Возврат в никуда. Документальный рассказ (окончание)

Окончание. Начало

Следующим утром я вылетел в Екатеринбург. Позабавило меня когда стюардесса перед взлётом стала раздавать леденцы – нигде такого больше не увидишь. Милая традиция со времён маленьких самолётов. Как и в Москве, поражён я был новым первоклассным аэропортом Кольцово, хотя он был почти пуст и пропускал до смешного мало рейсов. Вдруг увидел я: за окнами аэропорта крутит метель – и это в конце апреля! Такого я не мог припомнить из прошлой жизни в этих местах, и мне неожиданно пришла мысль — это ещё один знак свыше! Первым знаком было моё падение с лестницы. А теперь этот вывих погоды говорил мне: «Сколько раз надо повторять, зачем ты сюда приехал? Убирайся, тебе здесь не место». Но не слышим мы эти голоса разума...

Багаж пришлось ждать около часа – грузчики ушли на обеденный перерыв, а на улицу без багажа не выпускали. Россия… Любят они «не пущать». За стеклянной дверью я увидел моего запорошённого снегом приятеля, постаревшего, погрузневшего и полысевшего. Когда я всё же получил свой чемоданчик и вышел на улицу, мы обнялись и он опять спросил:

—    Старик, а сколько ты лекций приготовил?

—    Как договаривались, ужал всё до двух. А что?

—    Тут дело такое. Две будет многовато, давай одну!

—    Господи, да зачем же ты меня пригласил с другой стороны планеты? Всего лишь для одной лекции? Чему я смогу за одну лекцию научить ваших студентов?

—    Ты совсем не понимаешь нашу реальность. Студенты здесь не при чём. Нам ведь это нужно для «галочки», чтобы отчитаться. Ты прочитаешь одну, мы напишем шесть, и все довольны. Тебе же самому легче! Ну а сейчас я тебя отвезу в гостиницу, а завтра с утра заеду за тобой и поедем на твою лекцию.

Вот так странно начался мой приезд в город юности. Приятель скинул меня у гостиницы, что была недалеко от политеха, уехал, и я остался один в когда-то моём, а теперь совсем чужом городе. Меня слегка это задело – я не был здесь 36 лет, тут всё ещё жили многие мои соученики по школе и институту - и ни один из них не пришёл встретить меня, ни один не позвал меня на вечер в гости. Я там никому не был нужен. Идиот! Зачем я приехал? Кому нужны были все эти сантименты?

Хотелось есть, ресторан в гостинице не работал, так как кроме меня постояльцев почти не было. К снежной и сырой погоде ни по одежде, ни по настроению я готов не был. Пришлось по талому снегу и лужам в моих модных туфлях добираться пешком до центра в надежде найти там какой-то действующий ресторан. После получаса хода, с промокшими ногами, я вышел на центральный проспект Ленина - и там сразу нашёл ресторан в псевдорусском стиле. У входа стояло чучело медведя с посохом, а официанты были в подпоясанных кушаками цветастых рубахах «а ля Иванушка-дурачок». Но еда оказалась вкусная, особенно чудные бочковые грузди – не пробовал я таких лет сорок.

Когда вернулся в гостиницу, стал думать, как же мне ужать две весьма плотные лекции в одну, и понял, что это бессмысленное занятие. Решил, что лучше прочту им ту же лекцию, что на прошлой неделе читал в Силиконовой Долине. Если это было интересно американским инженерам и менеджерам, то должно быть интересно и российским студентам. Перевёл американские слайды на русский язык и лёг спать.

Утром мой приятель-профессор заехал за мной и повёз в новое здание, где теперь помещался радиотехнический факультет. У входа стоял охранник, долго проверял мой пропуск и наконец позволил войти. Хотя здание было сравнительно новым, вид его снаружи и внутри, мягко говоря, не впечатлял – обшарпанные стены, в полу выбоины, на потолке подтёки, кое-где нет света. Приятель сначала повёл меня в свой кабинет, а по дороге я заскочил в туалет. Вот тут надо моё повествование прервать. Я считаю, что моральный и культурный уровень любой страны вернее всего определять по качеству её общественных туалетов. Если принять этот критерий, то Россия должна быть где-то на уровне Зимбабве или даже ниже. В туалете, куда я зашёл, стоял удушающий запах, на полу лужи, кабинки либо без дверей, либо двери не запирались, нет туалетной бумаги, а вдобавок там не было умывальника, чтобы помыть руки. Его просто не предусмотрели в проекте, видимо, сочли ненужной роскошью. Вот такая обстановка в университете. Так что же ждать от мест не столь возвышенных?

В аудитории, где должна была проходить моя лекция, расселись около сотни студентов выпускного курса и с дюжину преподавателей и профессоров. К моей радости, я увидел знакомое лицо — бывшего приятеля, с которым мы когда-то учились в этом же институте, а потом я руководил его диссертацией. Одно время мы даже вместе работали на телевидении, он звукорежиссёром, а я кинооператором. Никто другой из моих бывших друзей не пришёл. Лекцию я старался читать простым языком, рассказывал о последних достижениях и объяснял, как всё это работает. Когда я читаю лекции, для меня важна реакция зала. Поэтому, кстати, я отказался преподавать on-line в Калифорнийском Университете – сидеть в студии перед микрофоном без живой аудитории – не для меня. Довольно скоро возникло неприятное ощущение, что передо мной сидят не люди, а манекены. В них не было жизни. Зомбированные студенты с каменными лицами смотрели на экран. Похоже, они даже не слушали или не понимали, что я говорю. Единственный, кто хоть как-то реагировал — мой приятель, да ещё некоторые профессора. Я ничего не понимал, был уверен, что всё, что я говорю, для студентов последнего курса должно быть интересно и полезно. Когда я читал эту же лекцию в Америке, после неё минут сорок мне задавали вопросы и обсуждали, а тут была какая-то глухая чёрная дыра. Чтобы их расшевелить, я решил рассказать несколько занятных историй о великих американских изобретателях и учёных российского происхождения – Гамове, Зворыкине, Сикорском, с сыном которого я был знаком. Никакой реакции. Похоже, эти имёна им ничего не говорили. Лишь когда я сказал, что, по моему мнению, самый великий изобретатель всех времён и народов был Никола Тесла, по рядам прошёл слабый шорох. Вероятно, знают про модный автомобиль «Тесла».

Когда лекция закончилась, не задали ни одного вопроса. Студенты встали и, не глядя на меня, бочком, бочком вытекли из аудитории. Остались лишь профессора да мой бывший аспирант. Один профессор принёс копию русского издания моего учебника, чтобы я подписал, а потом все разошлись. Я был совершенно сконфужен. Вернулись в кабинет к моему приятелю - и я спросил его: «Что происходит? Им что, не интересно? Или они принимают меня за пиндоса-америкоса и демонстративно не хотят слушать? Зачем, тогда, ты меня позвал?», а он мне отвечает:

—    Я же говорю, что ты не понимаешь нашей реальности. Да, для них ты пиндос, но не только это. Ты пойми, им вся твоя наука и техника на хрен не нужна. Для них сейчас главное

—     получить дипломы и стать чиновниками. Мы им сказали, что они не получат зачёта, если не придут на твою лекцию, вот они и пришли. Всякая там инженерия их совершенно не интересует, и они в ней ничего не понимают. Это мы с тобой когда-то грызли гранит науки, а этим — всё до лампочки. Давай-ка, пойдём в бухгалтерию, там надо бумаги оформить для твоей оплаты.

Про оформление бумаг можно писать поэму. Количество подписей, что я поставил, было раза в два больше, чем при покупке моего американского дома. Но денег не дали, сказали, что переведут на мой банковский счёт в Калифорнии. Бухгалтерские дела заняли часа два, а потом мой приятель отвёз меня обратно в гостиницу и сообщил, что нас с ним этим вечером приглашает в гости наш бывший сокурсник М. Вечером он вернулся в гостиницу и сказал:

—    Поехали, нас ждут. Только вот что, давай по дороге заедем в гастроном, ты там купи выпивку и закуску, а то М. сказал, что у него нет.

«Вот так приглашение в гости со своим угощением», - усмехнулся я про себя. Заехали в магазин, я там купил водку, коньяк, всякие салаты и копчёности, и мы поехали к М. Он жил в высоком доме в просторной квартире, отделанной по хорошим европейским стандартам. Приняли нас радушно и с аппетитом уплели моё угощение. Никого кроме хозяина и его жены там не было. Хотя мы не виделись почти полвека, моя жизнь их особо не интересовала, но они охотно рассказывали мне про себя. А потом меня отвезли обратно в гостиницу, и на этом второй день в городе моей юности закончился.

Назавтра никаких лекций у меня уже не было. Около полудня мой приятель за мной заехал и повёз на экскурсию по городу. Пешком ходить оказалось невозможно, улицы были затоплены грязными лужами, талый снег никто не убирал. Город показался мне совсем чужим и никаких эмоций во мне не проявил. Я узнавал некоторые старые здания, но всё изменилось и по виду, и по духу. Да, нельзя возвращаться в старые места…

После экскурсии, мой приятель сказал, что нам надо опять поехать в бухгалтерию – там какая-то загвоздка. Мы вернулись, и мне сообщили, что мои подписи не годятся, так как я подписал своим обычным росчерком по-английски, а это не соответствует русскому написанию моей фамилии. Они сказали – надо всё переделать по-новому и подписи изобразить по-русски, чтобы соответствовали. Я пытался возразить, что никогда по-русски не расписываюсь, но они настаивали — такие у нас правила. Пришлось мне придумать русскую подпись, потом её надо было заверить, потом… Сумасшедший дом.

А вечером всё же собрались шесть моих бывших соучеников и позвали меня на ужин в ресторан. Мне было приятно и трогательно их повидать, но как все постарели! Мы были одногодки, «сексуальный» возраст - 69 лет. Я было пытался их спросить, что они думают по поводу Крыма, но они сразу как-то натопорщились, говорить об этом не захотели, лишь заметили: «Тебе не понять. Для нас это важно». Чтобы перевести разговор на другую тему, я спросил, как им живётся на пенсии, не скучно ли, а они засмеялись: «Какая пенсия! Мы вкалываем с утра до вечера!»

—    Как-так? – удивился я, - разве в России пенсия не с 60 лет?

—    Да, - ответили бывшие друзья-приятели, - но нас не отпускают, нас некем заменить. Мы ведь работаем на Космос и вооружение. Все разработки 30 и 40-летней давности. Мы это всё знаем и пока можем держать технику на плаву.

—    А университеты? Они ведь каждый год выпускают молодых специалистов.

—    Ты видел этих «специалистов». Молодёжь совершенно безграмотна. Их интересуют только деньги. Не представляем, что будет, когда мы уйдём…

На следующее утро, я поехал в аэропорт. Меня никто не провожал. Когда самолёт поднялся, как и 36 лет до того в день эмиграции, я почувствовал прилив счастья и невероятное облегчение.