На второй день после операции по поводу катаракты Якову Григорьевичу разрешили вставать. После завтрака он неуверенно вышел из палаты, присел на свободный стул. Рядом сидели такие же, как он, больные отделения глазной хирургии. Постепенно от насущной тематики, связанной с болезнями и операциями, перешли на обычные разговоры «за жизнь». Беседа текла неспешно, спокойно.
Вдруг Якову Григорьевичу стало трудно дышать. Пытаясь сохранить внешнее спокойствие, он направился в палату, но, не успев там дойти до своей кровати, упал в проходе и потерял сознание. Дежурный врач-офтальмолог безуспешно пытался справиться с ситуацией, потом вызвал хирурга, который предположил тромбоз лёгочной артерии. Все неотложные мероприятия эффекта не давали, и о происшедшем сообщили близким родственникам.
Жена, дочь и зять Якова Григорьевича Борис, сменяя друг друга, находились рядом с ним.
– Какая может быть связь между операцией на глазу и тромбозом лёгочной артерии? – осторожно спросил у врача Борис.
– Причин может быть много. Случается, что организм неадекватно реагирует на любое оперативное вмешательство, особенно у пожилых людей.
Ночью, так и не придя в сознание, Яков Григорьевич умер.
Прошло пятнадцать лет. Борис сидел около кровати своего отца, накануне перенесшего сложную урологическую операцию. Двое соседей по тесной палате отправились на прогулку в скверик около больничного корпуса. Отец, отдыхая, лежал с закрытыми глазами, и они тихо переговаривались. Потом он задремал. В углу у окна посапывал третий сосед, Виктор Петрович, которого прооперировали на день раньше отца. До операций они успели познакомиться, у них оказалось много общего – оба инженеры-механики, работали в близких отраслях, нашлись интересные темы разговоров.
Бориса впервые за два дня охватило чувство покоя. Наблюдая в окне палаты красный закат, он расслабленно подумал: «Наверное, завтра будет ветреный день. Лишь бы не было дождя – только вчера машину помыл. Да и легче будет ехать по сухой дороге».
Вдруг Виктор Петрович захрапел. «Говорят, нехорошо так крепко спать на закате» – подумал Борис. Но через мгновение он понял, что храп этот ему не нравится, звуки какие-то неестественные. Подойдя к его кровати, Борис увидел, что лицо и шея Виктора Петровича стали синюшного цвета, а звуки больше похожи на свистящие хрипы. В памяти мгновенно всплыли обстоятельства умирания Якова Григорьевича.
Борис выбежал в коридор и попросил медсестру позвать дежурного врача. Та, не торопясь, зашла в палату сама, посмотрела на Виктора Петровича и сказала: «Зачем врача беспокоить? Ну, заснул человек, ослаб после операции, бывает». Борис взволнованно настаивал. Сестра рассердилась – Вы врач? Нет? Так не отвлекайте доктора – и ушла.
Борис бросился в ординаторскую. Дежурный врач, миловидная молодая женщина с выбивающейся из-под белой шапочки русой прядью, доброжелательно взглянула на него и спросила: «Вы что-то хотели?». Борис сбивчиво попытался объяснить. Врач отнеслась к его рассказу серьёзнее, чем сестра, взяла тонометр, пошла вместе с Борисом в палату и начала измерять Виктору Петровичу давление. Но все её последующие действия были настолько неуверенными, что Борис набрался смелости и спросил:
– Вам не кажется, что нужно немедленно вызвать завотделением?
– Арнольда Михайловича сейчас нет в больнице, он проводит лекцию в студенческом общежитии. Я попробую туда позвонить и попрошу позвать его к телефону, – растерянно сказала она.
– А где это общежитие?
– Здесь недалеко, на этой же улице, в трёх кварталах от больницы.
– Нельзя терять времени. Пока вы будете объяснять дежурной, пока она подойдёт в красный уголок, если вообще захочет оставить свой пост, пройдёт время, а у нас его нет. Говорите номер дома, я сам поеду за ним, это будет быстрее.
Борис выбежал на улицу и, впервые в жизни не прогрев мотор своей любимой машины, дал полный газ. Остановившись около общежития, он буквально влетел в вестибюль и, не реагируя на попытки дежурной его остановить, бросил: «Где красный уголок? Быстро покажите, человек умирает!»
Распахнув дверь, Борис крикнул: «Арнольд Михайлович, на выход! В вашем отделении умирает больной!»
Нужно отдать должное опытному доктору – он на полуслове прервал своё выступление, схватил куртку и выбежал в коридор. Борис на ходу рассказал, что произошло, и высказал своё предположение о диагнозе.
– Вы врач? – спросил Арнольд Михайлович.
– Нет, но на моих глазах так умирал тесть. Такая же синюшность, хрипы и общее состояние.
Вбежав в палату, Арнольд Михайлович мгновенно оценил ситуацию.
– Ему необходим кислород, но сеть в палаты не подведена. Перекладывать на носилки нельзя. Хорошо бы перенести его вместе с кроватью в единственную палату, в которую сейчас подведен кислород, но санитарка и сестра не справятся.
– Берём кровать вдвоём.
– Боюсь, не получится, её придётся поднимать вместе с ним над тремя остальными кроватями. Не сможем…
– Должны смочь, иначе он умрёт!..
Ни до, ни после этого случая Борис, который совсем не был атлетом, не поднимал такую тяжесть. По-видимому, сказалось состояние аффекта – они вдвоём подняли кровать вместе с хрипящим больным, перенесли через две другие, опустили на пол и бегом покатили по коридору.
Через несколько минут вдыхания кислорода синюшность на лице Виктора Петровича уменьшилась. Но врача это не успокоило.
– Необходимо ввести в вену (он назвал сильнодействующее лекарство, растворяющее тромбы), но у нас его сейчас нет, это не наш урологический профиль. Завтра утром через главврача можно будет его получить, но это будет слишком поздно.
– А где оно может быть сейчас? – спросил Борис.
– В реанимационном отделении кардиоцентра.
– Звоните туда, представьтесь, объясните ситуацию, я поеду за ним.
– Лекарства не имеют права отдавать на сторону.
– Просите, умоляйте, обещайте завтра утром вернуть.
Пожав плечами, Арнольд Михайлович неуверенно позвонил. Как и следовало ожидать, ему отказали. Но он просил, настаивал, взывал к врачебной солидарности, его голос становился уверенным и убедительным. Наконец, он положил трубку и сказал:
– Дежурный врач сказала, что посмотрит, сколько у них ампул. Если есть три, она нам одну даст с условием возврата завтра до 12 часов. Но у неё могут быть неприятности.
Борис выбежал к машине и помчался. Так быстро он, опытный водитель, в городе до этого не ездил никогда. На его счастье, поздним вечером на улицах было мало транспорта, а главное – не встретился автоинспектор.
Подъехав на полной скорости к входу в здание кардиоцентра, он стал звонить у запертой двери. Звук звонка внутри вестибюля был слышен, но никто на него не реагировал. Было ясно, что либо вахтёра на первом этаже нет, либо он уже спит. Минуты тянулись нестерпимо долго. Борис нашёл на газоне недалеко от двери камешки и стал кидать их в стекло окна на втором этаже. После нескольких бросков окно приоткрылось:
– Ты што фулюганишь? Счас милицию вызову!
– Вызовите немедленно дежурного врача. Я приехал за… – и тут Борис сообразил, что не следует говорить о цели приезда кому попало. – Она меня ждёт, скажите, что с ней недавно говорили по телефону!
На препирательство уходило драгоценное время, но Борис старался сдерживать эмоции. Наконец, дверь открылась, и он, не тратя времени на вызов лифта, побежал по лестнице на третий этаж. Над одной из выходящих в коридор дверей светилось стекло. Борис рывком отворил её:
– Мне нужен дежурный врач. Я из урологии, приехал за ампулами.
– Нам оставили только две ампулы. Ночь впереди, скорая может привезти двоих, которым понадобится тромболитик, поэтому отдать не могу. Я сказала об этом вашему врачу.
– Привезут ли вам двоих, неизвестно, а у нас человек умирает сейчас. Вы же врач, да ещё и женщина, проявите сострадание, пожалуйста!
– Вы на жалость не давите. Если нам привезут двоих, я окажусь в том же положении, что и ваш врач, но вдобавок получу серьёзные неприятности. Не толкайте меня на это!
Потом Борис сам не смог бы вспомнить, какие он нашёл доводы, какими словами упросил эту уставшую немолодую женщину, но лекарство она дала. Обратно он уже так не мчался, опасаясь, чтобы с ампулой ничего не случилось.
После введения лекарства состояние Виктора Петровича не изменилось. Измотанные Арнольд Михайлович и Борис впервые за всё время зашли в ординаторскую, откинулись на спинки стульев и молча выкурили по сигарете. Потом врач сказал: «Мы сделали всё что могли. Если он до завтра доживёт, сделают рентген и будут реанимировать».
Наутро, идя по коридору к отцу, Борис прошёл мимо палаты, куда они вчера привезли Виктора Петровича. Кровать была пуста. Проходившая мимо сестра, увидев лицо Бориса, сказала: «Это Вы вчера вместе с Арнольдом Михайловичем спасали этого больного? Жив он, жив, не беспокойтесь, его перевели в реанимацию».
Отец встретил Бориса улыбкой и сказал: «Слышал я о вчерашнем. Тут уже все об этом говорят. Молодец!»
После утреннего обхода Арнольд Михайлович пригласил Бориса в свой кабинет, запер дверь и вынул из нижнего ящика стола бутылку армянского коньяка. Выпили по рюмке, закурили, минуту помолчали. Потом врач сказал: «Извините, мне нужно в операционную. В моей достаточно долгой врачебной практике такого случая не было. Надеюсь, он выживет. Но если бы не вы, его уже не было. Спасибо вам!» – и крепко пожал руку.
Виктор Петрович выжил, но ещё долго оставался в больнице. После выписки он дважды побывал у отца Бориса, они подолгу разговаривали, «вспоминали минувшие дни». В первый приезд, дождавшись прихода Бориса, Виктор Петрович молча приобнял его за плечи и тихо сказал: «Много слов говорить не буду. Вы мой спаситель! Спасибо!»
Больше они не встречались.
Добавить комментарий