членов коллегии Уральской областной Чрезвычайной комиссии 2 еврея. ...Среди них не было ни одного человека, активно участвовавшего до и после революции в каких-либо религиозных организациях. Можно с уверенностью сказать, что все участники решения о расстреле царской семьи, в том числе и в Кремле, как и исполнители приговора, были людьми нерелигиозными. Принятие решения о расстреле царской семьи не было связано с какими-либо религиозными или мистическими мотивами. Его определило в основном настроение руководства и широких масс Урала, а поводом стало обострение военной обстановки и близость падения Екатеринбурга" ("Московские новости", 1998, # 8, 1-8 марта, стр. 2).

Убедительно? Далеко не для всех.

"Работа комиссии вызывала раздражение черносотенных, ультранационалистических кругов. Проведенные исследования ставят под сомнение (только под сомнение?! - С.Р.) привлекательную для них версию "ритуального убийства" - царя-де убили евреи согласно своим тайным обрядам. Примечательна резолюция, которую принял III съезд Союза православных братств: выводы комиссии были названы "подлогом" - "для того, чтобы скрыть ритуальный характер преступления" ("Московские новости", 1998, # 8, 1-8 марта).

Правда, после встречи Немцова с патриархом Алексием II "появилась абсолютная уверенность, что с идентификацией больше проблем нет - под Екатеринбургом найдены останки царя, его близких" (Элла Максимова. Кого будем хоронить. "Известия", 3 марта 1998).

Окончательное решение должно было быть принято на заседании правительства в пятницу 27 февраля 1998. А утром того же дня в Свято-Даниловском монастыре состоялось заседание Священного Синода, который не признал "екатеринбургские останки" царскими, хотя и согласился с тем, что эти безымянные останки "принадлежат жертвам богоборческой власти", предложив провести безотлагательное погребение их в символической могиле". Синод заявил, что "церковь сомневается в их принадлежности и, дабы не смущать паству, не ввергать в поклонение ложным останкам, считает нужным поместить кости в склепе ... поверх земли, чтобы были доступны для будущих исследований". (Максимова, там же; Верховский и др., стр. 88).

Заседание правительства, вместо одного, длилось три с половиной часа. А потом к представителям прессы вышли растерянный Немцов и уверенный митрополит Ювеналий. Оба с торжеством сообщили, что решение о том, чтобы произвести погребение останков 17 июля 1998 года, было единодушным.

Более определенно на вопрос о том, что происходило на заседании, ответил журналистам прокурор-криминалист В.Н.Соловьев:

"Повторю за Виктором Степановичем Черномырдиным - [заседание началось] с полной неожиданности в виде решения Синода... Наступила не то, что общая растерянность, но удивление и недоумение: как поступить дальше? Ведь без участия церкви царских похорон быть не может. За кого она будет молиться?" (Максимова. Там же).

Страсти вокруг перезахоронения "екатеринбургских останков" кипели до последнего дня. Дошло до того, что некий Артур Елисеев, бывший милиционер, засел в Петропавловском соборе с взрывчаткой и угрожал взорвать его в знак протеста против предстоявшего захоронения. Террориста удалось обезоружить и отправить на психиатрическую экспертизу.

По постановлению Синода, патриарх отказался от участия в похоронах, и то же было рекомендовано всем епископам. Правда, в качестве компромисса, рядовым священникам не запретили отпевать "екатеринбургские останки", а некоторым даже рекомендовали, хотя на крестных ходах и собраниях по случаю 130-й годовщины со дня рождения Николая II национал-патриоты требовали, чтобы патриарх запретил участвовать в похоронах кому-либо из духовенства.

Устроенный патриотами афронт настолько смутил президента Ельцина, что он тоже решил не появляться на похоронах. Это вызвало цепную реакцию отказов со стороны высших чиновников и депутатов. Но в последний момент Ельцин все-таки приехал, отозвавшись на страстный призыв всеми почитаемого академика Д.С.Лихачева.

Похороны состоялись, но были крайне двусмысленными. С одной стороны, останкам вроде бы отдавались царские почести, с другой стороны - не отдавались. Патриарх Алексий II в церемонии не участвовал, а участвовавшие священники в своих молитвах не называли имен тех, кого хоронили. "Екатеринбургским останкам" было отказано лежать в традиционной усыпальнице Романовых в Петербургском Петропавловском соборе. Их поместили в боковом притворе собора.

Только наивные люди могут думать, что решения Синода и другие маневры церковных кругов продиктованы стремлением "не смущать паству". Как раз напротив: их цель - продолжать "смущать" людей, продолжать держать руку на пульсе все еще горячего "царского дела", не дать затухнуть слухам и пересудам о ритуальном характере цареубийства.

Не следует упускать из виду и более широкого контекста, в особенности становящейся все более вероятной канонизации Русской православной церковью Николая II - по примеру Зарубежной церкви, и, соответственно, поклонения мощам, то есть останкам. Но кому в нынешней России нужны мощи царя Николая, "убиенного от большевиков"? Во всяком случае, не руководству церкви, в котором доминируют недавние агенты влияния и просто агенты КГБ. Такая "святость" последнего русского царя способна только рассорить церковь с компартией России - стратегическим и часто тактическим союзником патриотов православно-монархического толка.

Как говорит глава компартии Геннадий Зюганов, "все большее значение в духовной жизни российского общества приобретает религиозный фактор". Коммунистический вождь призывает церковь и общество "отразить духовную агрессию заморских проповедников и тоталитарных сект, мутным потоком обрушившихся на Россию". Зюганову, как заправскому патриоту, всюду мерещатся внутренние и внешние враги, объединившиеся в "стремлении лишить Святую Русь ее духовного богатства, оторвать русский народ от его исконных святынь". Особенно его пугают "соблазны экуменизма, стремящегося растворить Православие в "плавильном котле" единой "мировой религии", грозят Русской Церкви тяжелыми внутренними потрясениями". (цит. по: А.Верховский и др. стр. 85). Как ни странно выглядит забота о православии со стороны "богоборческой" (в прошлом) компартии, сегодня опора красных на православно-монархическую и черносотенную идеологию нисколько не удивляет. Святой Николай II нужен сегодняшним патриотам как "убиенный от жидов", а не от большевиков! И можно не сомневаться, что если бы прокурор-криминалист В.Н.Соловьев не отмел столь решительно ритуальную версию убийства царской семьи, а оставил бы для нее хотя бы крохотную лазейку, Священный синод с готовностью согласился бы с идентификацией "екатеринбургских останков", патриарх без колебаний возглавил бы службу в Петропавловском соборе, и "убиенный от жидов" государь император, возможно, уже был бы канонизирован. К религии все это отношения не имеет. Это политика. Это манипулирование симпатиями и антипатиями миллионов людей (а теперь это избиратели!), чье естественное сочувствие к трагической судьбе царской семьи современные фашисты стремятся трансформировать в свой политический капитал. Тот же Олег Платонов пишет о "ритуальном убийстве Николая II" как об установленном факте. (Платонов-1, стр. 346).

Олег Платонов - не одинокий стрелок, донкихотски воюющий с ветряными мельницами мирового еврейского сатанизма. Свои "изыскания" он публикует в толстенных томах - по восемьсот и более страниц большого формата, причем около половины каждого тома занимают перепечатанные тексты "классики" антисемитизма. Тома издаются в твердых кожаных переплетах, на бумаге самого высокого качества, с цветными иллюстрациями. Продаются они по демпинговым ценам - ниже стоимости бумаги, на которой напечатаны. Независимо от тиража они окупиться не могут. За последние годы, в погоне за антисемитскими материалами, Олег Платонов объездил весь мир. Только в Соединенных Штатах, по его словам, он побывал семь раз, месяцами колеся по стране, работая в архивах и библиотеках ведущих исследовательских центров и университетов. Кто-то за это платит. Несмотря на тяжелый финансовый кризис в России есть спонсоры, готовые оплачивать распространение кровавого навета.

И вот уже Юрий Власов - в прошлом прославленный спортсмен, а в последние годы видный политик национал-патриотического толка - несет миру благую весь о "ритуальном убийстве" самой России евреями, ставящими золотой памятник покровительствующему им Борису Ельцину. А под пером одного из ведущих идеологов красно-коричневого альянса Александра Проханова президент США Клинтон "ритуально" бомбит Ирак и Югославию, то есть страны с профашистскими режимами.

"Слово П[роханова], и художественное, и публицистическое, всегда сочно, образно, напористо и остро" ("Русские писатели. XX век. Биобиблиографический словарь. Под редакцией Н.Н.Скатова, Москва, "Просвещение", 1998, стр. 238). С этим трудно не согласиться. Чего нет в художественном и публицистическом творчестве Проханова, так это здравого смысла, терпимости, и хотя бы малейшего стремления к правде3.

В годы "застоя" этот "соловей генштаба" воспевал самые гнусные оргии агонизировавшего советского режима: войны в Афганистане, Эфиопии, Никарагуа. Оказавшись на стороне проигравших все эти грязные войны, он не складывает оружия. Он рвется к реваншу. И у него немало союзников, от полоумных генералов с депутатскими мандатами, которые, потрясая кулаками, грозят отправить на тот свет всех "жидов", до губернаторов, устраивающих крестовые походы против "сионистов" и "кавказцев" в масштабах своих губерний; от самых радикальных коммунистов, требующих импичмента президента Ельцина за покровительство евреям, "организовавшим геноцид русского народа", до священнослужителей, отказывающихся признать "екатеринбургские останки" тем, что они есть.

* * *

"Если долго и много занимаешься всемирною историею, то иногда невольно приходит мысль, что история человечества есть отчасти история обитателей сумасшедшего дома, отчасти же история разбойничьей шайки", писал более ста лет назад Д.А.Хвольсон (Хвольсон-1, стр. 225).

Если это горькое обобщение может показаться чрезмерным, то не по отношению к постсоветской России4.

Национал-патриоты составляют в России не маргинальные группы, как их американские коллеги. Здесь с фашистами тоже хватает забот. Они могут взорвать правительственное здание, протащить несколько миль по асфальту привязанного к машине "ниггера", пустить автоматную очередь в еврейских детей, застрелить почтальона-филиппинца. От них можно ждать еще много бед, но не перемены государственного строя. На это у них нет силенок. Хотя одну из своих книг Олег Платонов посвятил скорой гибели Америки - от сатанинско-еврейского заговора, (О. Платонов. Почему погибнет Америка. Тайное мировое правительство. Москва, Русский вестник, 1999), нам как-то не страшно. Мы знаем, что у американской демократии большой запас прочности.

В России политическое влияние фашиствующих группировок многократно превосходит влияние скомпрометированных неумелыми действиями и погрязших в коррупции "демократов". К счастью, у российских красно-коричневых нет единого лидера, они разделены на партии и группы, и усилия объединить их в монолитную организацию пока не приводят к успеху. Однако они крепки своей верой в конечную победу дела Крушевана, Лютостанского, Розанова, Платонова, Проханова и других героев этого неожиданно разросшегося повествования.

Сбудутся ли их чаяния? Я надеюсь, что нет. Но уверенности не имею. Сопротивление либеральной части общества антисемитизму и ксенофобии в современной России совершенно неадекватно той опасности, какая от них исходит5.

Кровавый навет, которому посвящены эти очерки, - лишь один из многих антисемитских мифов - наиболее злобный, шокирующий и нелепый. Если даже этот миф столь широко эксплуатируется нацистскими идеологами в современной России, то что говорить о других, не столь одиозных? По данным последнего опроса общественного мнения в России, проведенного Антидиффамационной лигой, антисемитские взгляды и настроения разделяют 44 процента населения. Это довольно устойчивая цифра, близкая к данным профессионально проведенных опросов прошлых лет (например, 43 процента, по опросу 1992 года в Москве).

Сколько раз цивилизованный мир обжигался на слишком оптимистической уверенности в том, что "колесо истории невозможно повернуть вспять". Увы, возможно. Оседлав кровавый навет и другие антисемитские мифы, русский фашизм уверенно въезжает в третье тысячелетие.

3 По поводу выхода в свет биобиблиографического Словаря "Русские писатели XX века" академик Д. С. Лихачев сказал следующее: "Это возмутительно - это проникновение самых низких воззрений в науку! К тому же я вижу тут хитро задуманный план, ведь в словаре помещены статьи Павловского, Лаврова и других хороших литературоведов - рядом с никуда не годными и просто позорными статьями. Беда в том, что отдельные статьи можно уничтожить, а такое издание - нет, его уже очень трудно вытолкнуть из справочной литературы. Им будут пользоваться поколения, и оно способно принести огромный вред". Однако возмущение покойного академика разделяли лишь немногие российские литераторы. "Когда меня попросили собрать мнения наших писателей о словаре для антифашистского журнала "Барьер", впечатление у меня сложилось неожиданно грустное. Кому-то это показалось не стоящим внимания, кто-то сам писал статьи для словаря, кто-то откровенно не хотел ссориться с могущественным директором Пушкинского Дома" (Т. Вольтская. Все дело в молодости. "Персона", 1999, # 10, стр. 23). Таким образом, если не всем, то большинству в России "все до лампочки". Нет более благоприятной почвы для прорастания ненависти и фашизма. - С.Р.

4 О том, как глубоко в российские массы проникла ритуальная - и вообще антисемитская - индокринация, говорят сообщения из Израиля, куда из России и других стран СНГ в качестве родственников евреев или по фальшивым документам приезжает все больше неевреев. В Израиле серьезно обеспокоены тем, что среди этой категории иммигрантов широко распространены антисемитские настроения. Сообщается, что при посещении Музея диаспоры группа недавно прибывших репатриантов заявила: "всем известно, что ваша маца делается из нашей христианской крови". - С.Р.

5 Может быть, наиболее ясным подтверждением этому служит "всенародная" поддержка новой войны в Чечне, которая разразилась уже после того, как эти очерки были написаны. - С.Р.

 

 

 

Комментарии

Очень интересный материал!

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки