Afanasiy_Fet_v_molodosti.jpg
Афанасий Фет в молодости
Есть стихи, которые всегда с нами. Казалось бы, Фет вошел в историю как поэт чистого искусства, эстет, стихотворец для «избранных», в отличие от «простонародного» Некрасова. А ведь как западают с детства в душу два его четверостишия – сама простота:
Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далеких
Одинокий бег.
По своей дурацкой привычке, задумалась: что это – двусложник? трехсложник? По напевности очень походит на трехсложник. Но нет, проверила – трехстопный хорей, с изысканным чередованием ударных и безударных слогов. Простота на поверку не так уж и проста.
Почему я вдруг о Фете? На днях посмотрела на канале КУЛЬТУРА программу Игоря Волгина «Игра в бисер», где в кругу специалистов обсуждаются разные, вошедшие в классический фонд книги.
В этот раз почему-то был Афанасий Фет. Очень странный выбор для сегодняшнего дня, начиненного войной, когда все мы следим за новостями на ютубе, слышим новые «страшные» истории про убитых и раненых, следим за политиками и лидерами стран, один из которых, развязавший эту самоубийственную войну и ставший символом всемирного зла, по несчастью, является российским президентом.
И тут – Фет. С другой стороны, нельзя жить только войной. Хочется как-то отвлечься от страшной и безумной реальности, уйти в сторону поэзии, красоты, вольных проявлений человеческого духа.
И в этом случае Фет вне конкуренции.
Очень кстати можно вспомнить гениальное, на мой взгляд, рассуждение Достоевского, касающееся восприятия поэзии Фета в разные времена – бурные и спокойные. Во время катастрофических событий – Федор Михайлович приводит в пример Лиссабонское землетрясение – такой поэт воспринимается как предатель, его всенародно казнят на центральной площади. Очень часто цитату на этом обрывают, но у Достоевского есть продолжение. Он пишет, что на следующий день после Лиссабонского землетрясения поэту поставили бы памятник. Такая вот удивительная дихотомия.
А что, если мы представим, что это «наваждение» прекратилось, что ядерный удар не состоялся или был предотвращен, что диктатор и его режим остались в прошлом?
Тогда легко, с чистым сердцем, можно говорить о поэзии Фета. Попробуем?
Глубоко мною уважаемый Николай Гаврилович Чернышевский называл Фета «идиотом», но идиотом с поэтическим талантом. Некрасов поддевал поэта, своего современника, который сам не знает, что будет петь... (из стихотворения «Я пришел к тебе с приветом»).
Между тем, слова Пушкина «поэзия должна быть глуповата» (из письма Петру Вяземскому, 1824 год) могут вывести нас на верную дорогу. Фет не мудрствует в поэзии. Это Баратынский, Тютчев философствуют, рассуждают. Евгений Абрамович Баратынский даже жалуется на «засилье» мысли в стихах: «Все мысль да мысль! Художник бедный слова!»
Иное у Фета. У него - фиксация пейзажа, настроения, но часто этот процесс доводится до такой точки каления, что эмоции переливаются через край, в стихах звучит прямо-таки «трубный глас».
Afanasiy_Fet.jpg
Афанасий Фет
В том же стихотворении «Я пришел к тебе с приветом» в школьных хрестоматиях обычно пропускается именно такой – предпоследний - катрен, где голос поэта обретает мощь и силу:
Рассказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришел я снова.
Что душа все так же счастью
И тебе служить готова.
И тут уже переход к следующей строфе – вполне закономерен, как завершение, как некий итог этого дивного утра.
Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь, но только песня зреет.
Так ведь не только зреет эта песня – она созрела на наших глазах – и вылилась в прелестное стихотворение, вошедшее с того времени во все школьные хрестоматии и во все лирические антологии.
Есть у меня любимое стихотворение Фета. Оно называется «Alter ego” («Второе я») и посвящается первой и в общем-то единственной любви Афанасия Фета – Марии Лазич. Мария трагически погибла – сгорела, то ли по недосмотру, то ли желая покончить с собой. Она любила и Афанасий любил, было это еще в ту пору, когда Фет носил военный мундир, чтобы выслужить дворянство* , но... и тут в ход шли уже расчеты, далекие от поэзии. Стихи, обращенные к погибшей возлюбленной, Фет писал всю жизнь. Одно из сильнейших – то, которое я сейчас приведу целиком.
Alter ego
Как лилея глядится в нагорный ручей,
Ты стояла над первою песней моей,
И была ли при этом победа, и чья, —
У ручья ль от цветка, у цветка ль от ручья?
Ты душою младенческой всё поняла,
Что мне высказать тайная сила дала,
И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить,
Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить.
Та трава, что вдали на могиле твоей,
Здесь на сердце, чем старе оно, тем свежей,
И я знаю, взглянувши на звезды порой,
Что взирали на них мы как боги с тобой.
У любви есть слова, те слова не умрут.
Нас с тобой ожидает особенный суд;
Он сумеет нас сразу в толпе различить,
И мы вместе придем, нас нельзя разлучить!
1878 г.
Mariya_Lazich.jpg
Мария Лазич
Нет, не зря Фет переводил восточного поэта-суфия Хафиза, здесь, в этих стихах, отчетливо звучит суфийский мотив «встречи» и обретения возлюбленной после смерти** .
Вообще Фет мне представляется отчасти поэтом мистическим. Вот маленкое стихотворение:
Облаком волнистым
Пыль встаёт вдали;
Конный или пеший –
Не видать в пыли!
Вижу: кто-то скачет
На лихом коне.
Друг мой, друг далёкий,
Вспомни обо мне!
1843
А, каково? С чего вдруг упоминается «далекий друг»? И как это похоже на то, что мы с вами порой переживаем, то ли во сне, то ли наяву. Что-то померещилось – и вдруг нахлынуло... И так важно, чтобы кто-то о тебе в этот миг подумал, тебя вспомнил...
А вот еще, это в отличие от предыдущего, написано уже в старости, в год смерти.
Ель рукавом мне тропинку завесила.
Ветер. В лесу одному
Шумно, и жутко, и грустно, и весело, —
Я ничего не пойму.
Ветер. Кругом всё гудет и колышется,
Листья кружатся у ног,
Чу, там вдали неожиданно слышится
Тонко взывающий рог.
Сладостен зов мне глашатая медного!
Мертвые что мне листы!
Кажется, издали странника бедного
Нежно приветствуешь ты.
1891 г.
Marya_Petrovna_Botkina-Shenshina.jpg
Марья Петровна Боткина-Шеншина
Какая-то фантасмагория творится в обычном лесу. Даже и понять нельзя, что происходит. И вдруг слышен звук рога. Наяву? Или чудится? И о чем это? Мертвые «что мне листы»? О листьях, что кружатся у ног? Или о стихах, написанных на мертвых листах? Уж не зов ли в «иной мир» слышится поэту? И смотрите, как деликатно звучит призыв. Это не труба иерихонская, а тонко взываюший рог. И приветствует он «странника бедного» нежно. Себя автор называет странником, и это слово, конечно же, имеет расширительный смысл - имеется в виду странствие по жизни...
Мистик, суфий... кудесник, умеющий так сказать о любви, как никто ни до него, ни после.
Вот одно из моих любимых, тоже очень коротенькое:
Только в мире и есть, что тенистый
Дремлющих кленов шатер.
Только в мире и есть, что лучистый
Детски задумчивый взор.
Только в мире и есть, что душистый
Милой головки убор.
Только в мире и есть этот чистый
Влево бегущий пробор***.
3 апреля 1883
Что это, как не запечатленный миг счастья, остановленное мгновенье? И не зря под стихотворением стоит точная дата - 3 апреля, «умный» запоминает впечатление от лекции, от книги или фильма – «глупый Фет» запомнил другое: милое девичье личико, чистый, влево бегущий пробор... под густой сенью кленов.
Обычно влюбленный говорит любимой, что она для него все, весь мир с солнцем и планетами. У Фета – по-другому. Для него любимая - это и есть весь мир, и даже любая частица ее туалета, ее лица, волос заменяют ему солнце и планеты... Вот это гипербола так гипербола, согласитесь! Такой вот «субъективный идеализм».
А вы заметили, какая в этих стихах легкость, прозрачность, невесомость? Удивительно, сам Афанасий Афанасьевич внешне был резко несозвучен своим стихам: грузный, с расплывшейся фигурой. Будучи приведен Тургеневым в гости к семье Виардо, был очарован хозяйкой, а ей – сильно не понравился. Нет, не таким она представляла поэта, да и ел много, в общем личность совсем не поэтическая.
Скажу, что были в Фете черты, не очень свойственнные поэтам: расчетливость, хозяйственность, предпринимательский азарт. Женившись на сестре давнего друга Василия Боткина и взяв за женой большое приданое, сумел Афанасий Афанасьевич превратить купленную им Степановку в Орловской губернии в образцовое хозяйство. Но за всем нужен был пригляд. На долгие годы, почти на 17 лет, поэзия была заброшена. Иссяк источник? Да видно, не иссяк. В поздние годы появляются такие шедевры, как уже процитированное Alter Ego.
А в начале периода нового обретения «звуков» было стихотворение, ставшее известным романсом:
Сияла ночь. Луной был полон сад…
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
1877 г.
Это удивительные стихи. И снова в той, кого в этот момент избирает сердце, воплощено все – любовь, цель жизни, да и сама жизнь. Связано это восприятие с музыкой, с воздействием пения. Известно, что написаны эти стихи под влиянием музыкального вечера у Толстых, на котором пела сестра Софьи Андреевны Толстой – Татьяна Кузминская. И вот я думаю: можем ли мы сегодня, могут ли мои современники, слушать вокальный концерт с вечера до зари? Да и как найти такую исполнительницу, которая будет петь до утра «в слезах изнемогая»? Невозможно.
Как и то, что нет сегодня такого поэта, который смог бы выразить словом эти впечатления.
А этих стихов, вернее, этого романса, я касаюсь в одной своей статье, где говорится о «глухоте» исполнителей, не слышащих стихотворный размер и рифму и произвольно их искажающих****. Раз уж заговорили о романсах, не могу не вспомнить один недавний спор. Знакомая утверждала, что романс «О долго буду я в молчаньи ночи тайной» написан Рахманиновым «вопреки» его содержанию. Я не согласилась. Это один из моих любимых романсов, по-моему, Рахманинов не только передал его смысл, но и усилил его.
Вот стихи:
..
О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной,
Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
Перстам послушную волос густую прядь
Из мыслей изгонять и снова призывать;
Дыша порывисто, один, никем не зримый,
Досады и стыда румянами палимый,
Искать хотя одной загадочной черты
В словах, которые произносила ты;
Шептать и поправлять былые выраженья
Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
И в опьянении, наперекор уму,
Заветным именем будить ночную тьму.
1844 г.
Стихи ранние, но Фет узнается и в них. Идет нагнетанье состояний, которые посещают юношу Фета в молчанье ночи. В отсутствии возлюбленной он вспоминает все, что с ней связано: ее волосы, лепет, улыбку, случайный взор, свой поиск во всем этом чего-то загадочного. Он сам понимает, что нужно избавиться от наваждения, уж очень долго он помнит все до мелочей, а ведь женщина оказалась «коварной» («коварный лепет»). Но снова, наперекор уму, «глупый Фет» будит ночную тьму «заветным именем", громко произнося имя коварной возлюбленной. И вот у Рахманинова в конце прямо фанфарные звуки. В последний раз слышала романс в исполнении Дмитрия Хворостовского – он убедил меня, что в споре «разума» и «глупой любви», последняя побеждает.
Хозяйственный и деловитый Фет умер странно. Перед смертью от сердечного приступа, по словам секретаря, он хотел убить себя стилетом. Секретарь стилет отобрала, тогда он побежал за кухонным ножом, но по дороге упал и скончался.
Удивительная рифма с концом Марии Лазич, чья смерть тоже объясняется двояко – как несчастный случай или целенаправленное самоубийство. Как бы то ни было, будем думать, что Там они идут вместе – их нельзя разлучить.
И все же...Нет, не получается отключиться...
Что-то гложет внутри. Все, что я написала, годится для довоенного и послевоенного времени.
Увы, сегодня у нас «время военное», и даже, если мы об этом забываем, оно напоминает о себе – военной сводкой, статьей, мыслями о подлой братоубийственной войне. Да будет мир, дорогие читатели! Мир, при котором с чистой душой мы с вами сможем наслаждаться стихами Фета!
--------
Нет войне с Украиной! Да – свободной независимой Украине и свободной демократической России! Свободу Навальному и всем политическим заключенным!
Примечания:
* Здесь не буду вдаваться в сложную семейную ситуация поэта. Скажу только, что, родившись в доме богатого дворянина Шеншина, Афанасий Афанасьевич происходил от матери – то ли немки, то ли еврейки (судя по портретам, вернее последнее), и много лет потратил на возвращение себе дворянской фамилии. В итоге в истории осталась фамилия, которой он подписывал свои стихи, - Фет.
** Схожие мотивы можно обнаружить у Василия Андреевича Жуковского, также тяготевшего к Востоку (перевел главу из поэмы Фирдоуси "Шахнаме" «Рустем и Зораб») и чьей матерью была пленная турчанка Сальха.
*** У меня есть рассказ «Только в мире и есть» из «итальянской тетради», связанный с Фетом и с этими стихами...
**** Ирина Чайковская. Будьте внимательны: стихи. Размышления над услышанным и увиденным https://www.chayka.org/node/6860
