Однажды моя жена и я побывали в Мемориале Холокоста «Яд ва-Шем» в Иерусалиме. Он произвёл страшное и одновременно грандиозное впечатление. Особенно потряс нас детский мемориал, расположенный в большой круглой подземной пещере. Там было совершенно темно, горело лишь несколько свечей, а наверху парило и мерцало бесконечное множество огоньков, символизировавших вознёсшиеся в небо души полутора миллионов еврейских детей, уничтоженных во время Катастрофы. В полной тишине лишённый эмоций голос читал одно за другим имена невинных жертв, их возраст, место рождения.
Больше четверти века прошло с того дня, а у меня и сейчас стоит перед глазами это чёрное небо и звучит голос. Наверное, никакой душераздирающий плач не произвёл бы такого впечатления.
Когда мы вышли наружу (я со стиснутыми зубами, жена со слезами) и снова вернулись в солнечный день, она вдруг сказала: «Смотри!». В стене, облицованной светлым иерусалимским камнем, мы увидели в неглубокой нише чёрный барельеф.
Среди группы детских фигур – лицо взрослого человека с добрыми и мудрыми глазами, с небольшой бородкой. Оно в несколько раз больше, чем испуганные лица детей. Дети прижались друг к другу и к этому человеку, одна его рука заботливо их обнимает. Скупая выразительность барельефа поражала. Это был памятник Янушу Корчаку.
Имя этого замечательного человека я впервые узнал в конце 70-х, прочитав напечатанную полуслепым машинописным текстом на тонкой бумаге поэму Александра Галича «Кадиш»*; его стилизованный барельеф увидел через двадцать лет.
А те немногие читатели, которые прочитали в выходящей в Свердловске комсомольской газете «На смену» отрывки из посвящённой Я. Корчаку поэмы, смогли узнать об этом человеке намного раньше – в конце войны:
…Эшелон уходит ровно в полночь,
Эшелон уходит прямо в рай,
Как мечтает поскорее сволочь
Донести, что Польша – «юденфрай»**.
… И бежит за мною переводчик,
Робко прикасается к плечу, –
«Вам разрешено остаться, Корчак», –
Если верить сказке, я молчу…
…Я в том же трясусь вагоне,
И в том же горю́ пожаре…
Настоящий педагог и настоящий человек, Януш Корчак мог остаться, скрыться, и детей увезли бы в концлагерь без него, но он не смог остаться… Он не мог спасти своих воспитанников; единственное, что мог – быть с ними до последней минуты.
Выдающийся еврейский педагог, писатель, врач и общественный деятель, майор медицинской службы Герш (Хенрик) Гольшмит в 1898 г. взял себе псевдоним Януш Корчак. В качестве военного врача Русской императорской армии принимал участие в Русско-японской войне. Он написал более 20 книг о воспитании; главные из них – «Как любить ребёнка» (1914) и «Право ребёнка на уважение» (1929). Первую, наиболее известную, он писал в Киеве, где работал врачом в детских приютах. Позднее Януш Корчак создал в Варшаве Дом сирот.
В августе 1942 г. немецкое командование издало приказ о депортации всех 200 воспитанников Дома в концлагерь Треблинка. Строем, под охраной полицейских и немецких солдат, они были отправлены в вагоны для скота. Корчаку разрешили остаться, но он принял с ними смерть в газовой камере. Ему было 64 года.
Автором поэмы была малоизвестная тогда Белла Дижур. Именно благодаря ей впервые в СССР прозвучало в печати имя Януша Корчака.
Этот очерк – о ней.
Если сын или дочь достигают больших успехов, тем более становятся знаменитыми, родители гордятся ими и с удовольствием слышат о себе «Это мать (отец) такого-то». Зачастую они на всю жизнь остаются в тени своих прославленных детей и испытывают радость от их удачно сложившейся судьбы, не задумываясь о том, что они сами – тоже способные люди, личности, хоть и не стремятся к популярности.
Героиня этого очерка – именно такой человек: яркий, интересный, но скромный, хотя её собственное творчество и личная судьба достойны большого уважения. А её сын стал знаменитым скульптором Эрнстом Неизвестным.
Белла Дижур родилась в 1903 г. в городе Черкассы, тогда относящемся к Киевской губернии. Её отец Абрам Дижур работал на Урале на строительстве железных дорог, жил с семьёй только зимой, а весной возвращался на заработки. Когда началась Первая мировая война, он побоялся оставлять семью и вывез её в Екатеринбург.
Окончив среднюю школу, Белла уехала учиться в Ленинград. Здесь прошли её студенческие годы. Она очень полюбила этот город.
…И уснувший северный город
Не в Голландии голубой,
А на диком невском просторе,
Стал отныне моей судьбой.
Вспоминая о жизни и учёбе в Ленинграде, Белла писала: «Я неизменно вижу рядом с собой розовощекого, светлоглазого мальчика из Уржума». Это был поэт и переводчик Николай Заболоцкий, чья трагическая судьба была судьбой целого поколения. В своих воспоминаниях «Мой друг – Коля Заболоцкий» она посвятила ему прекрасные строки:
«Спасибо, спасибо тому дивному розовому петроградскому вечеру. ...Мы пили морковный чай и ели кашу из турнепса (один из видов кормовой репы – М. Г.)... Такие чаепития и прогулки повторялись не однажды. Мы вместе ходили на симфонические концерты. Часами читали друг другу стихи свои и чужие; ...он иной раз говорил стихами: «Душа обязана трудиться и день и ночь».
Много лет спустя я прочла эти строки в одном из сборников Заболоцкого. Господи! Оказывается, я была свидетельницей рождения этих прекрасных строк! Эта прекрасная юношеская дружба длилась несколько лет».
Некоторые авторы сообщают, что Белла даже обручилась с Николаем, который посвятил ей многочисленные стихотворения.
Но судьба распорядилась иначе – Белла выбрала в мужья другого мужчину. Они встретились на железнодорожном полустанке. Поезд шел в Ленинград. Студент-медик Иосиф Неизвестный увидел у соседнего вагона коротко стриженную девочку. Дальше они ехали уже в одном вагоне и ели мамины дорожные сухари.
Потом была учеба в Ленинграде. Маленькая комната. Приходилось много заниматься, но они урывали время, чтобы сбегать на концерт, в театр. Иосиф Моисеевич великолепно танцевал, был мастер на выдумки. Бывало, под Новый год бросались к телефону, набирали первый попавшийся номер и спрашивали, есть ли в квартире студенты. Если были, их тут же приглашали к себе на встречу Нового года. Кто-то отказывался, а кто-то с удовольствием принимал приглашение. Так возникали новые знакомства, иногда переходящие в многолетнюю дружбу. Это было незабываемое студенческое время.
В 1925 г. родился сын, названный Эриком.
Через три года, получив диплом вуза, Белла с семьёй возвратилась в Свердловск (Екатеринбург), где стала работать на должности химика-эксперта областного управления милиции, начала активно заниматься научными изысканиями в области криминалистики. В 1934 г. родилась дочь Людмила.
В Свердловске Белла иногда получала коротенькие письма от Заболоцкого. А в 1938 г. поэта арестовали. В своих воспоминаниях она писала: « ... каждый из оставшихся в живых не в состоянии забыть запах и вкус беды, когда, просыпаясь утром, узнаешь, что ещё одного твоего друга увезли ночью, …а в газетной передовице разоблачена ещё одна «антинародная вражеская группа». Давно известно, что дурные вести прилетают со скоростью света. Так было с известием об аресте Николая Заболоцкого. Итак, друг моей юности – Коля Заболоцкий оказался в числе тех, на встречу с которыми надежды уже не было».
Из ГУЛАГа поэт тайно переслал Белле свои стихи, которые она сохранила.
Первые её стихи были опубликованы в 1937 г. Я не нашёл, когда (возможно, намного раньше публикации) и о ком было написано приведенное ниже стихотворение, но в нём такая искренность, такая чистота чувств, такая молодость души:
Признание
Ты помнишь?.. Белые снега
Сугробами сутулятся,
А мы идём – к ноге нога
По незнакомой улице.
Нам семафоры вдалеке
Зажгли огни зелёные,
Ты тянешься к моей руке,
Как тянутся влюблённые.
Быть может, это только страх
Глухого одиночества,
Но я читать хочу в глазах
Нежданное пророчество
И обещание любви,
Такой, что не износится.
Признаюсь я – глаза твои
Мне прямо в сердце просятся.
В 1940 г. Беллу Абрамовну приняли в Союз писателей СССР. В члены союза её принимал знаменитый уральский писатель Павел Петрович Бажов, рекомендации дали Мариэтта Шагинян и Агния Барто. Белла писала очерки, рассказы, повести, стихи – множество добрых и умных книг.
Поскольку Дижур была по образованию учителем-химиком, один из редакторов предложил ей писать научно-художественную прозу для детей. В этом жанре она издавалась и на Урале, и в столице.
В 1941 г. началась войнa. В августе 1942 г. Эрика призвали в армию. В Австрии, за две недели до конца войны, лейтенант Эрнст Неизвестный был тяжело ранен. Решили, что он убит, и родителям ушла похоронка. Это был самый чёрный день в её жизни.
Трудно представить, как она пережила то время. Спасала работа в газете. Однажды Белла Дижур получила задание написать о Польском детском доме под Свердловском. Директор детдома, польский педагог Александр Левин, рассказал Белле то, о чем тогда молчали советские газеты: о Варшавском гетто, о Доме сирот, о Януше Корчаке – Левин когда-то работал у Корчака библиотекарем.
Так появилась поэма Дижур о Корчаке. Прочитав только её начало, понимаешь, почему были напечатаны лишь отрывки из неё; даже это кажется чудом:
Я не росла в глухих кварталах гетто,
Мне дым его печальный незнаком,
И если честно говорить об этом,
Был не еврейским мой отцовский дом.
Но в дни, когда, как встарь, на перепутье
Народ мой вновь поруганный стоит,
Я вновь еврейка всей своею сутью,
Всей силой незаслуженных обид.
Александр Левин, будущий профессор Варшавского университета, тайно после войны вывез полный текст поэмы в Польшу, там его перевели на польский, еврейский и несколько европейских языков.
О последних минутах жизни Януша Корчака и двухсот детей там написаны волнующие строки:
...И вот он в кругу
ребятишек снова
Взволнованным
Шепотом окружён...
…И сотни ручонок
тонких, дрожащих
К нему потянулись
и он в кольце.
И старое сердце
забилось чаще,
И свет заиграл
на его лице.
И свет этот виден был
так далёко,
что даже фашистский
солдат без слов,
минутой позднее
железного срока
бросил на двери
гремящий засов.
В СССР поэма «Януш Корчак», изрядно «отредактированная» цензором, увидела свет только во время хрущёвской оттепели.
А сын Беллы Абрамовны выжил.
Она стояла на балконе, случайно посмотрела вниз - и увидела, как во двор вошел солдат. С завистью подумала: “Счастливые люди, к ним вернулся сын”. И вдруг снизу раздался крик: “Мама, мама!” Дальше она уже ничего не помнила – как бежала по лестнице, как бросилась к самому дорогому, самому любимому – своему Эрику.
В самом конце 40-х годов Белла Абрамовна едва не угодила в состав группы местных «безродных космополитов». Её должны были исключить из Союза писателей СССР, но не исключили. Возможно, снова посодействовал прекрасно к ней относившийся автор знаменитых уральских сказов Павел Бажов.
Когда началось «дело врачей», к опытному врачу-отоларигологу Иосифу Моисеевичу Неизвестному перестали ходить пациенты. А его жену практически перестали печатать.
В 1976 г. уехал из страны её знаменитый сын, и Белла Абрамовна стала «матерью изменника родины». Ей принадлежат удивительно точные слова: «Мы стали отчуждаться от России только тогда, когда нас стали отчуждать от неё».
В 1979 г., после смерти мужа и зятя, она с дочерью и внуком переехала из Свердловска в пригород Риги Юрмалу, надеясь, что из Латвии будет легче уехать к Эрику в США. Там они 7 лет «просидели в отказе», живя на первом этаже старого деревянного домика без воды и туалета.
– Это было нелёгкое существование в качестве «отказников» со всеми вытекающими последствиями, – рассказывала Белла Абрамовна. – Быт наш был зыбок, неустойчив. Каждую неделю ездили на трамвае в общественную баню. Мы жили как маленький кочующий цыганский табор.
Оставшись без работы, попав в непривычную обстановку, она не опустила руки:
В большой вселенной – маленький мирок.
Не комната. Всего лишь уголок.
Окно в полнеба. Книга у окна.
Краюшка хлеба и стакан вина.
И одиночество. Таков удел
Того, кто остаётся не у дел.
Но не страшусь я участи такой:
Другой стоит с протянутой рукой,
А у меня полнеба за окном,
И хлеб, и книга, и стакан с вином,
И вся вселенная извне
Переселяется ко мне.
– Мамочка! – писал в 1980 г.из США в Юрмалу Эрнст Иосифович. – На днях в Нью-Йорке я оказался на концерте, где исполнялась „Кантата о Януше Корчаке“. И меня впервые в жизни чествовали не как художника за моё творчество – зал стоя аплодировал мне как сыну автора поэмы о Януше.
В 1983 г. в Юрмалу на имя «отказницы» Беллы Дижур пришло приглашение прибыть в Гессен (ФРГ) для вручения ей диплома лауреата Корчаковского комитета Западной Германии и премии. «Спасибо, но прибыть не смогу по независящим от меня причинам», – написала она президенту комитета, профессору-богослову, католическому священнику Адольфу Хемпелю.
Немцы были не столь наивны, чтобы не понять причину отказа. Комитет в полном составе во главе с Хемпелем прибыл в Ригу, чтобы вручить Белле Дижур диплом и юбилейную медаль к 100-летию со дня рождения Януша Корчака.
Гости устроили торжественный приём в гостинице «Рига», а Белла Абрамовна – ответный обед у себя в Юрмале, в том самом домике. Встреча была дружеской и теплой.
А на улице – трескучий мороз, и под окнами топтался человек из известной Конторы, следивший то ли за Беллой Дижур, то ли за её гостями, то ли за всеми сразу.
Кто-то из сердобольных немцев предложил пригласить топтуна в дом. Но у советских, как известно, собственная гордость – тот только плечами пожал...
Медалью имени Корчака Беллу Дижур наградила также Польша.
Неизвестно, сколько ещё лет длилась бы такая жизнь семьи, но вмешался Евгений Евтушенко. В 1985 г. он написал письмо Председателю КГБ СССР В. М. Чебрикову:
«Дорогой тов. Чебриков! Христа ради прошу я Вас – отпустите 82-летнюю мать скульптора Эрнста Неизвестного к её сыну… Белла Абрамовна Дижур – старейшая детская писательница, принятая ещё Павлом Бажовым в ряды ССП в 1940 году, зла никому в жизни не сделавшая, и единственное её желание, чтобы собственный сын закрыл ей веки, похоронил её. Никаких военных секретов она не знает. Как бы ни относиться к Эрнсту Неизвестному, но, на мой взгляд, негоже такому могучему государству, как наше, мстить ему через 82-летнюю, ни в чём не повинную мать. Великодушие ещё никого никогда не унижало…».
Это пожелтевшее, написанное от руки письмо у Беллы Абрамовны сохранилось. В Москву отправили в копию, а подлинник оставили себе.
84-летнюю Беллу Абрамовну с дочерью и внуком выпустили из страны только через два года…
– Когда мы получили разрешение на выезд, – рассказывала она, – я должна была сдать членский билет. Я отправила его со знакомой девочкой, и секретарь рижского отделения Союза писателей прислал мне с этой же девочкой букет цветов.
Вот отрывки из стихотворения «Прощание», написанного ею перед отъездом:
«Мы ржавые листья на ржавых дубах...».
Эдуард Багрицкий.
1. Просторная русская фраза;
Неспешная русская речь,
Служить бы тебе без отказа,
Лелеять тебя и беречь.
Возвышенных слов перекличку
вести до последних минут,
И дерзкую эту привычку
Представить на божеский суд.
2. Не лику Христову
и не Иегове –
тебе поклоняюсь,
волшебное слово.
Остаться б до смерти
Твоею рабой…
Но вот я прощаюсь,
Прощаюсь с тобой.
3. Да. Я уезжаю... Ах, я уезжаю!
И горько прощаюсь с родным языком.
Россия! Отчизна моя дорогая!
Мой старый, мой бедный отеческий дом.
Чужие вокзалы, чужие кварталы,
Чужие наречья – зачем они мне?
Но что же нам делать с извечной опалой,
С извечной опалой в родной стороне?
Мы ржавые листья, рождённые в гетто...
«Мы ржавые листья на ржавых дубах...»
Нас ветер истории носит по свету.
Библейские страсти мы носим в сердцах.
В июне 1987 г. Белла Абрамовна Дижур с дочерью и внуком ступили на американскую землю. После 11 лет разлуки oни долго стояли обнявшись в аэропорту Нью-Йорка, не обращая внимания на бурлящую вокруг них пеструю толпу. Он – 62-летний мужчина и она, его старенькая мама.
Встретив их, Эрнст спросил:
– Мамочка, какую квартиру ты хочешь в Америке? – Чтоб была горячая вода и телефон! – ответила Белла Абрамовна, не забыв условия в Юрмале. Эрнст улыбнулся: – Здесь других квартир нет.
Живя в США, Белла Дижур публиковалась в российских журналах «Знамя» и «Урал» (в «Урале» – уже перешагнув столетний рубеж!).
Она получила первую премию на конкурсе пушкинистов Америки, в котором участвовали 240 авторов.
Её стихотворение включено Евгением Евтушенко в «Антологию русской поэзии ХХ века»:
Истончается время, дыхание, движение...
Увлажняется глаз, цепенеет рука,
И какие-то длинные белые тени
Заслоняют лицо старика.
Он сидит за столом, молодец молодцом,
Он ещё балагурит о том и о сём,
Он ещё не в аду, не в раю, не в больнице,
Но невидимый свет над висками струится.
За сутулой спиною – два белых крыла,
И два ангела белых стоят у стола.
Истончается быт, и привычные вещи
Уплывут невесомо в туман голубой,
И появится сон неожиданно вещий,
Белокрылым виденьем склонясь над тобой.
Истончаются связи и с дальним, и с ближним,
И поток долголетья, застыв на бегу,
Прерывает земное движение жизни,
Зажигая лампаду на другом берегу.
В России у Дижур вышли три скромных поэтических сборника. В Америке Белла Абрамовна наконец-то издаёт книгу стихов «Тень души» на двух языках – русском и английском, с предисловием Василия Аксёнова и иллюстрациями сына, Эрнста Неизвестного. Сборник был признан одним из лучших изданий США 1990 г.
Спустя годы она отвезла этот сборник в Москву и Свердловск, уже ставший Екатеринбургом, подарила друзьям и всем, кто её помнил, побывала на могиле мужа.
Хорошо знавшая Беллу Абрамовну Ирина Сендерова писала о ней:
«С ней всегда было легко и просто общаться. Держалась всегда скромно, естественно, так же одевалась, но никогда не забывала о своей женской природе. Косметикой не пользовалась, а принарядиться любила: белоснежный отложной воротничок, маленький кокетливый шейный платочек или большая стильная вязаная шаль, нарядная кофточка и украшение – красивая брошь или бусы. Она оставалась женщиной и в 100 лет!»
В свой последний приезд в Екатеринбург в конце 1990-х годов, будучи уже очень слабым, престарелым человеком, Белла Дижур нашла в себе силы посетить своих знакомых, друзей-писателей, которые по состоянию здоровья уже не покидали дома, провела творческие вечера в Музее писателей Урала, Союзе писателей и библиотеке им. В. Г. Белинского.
В 2003 г. Беллу Абрамовну поздравил со столетием тогдашний президент США Джордж Буш. А вот что написал Е. Евтушенко:
Великая эта женщина, дожив до столетних седин, в Нью-Йорке шепнула мне: «Женечка, а знаешь, ведь ты мне как сын».
Мы вместе нигде не обрамлены, но Эрик и Вы – мне семья.
Спасибо вам, Белла Абрамовна, еврейская мама моя.
Евгений Александрович никогда не боялся нападок антисемитов. Ещё в 1962 г. в поэме «Бабий Яр» он написал:
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам, как еврей,
и потому – я настоящий русский!
Тогдашний ответ ему А. Маркова «Какой ты настоящий русский, когда забыл про свой народ» звучал в разные годы от разных недоброжелателей.
Скончалась Белла Абрамовна Дижур 17 февраля 2006 г., на 103-м году жизни. 9-го апреля 2015 г. на доме в Екатеринбурге, где она жила, открыли мемориальную доску, посвящённую ей. В этом году исполняется 120 лет со дня рождения этой замечательной женщины.
Вот одно из её последних стихотворений:
Я живу по Божьей воле
Вне навязанных цитат.
Крылья нежности и боли
Над страницей шелестят,
И растёт моя тетрадка,
Как зелёная трава.
Значит, всё со мной в порядке,
Значит, я ещё жива.
Покаяние
Моя душа надорвала́сь,
И нет покоя.
За часом час теряет связь
Сама с собою.
Как дождь в песок, ушли года
В тюрьме безбожья.
Простит ли Бог – иль никогда
Мне не поможет?
Я приближаюсь не спеша
К последнему свиданью.
Проходит грешная душа
Дорогой покаянья.
Ей бы покорно проползти
На согнутых коленях,
Но спотыкается в пути
Об дерзкие сомненья.
В грехе душа надорвала́сь,
За часом час теряет связь
Сама с собою.
И с небесами связи нет,
В пустой вселенной меркнет свет
И нет покоя.
Мне б сохранить бесценный дух,
Чтоб он во мраке не потух,
Чтоб не ушёл до срока...
Жить в бездуховной пустоте
Мне одиноко.
Верни мне, память, всё сполна,
Все замыслы мои,
Когда и где была грешна, –
Ни часа не таи.
Где рядом с правдой шёл обман,
И, словно демон-рок,
Слепой обманчивый туман
Мне душу обволок.
Верни мне, Боже, добрый сон,
Как чудо из чудес!
Пусть будет дух мой осенён
Доверием небес.
*Кадиш – еврейская поминальная молитва, которую произносят в память о близком родственнике (прим. автора).
**Юденфрай (нем.) – «свободный от евреев». Термин использовался нацистами для обозначения мест, где все евреи уничтожены либо отправлены в концлагерь (прим. автора).
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Источники: Википедия, статьи Л. Баскина «Имя в поэзии – Белла Дижур» на сайте Межрегионального Союза писателей, М. Сливиной «Белла Дижур – известная мать Эрнста Неизвестного» на сайте “Isralove.оrg», О. Борисова «Известная мать Эрнста Неизвестного» в газете «АиФ Долгожитель», Е. Хоринской «Товарищ Белла в журнале «Урал», интервью Б. А. Дижур В. Нузову «Сколько себя помню, столько пишу…», И. Парасюк «Белла Дижур. Гора, родившая гору» в журнале «Партнёр» и др.
Комментарии
Вспоминая Бэллу Дижур
Спасибо Вам, Михаил, за замечательный очерк о Бэлле Дижур. Мне не повезло быть с ней знакомым, а вернее — знакомство было, но совершенно не личное. Ещё ребёнком я проводил много времени в Свердловском дворце пионеров, где частыми гостями были Павел Бажов и Бэлла Дижур. Они читали детям свои книги и рассказывали интересные истории. Удивительно, что я до сих пор хорошо помню эти интересные встречи и у меня даже хранилась с дарственной надписью книга, подаренная Бэллой Дижур. Но вот моя мать, несмотря на разницу в возрасте, дружила с Бэлой Абрамовной ещё в Свердловске, потом их пути разошлись, так как Дижур уехала в Латвию. Когда в 1987 году они обе оказались в Америке, дружба возобновилась. Виделись они редко: моя мать жила в Коннектикуте, а Бэлла Абрамовна в Нью-Йорке — хотя и не так далеко, но в их возрасте ездить было тяжело, общались они по-телефону и писали друг другу длинные письма.
Когда в 2011 умирала моя мать, я приехал в Коннектикут. После похорон я стал разобрать её вещи и в комоде нашёл толстую пачку писем от Бэллы Дижур. Начал было их читать, но вскоре заметил, что это была личная переписка двух подруг, порой даже очень личная. Мне показалось неудобным читать чужие письма и я решил, что непорядочно сохранить их для чужих глаз. Я зажёг камин и бросил туда всю пачку. До сих пор не могу простить себе этот поступок…
Яков Фрейдин
Спасибо, Яков, за интересный
Спасибо, Яков, за интересный и трогательный рассказ, связанный с почитаемой мною Беллой Абрамовной Дижур. Я впервые узнал о ней много лет назад, а решил написать только сейчас. Всего доброго! Михаил.
О Белле Дижур
Тронула история Беллы Дижур. Слепленная, впрочем, из ряда известных источников.Замечательная женщина. Хотя, на мой взгляд, такое количество ее стихов в антологии - перебор. Тут все же личное отношение составителя Евтушенко.
Заболоцкий определенно был юдофилом. Об этом свидетельствует в его жизни многое. Между прочим, и, как частный случай, отношение к моему отцу.
Моя дочка живёт в мошаве
Моя дочка живёт в мошаве Мсилат Цион (Израиль). Однажды я обнаружила у неё вот т книгу- Тень души - на двух языках(англ. и русский)Книга лежала на полочке что перед перед входом в дом вся запылённая, кем то брошенную и подобранная дочкой. Вот откуда я узнала эту замечательную женшину
Добавить комментарий