В эпоху развитого социализма. Крышечка синяя – простокваша, крышечка зеленая – кефир…

Крышечка синяя – простокваша, крышечка зеленая – кефир, а белая – молоко. Были еще бутылки с непонятными красными в полоску крышечками, но память не сохранила, потому что редко покупал я эти бутылки. Семья наша вела молочный образ жизни. Как к священному обряду относились вечерний стакан кефира. Отец пил, размешивая кефир с сахаром. Поэтому кефира покупали много и часто. Только бабушка не пила кефир. Она пила чай и кушала черный хлеб, густо смазанный гусиным смальцем. В эти годы я впервые задумался о смерти. Мне так было жаль бабушку, жаль, что она скоро умрет, а я останусь один. Поэтому я придумал и предложил ей пить кефир, а я кефир пить не буду. Тогда она помолодеет, а я стану стареньким, и мы будем вместе жить. Моя милая бабушка не согласилась пить кефир.

С кефиром и молоком была связана одна неприятная обязанность. Молочные продукты мы покупали с сестрой по очереди. И бутылки молока необходимо было мыть. Молоко было жирное. На стенках оставался жир, и приходилось долго драить бутылку ершиком. Потом молоко стало прозрачным, и проблема была решена без ершика. Молоко покупалось в магазине, который находился прямо в доме. Жители знали график привоза молока и к приезду машины выстраивались в очередь. Я стоял в очереди, а рядом был отдел, торговавший вином. Каких только бутылок с дешевым грузинским вином там ни было. Но приходившие рабочие с соседнего завода покупали почему-то в основном водку.

Рабочие пили водку не отходя далеко от магазина, а мы с мальчишками собирали пустые бутылки и тут же сдавали их в магазин. Конфеты барбарис были достойной наградой за труд собрать бутылки под кустами. В дни получки и аванса пьющих под кустиками было особенно много. Как раз напротив нашего дома был маленький скверик. Крошечный скверик, но там было несколько лавочек, которые оккупировали рабочие. Почему я говорю рабочие, ведь тогда только начали появляться на заводах раздевалки, а до того рабочие шли на заводы прямо в ватниках зимой и в робах летом. Грязные ватники пачкали людей, когда рабочие ехали в автобусе. Любимой шуткой пролетариата было прижаться к женщине в чистом пальто.

Этих сквериков было много в моем детстве. Они заменяли жителям домов сиденье на лавочках около своих домов. Два скверика были чуть подальше у железной дороги – один с одной стороны путей, а второй с противоположной. Эти пара чахлых деревцев и скамеечки. На скамеечках постоянно сидели люди. В один прекрасный миг люди исчезли. Лавочки еще какое-то время стояли, а люди перестали сидеть.

Самое волшебное место был сад имени Первого мая. Я не говорю про аттракционы – все эти качели, карусели, петли Нестерова и прочие радости. В глубине парка стоял маленький двухэтажный домик с колоннами. На втором этаже располагалась библиотека и большая терраса. На террасе сидели старички читали газеты, взятые тут же в библиотеке, и играли в шахматы. Как здорово сидеть на террасе и читать! А еще можно было взять книги! Я мечтал, что вырасту и буду приходить читать только здесь. Увы, когда я вырос, то чтение в этом домике прекратилось, и там построили комнату кривых зеркал. Позднее в перестройку там открыли зал игральных автоматов. Но это уже для моих детей. Летняя площадка, на которой проходили концерты и крутили кино. Как много фильмов там увидено, как много музыки услышано было.

Площадок в городе было мало, да и расположение парка было идеальное – рядом жд вокзал и гостиница. Так что приезжавшим артистам не приходилось далеко ходить. Тем более, в гостинице был ресторан с чудесной кухней. Да и филармония находилась от этой гостиницы недалеко. Так что артисты могли дать концерт в филармонии и на открытой площадке. Позднее в городе построили летний кинотеатр, но с крышей без отопления. Мальчишкой я знал график показа фильмов по городу. В каком кинотеатре они шли первыми, а потом через неделю перекочевывали в другие. И уже последним экраном шли во всяких клубах. Родители работали на тонкосуконном комбинате, а потому новости кино в клубе текстильщиков мне приносили они.

В клубе была библиотека, которую я посещал. Директор библиотеки и библиотекарша были хорошими знакомыми моих родителей, поэтому книги из подсобки всегда попадали ко мне без проблем. Ах, этот Майн Рид, Жюль Верн, Фенимор Купер, Брет Гарт. Самое интересное, что в детстве я мог пересказывать страницами полюбившиеся романы, чем снискал славу в пионерском лагере, когда объявляли отбой и я еще долго повествовал о подвигах Чингачгуков и прочих героев. А потом как отрезало. И когда в зрелые годы я взял книгу Майн Рида, то оказалось, что я полностью забыл ее.

Мир моего детства стремительно сузился и умер в течение моей школьной жизни. Я жил в старом районе города, застроенного в основном одноэтажными домами. Демонстрации проходили мимо маленького памятника Ленину по улице имени Ленина. Драматический театр и филармония были в 2-х шагах от моего дома. Парк, вокзал и привокзальный базар. А еще был парк Ленина, который тихо помер. И базар около больницы.

Ах, этот больничный базар. Там в магазине, в котором продавали косы и грабли, пахло кожей от висевших хомутов, среди соломы под ногами я увидел свой первый перочинный ножик. Простой ножик с одним лезвием. Он стоил всего 20 копеек. Такими обзавелись все мальчики из класса, а я был последним, приобщенным к этим ножам. Как здорово было на перемене играть в ножички. А еще увлекательная жостка. Это кусочек кроличьей шкурки, к которой был прикреплен кусок свинца. Свинец приносил мне отец с работы, и я снабжал своих друзей этим богатством. Эту жостку били внутренней частью стопы, как говорили, набивать жостку. Были рекордсмены, набивавшие по 1000 раз. К моему счастью, на деньги в школе не играли, и я прошел мимо этого соблазна.

Так заканчивалась моя начальная школа в нашем городке.