Эксклюзивно для журнала ЧАЙКА
Выпуск 5. Новелла 1
- У меня проект!- вскричал художник так громко и весело, не хуже Ильи, что из кухни, не доев своей молочной каши, выскочил кот Василий и остановился в раздумье посреди комнаты: доедать или не доедать?
Тетушка оторвалась от компьютера, а Илья отвлекся от занятной задачки по математике, где надо было определить с помощью двух замеров на весах, какая из девяти монет - фальшивая. У него не получалось.
-Давайте поиграем! - продолжил художник с вызовом, словно ожидая, что все сейчас, включая кота Василия, откажутся.
-Ура! - откликнулся Илья. Тетушка в некотором изумлении кивнула. И даже кот предпочел остаться в комнате.
- Игра называется «Герой времени», - художник по привычке заходил по комнате.
- Герой нашего времени!- поправил Илья, который видел по ТВ такой фильм и краем уха слышал о таком романе, кажется, поэта Лермонтова.
- Ну уж нет,- фыркнула тетушка, - мне, например, интересны герои разных времен!
А художник приостановился возле Ильи, взял в руки тетрадку, прочел задачку и нарисовал желтым карандашом три кучки золотых монет по три монеты в каждой, а черным - весы с двумя чашечками. Дальше он нарисовал, как на весах взвешиваются две кучки и одна чашечка сползает вниз.
-Тут фальшак! - обрадовался Илья.
Художник уже взвешивал монетки из этой кучки. Одна монетка оказалась легче других. И художник обвел ее жирной красной чертой.
-Ура! - снова крикнул Илья. Игра начиналась очень удачно. Завтра он удивит учителя математики этими рисунками.
- Вот и мы постараемся найти настоящих героев времени, правда, Илья? - пробасил художник. - Отделим их от фальшаков? Вот кто у нас сейчас герой времени?
-А, понял! - Илья припомнил профессии родителей своих одноклассников и уверенно перечислил:
- Менеджер, бухгалтер, экономист!
Художник казался очень довольным этим ответом и радостно проговорил:
- Так я и думал! Все вокруг денег и продаж! Железный век!
Тут в разговор вступила тетушка:
- Знакомая история! Друг Пушкина, замечательный поэт Евгений Баратынский, тоже называл свой век «железным», а в сердцах людей видел одну «корысть». А ведь для нас сейчас - это золотой век русской поэзии! Русского искусства! Современникам свойственно драматизировать ситуацию. Но я согласна, что интереснее приглядеться к … ну, положим, к нашему 20-му веку, уже прошедшему.
- Сорвали с языка! - вскричал художник. - Мы ведь уже называли некоторые громкие имена художников этого времени,- Петрова-Водкина, Шагала, Дейнеки, Тышлера. Кого еще?
- Ну этого… Нисского, что ли?- подсказал Илья. - Он еще железо любил, больше … больше золота!
- Верно! - одобрил художник Илью. - Были и такие бескорыстные чудаки!
Илья ужасно обрадовался. Уж он этих взрослых удивит!
- Каждый из нас берет по два живописных образа, по его мнению, наиболее раскрывающих время. Идет?
И тетушка, и Илья с этими условиями согласились. И даже кот Василий промяукал что-то благосклонное.
- Итак...муж ики… - с места в карьер начал художник. - Предлагаю в качестве героя эпохи… комиссара из «Смерти комиссара» Петрова-Водкина. Вот посмотрите на экране.
Художник высветил на тетушкином компьютере предложенную им картину.
-Плывете против течения, - заметила тетушка. - Сейчас все, что связано с революцией и ее защитой, - непопулярно.
-Уж лучше про корнета Оболенского, который «седлает коня»! - поддержал тетушку Илья.
- А Петров-Водкин ни под кого не подлаживался!- резко заметил художник. - Ни под красных, ни под белых! Он писал картину трагическую, планетарную, общечеловеческую, если хотите. В древнерусской летописной терминологии это называлось «смерть за други своя». Вот и он писал о такой смерти за правое, поддержанное простым народом дело. Ведь и сам художник происходил из народных низов. И его герой – комиссар, как богатырь на Руси, защищал бедных и слабых от всяких там чудищ. Лицо у него простое и одновременно интеллигентное, с тонкими чертами.
- А почему его друг, ну тот, который его поддерживает, на него не глядит? - спросил Илья. Он почувствовал в этом какую-то странность. Во всех телевизионных репортажах с мест катастроф и военных событий крупным планом первым делом показывали лица погибающих людей, их мимику и жесты.
- А потому что это тайна. Какие-то сокровенные минуты,- сказал художник .- Зрители тоже не должны особенно вглядываться. Да и нет у художника натуралистических подробностей. Есть трагизм и поэзия благородной героической смерти на фоне планеты Земля. Она вздыбилась и пошатнулась. Бегущие красноармейцы на ней едва удерживаются.
- Сферическая перспектива,- пояснила тетушка.
- Зачем эти ученые слова?- поморщился художник. - Тут планета реагирует на человеческую гибель.
Тетушка, как ни странно, поддержала художника:
-Поразительно! Но и мне кажется, что Петров-Водкин был убежден - мир к человеку не равнодушен. Есть взаимодействие космоса и человека. На собственное появление художника природа, как ему казалось, реагировала всегда очень бурно - то проливным дождем, то землетрясением, то извержением вулкана… Кто же у вас второй герой?
Художник высветил на экране большую картину. На фоне какого-то красивого восточного ковра (Илья видел такой ковер на старых фотографиях своих дедушки и бабушки) лежал на диване немолодой человек с трубкой во рту. Рядом-собачонка.
- Как ты думаешь, Илья, - спросил художник, - кто это?
- Актер или циркач, да?- ответил Илья. Человек был необычного вида и ковер добавлял необычности.
- Угадал! - обрадовался художник. - Он и актер, и режиссер, да и циркач немного. Это портрет знаменитого Всеволода Мейерхольда работы Петра Кончаловского. Написан в 1938 году, когда его театр был уже закрыт. Вскоре и его самого арестуют и уничтожат.
- За что? - удивился Илья.
- За талант, за независимость, за непохожесть на других, за всякое там «циркачество», - ответил художник. - А предъявили какую-то ерунду. Чуть ли не шпионаж в пользу иностранных разведок. В сущности, талантливая незаурядная личность у властей всегда под подозрением. Но мне кажется, что картина не об этом. Она, как и «Смерть комиссара», больше своего времени. Она о двойственности большого таланта, который даже в трагические времена и в трагических обстоятельствах остается чудаком, мечтателем, фантазером с экстравагантными привычками. Отсюда и ковер, и трубка, и собачонка…
- А лицо задумчивое,- заметила тетушка.- Печальный клоун.
- Кажется, понял, - сказал Илья. - Кончаловский изобразил не только этого человека… с трудной фамилией. Он изобразил чудака, поэта. Ну, как еще Кипренский изображал поэтов. Словно детей, не очень приспособленных к обычной жизни. Вот и этот такой! А портрет все равно очень даже красивый, хоть и грустный!
- Я считаю, что это лучшее произведение Петра Петровича!- вдруг сказала тетушка. - У него в каждой картине есть поразительное жизнелюбие и радостное приятие мира. А тут появилась еще и глубина, и тонкая дымка печали.
Тетушка явно расчувствовалась.
Художник молча выслушал и тетушку, и Илью. А потом еще раз высветил на экране комиссара и следом режиссера.
- Не хочется ничего говорить,- сказал он. - Эти великолепные полотна говорят сами за себя! Правда, Илья?
-Мне понравилось, - ответил Илья. - Особенно грустный клоун… И его пестренькая собачонка.
Художник отошел от экрана, уступив место тетушке.
-Покажу сразу двоих,- с вызовом сказала она. - Оба, возможно, не планетарные герои (она кивнула в сторону художника, который напирал на «планетарность»), но свое время представляют очень хорошо. Причем обоих обучал живописи Петров-Водкин. И они усвоили самое фундаментальное для него, то, что главная ценность - человеческое лицо. А ведь оно в те годы растворялось в декоративных узорах, в абстрактных построениях, да просто в формальных задачах - и это по всей Европе! В кубизме, футуризме, дадаизме, супрематизме…
- Еще Бодлер говорил, что самое прекрасное на свете - женское лицо, - задумчиво сказал художник.
- Для Петрова-Водкина это проблема не гендерная, а метафизическая, - опять с каким-то вызовом сказала тетушка. - Лицо как отголосок и подобие лика божества. А его ученики несколько снизили «планетарный» пафос учителя и показали простых «героев времени». А ведь у нас речь, если не ошибаюсь, о них?
-Ага,- поддержал тетушку Илья.
-И вот такими простыми героями, как мне кажется, был «Партшколовец Сидоров» Александра Самохвалова (тетушка показала его на экране). Работа 1931 года. И еще автопортретный персонаж, в сущности, совершенно неизвестного мне питерского художника, некоего Минея Кукса. Его «Автопортрет в тельняшке» чуть раньше написан, кажется, в 1928 году. А увидела я его на одной из выставок (Тут тетушка показала и этот портрет). Илью удивили оба. И это «герои времени»? Что же в них такого героического?
- Этот в кепке не… не… интеллиген… - Илья никак не мог выговорить взрослое слово.
- Верно, - тетушка поняла, что он хотел сказать. - Герой Самохвалова совершенно не интеллигентен. Это был какой-то новый типаж из народной гущи. Из «скифов», как назвал эту породу русских людей Александр Блок в знаменитом стихотворении «Скифы». Они наделены колоссальной энергией. Но не образованы. Пока…. У персонажа Самохвалова широкоскулое «скифское» лицо с узенькими глазками. Он -представитель новой власти, которой еще предстоит себя проявить.
- Такие «партшколовцы» вполне себя проявили, - мрачно заметил художник.
- Но для Самохвалова это было еще вовсе не очевидно,- возразила тетушка.- Его привлекла новая энергия, молодой задор, сильная индивидуальность. Этюд необыкновенно красив. Розовая рубашка , выделенная на черном фоне, создает ощущение праздничности, каких-то ожиданий.
-Что-то мне помнится, что этот новый «типаж», как вы выразились, Самохвалов еще где-то использовал, - произнес художник.
-Да, в картине «Военизированный комсомол» 1933 года,- тетушка безнадежно махнула рукой.- Но там кончился Сидоров и ,увы, кажется сам Самохвалов. Исчезло лицо, индивидуальность. Даже цвет рубашки поблек. Винтик в строю вооруженных, шеренгами шагающих комсомольцев!
-Да, начало было покруче. - Еще мог стать человеком,- пробормотал художник.
-А стал гвоздем!- выкрикнул Илья.- Это из какого-то известного стихотворения, вы , наверное, знаете! Там из таких «железных» людей советовали делать гвозди. А гвозди ведь все похожие!
- Да, это раннесоветская «Баллада о гвоздях» Николая Тихонова,- с живостью подхватила тетушка и процитировала, подчеркивая голосом ритм: «Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей !» Там речь о военном подвиге. А у тебя получилось совсем о другом. Ну, о-очень интересная интерпретация!
- А второй герой тоже… не фонтан, - выкрикнул Илья, необыкновенно довольный похвалой тетушки. Он решил развить успех.
- Поглядите - художник, а в тельняшке, как матрос. И обрит наголо. Косит под бомжа. Но ведь понятно, что он не бомж. Что он только прикидывается выходцем из… ну, из этих низин, что ли.? Вид-то у него интел… Опять это сложное слово! Но ведь это и есть фальшак!
Тут художник встрепенулся. Видно, решил защитить коллегу –художника.
- Замечательная работа! Но противоречия наш Илья ухватил верно. Время требовало жесткости в одежде и внешнем виде. Отсюда морская тельняшка и обритость. Такими же обритыми были Маяковский, Булгаков, художник Древин - люди большой культуры. И все это сочетается с умным печальным взглядом, благородной осанкой, с каким-то общим ощущением тонкости и даже, простите, не мое слово, но приходится употребить, - нежности. Обратите внимание на стеклянные двери, возле которых он стоит, на прозрачные, серебристого оттенка краски стены. Сложный противоречивый человек в сложное противоречивое время!
Тетушка шутливо возмутилась:
- Ну и нахальство! Все сказал за меня. Мне и добавить нечего!
А тебе, Илья, даем время подумать. Выступишь завтра. Ты же не готовился!
-Нечего тут думать! - раскипятился Илья. - Я хочу сейчас выступить! (и вас удивить, - но этого он вслух не сказал)
Мне Семен Евгеньевич показывал одну прикольную картинку. Там два «героя времени». Выстрелю сразу в двух зайцев. Вот вы все говорили о трагическом, планетарном или таком обыденном, как этот художник в тельняшке. А я хочу о праздничных веселых людях, которые существуют в любые времена. О творческих чуваках и чудаках, которым ничего не стоит определить, какая монетка - фальшивка.
Он весело взглянул на художника, и тот ему подмигнул.
Илья подошел к экрану. Набрал имя художника и название картины. Два молодых задорных человека в ярких зеленых пиджаках очень непринужденно расположились на холсте. Один курил трубку, другой держал в руках какую-то лампу.
-Ага, будущие Нобелевские лауреаты!- радостно воскликнул художник. - Физик Петр Капица и химфизик Николай Семенов. Капица тогда собирался в Кембридж в лабораторию к Резерфорду. И джентельменскую трубку к себе примеривал. А у Семенова в руках какой-то прямо алхимический прибор! Какое все же чутье было у нашего Кустодиева! Тогда, кажется, ничто не предвещало!
-Ну почему же? - рассмеялась тетушка. - Нахальство предвещало. Молодой напор. Они-то уже тогда в себя верили и сумели вдохновить художника.
- На гонорар позарился, - заметил Илья.- Капица ему поднес живого петуха и мешок муки. А тогда с этими продуктами была напряженка.
- Откуда же у Капицы петух?- изумилась тетушка.
-А он какому-то мужичку что-то в хозяйстве подправил, - с важностью ответил Илья. - Был рукастый, блоху мог подковать.
- Илья, ты меня убедил! - тетушка вынула из сумки булку с маком и вручила Илье. - Вот тебе приз! Возможно, они и в самом деле колоритнейшие представители эпохи.
- Да, колорит не подкачал. Зеленый на холсте весьма убедителен, - весело заметил художник. Итак, в следующий раз о дамах. Не забудьте!
Кот Василий от его громкого баса пробудился - он так и заснул посреди комнаты,- и побрел на кухню доедать кашу.
А Илья жевал булку с маком, радуясь своей победе.
Добавить комментарий