Во Флоренции, этой колыбели итальянского Возрождения, мне пришлось побывать дважды. Из всех итальянских городов, мною виденных, он понравился мне с первого взгляда. Не буду, однако, описывать все его сокровища, это дело искусствоведов, а ограничусь чисто бытовыми впечатлениями, отчасти связанными с русскими людьми, отчасти с историей города и отчасти с искусством.
В 1961 году я остановился во Флоренции всего на два дня и настолько полюбил ее, что в 1963 провел там почти три недели. Остановился я не в отеле, а в частной квартире, где хозяева англичане сдавали комнаты отдельным туристам. Квартира находилась в центральной части города, около монастыря Сан-Марко.
Неподалеку было большое здание Оспедале дельи Инноченти - приют для сирот и подкидышей, которых, видимо, немало было в этом городе. Обратил я внимание и на улицу Виа деи серви, улицу монахов сервитов, то есть слуг.
Этот монашеский орден поставил себе задачей убирать и хоронить трупы умерших от бубонной чумы и других эпидемий, свирепствовавших в Европе в Средние века и в эпоху Возрождения. Конечно, монахи заражались и гибли, в то время как аристократы и богатеи запиралась в своих замках и там шел пир во время чумы.
Десятилетия спустя, после катастрофы Мирового торгового центра в Нью-Йорке, я подумал: а ведь сотни нью-йоркских полицейских и пожарных, бросавшихся спасать жертв этого террористического акта, были такими же сервитами, шедшими на верную гибель. Полной противоположностью деятельности сервитов можно считать такой факт, что на стене палаццо Синьория в пятнадцатом веке висел ящик для доносов.
Религиозный фанатизм бушевал в те времена, вспомним монаха Савонаролу, поднявшего восстание против семьи Медичи, меценатов, сыгравших громадную роль в итальянском искусстве. Доносы, конечно, писались во все времена и у всех народов, но ящик для них существовал, думаю, только во Флоренции
Распорядок моего дня был таков: утром - музеи, легкий обед, затем живопись. Со своим этюдником я забирался на колокольню, где открывался роскошный вид на весь город на все четыре стороны.
Вечером я ужинал в ресторане, рисовал и записывал свои впечатления. Говоря о ресторанах, скажу, что обедал всегда легко и сразу же нашел маленькую столовку, где за триста лир /пятьдесят сольди, по тому времени/ можно было получить тарелку спагетти и куриную ножку, и дешево и сердито.
На второй день, однако, произошел конфуз. Ко мне подошла подавальщица и объяснила мне, что это столовка для местных рабочих по низким ценам и туристы закусывать эдесь не имеют права. Я, конечно, был очень смущен, извинился, приложив руку к сердцу в доказательство, что я не жулик, и с позором удалился.
Чаще всего я посещал галерею Уффици и там однажды увидел группу советских туристов. Их легко было распознать не только по одежде, но и по фотоаппаратам в дешевых кожаных футлярах. Гидом их был очень пожилой господин, по речи очень интеллигентный человек, объяснявший им достоинства картины Боттичелли "Рождение Венеры". Подойти к ним я не решился, сочтут за провокацию.
На следующий день, сидя в кафе, я вдруг увидел этого старого гида, но без туристов, встал и представился ему, сказав, что слушал его объяснения в Уффици. “Оболенский", - ответил он мне, протянув руку. Он оказался старым эмигрантом, проживающим с женой в старческом доме в Турине; когда в Италию изредка приезжают советские туристы, его, знатока живописи, вызывают быть их гидом.
Из разговора с ним я узнал, что его сын работает в Государственном департаменте, в Вашингтоне, но редко ему пишет. "Постарайтесь найти его и передайте, что жду от него вестей”,- попросил он меня.
Помнится, я через знакомых передал эту просьбу и впоследствии узнал, что сын пригласил отца в Америку, где тот и закончил свои дни. В другом музее, в палаццо Питти, среди множества полотен, изображавших мускулистых апостолов и святых кисти Луки Джиордано, я вдруг увидел нечто знакомое, то был портрет бородатого мужчины явно русского типа. И действительно, изображен был некто по имени Иванович Чемоданов. Автор портрета - голландский художник Сустерман, семнадцатого века.
Скорее всего, Иванович Чемоданов был купцом, членом торговой делегации, посланной в Италию царем Алексеем Михайловичем. Фамилия Чемоданов заинтересовала меня своей необычностью. Скорее всего это слово татарского происхождения, так как ни на одном из известных мне европейских языков ничего похожего нет. По-французски чемодан – вализ, по-итальянски – валиджи, по-испански - малета, по-немецки - коффер, по-английски - сюткейз.
Как не вспомнить тут Маршака:"Дама сдавала в багаж диван, чемодан, саквояж... " Какая чудная смесь французского с татарским!
Помимо князя Оболенского, я встретил во Флоренции еще одного русского. В Париже, где я остановился перед отъездом во Флоренцию, мне дали адрес православного священника отца Саввы Тищенко, сказав, что он очень интересный человек. В прошлом царский офицер, принявший сан священника, он был выслан из Парижа за свой острый язык во Флоренцию, где русских людей уже почти не было. И, действительно, весь его приход состоял из двух старушек и греческого мальчика. Пожилой уже человек, отец Савва оказался очень разговорчивым.
Когда я ему сказал, что собираюсь посетить Грецию, он ответил: "Имейте в виду, что древних греков давно уже нет, осталась гнусная смесь турок и болгар”. В разговоре я упомянул профессора Федора Степуна, лекцию которого о Достоевском я в свое время слушал в послевоенном Мюнхене. В газете было недавно сказано, что у него скончалась жена. "Царство ей небесное, ”- ответил отец Савва, но кто же теперь будет завивать ему кудри? Ведь жена ему всегда перед лекцией щипцами завивала на затылке волосы".
Я начал понимать, почему отца Савву выслали из Парижа. Наконец, я сказал ему, что знаком с художником Федором Рожанковским, женатым на дочери писателя Георгия Федотова, автора книги "Новый град". “Да, Федотов, Бердяев, все они – бомбометатели хотят Россию разрушить". На все эти слова я решил не отвечать, да он и не ожидал моих комментариев, ему надо было просто высказаться.
За несколько дней до отъезда я узнал, что в городе состоится средневековый футбольный матч, и решил посмотреть, что это такое. На одной из площадей устроили футбольное поле, причем ворота были в ширину всего поля. Церемония началась с того, что на поле вывели корову, в венке из цветов на рогах - приз победившей команде.
За нею появились всадники в рыцарских доспехах, потомки местной аристократии. За ними шли представители города и, наконец, сами футболисты, прихожане двух церквей – Санта-Мария Новелла и Санта Кроче.
Когда началась игра, я понял, что это смесь еропейского футбола и американского, то есть бьют ногой, но и хватают руками, бросают, и, главное, игроки сбивают друг друга с ног. Минут через пять на поле началась свалка и драка, перешедшая к болельщикам, а к ним присоединилась еще группа солдат. Я решил не ждать конца этого побоища и ушел.
Мне сказали потом, что выиграла команда церкви Санта-Мария Новелла. Так во Флоренции высокое искусство и духовные ценности сочетались с низменными инстинктами и поистине плебейскими вкусами, как, конечно, и во всех других городах мира.
Но над всем этим сияло солнце Тосканы, зеленели ее холмы. На одном из них стояла вилла Ла Пьетра, где в свое время бывал Рафаэль и другие художники. Это великолепное прошлое города перевешивает все его недостатки.
Комментарии
Ну уж если «глазами русского»
Ну уж если «глазами русского», то хотя бы первый абзац должен быть без ошибок, а то «с русский людьми», «отчасти с искусствам»...
Спасибо - описки устраняем
Спасибо, что указали на некоторые описки в тексте нашего старейшего автора Сергея Львовича Голлербаха, которому 1 ноября 2019 года исполнится 96 лет. Сергей Львович бодр и молод душой, к сожалению, зрение его подводит. Мне приходится много возиться с присланными рукописями. Пишите, если заметили ошибки во всех наших публикациях, будем исправлять. Мы за грамотность.
Добавить комментарий