«Это не способ - другим не советую!»
Этот очерк, как уже следует из заглавия, является продолжением темы «Есенин-Маяковский». Начало этой темы было положено двумя предыдущими очерками. Поскольку со времени их публикации прошло уже довольно много времени (такова журнальная жизнь!), могу только порекомендовать уважаемому читателю для сохранения цельности восприятия - просмотреть начало этой серии.
А сейчас продолжим:
Во второй половине 1923 года Есенин вернулся из заграницы, вернулся с основательно разрушенной психикой. Отсюда и множество противоречий в его стихах, отсюда и маятник настроений - от полной умиротворенности до вспышек бешеной ярости.
«...Я вам не кенар!
Я поэт!
Я не чета каким-то там Демьянам.
Пускай бываю иногда я пьяным,
Зато в глазах моих
Прозрений дивный свет....»
И рядом:
«....На кой мне черт, что я поэт!..
И без меня в достатке дряни.
Пускай я сдохну, только... нет,
Не ставьте памятник в Рязани!»
Это просто удивительно, с какой детской обидой он пишет, вот например, это:
«...Я из Москвы надолго убежал:
С милицией я ладить не в сноровке.
За всякий мой пивной скандал
Они меня держали
В тигулевке...»
А выручал его оттуда (в общей сложности на Есенина было заведено в разное время 13 уголовных дел) все тот же Яков Блюмкин. Еврей Блюмкин выручал и, кажется, нежно любил антисемита Есенина. Впрочем, антисемитом он был только по пьяни, но не в стихах. (А вот “по пьяни” - там уже доставалось не только евреям, но и большевикам, и кому угодно.) Между ним и Блюмкиным бывали и ссоры - однажды Блюмкин даже гонялся за Есениным с пистолетом, не поделили женщину.
В эти годы Есенин совершает несколько поездок на Кавказ. Во время одной из поездок на глазах у всех он бросился в большой резервуар с нефтью - вытащили, отмыли. Но что это было...?
Летом 1925 года Блюмкин возит его по Азербайджану, иногда уверяя, что это уже Персия (Иран). В результате этих поездок рождается великолепный цикл стихов «Персидские мотивы».
«Тихий вечер. Вечер сине-хмурый.
Я смотрю широкими глазами.
В Персии такие ж точно куры,
Как у нас в соломенной Рязани.
Тот же месяц, только чуть пошире,
Чуть желтее и с другого края,
Мы с тобою любим в этом мире
Одинаково со всеми, дорогая.»
(Небольшое замечание, это уже от моей вредности. Я долго не мог понять, что-то меня здесь смущало, но что...? Потом вдруг сообразил: речь, несомненно идет о позднем вечере, а вечером куры уже спят!!!)
И здесь же, во время этой поездки, Есенин заболевает тяжелым воспалением легких с кровохарканьем, другой диагноз - туберкулез. Возвращается в Москву в плохом состоянии. Дело близится к развязке. Уже написан страшный «Черный человек»:
«Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ночи маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек
Черный, черный!
-Слушай, слушай,
Бормочет он мне,
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силой,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милой...
...-Слушай, слушай!
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится.
-Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.......
...-Черный человек!
Ты прескверный гость.
Это слава давно
Про тебя разносится.
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу...
Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И разбитое зеркало...»
Внизу дата: 14 ноября 1925. Жить ему оставалось месяц и десять дней.
Эту сцену с «черным человеком» Есенин неоднократно репетировал. Несколько раз друзья заставали его в цилиндре и с тростью, разговаривавшим со своим отражением в зеркале. Настораживает и другое: все чаще Есенин говорит, что не может объяснить те приступы ярости, которые накатывают на него и приводят к скандалам. «Эдгар По, - шутит он, - в таких случаях разносил весь дом в щепки!» Он действительно серьезно болен.
Стараниями Софьи Толстой его помещают на лечение в психиатрическую клинику к профессору Ганушкину. 23 декабря он оттуда самовольно уходит, снимает со сберкнижки все деньги, аннулирует все доверенности на получение гонораров и уезжает в Ленинград. Единственная женщина, к которой он заходит перед отъездом, это Анна Изряднова. - Помните? -Первая жена Есенина. Там рвет и сжигает старые рукописи.
Что он задумал, так и осталось неизвестным. Есенин снимает номер в гостинице «Англетер», просит своего друга Эрлиха переночевать в его номере. Днем они с Эрлихом ездят по городу, а в середине дня собираются с несколькими знакомыми в «Англетере». Есенин ругается : «Какая гадкая гостинница, даже чернила высохли! Вот, что пришлось сделать!» - и показывает руку с тремя порезами.
-Ты что, не мог до утра подождать? - Я вам не какой-нибудь бухгалтер! Я не могу до утра ждать!
Дает листок Эрлиху: «На, дома прочтешь!» Расходятся часов в шесть. В девять Есенин спускается к портье и просит, чтобы его не беспокоили.
Утром к нему стучатся, но все уже кончено. Он выполнил то, что обещал многажды:
«...Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть...»
«...Скоро, скоро часы деревянные
Прохрипят мой двеннадцатый час...»
«...В этом мире я только прохожий....»
«...Скоро мне без листвы холодеть,
Звоном звезд насыпая уши.
Не меня будут юноши петь,
Не меня будут старцы слушать...»
И в заключение — стихи, написанные собственной кровью, которые Есенин передал Эрлиху в последний вечер.
«До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди!
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей.
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.»
Но дальше пусть говорит В.В. Маяковский:
«Вы ушли,
как говорится,
в мир иной.
Пустота...
Летите, в звёзды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка.
В горле
горе комом —
не смешок.
Вижу —
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
— Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли!
Дать, чтоб щёки
заливал
смертельный мел!
Ведь вы ж
такое
загибать умели,
чего никто
на свете
не умел...
...Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в «Англетере»,
вены
резать
не было б причины....
...Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.»
В похоронах Есенина участвовало огромное число москвичей при общем ощущении закономерности такого грустного конца и исчерпанности «миссии». Вот четверостишие Иосифа Уткина:
«Бунтующий и шалый,
Ты выкипел до дна.
Кому нужны бокалы
- Бокалы без вина!?»
Кто же он был на самом деле?
-Пастушок с дудочкой? -Охальник и скандалист? -Вечный недоросль? Вопросы, вопросы...
В рассказе о Маяковском мы остановились на его «тучных годах». Соответственно времени менялся и внешний вид Маяковского. То ли карбонарий, то ли итальянский мафиози в 1911-12 годах, желтая кофта и блестящий цилиндр (все очень дешевое) во времена футуристов. Лиля заставила вставить новые зубы (представьте, вместо передних зубов - дыра!), появились новые, с иголочки, костюмы, и в 25-е годы постепенно он приобрел такой облик, как на его памятнике.
Вот так и сложился тот образ Маяковского, который запечатлелся в памяти современников и в памяти последующих поколений - гигант, громогласный, цельнометаллический трибун, воплощение силы и бескомпромиссности.(«Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо... Я подниму, как большевистский партбилет, все сто томов моих партийных книжек!»)
Каким же он был не на трибуне? Я прочел десятки воспоминаний о Маяковском. Надо помнить, что все они были напечатаны в советское время и проходили цензуру, чтоб, не дай бог, не бросить тень на памятник. И все же каждому, кто писал воспоминания, было тесно в этой монументальности, каждому хотелось дать хоть одну живую черточку. И вот из всего этого складывается образ очень непохожий на бронзовый монумент.
Лиля Брик, отзываясь о нем, говорила, что это был «гиперболический» человек - все у него должно было быть гиперболическое: гиперболическая любовь, гиперболическое несчастье. Вот задержится кто-нибудь, с кем договаривались играть в карты, все - «я никому не нужен», не позвонит девушка - «никто меня не любит». Странно узнавать, что этот гигант чего-то не умел (очень плохо плавал, любил петь, но был абсолютно лишен музыкального слуха), часто болел, а каждый грипп у него превращался в трагедию. Панически боялся всяческих микробов, не прикасался к лестничным перилам, хранящим следы множества ладоней, разработал специальный способ пить пиво, держа кружку левой рукой, уверяя, что к этому месту кружки ничьи губы не прикасались. Был страстный игрок, готовый играть во что угодно, но обязательно на ставку, хоть какую-нибудь. (Н. Брюханенко рассказывает, как Маяковский заставил ее играть в карты с условием: «если выигрываете вы, я вам покупаю шоколад, а если выигрываю я - вы моете мою кисточку для бритья»). И самое главное - ВВМ страдал чудовищными перепадами настроения. В хорошие минуты он был сама заботливость и обаяние, а через десять минут мог стать грубым и невыносимым, изводя всех в периоды депрессий разговорами о самоубийстве.
Естественно, жить с таким человеком было невозможно, и, видимо, поэтому ни одна из его женщин не соглашалась выйти за него замуж (ни Татьяна Яковлева, ни Вероника Полонская, ни Элли Джонс). Поэтому следует сказать спасибо Брикам, которые создали для него хотя бы некоторое подобие семьи. Лиля к этим перепадам относилась спокойно: «Володе пострадать полезно. Вот он немного помучается - зато напишет хорошие стихи».
Депрессия сильно обострилась в начале 1930 года, ему бы лечиться, но тогда это болезнью не считалось. Кроме отношений с женщинами были и сопутствующие обстоятельства. Пиком популярности и успеха Маяковского, видимо, следует считать 1927 год (празднование десятилетия революции). А к 30-му году обстановка в стране сильно изменилась. Выстраивалась «вертикаль власти».Уже отправлен в ссылку, а затем выслан из СССР Троцкий, утонул (или убит?) один из почитателей Маяковского, секретарь Троцкого Склянский. Смещены Луначарский, Бухарин. Великий учитель уже сказал «пойдешь налево, придешь направо». Журнал Маяковского «Леф» («Левый фронт») срочно пришлось переделывать в «Реф», что тоже не помогло. Провалилась постановка пьесы Маяковского «Баня» (При читке пьесы Мейерхольд стоял на коленях: «Гений, Шекспир, Гоголь!»), а критика пьесу, где коммунизм отодвинут в далекое будущее, разгромила, да и публика приняла очень прохладно. В феврале Маяковский был приглашен в Большой театр читать поэму «Ленин», Политбюро аплодировало, а на выставку «20 лет работы» никто «из бород» (выражение Маяковского), то есть из начальства, не пришел.
Отказано в визе в Париж, а Брики уехали в Германию. Тут необходим некий комментарий. Во время последней поездки у Маяковского разыгрался бурный роман с Татьяной Яковлевой, которая не спешила принять предложение ВВМ о замужестве, несмотря на его «угрозы»:
«Я все равно,
тебя
когда-нибудь возьму
-одну
или вдвоем с Парижем.»
Вот власти и решили, а что если «возьмет вместе с Парижем», да и останется там? Пусть уж лучше поскучает дома!
Органически не выносящий одиночества, Маяковский бросился за утешением к другой женщине, актрисе В.В.Полонской
Разругался, практически, со всеми друзьями (Пастернак, Шкловский). Вдруг, неожиданно, оставил созданный им «Реф» и вступил в «РАПП» (Российская Ассоциация Пролетарских Писателей). Те, скривив губу, пожурив за непролетарское происхождение, приняли, но друзья по «Лефу» и «Рефу», Асеев, Кирсанов, восприняли это как предательство. Очень неудачно прошла встреча со студентами Плехановки.
Исход всем известен: «Это не метод, другим не советую».
«Море уходит вспять,
Море уходит спать...
Как говорят, инцидент исперчен.
Любовная лодка разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете
И некчему перечень
Взаимных болей, бед и обид.»
Хоронили Маяковского «при огромном стеченьи народа» (Высоцкий). Так в России хоронили всего трех поэтов - Есенина, Маяковского и самого Высоцкого.
Все права на литературное наследие, согласно предсмертной записке, были переданы Лиле Брик, у которой с сестрой поэта, Людмилой, разгорелась целая война. Других наследников у Маяковского не осталось.
Хотя нет... Еще в советское время Виктор Шкловский писал:
«Только бродит слабенькая версия.
Слухов пыль дорожную крутя,
Будто где-то, где-то, в дальней Мексике
От него затеряно дитя.»
Уже здесь, в Америке, я узнал, что это не миф, что была Элли Джонс и ее (их) дочь Патриция, в замужестве - Патриция Томпсон, профессор одного из Нью-Йоркских университетов. Своих детей у нее не было. Умерла в 2016 году.
Ну, вот и все... Отшумели, отгудели... Но если из поэзии Маяковского история сохранит хотя бы одну сотую часть, то и тогда, по этой части, будет видно, какая это была громадина и какой след в поэзии он оставил.
Из 27 человек, подписавших в «Правде» некролог Маяковскому, позже были растреляны 11. Слава Маяковского, видимо, спасла Бриков, а его самого, скорее всего, спасла собственная смерть.
Уже в наше время родились легенды о убийстве агентами ЧК и одного, и другого. Лично я в эти легенды не верю абсолютно, но вы, читатели, можете думать по-другому. В конечном счете, истинно то, во что веришь!
Более пятидесяти лет причина смерти Есенина не ставилась под сомнение ни современниками, ни последующими исследователями его творчества. Но вот в 1985-91 годах появились статьи бывшего следователя Э.Хлысталова, который по посмертным фотографиям сделал заключение о его насильственной смерти. И понеслось...
В телесериале о Есенине, там, где его роль играет Безруков, организатором убийства называется Троцкий, а исполнителем Я. Блюмкин. Конечно, Блюмкин, если бы ему это приказали, приказ бы выполнил. Но все дело в том, что не было его в России в это время, он сопровождал экспедицию Рериха в Гималаях. А Троцкий...
Недавно мне попалась биография Есенина, где я прочел: «В последние годы жизни Есенин активно выступал против еврейского засилья в России. Затравленный еврейскими большевиками, поставленный в невыносимые условия существования, русский поэт погиб при невыясненных обстоятельствах.»
- Все ясно или что-то нужно объяснять еще?
Итак, Есенин был «затравлен еврейскими большевиками». Тогда еще одна цитата. Это из статьи, написанной Львом Давидовичем Троцким и посвященной смерти поэта:
«Мы потеряли Есенина - такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом, - может быть, со всеми нами. Поразительны по нежности и мягкости эти его последние строки! Умер поэт. Да здравствует поэзия! Сорвалось в обрыв незащищенное человеческое дитя».
Как-то не верится, что эти строки написал заметающий следы убийца (или вдохновитель убийства) поэта. Политика - дело хитрое, и я не большой поклонник Л.Д.Троцкого, но никто же его за язык не тянул!
А вот цитата из другого большевика, Николая Ивановича Бухарина:
«Есенин представляет собой самые отрицательные черты русской деревни и так называемого «национального характера»: мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще.»
Цитаты не противоречат друг другу, они просто говорят о разных вещах, Троцкий - о поэзии, а Бухарин - о поэте.
Ну, а что потом? Один «враг народа» оценивает Есенина со знаком плюс, другой - со знаком минус, а плюс и минус, как говорится, «взаимно уничтожаются». Вопреки ходячему сейчас мнению, Есенин не был запрещенным при советской власти поэтом. Его книги не изымали из библиотек, за чтение его стихов не сажали в тюрьму, его просто не печатали, а старые издания быстро ветшали и приходили в негодность.
А петь Есенина не возбранялось:
«Выткался над озером алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари,
Где-то стонет иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется, на душе светло.»
Помните, откуда? - Старый кинофильм «Дело Румянцева» (1955 г.).
А вот еще:
«Клен ты мой опавший, клен заледенелый,
Что стоишь качаясь под метелью белой?
Или что увидел, или что услышал,
Или за деревню погулять ты вышел.
И как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.
Да и сам я нынче что-то стал нестойкий-
Не дойду до дома с дружеской попойки.
Там увидел вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.
И утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку.»
Или знаменитое:
«Не жалею, не зову не плачу,
Все уйдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.»
Самыми верными хранителями есенинской лирики стали, как это ни странно, представители блатного мира. Вопреки расхожему мнению, блатняк ничего не может создать сам. Это почти по Ленину - рабочий класс не может сам выработать свое классовое сознание, его вносит извне интеллигенция. Это теперь стараниями интеллигенции возник целый жанр приблатненной поэзии, «русский шансон», а тогда почти единственным, что своим надрывом, некоторой взвинченностью, эдакой тоской по загубленной жизни, благостно ложащимися на блатную душу, были стихи Есенина. Да к тому же все они великолепно укладывались в три-четыре гитарных аккорда.
«Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.»
Еще нелепее измышления по поводу «убийства» Маяковского. Был тяжелый разговор с Вероникой Полонской. Она спешила - опаздывала в театр, он ей дал денег на такси. Полонская не успела добежать до выходной двери в коридоре, как прозвучал выстрел. Видимо, убийца прятался под кроватью и дожидался момента!
Предсмертная записка была написана за два дня до того: «Всем. В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сестры и товарищи, простите - это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет. Лиля - люби меня.Товарищ правительство, моя семья - это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо...»
Такое не придумаешь!
Убивали его по-другому. Убивали школьным преподаванием, убивали посмертной славой - «...был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей социалистической эпохи.»
А Есенина убивали незамечанием!
И молчанием...
Комментарии
С нетерпением ждал
С нетерпением ждал продолжения и не ошибся! Автор растет над собой с каждым новым эссе. Жду нового!
Эта часть мне особенно
Эта часть мне особенно понравилась. Громадное спасибо автору, что написал, редакции, что опубликовала. Давно не получала такого удовольствия от чтения стихов будто бы всем известных поэтов! И трогательно, и лирично, и информативно!
Буду ждать следующих публикаций этого автора.
Добавить комментарий