8. Н. А. Роскина – Н. Я. Берковскому. 3 февраля 1969
Дорогой Наум Яковлевич,
не получая от Вас писем, я перечитала то письмо, которое получила от Вас год назад[1], и отвечаю на него. Во-первых, мне теперь решительно непонятно, что мне в нем не понравилось тогда. Вы, действительно, написали, что Иру надо одевать лучше, но выражено это так ласково, попросту, что обижаться на это было бы глупо. Но теперь в этом письме меня обеспокоило другое. «Хорошо, – пишете Вы, – что видаетесь с друзьями, только меняйте их почаще, чтобы жизнь не останавливалась!». Ну-ка, думаю я, каково будет мне попасть в сферу этой теории, ну-ка и меня сменяют на интересную блондинку. Нет, не хочу.
Вы, Наум Яковлевич, вернули мне молодость. Оказывается, я еще могу влюбиться в профессора – это во-первых; а во-вторых, я еще могу переживать приступы адской хандры. Я часами валяюсь на диване – на полу рядом лежат томики синенького Пушкина[2], Лит энциклопедии[3] (какую хорошую статью написал Кома Иванов[4] – «Поэтика»), Брокгауза[5] (читаю статьи Соловьева[6]) – и совершенно не работаю. Как странно – чем прекраснее жизнь (а что может быть прекраснее – лежать в чистой красивой комнате и читать «Капитанскую дочку»), тем она бесполезнее, и при сознании ее бесполезности так удивительно сознание ее краткости. Детство тянется долго, так долго, как потом вся остальная жизнь[7]; все же вместе – какие-то считанные секунды.
Из общих знакомых видела Аникста[8], который имеет свой обычный полувыпивший, полуреспектабельный вид; приятно с ним поговорить о том, о сем. Видела Эйдлина[9] – это тоже Ваш поклонник, но заметили ли Вы его манеру исподволь выспрашивать собеседника, при этом никогда не проговариваясь? Расставаясь с ним, я всегда чувствую, что у меня чего-то убыло и ничего не прибыло. Еще видела В. В. Жданова – с ним Вы, кажется, не знакомы[10], – позволю себе остановиться на нем поподробнее. Вот уже десять лет, как я не могу добиться его взаимности, ибо он атакован дамами со всех сторон и, говорят, предпочитает без высшего образования (хотя бы и облегченного, как у меня[11]). Когда я его встречаю, он всегда несет в руках либо пакет апельсинов, либо коробки конфет, и всегда спешит. Впрочем, последний раз он сказал мне, что мне очень к лицу седина и что когда он пойдет к зубному врачу в поликлинику Литфонда в соседний дом[12], то после этого осчастливит меня визитом. Человек он очаровательный! Чудно воспитанный, добрый, интеллигентный в третьем поколении, с удивительно милым, легким характером. Гениям таких характеров не дают. Он, как в плохой пьесе, вынул из кармана Ваше письмо[13], в котором Вы его утешаете в его горестях (предупредив, что я вряд ли разберу Ваш почерк). Но должна Вам сказать, что не могу согласиться с Вами относительно мотивов его недругов. Во-первых, и Дымшиц[14], и Бровман[15], и вся эта шайка полезных юде[16], в энциклопедии имеются, места им отведено достаточно. Во-вторых, ось Дымшиц-Бровман создана для значительно более далеких завоевательных целей. И похоже, что в ближайшее время они будут со щитом. Это мрачно. Но Жданов не унывает. Он еще и остроумен, с ним очень весело.
Побывала я у Литвиновых. Павел[17] прислал письмо на 20 страницах. Из Читы его доставили вертолетом, а потом 120 км автобусом к месту назначения, где он работает электрослесарем 6 разряда. К нему уже выехала декабристка, русская женщина, дочь известного Вам Льва Копелева[18]. Встретили его хорошо, отношение доброжелательное, в общем, все много лучше, чем могло быть. Лариса[19] в Иркутской обл., работает подсобницей на столярной фабрике, подает доски. Физически очень тяжело, но отношение тоже хорошее. К ней ездила подруга, а теперь сын поехал[20]. К Бабицкому в Коми ездила вся семья на школьные каникулы, и старшая девочка 15 лет у него осталась[21]. Вот и все, или почти все новости.
Сегодня получила письмо от американского дяди[22], невероятно длинное.Теперь боюсь, не покажется ли Вам мое письмо длинным чересчур. А между тем, не дописать листок – это как оставить на тарелке – жалко.
Между прочим, в том письме, на которое я теперь отвечаю, были весьма теплые отзывы о Слонимском. Вам даже казалось, что я к нему несправедлива. И Вы меня разжалобили, а сами стали к нему строже. Так часто бывает. Но я, с риском вызвать дразнилки, шлю приветы всему Вашему столу[23], где мне давали мучное на ночь.
Целую Елену Александровну и Вас.
<красным> НАПИШИТЕ МНЕ!
Ваша
НР
9. Н. Я. Берковский – Н. А. Роскиной. 6 февраля 1969.
Наташенька,
одно за другим приходят Ваши высоко-талантливые письма, то с иллюстрациями автора, то без них. Так как я в них только литературный повод, то отвечать мне на них даже нескромно, ибо выходит, что я принимаю все Ваши хвалы всерьез. Нескромно отвечать и опасно не отвечать. Сквозь панегирики проглядывает пародия, сквозь оду самая безжалостная сатира, одно на пол-шага от другого, и чувствуешь себя терроризированным, попробуй этакой змее не угодить, что она с тобой сделает. Поэтому сами виноваты, самые ласковые слова к Вам выходят как бы вынужденными, из страха, что иначе тебя засмеют, если не скажешь, а если все-таки скажешь, опять засмеют.
Одно можно заключить наверное, что Н. Роскина весьма замечательное явление, столь же опасное, сколь и привлекательное, и текстология совсем не то дело, куда ей следовало бы поместить себя пожизненно.
По поводу Николая Ивановича Харджиева я все-таки должен оправдаться. Я и не думал направлять Вас к нему, а всего лишь говорил о моем приятельстве с ним.[24] Самая вероломная выдумка, будто я на него указал, чтобы Вы услышали мадригалы по моему адресу. Как угодно, в мадригалах со стороны Н. И. никто и никогда не может быть уверен. Если на то пошло, то я мог бы Вам назвать более надежные телефоны ради мадригалов.
В Комарове опять морозы, опять синие днем снега, а с утра кормление белок и синиц. По вечерам с иноземных пластинок слушаем иногда первоклассную музыку от XVI века и до Моцарта включительно. Вчера слушали у Ивана Алексеевича Лихачева[25] Монтеверди[26], сверх-целестиального[27].
Статья моя[28], для которой Вы в порыве вакхизма[29] напечатали на машинке 4 – 5 страниц, уже давно в Москве, но что они с нею собираются делать, мне еще неизвестно. Я уже дослал им одну крупную поправку, а сегодня надумалась еще одна, но она еще при мне. У меня слабость думать о написанном еще и после того, как оно отправлено в редакцию.
О Заболоцком прочитаю Ваши мемуары[30] со всяческим интересом, тем более, что сам этот поэт для меня как личность сводится к одним только зрительным и то очень давним впечатлениям.
23 янв. Вы могли меня услышать в Москве – т. е. не меня самого, а мой доклад, без меня прочитанный на конференции по Романтизму[31]. Не пускаюсь в подробности, ибо опять буду обвинен в наталкивании Вас на выгодные для меня источники информации. Ну, что же, ищите невыгодных.
Мы здесь до 16-го. В новом галстуке, полученном из Австралии[32], открываю новый семестр 18/II.
В Ленинграде Вам всегда будем рады. Наташенька, Вы лучший изо всех дивертисментов и – милейший. Я тоже делаю попытку мыслить в образах[33].
Приветы ученой женщине Ире.
Приветы от Е. А.
Пишите отныне на Л-д.
Н. Б.
10. Н. А. Роскина – Н. Я. Берковскому. 10 февраля 1969
Гений или злодейство?[34] Или, может быть, гонконгский грипп? Ира вчера пришла от отца (он врач)[35] с рассказом, что эпидемия в Ленинграде настолько круче московской, что 5.000 врачей командировано из Москвы в Л-д. И если Вы или Елена Александровна действительно заболели, то это будет редчайший случай, когда люди не пишут по причине болезни.
А я вчера была у Литвиновых, и говорили с Таней[36], как мы любим получать письма. У нас оказался одинаковый ритуал: сначала мы смотрим в щель, потом дуем – не шелестит ли, потом засовываем палец (сколько раз он застревал там!) и потом все-таки на всякий случай открываем. И какое – всегда! – чувство утраты, когда ничего нет, и лежат только те же газеты, что и всем. А мне – ничего. И сколько бы телефон ни звонил, это не заменяет письма. […]
Ира усиленно занимается немецким и собирает немецкие книжки. Ужасно грустно видеть, какой упадок интереса к немецкой культуре. Книги на этом языке – дешевле всех. Ира купила очаровательное издание Гофмана[37] – зеленый с золотом трехтомник, новый – все три тома полтора рубля. Все знакомые рады-радешеньки под видом сочувствия сплавить немецкие книжки нам, и мы берем.
В Москве солнечно и холодно адски, но где-то, видимо, в самом свете, в цвете света уже чувствуется весна. Только привыкли к зиме, и вот она уже кончается, обидно, правда?
Что ж так Вы с Еленой Александровной не приедете в Москву? Приезжайте! В вашем распоряжении будет комната 19,2 кв. м. с двумя диванами и двумя столами. Удобства тоже не во дворе. Веселье обеспечим.
Представьте, какой моральный ущерб я на днях понесла. Буквально опомниться не могу. Только что, когда я была в Ленинграде, я прочла «Письма португальской монахини»[38], конечно, была очарована. И вот, листая 5 том КЛЭ, наткнулась на статью «Португальские письма»[39], из которой узнала, что в 1962 году установлена поддельность этих писем. Никакой Марианы не существовало, автор писем – Габриэль Жозеф де Лавернь виконт де Гийераг (1628-85)... Вот и как хочешь теперь: то ли огорчайся за человечество, которое обмануто ровно триста лет, то ли радуйся за его отдельных представителей, способных так хорошо обманывать. Я – огорчаюсь, ибо способность любить ценю выше, чем способность сочинять.
Кстати, в т. 5 КЛЭ есть статья «Письмо», повествующая, весьма детально, о клинописи и иероглифике, но нет статьи о письмах, как литературной форме и как таковых. Странно. Вообще должна Вам сказать, что, хотя энциклопедия явно лучше от тома к тому (первые два были совсем дохлые), но все-таки и к пятому тому у меня претензий много. И, потом, нельзя называть как попало. Ну, хорошо еще «Лакшин – Мураново» или «Мурари – Припев»; но «Гаврилюк – Зюльфигар» – это курам на смех.[40] Такой корешок стыдно в комнате держать. Гаврилюк! И еще у них библиография очень плохая. Неизвестно, то ли полная, то ли рекомендательная, вообще произвольная.
У Вас, наверно, уже лекции начинаются – а хорошо бы было, если б можно было пересидеть грипп в Комарово. В Москве очень много мрачных рассказов про грипп и даже про смертные случаи. Не ходите в театр!
Обнимаю Елену Александровну и Вас.
Позабытая, позаброшенная
НР
Привет Андрею. Может, он меня пожалеет![41]
11. Н. А. Роскина – Н. Я. Берковскому. 12 февраля 1969
Дорогой Наум Яковлевич,
наконец-то пришло от Вас письмо. Теперь Вы поместили меня в свое положение, Вы так лестно отзываетесь обо мне и моих письмах, что и я теперь не знаю, как быть – «нескромно отвечать и опасно не отвечать». И так как скромности я не успела научиться, то скажу Вам прямо, что Ваше письмо я буду хранить и перечитывать в старости.
Насчет Николая Ивановича[42] – я надеюсь, что все это шутка (т.е. мои слова, что Берковские нарочно навели меня ему позвонить, и ваши оправдания)! Но, кроме шуток, поиски телефона, по которому можно получить о Вас иные сведения – пустые хлопоты, как говорят гадалки. В Москве все Вас очень любят, по крайней мере, в знакомой мне среде. А если Вы можете мне указать наиболее надежные номера, то я буду очень рада, т. к. поговорить о Вас – это для меня самое большое удовольствие. Среди подобного разговора с одним из членов Общества друзей Берковского я и узнала, что здесь читался Ваш доклад[43]. Это был сам Аникст. Но Вы забыли, что 23-го я была еще в Ленинграде.
Насчет того, что Вы в моих письмах не более, как литературный повод, могу ответить двояко. Если посмотреть широко, то ведь все на свете только повод откликнуться, если же более частно, то – Чехов любил повторять: «Чужая душа – потемки»[44]. А насчет той опасности, которую Вы во мне ощущаете, отвечу словами Иосифа Виссарионовича, какими он комментировал Завещание Владимира Ильича: «Да, я груб и буду груб с врагами рабочего класса».[45] Пусть опасается Македонов[46], Вы же и Ваше семейство будете спокойно цвести в моей душе и у себя на Коломенской.
Кстати о Македонове. Вчера, в ближайшем магазине, именуемом «Комсомолец», в очереди за колбасой, я встретила Екатерину Васильевну Заболоцкую[47]. Она была со мной очень приветлива, сказала, что идет обедать к Наташе (дочь)[48] и приглашает меня. В моей жизни не было случая, чтобы я отказалась пообедать, и мы пошли. Может быть, Вы слышали нашумевшую в Ленинграде историю, как Екатерина Ивановна Шварц[49] завещала Заболоцкому свое имущество (желая лишить наследства дочь Шварца от первого брака, в свою очередь, Наташу[50]). Тут я увидела это имущество. Должна сказать, что есть, о чем пожалеть дочери Шварца! Это нечто неописуемое, невиданное в частных домах. Некоторые вещи кажутся буквально вырванными из Павловского дворца (воспоминания о котором у меня еще так живы). Но это я так, между прочим. Разговор, конечно, сразу зашел о Македонове, я рассказала о своем несостоявшемся разговоре с ним и о том, что он мне совсем не понравился, не нравится мне и его книга[51]. Она слегка поспорила, без нажима – она очень вежливая – в общем, мы очень приятно провели время и расстались благополучно, но под впечатлением, я, придя домой, сразу же взяла книжку Македонова (которую я поначалу не могла одолеть и захлопнула, дойдя до слов «продукт буржуазной эпохи»). Вся она написана под диктовку законной жены[52], которая упоминается там на каждой странице. В рассуждении о его стихах, посвященных мне, я игнорирована вовсе (т. е. не как Н. А. Роскина, а как другая женщина: у него получается, что Заболоцкий воспевал свою единственную любовь к единственной женщине). «Со слов Е. В. Заболоцкой» вещаются такие плоские истины, как, например, что поэт был очень добрым человеком. Ха-ха-ха. Уж добрым он был таким, что прямо добрее некуда. Что же касается вообще македоновского уровня понимания стихов, то – он так же хорошо понимает стихи, как Заболоцкий был добрым. Словом, ни мне с Македоновым, ни Македонову со мной говорить не о чем, и не удивительно, что он в свое время, еще работая над этой книгой, ко мне не обратился (хотя сама Екатерина Васильевна еще полтора года назад мне сказала, что дала ему мой телефон). Так что пусть Македонов опасается в самом прямом смысле – в моем мемуаре он займет то место, которое ему, по моей шкале, причитается.
А впрочем, может, и не займет – чего мне мелочиться-то...
Что же Елена Александровна мне не напишет? Она обещала. Или в Вашей семье письмоводитель – Вы? Мы с Ирой целуем ее.
Я очень рада, что вы все оказались здоровыми и невредимыми, и завидую Вашим студентам, которые увидят Вас при новом галстуке. Обнимаю Вас – в качестве литературного повода и реально.
Любящая Вас
НР
Ах, как Вы угодили этой змее[53] своим письмом.
12. Н. А. Роскина – Н. Я. Берковскому. 14 февраля 1969
<красным нарисован поникший цветочек>
Обожаемый Наум Яковлевич,
в Вашем письме, вернее, в самом событии его получения, есть та неприятная сторона, что теперь нескоро уж следующее получу. А я скупила все конверты в Москве. Десять тысяч одних конвертов; и все – Ф-119, Ф-119...[54]
Олейников писал: «Доверься, змея, политруку»[55]. Политрук, доверьтесь змее. Вы же прекрасно (с Вашей проницательностью!) понимаете, что, если б в моей корзинке не лежали камешки иронии и дерзости, то легкий, благоуханный и обманчиво безобидный газ моего восторга перед Вами унес бы мой дирижабль в места, откуда некоторые не возвращались... Любящая гения да погибнет – сказано в моей женской библии. Мне же хочется уцелеть.
Сегодня в комиссионном магазине мерила очень красивый парижский костюм, цвета малины с молоком, с золотыми пуговицами. И не купила его только потому, что Елена Александровна, благородная женщина, вовремя предупредила меня, что Вы не признаете на женской одежде пуговицы. Представила себе, что приеду, и Вы – мало того, что очки велите снять, но еще и с пуговицами неприятность выйдет.
В Москве сейчас Егоров[56], я его люблю, это прекраснейший парень, человек, которому не страшно жизнь доверить, – может быть, отчасти потому, что он из совсем простой семьи и еще несет в себе что-то от устойчивости земли. Вы мне поверьте, я его очень хорошо знаю, очень давно. Я это пишу, потому что мне кажется, что он Вам не особенно нравится. Я представляю себе, что с ним может быть скучновато; мне часто не нравится, что он пишет, человек он не тонкий, не артистичный – но он чрезвычайно деятелен, и всегда в самом лучшем направлении. Он полтора часа говорил от меня по телефону с Ждановым, после чего я взяла трубку и сказала Жданову, что за этот разговор они пополам заплатят мне по междугороднему тарифу. Жданов просит всех друзей писать ему письма. Он уже получил много благожелательных отзывов и считает, что в сумме они представляют собою значительную силу. Ему предстоит скоро одно крупное обсуждение[57].
У нас адский холод, метель. У меня дома, в террариуме, тоже холодно. Младшая змея частенько покусывает старшую.
Читали ли вы последние номера журнала «Октябрь»? Октябристы перешли в наступление по всему фронту. Во втором номере мощный удар по энциклопедии[58], но во всех предыдущих тоже было жареное. Это не какая-нибудь «Москва», где печатают то Булгакова, то Елкина.[59] Это журнал с направлением. От первой до последней страницы он выдержан в одном духе, вообще стоит его читать – после этого и на «Новый мир» иначе взглянешь, да и всю жизнь как-то лучше поймешь.
Прощайте, Политрук, шлю Вам воздушный поцелуй из дирижаблика. Ждите следующей воздушной почты.
Завидую всем, кто с Вами разговаривает. Я ненавижу этих самодовольных счастливчиков! Впрочем, бог с ними. Напишите мне, пожалуйста! Не верю я Вам, что Вы боитесь, что Вас засмеют. Сами Вы засмеете, кого угодно, от этого и боитесь. Знаете хорошо всю механику эту.
<на след. странице вклеена репродукция акварели: северные жители в малахаях коленопреклоненно созерцают солнечное затмение. Подпись Н. Р.: «Н. Я. Берковский начинает новый семестр...»; на обороте вклеено изображение змеи с подписью Н. Р. «А это уж известно кто»>
13. Н. А. Роскина – Н. Я. Берковскому. 17 февраля 1969
<в верхнем левом углу нарисовано красное солнце с лучами, подпись: «Н. Б.», рядом – рисунок свернувшейся кольцами очковой змеи с высунутым жалом, подпись «Н. Р.»>
Дорогой Наум Яковлевич,
эта змея огорчена письмом от Слонимских, которые пишут мне, что Вы были довольно сильно нездоровы. Вы, конечно, не напишете мне об этом ни слова, т. к. я заметила, не любите не только болеть, но и говорить о болезнях. Ну, если мне будет очень неспокойно, я Вам позвоню.
Слонимские пишут мне также (вернее, Ида Исаковна пишет), что Вы обо мне неплохо отзывались. Я Вам очень благодарна, что в их присутствии Вы не употребили слова «Змея», т. к. представляю себе, что это было Вам нелегко.
Вчера произошел такой скандальчик. Я пришла домой из отдела рукописей, страшно уставшая. А к обеду пришел Егоров и стал рассказывать про свою тещу. Это знаменитая егоровская теща, охотничьи рассказы, которые все его знакомые слыхали сто раз. Вдруг, совершенно неожиданно для себя, я закрыла лицо руками и ужасным голосом завопила: «Я не хочу слушать про тещу! Отвезите меня к Берковскому! Мне нужна феноменология духа!» Ира холодно сказала: «Ты очень мила, мама», А Егоров совершенно спокойно выждал паузу, договорил про тещу, а потом так же спокойно объяснил мне, за что я люблю Берковского. Вот что такое простой русский человек, завоевавший космос. Он все знает, все может объяснить. Он очень рационалистичный, Егоров, но умный и серьезный. Между прочим, от него я узнала, что Македонов написал очень плохую статью о Мандельштаме, которая была зарезана в «Библ. поэта».[60] В свою очередь, и он узнал от меня кое-что о Македонове.
Мне понравилось название романа Надежды Дуровой «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения».[61] Но этого мало. Через два года она выпустила роман под таким названием: «Ярчук. Собака-духовидец». Спешу поделиться этими новыми для меня сведениями, которые меня так поразили, что я даже выписала в Библиотеке эти книги и завтра буду их читать, вместо того, чтобы писать свои комментарии. Представляю себе, как счастлив был этот духовидец[62], когда вы появились дома. Я понимаю его, как никто.
Со мной что-то происходит, то ли я, как змеи, сбрасываю кожу, то ли мы меняем души, не тела[63]. Во всяком случае, меня продолжают чем-то колоть. Приятно думать, будто чему-то душевному можно помочь чем-то материальным.
Ида Исаковна трогательно написала мне, что ей было больно, когда она поняла, что Вы знаете меня гораздо лучше, чем она, хотя она знает меня всю жизнь[64]. Вообще очень милое письмо они прислали. А Ваша Лилечка вот не написала мне ни слова. Судите теперь сами о сравнительных достоинствах этих двух женщин. Скажите ей, что ее любят не только в Австралии[65], и что ее письмо ожидается там, где нет кенгуру. Я бы очень хотела, чтобы она мне написала о Вашем самочувствии и вообще, о чем ей захочется.
Поклоны всему Вашему семейству.
Ваша
НР
Да, побывала я тут в театре «Современник» на «Народовольцах»[66]. Как говорят, отворотясь не наглядишься. Статья Лакшина в «Новом мире»[67] не имеет никакого отношения к этому спектаклю и к этой пьесе – у него свои цели. Этот спектакль – полный распад, как драматургической формы, так и всего прочего. Царя, отца восьмерых, что ли (забыла) детей[68], обратили в гору мяса, заодно еще кое-кого укокошили[69], потом пять человек повесили[70], и в публике я не видела не только слезинки, но и следов волнения на лице. А если теперь ничем не удивишь, так зачем это все? Лишнего билетика спрашивают за километр – а потом глубокое безразличие, странно, трудно это понять. Я очень много читала о народовольцах, читала все тома Фигнер[71], Морозова[72], все следственные дела, мемуары, никогда еще не была так холодна, как во время этого лицедейства.
17/II
14. Н. А. Роскина – Н. Я. Берковскому. 19 февраля 1969
<В начале письма нарисовано красное солнце, чуть ниже, черным – воздушный шар с гондолой, из которой что-то (письма?) сыплется. Обращение отсутствует>
...Сегодня Ира сказала: «Самый счастливый день в моей жизни будет, когда в СССР отменят почту».
Она вернулась из Университета, я открываю дверь, она спрашивает: «Ты что такая веселая?» – Ничего, просто рада, что ты пришла. – А-а, а я думала, что все Берковские вместе с Ярчиком уже здесь прописаны».
Я боюсь, что, поговорив со мной по телефону, Вы мне напишете нескоро. Пишите, ради Христа, пока почту не отменили. Ира настойчивая, добьется, если захочет. Пишите, да понеразборчивее; чем неразборчивее, тем больше возможностей толковать в лучшую сторону.
Ваши-то письма будут включены в повесть?[73]
Егоров в пятницу возвращается в Ленинград и звал меня ехать за компанию; но я решила, что Вы еще недостаточно по мне соскучились. К тому же боюсь Ириной мести. И к тому же хочется все-таки письмо от Вас получить, а то приеду и все испорчу.
Новостей нет решительно никаких, кроме того, что Женя Аникст[74] перед моим носом села без очереди в кресло парикмахера[75]. Я, конечно, любезно улыбалась, зная, что напишу об этом Вам, а Вы опубликуете этот факт в своей повести. Скука умопомрачительная.
Будьте здоровы. желаю Вам всего хорошего. […]
НР
Публикация Ирины Роскиной и Леонида Дубшана
Окончание следует
[1] Письмо Н. Берковского от 21 февраля 1968.
[2] А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959—1962.
[3] Имеются в виду вышедшие к тому моменту первые пять томов «Краткой литературной энциклопедии» : [в 9 т. М. : Сов. энцикл., 1962-1978]. Главным редактором КЛЭ значился секретарь СП СССР Алексей Сурков, фактически же руководство изданием (по крайней мере до 1970 г.) осуществлял заместитель главного редактора литературовед Владимир Викторович Жданов (1911-1981), а в редколлегию входили замечательные литературоведы, при этом за работой пристально – не по-доброму - наблюдали и в Союзе писателей и в ИМЛИ. Нападки на КЛЭ (речь о которых пойдет в данной переписке чуть ниже) начались еще до выхода первого тома, а в 1968-69 гг. превратились в травлю. О претензиях к 5 тому в журнале «Москва» (1968. № 11) писал Г. Бровман, а в «Огоньке» (1968. № 50) Ал. Дымшиц. Их не устраивала идеологическая позиция энциклопедии, в которую был включен такой русско-американский писатель, как В. Набоков, слишком много места уделялось Ницше, а главное, недостаточно серьезно, по их мнению, трактовалась тема партийности литературы.
[4] Кома – домашнее имя Вячеслава Всеволодовича Иванова (1929-2017), филолога, семиотика и антрополога.
[5] «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», энциклопедия на русском языке, изданная в России издательским обществом Ф. А. Брокгауз — И. А. Ефрон (Петербург) в 1890—1907 годах. Хотя это издание было универсальным, с годами на первый план выдвинулась его ценность как гуманитарного справочника, совершенно необходимого, в частности, при библиографической работе, которой много занималась мама.
[6] Владимир Сергеевич Соловьёв (1853-1900), религиозный философ, поэт, публицист, литературный критик. Сейчас статьи Вл. Соловьева, вошедшие в энциклопедию Брокгауз и Ефрон, собраны на сайте http://www.rodon.org/svs/sdebie.htm
[7] Эта мамина мысль была ею уже высказана в написанной в начале 1950-х гг. автобиографической повести «Детство и любовь»: «Детство тянулось долго-долго, так долго, как потом вся остальная жизнь». (См. журнал «Звезда», № 6, 2015).
[8] Александр Абрамович Аникст (1910-1988), литературовед, специалист по Шекспиру.
[9] Лев Залманович Эйдлин (1910-1985) китаист, переводчик китайской литературы.
[10] В Википедии в статье «Краткая литературная энциклопедия» сказано, что «на этом посту» с 1969 года сменил Жданова А. Ф. Ермаков, но из писем В. Жданова к Берковскому видно, что Жданов редактировал КЛЭ и в апреле 1970 г. Роскина ошибочно думала, что, хотя Берковский и Жданов знали друг о друге и, как тут же выясняется, даже переписывались, лично встречаться им не привелось.
[11] Мама была выпускницей русского отделения филфака МГУ.
[12] Поликлиника Литфонда СССР, к которой были прикреплены члены Союза писателей, члены Литфонда и члены их семей (дети только до окончания образования) размещалась в то время в первом этаже дома №4 по ул. Черняховского, в кооперативе «Московский писатель», потом (по-моему, году в 1969-70, но не уверена) переехала в отдельное здание, его построили тут же, рядом с нашими домами у м. Аэропорт. Благодаря наличию поликлиники, выйдя из дому, можно было встретить не только соседей по Аэропорту (например, Аникст жил в нашем кооперативе «Советский писатель», а Эйдлин в соседнем здании «Московского писателя»), но и многих других знакомых, живших в разных московских районах.
[13] В этом письме от 22 января 1969 г. (хранится в РГАЛИ - ф. 3105, Оп.1, ед.хр.103): Берковский анализирует причины критики, которой подвергается КЛЭ: «Совершенно ясны подлинные мотивы и этих, и множества других критиков, выступающих и печатно, и только письменно, и только устно. Все это раздраженные, почему энциклопедия обошлась без них, не прибегла к их авторским услугам и, что важнее всего, – не посвятила им статей и заметок или же сделала это не подобающим, по их мнению, образом. Я думаю, честь и хвала энциклопедии, если она проявила во всех этих случаях стойкость. А нападения ведутся все подряд единообразно – энциклопедию бранят за то, что составляет ее великое достоинство, за ее тенденцию обновить многие обветшавшие подходы ко многим литературным темам и вопросам». Кроме того Берковский советует В.В. Жданову обратиться к тогдашнему директору Пушкинского дома (Институт русской литературы АН СССР) В.Г. Базанову, с которым Берковский уже на эту тему переговорил.
[14] Александр Львович Дымшиц (1910-1975), литературный и театральный критик, хорошо образованный представитель советского официозного литературоведения, презираемого всеми настоящими учеными. Об отношении к Дымшицу свидетельствует тот факт, что его «завалили» на защите – см. Петр Дружинин. “«Одна абсолютно обглоданная кость»: история защиты А.Л. Дымшицем докторской диссертации”. НЛО, №3, 2012. После войны Дымшиц работал в Германии, то ли спасая, то ли изничтожая культуру – об этом есть разные мнения. Под настоящим именем, хотя и не в соответствии с реалиями, Дымшиц выведен в фильме венгерского режиссера Иштвана Сабо «Мнения сторон» (Taking Sides, 2001) – размышлении на тему, что должен делать порядочный человек в эпоху тоталитаризма. Заодно упомянем, что еще в 1930-х гг. А. Л. Дымшиц и его соавтор Л.А. Плоткин, будучи коллегами Берковского по ИНЛИ (Ин-т лит-ры АН СССР – Пушкинский Дом, резко осудили в печати работы Берковского, охарактеризовав их как «антимарксистские домыслы», образцы «возмутительной политической безответственности» и «явной антинаучности» (статья «Вредный путаник»; «Лит. газ.», 5 июня 1937, № 30).
[15] Григорий Абрамович Бровман (1907-1975), литературный критик. В ходе кампании по борьбе с космополитизмом, Г. Бровман был исключен из Союза писателей, но впоследствии прощен и восстановлен.
[16] То есть те евреи (как, например, Дымшиц и Бровман), которых пригревали на хороших должностях для того, чтобы можно было на их примере показать отсутствие дискриминации, а они старались: писали то, что было нужно официозу. См., например, обвинения, выдвинутые Бровманом против «Нового мира» по поводу «дегероизации» советской действительности (Г. Бровман. Объективность анализа и позиция критика. // «Москва», 1966, № 8).
[17] Павел Михайлович Литвинов (род.1940), физик, участник правозащитного движения в СССР, один из организаторов демонстрации 25 августа 1968 г. на Красной площади против вторжения советских войск в Чехословакию. После ареста и полуторагодовалого пребывания в тюрьме был выслан в поселок Усугли в Читинскую область. После освобождения в 1974 г. был вынужден эмигрировать. Павел был племянником Татьяны Максимовны Литвиновой (см. письмо от 27 янв. 1969 и прим. к нему), однако его судьба волновала маму не только по дружбе с этой семьей. Мы сразу поняли значительность этого «выхода на площадь». Вторжение в Чехословакию было событием, которое в глазах многих положило конец «оттепели», ), а демонстрация на Красной площади была первым идеологическим выступлением протеста. Хотя некоторые считали, что оттепель кончилась гораздо раньше (см. посвященный «оттепели» номер журнала «Знамя» №8, 2018 и мой отклик на него в журнале «Чайка» https://www.chayka.org/node/9187), но все мы были едины, сразу начав считать этих демонстрантов героями, которыми они и были.
[18] Майя Львовна Русаковская (Литвинова), урождённая Копелева (род. в 1938), дочь Надежды Колчинской и литературоведа-германиста Л.З. Копелева (о дружбе моей мамы с Копелевыми см. в журнале «Чайка» https://www.chayka.org/node/8488).
[19] Лариса Иосифовна Богораз (1929-2004), лингвист, публицист, правозащитница. За участие в демонстрации 25 августа 1968 г. она получила четыре года ссылки в Иркутской области (1968-1971). Л.И. Богораз не эмигрировала, она продолжала диссидентскую деятельность в СССР до конца. Известна ее книга воспоминаний «Сны памяти».
[20] Александр Даниэль (род. 1951) - сын Юлия Даниэля и Ларисы Богораз - с 70-х годов включился в правозащитное движение. В 1973—1980 годах он участвовал в выпуске «Хроники текущих событий». С 2009 года является сотрудником петербургского НИЦ «Мемориал».
[21] Еще один участник демонстрации лингвист Константин Иосифович Бабицкий (1929-1993), был осужден на три года ссылки, которую отбывал в Коми АССР. После ссылки не мог получить никакой работы по специальности, сравнительно скоро заболел, - в общем, эти три года его сгубили. Тогдашней женой Бабицкого была математик Татьяна Михайловна Великанова (1932-2002), в 1969 г. она стала одним из основателей «Инициативной группы по правам человека в СССР» (представьте себе, в совершенно бесправном государстве была основана группа по правам человека!). У Бабицких было трое детей: Фёдор, Наталья, Юлия.
[22] Двоюродный брат маминой мамы Юджин Рабинович (Евгений Исаакович; Eugene Rabinowitch; 1901- 1973), американский биохимик и биофизик; поэт (под псевдонимом Евгений Раич). Об участии Е.И. Рабиновича в нашей жизни см. в журнале «Чайка» https://www.chayka.org/node/9889 и https://www.chayka.org/node/6694
[23] То есть тем, кто сидел за одним столом с Берковскими в столовой в Комарове.
[24] Ответ на фразу в письме Роскиной к Лопыревой от 27 янв. 1969: «Позвонила я Харджиеву и сказала: «Берковские просили Вам позвонить...».
[25] Иван Алексеевич Лихачёв (1902-1972), специалист по западноевропейской литературе, поэт, переводчик.
[26] Итальянский композитор Клаудио Монтеверди (1567-1643).
[27] Небесного.
[28] Вероятно, речь идет о статье Н.Я. Берковского «На двух сценах Ленинграда» (опубл.: «Театр». 1969. №5)
[29] Вакх, древнегреческий бог растительности и виноделия, был так же и богом вдохновения и религиозного экстаза.
[30] Те мемуары, которые были потом опубликованы в книжке Н.А. Роскиной «Четыре главы» (Paris. Ymca-Press. 1980).
[31] См. Берковский Н . Я . О романтизме / / Материалы научной конференции «Искусство романтической эпохи», . — М . Гос . Музей изобр. искусств , 1969. С . 23- 44. Текст доклада Берковского зачитал на московской конференции А.А. Аникст, он писал об этом Берковскому 25 января 1969 г.: «...конференция получиоась удачная. <...> Обычно наполнялся зал на 200 чел.: на Ваш доклад, который был объявлен на 3ий день работы, привалила масса народу. Часть разместилась в соседнем зале, где стоял громкоговоритель. Я читал доклад громко, медленно и, насколько возможно, с выражением. По окончании было много аплодисментов...».
[32] У Елены Александровны в Австралии была сестра, видимо, она прислала галстук. Не помню, как сестра оказалась в Австралии и как они с Еленой Александровной нашли потом друг друга - много лет не виделись и даже не переписывались (куда там при советской-то власти!). Но, вот, было какое-то идеологическое послабление, некоторых выпускали в гости к родственникам. Помню, какое было огромное волнение: пустят-не пустят и т.д. Весной 1970 г. Елене Александровне разрешили поездку, и она пробыла в Австралии три месяца: март-май 1970. По-моему, она и уезжала и приезжала через Москву. Вернулась точно через нас, я помню ее восторженное лицо: любимая сестра, чувства не изменились, да и Австралия произвела невероятное впечатление - природа, высота волн.
[33] Это ответ на фразу из маминого письма от 29 января 1969 г.
[34] Роскина переиначивает фразу из пушкинского «Моцарта и Сальери» («Гений и злодейство — две вещи несовместные»),- вопрошая, почему Берковский ей не пишет.
[35] Валентин Владимирович Бориневич (1922-1987), доктор медицинских наук, психиатр.
[36] С Татьяной Максимовной Литвиновой.
[37] Трехтомничек Э.Т.А. Гофмана я купила в книжном магазине "Дружба" на улице Горького (ныне Тверская улица).
[38] Гийераг. Португальские письма – М.: Наука, 1973 – 286 с., илл. [Литературные памятники- Малый формат]
[39] "Португальские письма" / А. Д. Михайлов // Краткая литературная энциклопедия : [в 9 т.]. — Москва, 1968. — [Т.] 5. — Стб. 902.
[40] В энциклопедиях принято обозначать на корешке тома, с какой статьи начинается том и какой статьей кончается. Оказывается, в выборе этих обозначений содержания есть свой смысл. Статьей о Зюльфигаре нужно было закончить том, чтобы следующий том начать с Иакова. См. у С.Ф. Дмитренко (http://www.encyclopedia.ru/news/enc/detail/43018/): «Эстет, меломан, гурман по своей натуре, ВВ [Жданов] даже внешний облик КЛЭ постарался сделать неказенным, художественным, значимым. Не знаю, кто выбрал изданию переплет цвета какао с молоком, но вот то, что с корешками энциклопедии, где указываются названия первой и последней статей тома, вольничал именно ВВ, известно доподлинно. Так, на корешок 3-го тома (1966) попал «Иаков», носящий библейское имя древневосточнославянский монах, предполагаемый автор историко-агиографического сочинения XI века «Память и похвала князю русскому Владимиру, како крестися Володимер». Разумеется, в стране государственного атеизма в краткой энциклопедии обойтись без статьи о таинственном монахе-сочинителе было никак невозможно! Свою методу ВВ закрепил в 4-м томе (1967). Здесь на корешке появилась фамилия молодого тогда, но очень боевого критика и литературоведа, «новомирца» Владимира Лакшина, которому уже досталось от официозной печати за статьи о Солженицыне и другие тому подобные «прегрешения». Этой крамолы рецензенты, разумеется, не могли не заметить».
[41] В смысле напишет письмо.
[42] Н.И. Харджиев.
[43] См. письмо Берковского Роскиной от 6 февраля 1969 и примечание 77.
[44] У Чехова эта пословица встречается, например, в пьесе «Безотцовщина» (1878) или в рассказе «Кто виноват» (1886).
[45] У нас эти слова Сталина вошли в обиход как часто повторяемая шутка. Даже не ссылались ни на Ленина, ни на Сталина, только первые слова говорили, и уже все ясно было. Но когда сейчас я хотела узнать источник, оказалось, что теперь считается, что Сталин этого не говорил, и современные историки вообще сомневаются, принадлежало ли «Завещание» действительно Ленину, или его писали Троцкий или Крупская. См. в Википедии статью «Письмо к съезду».
[46] Адриан Владимирович Македонов (1909-1994), литературовед, критик, автор работ о советской литературе, в частности, книги «Николай Заболоцкий: Жизнь, творчество, метаморфозы», М. : Советский писатель, 1968.
[47] Екатерина Васильевна Заболоцкая (урожд. Клыкова, 1906-1997), ее уход от Н.А. Заболоцкого к В.С. Гроссману и ее возвращение к Заболоцкому описаны в мемуарах Н.А. Роскиной «Четыре главы» (Paris. Ymca-Press. 1980).
[48] Наталья Николаевна Заболоцкая (род. 1937), дочь Заболоцкого, с 1962 года жена вирусолога Николая Вениаминовича Каверина (1933-2014), сына писателя Вениамина Каверина.
[49] Вторая жена Е. Л. Шварца Екатерина Ивановна Шварц (по первому мужу Зильбер, в девичестве Обух, (1903–1963).
[50] Наталия Евгеньевна Шварц (1929-1996), дочь Е. Л. Шварца и Гаянэ Николаевны Халайджиевой (Холодовой), жена энтомолога Олега Крыжановского (1918-1997).
[51] См. прим. 46.
[52] То есть Е.В. Заболоцкой.
[53] См. письмо Берковского от 6 февраля 1969.
[54] Почтовый индекс адреса Берковских.
[55] Из стихотворения Н.Олейникова «Меня изумляет, меня восхищает // Природы красивый наряд...»
[56] Б.Ф. Егоров упоминался в письме Роскиной Берковскому от 27 января 1969 г. (см.)
[57] Не удалось установить, о каком именно совещании идет речь, но ясно, что на нем проходило обсуждение редактировавшейся В.В. Ждановым КЛЭ.
[58] В №2 журнала «Октябрь» за 1969 г. была напечатана статья И. Астахова и А. Волкова «В кривом зеркале Литературной энциклопедии». Напомним, что именно с этого номера в журнале «Октябрь» начал печататься сталинистский роман тогдашнего главного редактора журнала В. Кочетова «Чего же ты хочешь?».
[59] В ноябре 1966 года и январе 1967 года в журнале «Москва» печатался роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». А в соседних номерах печатался бесцветный, патриотический (но не сталинистский) роман члена редколлегии журнала «Москва» Анатолия Сергеевича Ёлкина, (1929-1975).
[60] См. статью - Э.Л. Котова. История несостоявшейся публикации: Адриан Македонов об Осипе Мандельштаме. https://cyberleninka.ru/article/n/istoriya-nesostoyavsheysya-publikatsii...
[61] Надежда Андреевна Дурова (1783-1866), русская кавалеристка, участница Отечественной войны 1812 года; писательница.
[62] Обыгрывается имя собаки Берковских Ярчик.
[63] Из стихотворения Н. С. Гумилева «Память» (1920):Только змеи сбрасывают кожи,Чтоб душа старела и росла.Мы, увы, со змеями не схожи,Мы меняем души, не тела…
[64] Уже упоминалось, что Ида Исааковна была одной из воспитательнице в лагере эвакуированных детей Литфонда.
[65] Намек на то, что теперь, заново обретя сестру, Елена Александровна пишет только ей в Австралию.
[66] Пьеса драматурга и театроведа Александра Петровича Свободина (1922-1999) «Народовольцы» была включена в трилогию («Декабристы» Л. Зорина, «Народовольцы» А. Свободина» и «Большевики» М. Шатрова), поставленную Олегом Ефремовом в театре «Современник» к 50-летию Октябрьской революции. Создатель театра О.Н. Ефремов считал эту трилогию, особенно спектакль «Большевики», «визитной карточкой» «Современника, как «Чайка» в МХАТе. Спектакли были полны скрытых намеков, их целью было разоблачение официозных стереотипов, и они, естественно, пользовались фантастическим успехом у фрондерствующей интеллигенции.
[67] Статья В. Лакшина «Посев и жатва (Трилогия о революции в театре "Современник")» была опубликована в журнале «Новый мир» 1968 №9, стр. 182-205. Статья вошла в книгу В. Лакшина «Театральное эхо». М. : Время, 2013.
[68] У Александра II было восемь детей в браке и четверо внебрачных детей, которых он узаконил после смерти Марии Александровны.
[69] Включая мальчика из лавки, случайно там оказавшегося.
[70] Пятеро повешенных по этому делу: Желябов, Перовская, Кибальчич, Михайлов, Рысаков.
[71] Вера Николаевна Фигнер (1852-1942), член Исполнительного комитета «Народной воли».
[72] Николай Александрович Морозов (1854-1946), народоволец.
[73] У них постоянно велись разговоры о том, что маме нужно писать повесть, что на основе маминых писем нужно сделать повесть и т.п., поэтому мама спрашивает можно ли включать в повесть и ответные письма Берковского.
[74] Переводчица Евгения Федоровна Аникст (1910-1995), жена А.А. Аникста.
[75] Парикмахерская находилась на первом этаже дома 29, то есть того корпуса нашего кооператива «Советский писатель», в котором жили Аниксты. Тогда не существовало записи к мастеру на определенное время, была живая очередь, иногда довольно долгая, но чаще всего приятная, так как состояла из знакомых, с которыми хотелось поболтать.
Комментарии Ирины Роскиной
Комментарии
Чудесная переписка. И
Чудесная переписка. И пояснения очень уместные, ровно там, где возникает вопрос. Спасибо!
Добавить комментарий