«...Не только музыка...». Памяти Владимира Зака

Владимир Зак был одним из столпов Московского Молодежного Музыкального Клуба, чей расцвет пришелся на застойные брежневские 1970-е годы. Клуб заменял нам и канал КУЛЬТУРА, и ЭХО МОСКВЫ, и «ДОЖДЬ» и был трибуной для смелых эстетических и острых политических высказываний. Во главе Клуба стоял незаменимый и несравненный ГРИГОРИЙ САМУИЛОВИЧ ФРИД. Нашу октябрьскую встречу друзей Клуба ЧАЙКА в зум-трансляции мы посвящаем композитору и человеку Григорию Фриду. НЕ пропустите! Следите за нашими объявлениями! 

zak4.jpg

«...И наша жизнь стоит пред нами,

Как призрак, на краю земли,

И с нашим веком и друзьями

Бледнеет в сумрачной дали...»

Ф.Тютчев

13 августа 2007 года не стало Володи Зака. Телефонный звонок, принесший эту весть, был подобен физическому удару в грудь. Уверена, что всех его знакомых эта весть застигла врасплох – НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО!! Седая шевелюра и моложавое лицо, неизменная улыбка и почти всегда грустный взгляд добрых карих глаз... Если бы у него даже и было все «в порядке» с фамилией и графой в паспорте, все равно рано или поздно он стал бы жертвой в той стране, где прожил большую часть жизни. Там всегда нашелся бы кто-то, кого бы сильно раздражала эта его типично еврейская физиономическая особенность, метко схваченная Шолом-Алейхемом, «когда одна половина лица смеется, а другая плачет»...

И вот снова 13 августа – 2008-го. Прошел год с его последнего дня на «этой ласковой земле»... И как, наверно, трогательно было бы ему узнать, сколько людей разных поколений, профессий и стран проживания в тот день перезванивались и переписывались, вспоминая о нем, о необычайности его личности, о неповторимости его манеры говорить - говорить так, что любыепроизнесенные им слова, превращались в текст, наполненный смыслом. Поэтому, очевидно, столь многое помнится, десятилетия спустя.

* * *

«Забыть – не то слово... Вы этого сделать не сможете, как случай вашей жизни...»

 М.Цветаева

... Однажды мы как-то набегу пересеклись на Огарева, во дворе сразу между тремя Союзами композиторов – СССР, РСФСР и Московского. Я была огорчена встречей с редактором, и Володей это не осталось не замеченным.

– Что случилось?

– Да вот, упрекают в излишней пафосности.

Любопытно: память не удержала, ни о чем была та статья, ни имя редактора, а вот слова Володи до сих пор «тремолируют» в ушах, как будто это было вчера.

– О, пафос- это великая вещь! Пафоса бояться не недо!! Бояться надо безпафосных людей!! Бежать от них!!!! Без пафоса жить неинтересно! Без пафоса не может быть искусства!!! Пафос – это основа жизни нормального человека, тем более творческого, а ты ведь... и т.д... На комплименты, как известно, он был щедр, как бывают щедры только талантливые люди... Ах, как окрылили тогда его слова!

И как хорошо, что я к ним прислушалась! И если были в моей профессиональной практике удачи, то только именно благодаря пафосному отношению к предмету разговора.

* * *

«Не забуду и не повторю... Ибо незабвенен и неповторим...»

 М.Цветаева

Мы познакомились с Володей в то счастливое время, когда по четвергам на сцену московского Дома Композиторов выходил совет знаменитого МММК (Московского Молодежного Музыкального Клуба) в полном его составе: Григорий Фрид, Григорий Головинский и Владимир Зак. Именно эти три человека придумали и блестяще осуществили рискованный эксперимент – собрать в одном зале несколько поколений московской интеллигенции, объединив «физиков и лириков» на почве любви и тяги к искусству. Для меня же лично те четверги стали ещё и «моими университетами»: именно у этих троих музыкантов я обучалась лекторскому делу. Три совершенно разных стиля ведения беседы, которые я, конечно, пыталась примерить на себя. Иногда даже казалось, что что-то получается, но только не с Заком – Владимир Зак был неповторим! До сих пор помню его блистательную лекцию о мелодике Дунаевского, его театральные паузы, целую палитру неожиданных смысловых акцентов..., но о подражании не могло быть и речи. Так говорить, так показывать на рояле умел только Зак. Да, что там лекция! Даже пересказ сна он умел на ходу превращать в театральную сценку, а слушателя в зрителя. Вот один пример.

...Володя необычно задумчив... «Знаешь, сегодня со мною произошла удивительнейшая история. Мне приснилась моя любимая покойная сестричка Кларочка. Вроде бы она мне позвонила, как обычно, по телефону, расспрашивала обо всех. Я подробно рассказывал. Потом я поинтересовался, как ей там, не скучно ли? Она все очень хвалила, но когда я пообещал скоро навестить ее, она вдруг быстро-быстро сказала: «Нет-нет, Володенька, не надо! Тебе сюда еще рано, ещё нельзя...»... - и нас разъединили. Я проснулся в холодном поту. В руке зажата телефонная трубка, из которой раздаются короткие гудки. Вот так, милая, мы переживаем по пустякам, а рядом бродит вечность...».

Сорок лет – для памяти срок немалый, а я все ещё не только помню имя сестры, о существовании которой прежде не имела понятия, не только представляю себе её, но и всю их дружную семью, как они любили друг друга и каким горем стала для Володи ее ранняя смерть. Он «исполнил» свой сон, как законченную новеллу, в сюжете которой была закодирована великая тайна, и о том свете («небесных царств») и об этом, тоже пока ещё многого о себе не разгадавшем.

Володя Зак был одарен ярко и многосторонне. Причем, в каждом из отпущенных ему даров он чем-то чуть-чуть выделялся из среды подобных себе талантов. Он был не просто историк музыки, а философ. Не просто лектор, а увлеченный (и увлекающий!) рассказчик. Не просто имитатор, а мастер устного жанра. Не просто критик, а соавтор, то, что Марина Цветаева больше всего ценила в критике. Кстати, замечу, что частое цитирование Цветаевой здесь вполне уместно, потому что ещё в Москве именно она была главной героиней большинства наших бесед. Я тогда готовила тему «Цветаева и музыка», и Володя живо интересовался продвижением моей работы. Причем, интересовался не праздно, а действенно. Например, он организовал мое выступление в Союзе композиторов, что в начале 80-х было ещё совсем не просто сделать. И в Америке не ограничился джентельменским интересом, включив рассказ о Цветаевском музее в Бостоне в свой обзор «Евреи-иммигранты-музыковеды США».* Однако узнала я об этом не от него. А как узнала, заслуживает краткого пояснения.

* * *

«получите добро...»

 И.Бродский

...Телефонные звонки приносят ведь и приятные вести. Иногда очень приятные. 1998 год. Звонок. Тихий женский голос:

– «Вы, наверно меня уже забыли, это...»

...Да, это была московская знакомая, духовно очень близкий мне человек. После нашего отъезда в ее жизни случилась трагедия, заставившая тоже покинуть Москву. Мы потеряли ее след. И вот, после многолетних поисков, когда утрата казалась уже необратимой, вдруг звонок...

– Неужели это Вы! Где Вы?

– Я живу в Израиле, в Цфате.

– Как же нашли нас?

– По статье.

– ???!

– Да-да, о Вас и о Цветаевском музее в Бостоне...

– Какой статье?

– Как, Вы разве не знаете?

– Понятия не имею. А кто же автор?

– Некто Владимир Зак.

... Дорогой Владимир Зак... Не знаю, понимал ли он до конца, какую службу сослужил мне, включив в свой обзор?! И дело здесь не только в обретении друга, дело в его стопроцентном попадании в ещё одну цветаевскую формулу: «Друг – это не сколько ты можешь поднять, а сколько ты хочешь напрячься». Уверена, ему понравились бы эти слова. Потому что сам Володя не всегда могподнять все что хотел, но всегда хотел напрячься.

* * *

«От похвалы еще никто не умирал, а от критики - многие»

 Л.Толстой

В Америке мы встретились всего один раз, в душном июльском Нью-Йорке, в доме, где Григорий Фрид остановился по дороге из Денвера в Москву. Друзья чудно выглядели. Приятно было снова видеть их вместе. Володя много шутил. Он был тогда на подъеме, писал статьи, работал над книгой о Шостаковиче, организовывал музыковедческие конференции, вел обширную переписку, словом, был востребован в полной мере. Прощаясь, мы обменялись телефонами... и больше в этой жизни уже не встретились. Но виртуальное общение продолжалось – звонки, письма... Одно его письмо я храню среди самых дорогих реликвий. Никто никогда ещё так точно не объяснил мне моё собственное жизненное предназначение, как он в том письме. И когда нападает хандра, перечитываю и становится легче.

* * *

«Мастерство беседы в том, чтобы скрыть от собеседника его нищенство. Гениальность – заставить его, в данный час, быть Крезом».

 М. Цветаева

И еще об одном замечательном даре Володи Зака – даре собеседника.

Именно поэтому, наверно, все так тянулись к нему и в Москве и особенно в США. Он всем был нужен, потому что у него для каждого находились именно те слова, которые хотелось услышать. Ему можно было звонить в любое время, не чувствуя неудобства, потому что он мгновенно включался в тему и поворачивал любой разговор так, что через минуту уже казалось, что этоименно ему, Заку, и именно сейчас, и именно с этим человеком необходимо обсудить именно этот вопрос. Володя никогда не упускал случая возвысить человека, даже если понимал, что его оценка - явное преувеличение. И если я осмеливаюсь здесь привести надпись на присланной мне книге о Шостаковиче, то только для подтверждения вышесказанного. Ах, если б можно было собрать под одной обложкой все володины автографы из всех раздаренных им книг! В какой волшебной стране мы бы оказались! Все жители в ней были бы только самые благородные, самые добрые, самые талантливые. Это шло от его человеческой доброты. И этим пользовались многие. Знали – не отмахнется, не подведет.

* * *

 «...Ради улыбки – своей и чужой...»

 М.Цветаева

В религиозных книгах говорится, что человек приходит в эту жизнь со своим предназначением, своей миссией. Кто-то успевает ее осуществить, кто-то нет. Володя многого из своих планов не успел завершить, но миссию свою исполнил и предназначению не изменил. В творчестве – это его книга «Шостакович и евреи», первая, по сути, серьезная работа по теме, которая еще ждет своего будущего. Ну, а человеческое предназначение – «спешить делать добро» и заражать жизнелюбием всё и всех вокруг себя – в этом Владимир Зак преуспел сполна.

-------------------------

* Речь идет о главе «Евреи-иммигранты-музыковеды США», вошедшей в 4-й том энциклопедии «Евреи в культуре русского зарубежья». Израиль, 1996.