Театральная компания БОСТОНСКАЯ ЛИРИЧЕСКАЯ ОПЕРА в сентябре нынешнего 2023 года представила премьеру великой оперы Дж. Пуччини, имеющей два равноправных названия: “Мадам Баттерфляй” и “ЧИО-ЧИО-САН”. Имя героини Чио-Чио-Сан, но тот, кого она полюбила, называет её Баттерфляй-Бабочка.
Будучи давней жительницей Бостона, годы и годы я стараюсь не пропускать новые постановки оперных спектаклей этой единственной оперной компании города. Тем более, что в отличие от привычного графика оперных театров России, когда в афише на сезон не менее 12 названий, и они, чередуясь, идут каждый день, БЛО показывает не более четырех премьер в сезон. Каждая идет примерно дней 12, и навсегда исчезает из репертуара после того, как горожане посетили спектакль, и больше сборов не будет. Помещения своего, к сожалению, у БЛО тоже нет. Для показа спектаклей компания арендует то или иное старинное прекрасное здание в так называемом Theater district в самом центре в Down Town. Это может быть Shubert – theater, Majestic- theater или, как для нынешней постановки, Colonial- theater. Обычно в каждой постановке классических опер выступают приглашенные молодые и талантливые певцы.
Постоянной труппы у компании тоже нет. Но есть постоянный дирижер – Дэвид Энгус. Примечательно то, что художественные руководители БЛО кроме классики не боятся ставить, и рисковать, отважно предъявляя публике творения современных композиторов. Давно замечено, что большинство меломанов характеризует консервативный вкус. Оперы 19-го века и более ранние приветствуются, и зрительный зал всегда заполнен.
Оперы, созданные нашими современниками, достоинства которых выявлены в усложненной музыкальной стилистике и не покоряющие волшебными мелодиями, привлекают гораздо меньшее число публики. И тем не менее БЛО включает их в свой репертуар с желанием приобщать аудиторию к оперному жанру в его новой ипостаси. Для меня самым сильным впечатлением из прошлых лет была постановка оперы “Эхнатон” композитора-современника Филиппа Гласа, осуществленная режиссером Мари Зиммерман. Её затмила только другая постановка этого творенья спустя годы в Метрополитен-опера.
На нынешнюю премьеру любимой классической оперы я шла с воодушевлением. Менее всего я могла ожидать тех вторжений в сюжет, влияющих и на звучание музыки, что возникнут на сцене.
Перед описанием постановки, вызвавшей мое недоумение, начну с обращения к замыслу композитора, создававшего это произведение в сотрудничестве с двумя своими соратниками-либреттистами Луиджи Иллика и Джузеппе Джакоза. К идее написания оперы о судьбе бесправной японской девушки начала 20-го века подтолкнул Пуччини драматический спектакль ”Гейша” по пьесе Давида Беласко, увиденный им в одном из лондонских театров. Кстати, это случилось аналогично тому, как Верди пришел на драму “Король забавляется” и воодушевился произведением В. Гюго для своего “Риголетто” или, вдохновившись драматическим спектаклем А. Дюма-сына “ Дама с камелиями” с Сарой Бернар, написал оперу “Травиата”.
Серьезная драматическая основа и тема становились не раз источником для рождения великих музыкальных творений. Для Джакомо Пуччини конфликт социальный и трагедия человеческой души почти всегда главные движители. В пьесе Беласко Пуччини тронула и взволновала участь юной бесправной и жестоко обманутой женщины. Он обратился к Беласко с просьбой разрешить по мотивам пьесы создать оперное либретто.
Получив согласие автора, Пуччини вместе с Джакозой и Илликой начал работу. Итальянский композитор знакомится с японскими мелодиями, изучает традиции, и осваивает обычаи народа, зачастую диктующие поступки. Чтобы понять трагедию Чио-Чио-Сан, нужно знать о законах и понятиях чести, столь высоко поднятой в еще феодальной стране, внезапно вынужденной перестраиваться в капиталистическую.
При общественных переменах живы старинные законы феодального мира: дети, жены находятся в полной зависимости от отца. Живы и законы самураев: позор можно смыть лишь японским способом самоубийства-харакири. И хотя страну уже пересекают железные дороги, в порты прибывают суда из разных стран, уже появился телеграф, но маклер-сват Горо продает живой товар-гейшу по имени Баттерфляй американскому лейтенанту Франклину Беньямину Пинкертону. И более того, он это совершает подло, так, что все обставлено как свадьба. Баттерфляй думает, что она выходит замуж за американца, который красив и как ей кажется, благороден. А на сцену выходит на самом деле низкий человек, заведомо знающий, что совершает обман, и, воспользовавшись юной девушкой, оставит её без угрызений совести.
Сразу заданы характеры в музыке: им соответствуют в восточной льстиво – угодливой пластике Горо, с прямой осанкой в белом морском кителе победительный Пинкертон, нежная, наивная в традиционном кимоно Баттерфляй, преданная ей тихо ступающая служанка Сузуки, учтивый и остающийся лишь огорченным свидетелем консул Шарплес… Национальный японский колорит в музыке сопровождает и сцены с появлением подруг героини, японок в кимоно, юных и чистых, сплетающих голоса в хоре, двигающихся маленьким мелким шажком…. Конфликт и последующая трагедия основаны на жестоком праве колонизаторов. И в этом также есть определенная историческая причина, учитываемая композитором, отбрасывать которую, как и обманутую любовь героини и национальное понятие чести, означает пренебречь авторским замыслом. Действие оперы происходит в Нагасаки.
Название города вызывает у режиссера новой постановки Фила Чана ассоциации с более поздним временем Второй мировой войны, и он переносит действие из начала века в 40-е годы 20 века. Исторические события уже совсем другие. Перл -Харбор. Страшные военные действия между Японией и Америкой. Более того: изменено и место действия. Батерфляй живет не в Нагасаки, а в Сан-Франциско, работает в китайском ночном клубе, и скрывает свое японское происхождение, выдавая себя за китаянку, чтобы не быть интернированной, как это случилось со многими японцами в этот период. Поэтому никакого японского колорита, воссоздаваемого в музыке, на сцене нет. Все женщины, включая Чио-Чио-Сан одеты по моде 30-х годов, в шелковых платьях с длиной, чуть прикрывающей колени. Или по образцу Мулен-Руж, но в довольно вульгарных позах. Вся историко-культурная и этническая атмосфера Японии отброшены. Для такого препарирования в соавторы приглашены другие два драматурга - Артур Донг и Ашлин Алко Нелсен, живущие сегодня. Что они предложили?
Вместо ветки сакуры - прокуренный ночной китайский клуб. Вместо экзотики национального колорита и традиций – духоту дешевого притона.
Возникает вопрос: подобное своеволие режиссера было бы принято композитором, создавшим свою музыку как поэму о красивой и жестокой Японии? И как бы он, следовавший строго всем правилам в вопросе законов об авторских правах отнесся бы к сценическому антуражу, не соответствующему музыке его партитуры?
Произошло изначально смещение смысла.
Еще до начала действия, до звуков оркестра на сцене присутствует неизвестная немолодая женщина. Пока публика рассаживается, она вынимает из сундучка плюшевую детскую игрушку и смотрит на неё долго в печали. Потом достает вязаное домотканое покрывало - и тоже всматривается в него, вздыхает и убирает. Кто она и зачем она, непонятно. В буклете потом можно было прочитать, что это кто-то в 1983 году на Гавайях вспоминает прошлое. ЗАЧЕМ? Зачем эта лишняя немая мизансцена с лишним персонажем? Преодолевая недоумение, следуем за происходящим. Во весь портал сцены являются сверкающей рекламой китайские иероглифы, очевидно, название ночного клуба. Тут собрались все персонажи плюс массовка, состоящая из доступных девушек. Они подменили целомудренных японских дев, демонстрируя откровенно эротические движения. Но ведь звучат другие мелодии, не совпадающие с поведением разнузданных девиц из ночного бара…
Ничем не передает и Горо - Роделл Росел, обладающий хорошим тенором, особенности своего персонажа. Он одет в европейский костюм, выглядит как обычный клерк, у которого только почему-то в руках китайский веер…
Когда входит Пинкертон - Доминик Ченс, ярким событием это тоже не становится. Хотя свою первую арию он исполняет на достаточно хорошем вокальном уровне. Впрочем, восхищаться им дано только Чио-Чио-Сан. Бедная чистая душа…На ней короткое платье по моде в Америке и Европе 30-40-х годов. И в этом отказе от японского колорита также ощутимо насилие над содержанием. Ведь это отказ и в её национальной сущности…Что подтвердится в финале. И что ему противоречит. Она еще об этом не знает.
Но уже знает консул Шарплес - Трой Кук, которому Пинкертон сообщает о своем циничном плане.
А пока все же во власть вступают звуки музыки… Голос Чио-Чио-Сан - Кэрен Чиа Линг Хо- теплый, объемный, льющийся, заставляет сопереживать героине и вновь ощущать красоту любимой музыки. Певица красива, эмоциональна, выразительна. Все время её пребывания на сцене позволяет сконцентрироваться на ней как главной героине и отвлечься от сценических помех…Но все сценическое смещение сюжета оказывает влияние и на музыку…
Не знаю, простиралось ли вторжение режиссера Фила Чена на местоположение оркестра, но никогда не бывало так, чтобы одна часть оркестра со всеми струнными и духовыми располагалась, захватив большую часть территории оркестровой ямы слева, и совсем немного струнных размещалось от дирижера справа. Это отразилось на акустике: звук стал постоянно настойчиво громким. Дирижер Дэвид Энгус, обычно очень чуткий к проведению лирических и светлых симфонических эпизодов, умеющий вовремя снижать накал и переводить оркестр от красочного crescendo к мягкому аккомпанементу, на протяжении всего спектакля оставался на forte и fortissimo. Если такое звучание было уместно в сцене появления гневного Бонзо с проклятиями племяннице-вероотступнице, принявшей христианство, то никак не совпадало оно с лирическими ариями и дуэтом Чио-Чио-Сан и Пинкертона в 1-м акте и впоследствии.
Трудно не остановиться на сцене с выходом Бонзо - самураем, фанатиком буддийской веры и по – театральному зловещим образом. Его выход всегда контрастен безмятежности свадебных поздравлений Чио-Чио-Сан. На сей раз вышел не картинный персонаж, столь характеристически обрисованный в музыке, что иным, чем традиционным, в масочном гриме, его представить невозможно. И не нужно! Но вместо него на сцену вышел человек в облике русоволосого с бородкой американского фермера, ничем не грозного, не пугающего своим проклятьем, а как-то рассерженно высказывающим свое недовольство.
Впрочем, по драматургическим переменам, он сообщил обитателям клуба, что Чио-Чио-Сан никакая не китаянка, а скрывающая правду о себе японка. Высказал и ушел…Несомненно хороший артист и певец Хыюнджин Сон выполнил поставленную перед ним задачу и ни в чем не виноват. Но эффект, обычно производимый этим персонажем, абсолютно отсутствовал.
Однако сокрушительные изменения сюжета еще впереди. А пока утешимся самым лучшим эпизодом новой постановки: дуэтом а капелла, исполняемым Чио-Чио -Сан и её служанкой Сузуки - Алис Чанг. Они пели, соединяя тембры своих сопрано и меццо-сопрано, в экстатическом состоянии, с изумительным согласием и завораживающим лиризмом. И публика оценила красоту пения и откликнулась овациями. В моем восприятии по исполнению это был лучший музыкальный номер всего оперного спектакля.
Не думаю, что есть надобность напоминать о том, что Пинкертон уплывает вскоре в свою Америку, а любящая Чио-Чио-Сан продолжает ждать его возвращения три года, родив белокурого, похожего на белого отца сыночка. По либретто, созданному соавторами Пуччини, она ждет его в домике, за который Пинкертон заплатил, арендовав его на три года. Срок аренды подходит к концу. Скоро ей негде будет жить…
Тогда появляется важный сценический атрибут: большая шкатулка, в которой героиня хранит меч своего отца. Именно этим мечом в момент отчаянья он сделал себе харакири. На лезвии ножа выгравировано:” Умри с честью, если жить с честью уже не можешь”.
Для Чио-Чио-Сан – это завет. И она все чаще вглядывается в это страшное орудие. Почему же в вышеупомянутой пантомимической заставке не кинжал возникает, извлекаемый из сундука, не кинжал как символ будущей трагедии, а детская игрушка?
И что за странное окружение у бедного жилища героини, брошенной на произвол судьбы? Оказывается, приглашенные режиссером соавторы поместили героиню в концентрационный лагерь после бомбежки Перл-Харбора. Теперь она вынуждена жить в бараке, в какой-то степи с сухой пожелтевшей травой, охраняемая с обеих сторон часовыми. Её сыну уже три года, и он болен туберкулезом, и у него высокая температура (Господи Боже мой, зачем?). И Сузуки, выглядящая мужеподобно, и Чио-Чио-Сан в том же платьице из ночного клуба, опечалены болезнью ребенка и отсутствием лекарств. И в эту местность, далекую от прежней, приходит вновь Шарплес. Вначале он советует ей принять предложение желающего жениться на ней принца Ямадори.
По сценической традиции, появляется молодой и красивый юноша в национальных одеждах, готовый любить Чио-Чио-Сан. Увы, она ждет Пинкертона! Но в этой постановке на роль-партию Ямадори приглашен артист с непривлекательной внешностью, грузный, старый - Мэтью Арнолд. И опять смысл переиначен. В одном случае отказ красивому претенденту подтверждает силу любви, пылающей в героине к Пинкертону. Отказ старому и непривлекательному понятен безо всяких причин…И вот, наконец, Шарплес приходит …. с вестью от Пинкертона. Тут нет помехи замечательной сцене, в которой американский консул пытается прочесть письмо Пинкертона героине о том, что он к ней не вернется, но она, заслышавшая его имя, уже не слышит того, что им сказано. Острота надежды на счастье её переполняет. И она застывает от ожидания встречи, начинается знаменитый монолог Чио-Чио-Сан, вглядывающейся вдаль, чтобы разглядеть очертанья линкора “Линкольн”… Стоп. У нынешних драматургов корабль не плывет. Летит самолет!
В этот момент я схватилась за сердце. Такое вторжение в сюжет возможно?
Кто дал право подобной переделки произведения? Произведения, великий автор которого, продумывал, тщательно отрабатывал со своими либреттистами соответствие музыки и сюжета…. Разве сценическая партитура не должна вырастать из оркестровой?
Мне пришлось почувствовать неладное и дальше. Пока героиня переживает надежду и отчаяние молча, спев свой монолог, на сцену выходит танцовщица - Касси Вэнг, тоненькая как тростинка, нежная как японские двустишия. Её можно было заметить еще в 1-м акте в ночном клубе с партнером. Теперь она исполняет танец соло, призванная, видимо, чтобы явственней воплотить чувства Чио-Чио-Сан. А с противоположной стороны сцены на неё смотрит вышедшая неожиданно вновь неизвестная пожилая женщина из заставки к спектаклю. No comment! Какая странная безвкусная режиссура!
В завершение: Пинкертон, слегка хромающий, опирающийся на палочку, наконец, появился, чтобы по праву колонизатора (разве к 40-м годам прошлого века это право сохранялось?) отобрать у матери его ребенка, а за его спиной проследует крупная женщина в элегантном английском костюме и шляпке – американская законная жена Кэт. И почему-то при взгляде на Кэт возникало подозрение, что она трансвестит.
Ребенка отнимут у несчастной, рыдающей истерически громко матери. И в рыданиях оставят одну на сцене. Никакого харакири за сценой она совершать не станет.
Это все.
За всю мою жизнь я не пыталась написать рецензию на такую странную постановку. За всю мою жизнь я не была так расстроена и огорчена в оперном театре. Но описываемый мною спектакль – не единственный случай режиссерского произвола в опере. Переносы места и времени действия вошли в безнадзорную и ненаказуемую практику. Лючия Ламмермур в слесарной мастерской, герцог Мантуанский в Лас-Вегасе, Гретхен и Фауст с Мефистофелем в биохимической лаборатории, примерам нет числа. Для чего это делается? Чтобы привлечь в оперу малокультурных зрителей? Ведь и место, и время диктуют свою мораль, свой кодекс поведения, а понятие чести, репутации и долга в 19-ом веке принципиально были другими. Если режиссер вносит в сюжет проекцию, несущую смыслы в другие времена, это оправдано. Если режиссер просто хочет упростить сюжет или подогнать его под нынешние примитивные представления, это оскорбительно для искусства. Приглашенная китайская команда показала, что идет в фарватере общих мировых тенденций по разрушению культурных и художественных основ жанра оперы.
Комментарии
Современная трактовка
Перестала ходить в театры после двух случаев. Спектакль в маленьком театре в пригороде Чикаго о влюбленной черно-белой паре и их отношениях с её белыми родителями и миром. "Writers Theatre" театр очень маленький. Его зал напоминает цирковую арену, где сидения окружают сцену. Я обычно сижу в первых рядах и в одной из слегка затемненных сцен оба героя голые, но если она лежит на кровати, то он стоит абсолютно голый с ничем не прикрытыми гениталиями прямо передо мной. Поскольку я ничего подобного в театре не видела, я была в шоке. Второй случай, который меня отвратил от современных американских постановок, произошёл на просмотре одной из пьес Шекспира, в которой одного из королевских детей играл черный актер. O tempora, o mores!
Ответ
Уважаемая Лидия!
Описываемые Вами два случая с огорчительными впечатлениями не должны Вас отвернуть от театра, если Вы его любите. Рискну дать совет: когда выбираете спектакль, который хотите посмотреть на английском, предварительно постарйтесь узнать о чем незнакомая пьеса. Как правило, на Google можно найти рецензии.Лучше, конечно, смотреть классические пьесы, знакомые. Тогда легче будет понять что режиссер и актеры внесли нового в смысл. Правда, и это не всегда уберегает от огорчения, если насильственно вводится фривольность, "обнаженка"( как теперь называют то, что в прежние времена на сцене было недопустимо).И все-таки я лично видела много замечательно талантливых постановок, умных и проникновенных в драматических театрах Бостона. Так, что просто старайтесь не ошибиться, чтобы не огорчаться.
"Чио -Чио- Сан" в другом месте и времени, Алла Цыбульская
Как музыкант благодарна Алле Цыбульской за детальный разбор известной оперы Пуччини и высоко профессиональную рецензию на постановку ее в БЛО. Музыканты и любители оперы постоянно высказываются о происходящих в опере, разрушающих этот уникальный жанр, процессах. Смею надеяться, что эта смелая для текущего времени рецензия найдет понимание у руководителей БЛО.
Добавить комментарий