Публикация и комментарии Ирины Роскиной
За год, прошедший после написания последнего письма, напечатанного в первой части публикации, в жизни Н.А. Роскиной произошли большие изменения. После выхода в свет тома 65 «Новое о Маяковском» редакция «Литературного наследства» подверглась серьезным проверкам, ее структура подчинения была реорганизована, а некоторые сотрудники – преимущественно евреи, в первую очередь моя мама, подверглись сокращению. История с томом «Новое о Маяковским» несколько раз пересказывалась людьми, не понаслышке ее знающими, см., например, https://www.svoboda.org/a/1603408.html Однако мне ни разу не попадалась обсуждавшаяся в 1958 г. и врезавшаяся мне в память причина дружеского объединения в атаке на «Литературное наследство» вечно враждующих сестры Маяковского Людмилы и его возлюбленной Л.Ю. Брик. К нападкам присоединилось и высокое партийное начальство. Насколько я помню, из тогда к печати подготовленного, но запрещенного тома 66, следовало, что Маяковский всерьез раздумывал, не стоит ли ему остаться жить за границей – и не только из-за своей любви к Татьяне Яковлевой, а и по социальным причинам. Такого, конечно, нельзя было допустить до сведения советских граждан, даже во времена оттепели. В общем, моя мама осталась без работы, перебивалась внештатными заработками, заменяла ушедших в декрет редакторов то в «Литературной газете», то в журнальчике «Советский экран», то в «Вопросах литературы», описываемых в первом письме этой части.
5 января 1959
Дорогой Борис Яковлевич!
К сожалению, не могу Вам сообщить ничего утешительного. В Ждановскую[1] должность вступил Путинцев[2], выгнанный Оксманом из герценовской группы[3]; первая же его акция была изъять Вашу рецензию из 3-го номера[4]. Формально она перенесена в №4, но это, так сказать, моими настояниями: прицел же взят на то, чтоб зарезать. Пока что он внес в рецензию столь значительную правку, которая показалась чрезмерной даже Эльсбергу[5] (по крайней мере он (Эльсберг) так мне сказал, не знаю, искренне ли). В частности, всю полемику с Нечаихой[6] подчеркнул. Мне он велел отдать в перепечатку и послать Вам на согласование – что я и сделаю на днях. Боюсь, что это лишь decorum, что он постарается и дальше не дать рецензии хода.
Не могу не отметить (рука сама пишет привычно-литературно-критические обороты речи!) изумительного поведения Жданова. Он раз пять, если не больше выступал по этому вопросу, в последний раз он сказал Путинцеву, что Эльсберг сделал своей профессией выискивание крамолы и что это мало почтенно для литературы. Учитывая, что это будут тут же передано Эльсбергу, это очень гражданственно со стороны Владимира Викторовича. Ну, и Ваша покорная слуга, разумеется, не отставала: по окончании этой беседы я, мило улыбаясь, сказала Путинцеву: «Ну, Владимир Алексеевич, я думаю, теперь Вы поняли, почему я так люблю Жданова?»
Мне уже нечего терять: из «Воплей»[7] меня выживают. Эльсберг так и сказал, что он из отдела русской классики выведет ждановский дух. Не правда ли, как тонко. Но я не огорчаюсь, так как с Путинцевым работать тошно: это подонок и выкормыш Эльсберга. Работа найдется. В частности, пишу в энциклопедию. Жданов предполагает заказать Вам «текстологию», «Фета» и др., но пока идут еще самые первые буквы.
28 марта 1960
Дорогой Борис Яковлевич!
Пользуясь неслыханным престижем в Энциклопедии, я получила право писать о Вас[8]. Представляете себе мой восторг. Но то, что я написала – это лишь приблизительно, так как от меня это потребовали сделать в течение получаса – с тем, чтобы потом поправить. Посылаю Вам сей черновик, надеюсь, что Вы его выправите, и я получу за это 80 рублей, Вы же бессмертие. Не сомневаюсь, тут я переврала все, кроме имени, отчества, фамилии и определения: ценные. Пожалуйста, исправьте и верните мне быстренько.
Бонецкий[9] и Владыкин[10] будут, в ближайшие два приемные дня, как обычно. Лучше бы однако еще раз удостовериться накануне. Сообщите мне, когда приедете, я Вас встречу.
В Москве светит солнце, весна и всеобщее ликование по случаю Вашего будущего появления. Журналисты готовятся интервьюировать проводницу.
20 апреля 1960
Дорогой Борис Яковлевич!
Ваше предложение звонить Вам вызвало у меня саркастическую ухмылку: из 80-ти рублей это дороговато. А текст Ваш мне не очень-то понравился. Что значит, например, составитель «указателей основной литературы» о Герцене, Гончарове, Лескове, Писареве и др.» . Какие это указатели, когда они выходили, где? Что они, все одинаково назывались? Тут надо сказать более четко, дать обязательно годы. Что за «работы по теории библиографии» - опять же надо дать годы, название хоть одной. Так что для того, чтобы я получила эти 80 рублей (минус почтовые расходы) Вам придется еще потрудиться.
С приветом НР
1 августа 1960
Дорогой Борис Яковлевич!
Я, конечно, не обижалась на Вас, отнюдь, но все-таки после того как я столько Ваших колкостей приняла, может быть, Вы мне по крайней мере скажете, откуда взялась строчка «Так на свете все превратно»[11], а также кто написал «Жил-был у бабушки серенький козлик»[12]? (То и другое цитируется у Тургенева[13]).
Я, как теперь вспоминаю, видела в Риге и кладбище, и музей быта, в общем все кроме оперы. Я думаю, может быть зимой поеду в Дубулты – писать повесть. Я тут совсем было потеряла надежду, что у меня что-нибудь выйдет, и занялась всецело Анненковым[14] и Тургеневым, но на днях мне позвонили из издательства и сказали, что им надо знать, в каком месяце я сдам повесть, чтобы планировать работу художника! Это меня невольно вернуло к мыслям о славе и я стала опять надеяться, что стану талантливее и что-нибудь все-таки сделаю.
15 октября 1960
Мы давно с Вами не переписывались; за это время вышел роман Хемингуэя[15], который лучше не назовешь, как сказала Ахматова: «смрадный». А как Вам понравилось предисловие?
Вот что интересно, так это Бержье, «Секретные агенты против секретного оружия»[16].
Я жутко мучаюсь с Оксманом и если бы не нужда, ни за что не стала бы с ним работать. Поминутно ждешь вспышки; девочки в герценовской группе так и плачут.
Да, вот еще что Вас позабавит. Позавчера мне звонит Илья[17]:
- Н.А., мы выписали Вам (по разметке чех. тома) тысячу семьсот с лишним рублей!
Я сдержанно говорю спасибо (думаю, что мне полагалось вдвое). – А у нас за это к Вам просьба!
- Пожалуйста.
- Вам привезут на дом пять книг...
- Что-то не понимаю, - каких книг?
- Наших книг, чех. тома! И Вы будете дарить их своим знакомым!
- То есть как? За свои деньги?
- За эти деньги!
- Да Вы что, И.С., с ума сошли? Неужто Вы будете решать, что мне знакомым дарить?
- А что особенного?
И, представьте, он-таки, как выяснилось, многим всучил книги вместо части гонорара! («Литнаследство» совершенно не раскупается, стоит 50 р.) Каково? Вспоминается чеховская молодость, когда издатель предложил ему вместо денег взять его брюки у портного.[18]
28 июня 1960
Дорогой Борис Яковлевич, ей-богу, таких беспокойных клиентов у меня eще не бывало: я горько сожалею, что обедая с Вами, я не съела вдвое больше. Видимо, учитывая это, «Энциклопедия» мне заплатила не 80, а 100 р. Плюс 100 р. я клянусь получить с Вас.
Вот Вам текст.[19]
- сов. литературовед. Окончил филологич. ф-т Ленингр. ун-та. Начал печататься в 1924. Автор работ о Н. А. Некрасове, Н. А. Добролюбове, А. А. Фете, Ф. И. Тютчеве, Козьме Пруткове и др.; многие из них опубл. как вступит. статьи к соответств. изданиям «Библиотеки поэта». Б. принадлежат также ценные публикации и комментарии к соч. рус. классиков, исследоват. работы по частным вопросам изучения жизни и творчества Н. А. Некрасова, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. Г. Чернышевского и др.
Соч.: О «Муравьевской оде» Некрасова, «Каторга и ссылка», 1933, № 12; Добролюбов — поэт, в кн.: Добролюбов Н. А., Полн. собр. соч., т. 6, М., 1939; Поэты сороковых годов, в кн.: История рус. лит-ры, т. 7, М. — Л., 1955; Тютчев, там же; Фет, там же, т. 8, ч. 2, М. — Л., 1956; К истории стихотворения Н. А. Некрасова «Катерина», в кн.: «Некрасовский сборник», т. 1, М. — Л., 1951; Начальный период сатирич. поэзии Некрасова. 1840—1845, там же, т. 2, М. — Л., 1956; Сатира Н. А. Некрасова в 1846—1847 годах, там же, т. 3, М. — Л., 1960; Сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина, Л., 1958.
Если Ваша милость опять будет недовольна, то пишите по тому же адресу. Только не Н.А. Роскиной, я переменила фамилию, а Н.А. Варнгаген фон Энзе[20].
Юлиан[21], который всю жизнь меня хаял, теперь пригласил помогать ему по академическому Тургеневу. (Только упаси бог, не расскажите это Моне). Есть и другая работа. В общем живу ничего.
Вчера видела «Римские каникулы»[22], правда, мило?
16 июня 1961
Дорогой Борис Яковлевич, я опять получила грозное письма из Энциклопедии. Сознаюсь Вам, что уже ничего не помню и не могу сейчас сообразить, пущен ли в результате тот вариант, который Вы хотели или же это опять тот, который был отправлен в набор по моей ошибке. Я не сохранила у себя дублета Ваших текстов, а Ваши письма по этому вопросу куда-то запропастились (может быть, украдены агентами Энциклопедии). Не серчайте и прочтите еще раз – я же обязуюсь никогда и ничего больше о Вас не писать. Даже в моих мемуарах глава, посвященная Вам, будет заменена точками.
Напишите заодно о себе, как живете, как что. Много ли двоек наставили в сессию. Я уже полгода ничего не знаю о Вас, и может быть что-нибудь более серьезное приключилось.
Я сейчас интригую, чтоб меня взяли в герценовскую группу в ИМЛИ[23]; неясно еще, состоится ли это, но меня устраивают оба варианта. В Детгизе скоро должна выйти моя книжечка – сборник воспоминаний о детстве Чехова с моими статейками[24]. Для Гослита делаю указатель к письмам Пушкина[25]. Строчу внутренние рецензии на прозу в «Знамени»[26]. Вот и все мои дела.
Отдыхать не еду, считая это пошлостью. В августе жду приезда американского дяди[27] и возможно, что вместе с ним побываю в Ленинграде, инкогнито[28], с 5 по 10 августа. Будете ли Вы в это время дома – сомнительно, конечно. Напишите мне, только, умоляю, не пилите меня за Энциклопедию.
Будьте здоровы
Ваша НР
Да! Осенью я перееду в новый дом[29]. Буду жить не то на восьмом, не то на девятом этаже, поплевывать вниз с балкона. Приглашаю Вас с Галей на новоселье.
5 января 1965
Дорогой Борис Яковлевич, спасибо за новогодние поздравления. Поздравляю и Вас с юбилеем[30], хоть Вы, видно, не слишком ему рады. А почему? Помню, когда мне исполнялось 30 лет, а Иринке было 10, она ушла в школу, оставив мне записочку: «Дорогая мамочка, не огорчайся, что тебе 30, некоторые радуются, когда им 100.»
Надо учиться у Корнея[31] – человек умеет спекулировать всем, что попадает ему в руки, в том числе и восемьюдесятью годами.
10 апреля 1969
Дорогой Борис Яковлевич, вчера я была в гостях у Юлиана Григорьевича[32], который рассказал мне, что в двух стенограммах обсуждения Энциклопедии ему встретились сетования на то, что заметка о Бухштабе написана чересчур нежно. Видали? А Вы-то меня вечно корили и даже одну свою статью мне надписали так: «Моему нерадивому биографу». Подождите, я еще не раз так поплачусь.
17 января 1970
Дорогой Борис Яковлевич!
Я исполнила Ваше поручение – приветы. Ада Ивановская[33] – мы с ней вчера вместе были на вечере в ЦДЛ, посвященном йоготерапии – очень обрадовалась, очень про Вас расспрашивала. Сама она немного ожила, уже не так горюет по поводу своего развода, хорошо выглядит, очень интеллигентна и привлекательна. Евгения Давыдовна[34] сначала спросила: «А кто такой Борис Яковлевич?» - но потом вспомнила. Она, как и Вы, травмирована сокращением планов[35], но все же, чувствуется, процветает, в курсе всех премьер и обожает внука[36].
Йоготерапия – любопытное дело, но нам, видимо, придется уже болеть и помирать по-простому, по-советскому. Йоги помогают больше тем, кто умеренный и аккуратный, а мы этого не любим. Но интересно было очень.
Вы не можете себе представить, как я уезжала из Ленинграда. Без билета! Самолеты не летели, на поезд билетов не было из-за мальтузианского разгула школьников, и какая-то проводница прятала меня в буфете от ревизоров. Давненько я так не ездила! Причем эта проводница к тому же подозревала, что меня подослал ее жених, служащий в милиции, который хочет ее убить. Якобы. (Как говорила Фрида Вигдорова[37], когда она слышит слово «якобы», то дальше она вообще уже не верит ни одному слову).
Ира получила очередную пятерку и вытянула отличную стипендию. Это удачно. Идя с экзамена, она купила нам билеты на французский балет[38] – одноактные балеты, где, говорят, очень интересен «Собор парижской богоматери». В Ленинграде его не исполняли.
Было заседание чеховской группы, говорили о графике сдачи томов – пока все идет так, как будто издание наше состоится. Бельчиков[39] шел с номером «Звезды» подмышкой. Я спросила: «Вы читаете Бурсова?» - это ленинградский бестселлер»[40]. Оказалось, что он не знает слова «бестселлер». Мне стало неловко, и я сказала, что знаю его только потому, что у меня дочь студентка.
Ну, желаю Вам всего доброго. Очень надеюсь повидать Вас еще в 1970 году.
Любящая Вас
НР
4 января 1971
Дорогой Борис Яковлевич! Ира просит не пожалеть конвертика и написать Вам, что она в упоении от Вашей книги[41]. Мне это очень приятно, и надеюсь, и Вам будет приятно – ведь она в том возрасте, когда впечатления от книг столь ярки и важны, - в том самом возрасте, когда и я Вас впервые читала. Перед этим она читала Лотмана[42], но он ей не нравится. Выдумали себе науку и тешатся. Нет уж, наша семья – это бухштабовцы, все как один.
Жаль, конечно, что книга Ваша тонка, что Вам не дали сборника работ – не только о поэтах. Ну да что поделаешь.
Ваши Н. и И.
14 марта 1971
Между прочим, напишите мне, пожалуйста, что за академический Некрасов намечается в Ленинграде?[43] Кто, что, где? Наш саботажник Бельчиков, по-моему, только рад, если запустят на полный ход Некрасова, а Чехова свернут. Он занимает какую-то странную позицию. А у нас все удручены, так как Чехов все стоит и стоит на месте, а вот о Некрасове начали писать. Как Вам кажется - реален Некрасов?
Ира была недовольна опять, так как считала, что из моего письма Вы можете ошибочно заключить, будто в Вашей книге она прочла Ваши работы впервые, между тем, как на самом деле она их перечитывала. Это Ваша истинная поклонница. Что же касается строгостей новой филологической науки, то в это я не верю. Известно, кто наводит эти строгости: люди, мало одаренные в литературном отношении, сбежавшие от трудностей разных наук. Мне кажется, все это уже исчерпало себя. Они нас уверяли, что начали нечто, дающее отдаленные результаты, но это теперь никому не нужно. Если за десять лет можно было от спутника допрыгнуть до Луны, то за эти же десять лет можно было понять тщетность структуралистики; а через десятью десять лет нам уже будет нечем дышать и нечего есть. Это я Вам сообщаю, прослушав в ЦДЛ лекцию знаменитого генетика-биохимика Н.В. Тимофеева-Ресовского «Биосфера и человечество». О биосфере он говорил вещи, страшные своей непоправимостью и близостью беды; о человечестве же я сделала выводы сама, глядя, как оно, ухмыляясь, двинуло в буфет.
Читала «Маленького Гарусова»[44]. Значительная вещь, жаль, что Грекова недотянула конец. Вообще это первая ее вещь, которая мне понравилась всерьез. Я не любила ее щегольство современной речью, ее холодок. А здесь есть какие-то прорывы из наблюдательности в более глубокие сферы.
Окончание следует
Добавить комментарий