Сол Беллоу - Русские корни великого американского писателя - Окончание

Окончание.  Начало см. Часть 1

bellow_reagan.jpg

В более общем плане, критики неоднократно отмечали у Беллоу влияние Достоевского. А одну сцену он даже позаимствовал у Достоевского: помните, как Дмитрий Карамазов подсматривает через окно из сада за отцом, которого жгуче ненавидит и временами хочет убить? Точно так же наблюдает в окно из сада за бывшим другом герой романа «Герцог», сжимая в кармане пистолет, потому что тот увел у него любимую жену с ребенком. Но отказывается от преступления, видя, с какой нежностью тот купает в ванне его малолетнюю дочь. В этом романе протагонист впадает в тяжелую депрессию и борется с ней, сочиняя письма разным известным личностям, как живущим, так и давно умершим, например президенту Эйзенхауэру и философу Фридриху Ницше. Писем он, естественно, не отправляет. Но что примечательно: каждое из них написано в стиле, соответствующем положению и характеру адресата. Сам Беллоу, испытав подобное же потрясение – уход жены к ближайшему другу, сумел побороть наступившую депрессию и отомстить сопернику, написав великолепный роман.

Использование встреченных в жизни лиц и сюжетов тоже характерно, как мы знаем, для русской классической литературы. Взять хотя бы шедевр Чехова «Попрыгунья»: друг писателя художник Левитан легко узнал себя в герое рассказа и надолго разорвал с автором все отношения. Прототипами нескольких героев Толстого также служили его известные современники. Кстати, именно у Толстого, своего любимейшего русского писателя, Беллоу пытался перенять кое-какие приемы для своего творческого метода: «Я ношу в голове множество прожектов одновременно, следя за их медленным созреванием, - пишет он другу в 1980-м году, - и время от времени счастливо разрешаюсь от одного из них. Это как раз тот метод, который предпочитал Толстой». «Того и гляди, - говорил американский писатель в шутку писателю Герберту Голду, стану настолько неуязвимым, что начну писать философские трактаты, подобно Толстому».

Это замечание сделано в загородном доме под Нью-Йорком, который Беллоу называл «маленькой Ясной Поляной». Он жил там со своей второй женой, в которую влюбился, по собственному признанию, отчасти из-за присущей ей «русской мистики». Она и в самом деле была русского происхождения - дочерью довольно преуспевавшего в то время художника Шабасова, и Сол нежно называл ее Сашей. Именно Саша Шабасова сбежала от Сола с его лучшим другом, не подозревая еще, что падет жертвой чисто литературного акта мести – писатель сделает ее персонажем своего романа, о чем она с досадой напишет потом: «Моя фиктивная жизнь в романе сделала меня достоянием широкой публики».

Подобным же образом Беллоу расправлялся и с другими своими женами, за исключением последней, а всего их у него было пять, так что захватывающих дух семейных коллизий у него хватило бы на много романов. От разных жен у писателя родилось четверо детей, причем младшая дочь - когда ему было 84 года. Cредний сын Адам стал известным писателем и главным редактором крупнейшего издательства «Даблдэй».

Красивый и необыкновенно остроумный, Сол пленял женщин, но отталкивал своим неуживчивым, трудным характером, унаследованным от отца, – вспыльчивым и в высшей степени эмоциональным, независимым и непредсказуемым, не поддающимся никакому давлению извне. Похожими характерами наделены и многие его герои, потому-то и напоминают они классических русских персонажей, и не удивительно, что четырежды его браки были расторгнуты.

Что до его политического «измерения», то будучи в молодости социалистом марксистского толка, Беллоу в зрелые годы марксизму изменил и сделался либералом с сильным консервативным уклоном. Он с презрением отметал так называемую «политическую корректность», и за это не раз подвергался гонениям в американской прессе. Особенно досталось ему за интервью по поводу так называемого «мультикультуризма» в преподавании, когда он с явным сарказмом спросил у интервьюера: «А есть ли Толстой у зулусов и Пруст у папуасов?»

Окончательное разочарование в марксизме пришло с концом Второй Мировой войны: «С этого времени, - пишет Беллоу, - Советский Союз стал для меня символом деспотизма в самой унылой своей форме». Крайнее отвращение у него вызвали венгерские события 1956 года - он оказывал помощь беженцам из Венгрии, а впоследствии и эмигрантам из Румынии (четвертая его жена была румынкой - профессором математики и в качестве профессора астрономии предстала перед читателями в романе «Декабрь декана» (Dean’s December). Беллоу весьма реалистично описывает полуголодное, затравленное существование румынской интеллигенции при диктаторе Чаушеску. Мне многое здесь напомнило условия жизни в Советской России, в которой Беллоу никогда не бывал.

Чем вызвано нежелание Беллоу посетить Россию? Возможно, оно было связано с трагической судьбой его родственников: Те же дяди, Рафаил и Наум Гордины, лишенные всего состояния, умерли в нищете в 1919-м году, а их дети ютились в двух комнатах некогда огромной фамильной квартиры, уплотненной десятками жильцов. Один из них, Михаил Гордин, провоевал всю Великую Отечественную войну с фашистами в рядах Советской армии, а потом эмигрировал в Израиль.

Писатель Беллоу не приезжал в СССР в 60-70-е годы прошлого века еще и потому, что его книги долгое время не переводились и на русском языке не издавались, не то что произведения его современников Джона Чивера и Джона Апдайка. Помимо лауреатов Нобелевской премии Фолкнера, Хемингуэя и Стейнбека, чаще всего тогда печатали американских писателей левых, прокоммунистических взглядов. Я помню, что будучи студентом московского Института иностранных языков, неоднократно встречался с английскими и американскими студентами. И перво-наперво спрашивал их об отношении к Джеймсу Олдриджу, чей роман «Дипломат» пользовался в СССР в те годы огромной популярностью. К моему изумлению, никто из них слыхом не слыхал об Олдридже, как оказалось впоследствии, второсортном писателе-коммунисте и большом друге советских писателей. Выслушав отрицательный ответ, я пытался разузнать, кого же в Америке считают лучшим, значительнейшим писателем. Мне называли Генри Джеймса, Джона Дос Пассоса, Уильяма Фолкнера… и Сола Беллоу. Именно в то время я принялся читать романы Беллоу по-английски. Читались они медленно, потому что язык его поразительно богат и метафоричен, а его словарь, наверное, в разы больше словаря Хемингуэя, и это, вероятно, отпугивало переводчиков. Но не менее вероятно, что советских редакторов настораживал не столько стиль и словарный запас Сола Беллоу, сколько факт еврейства многих его персонажей.

Собственно, самоутверждение евреев в качестве американских граждан - одна из главных тем всего творчества Беллоу. При этом, в отличие, скажем, от Пастернака – как выведенных им характеров, так и самого Б.Л. - герои Беллоу вовсе не стесняются своего еврейства, отнюдь не рвутся ассимилироваться и подчас даже бравируют своим знанием идиша. У них и в мыслях нет побуждения креститься, чтобы делать карьеру и быть «принятыми повсеместно», как поступают в наши дни иные деятели русского искусства и литературы.

Разумеется, среди американских евреев были и такие, кто стремился полностью ассимилироваться, - давление с их стороны Беллоу ощущал весьма остро. И, конечно, не раз и не два он сталкивался с откровенным антисемитизмом, свирепствовавшим в США во времена Великой Депрессии. Однако у него был на сей счет гордый девиз Фридриха Ницше: «презирай презирающих!». По признанию самого писателя, впервые он всерьез задумался над тем, как можно быть одновременно евреем, американцем и американским писателем, в середине тридцатых годов 20-го века. И тогда же решил для себя: чем трусливо пятиться перед проникновением европейской инфекции в Америку, не лучше ли и достойней позиционировать себя тем, кто ты есть? Вольно же таким известным поэтам, как Томас Эллиот и Эзра Паунд, считать тебя еврейским браконьером на их бесценных культурных угодьях (как о том же писал еще до революции Александр Куприн). Ну и пусть их считают! А у него будет своя идентичность – и в лекции, прочитанной в 1988 году, Беллоу воспроизвёл греческое слово "метеки", которым в Древней Греции метили пораженных в гражданских правах пришельцев из других краёв. Друг Беллоу британский писатель Энтони Бёрджесc видел очевидные достоинства у писателей-метеков: обитая на периферии языка и культуры, они не испытывают большого почтения к устоявшимся нормам стиля и грамматики, а апеллируют непосредственно к "духу языка". По мнению Бёрджесcа, английский язык с его безбрежной пластикой более благоволит к метекам, чем к расовым пуристам и языковым ортодоксам. К литературным метекам Бёрджесс и сам Беллоу относили ирландца Джойса, поляков Конрада и Аполлинера, евреев Кафку, Бабеля, Мандельштама и Пастернака, индийца Найпола, русского Набокова (Иосиф Бродский к тому времени еще не прославился). Именно они продемонстрировали аудиториям 20-го века глубинную суть и неисчерпаемый потенциал современного им литературного языка.

Беллоу можно считать «первопроходцем» среди американских литераторов еврейского происхождения: за ним и одновременно с ним выступила целая когорта великолепных писателей, таких как Артур Миллер, Норман Мэйлер, Филип Рот, Эдгар Доктороу, Бернард Маламуд и Джером Сэлинджер, если назвать наиболее именитых. Более того, именно Солу Беллоу, выполнившему прекрасный перевод романа с идиша на английский, в большой степени обязан своей Нобелевской премией великий еврейский писатель Башевиц Зингер. Сол Беллоу справедливо считает, что, в отличие от Европы, в Америке все американцы, в том числе евреи - пришельцы, внесшие и вносящие свою огромную долю в её благосостояние. А коли так, то у евреев нет никаких оснований чуждаться своего национальной принадлежности и самосознания.

Книги Беллоу населяют сотни персонажей различных национальностей, профессий, биографий и темпераментов. У каждого из них есть свой неповторимый облик, свои привычки и манеры. Персонажи эти выписаны с тонким юмором, порой граничащим с сарказмом, напоминающим нам Гоголя и Диккенса. В то же время у главных героев всех романов Беллоу мы находим общие, связующие их признаки. Они не скрывают своих недостатков, своих внутренних противоречий; откровенно, выворачивая душу, повествуют о своих переживаниях и мучениях. Для них характерно обостренное чувство чести, глубокое сочувствие к оскорблённым и униженным. Объединительным началом для этих героев, будь то Оги, Герцог, Кеннет или другие рассказчики, является то, что все они – это сам Беллоу. По сути, все его произведения написаны о нем самом, а подробное знакомство с его незаурядной, рискну сказать, гениальной личностью, нам, читателям, конечно же, захватывающе интересно.