- Ну вот, - крутанулась на вертящемся кресле от компьютера ко мне моя американская сноха. – Теперь вы, мама, участница этой программы. Сейчас съездим за анкетой в полицейский участок, потом они вас проверят по своим каналам – и все!
- А что проверять-то? - спросила я.
- Ну, нет ли за вами криминальных делишек, - сказала сноха, - живете ли постоянно в нашем районе, исполнилось ли вам уже шестнадцать.
- К сожалению, исполнилось,- ответила я. – И очень давно.
Мы со снохой ввязались, с моей точки зрения, в чистую авантюру, а по ее меркам – рутинное мероприятие: нашли в местном департаменте полиции программу "Пойдем вместе" и теперь заполняли бланки на мое в ней участие. Ничего особенного не требовалось: в дело вступала занудливая американская поговорка "Каждый налогоплательщик имеет право знать, на что расходуются его деньги".
На этом основании любой американец может прошерстить департамент полиции и понаблюдать, чем и как доблестные стражи порядка занимаются.
Мне предстояло провести день в полицейском участке. Я не собиралась шерстить, у меня-то и вообще решимости туда ехать оставалось все меньше, особенно когда в выданной полицией памятке сын вычитал о форме одежды: "не разрешается приходить в майке, шортах и сандалиях".
- Конечно, - сказал он, задумчиво глядя на мои ноги, - в сандалиях ты преступника точно не догонишь.
- Не бойтесь, мама, - утешила сноха, увидев мое лицо. – Вы – не участник криминально-правового процесса. Вы – наблюдатель.
- Чистая правда, - подтвердил сын и, чтобы окончательно успокоить меня, зачитал заключительную цитату из памятки: "Запрещается задавать вопросы и разговаривать с офицером во время ИН-ЦИ-ДЕН-ТА. Только после..."
Через две недели после подачи заявки мы со снохой с утра пораньше прибыли в полицейский участок. Приземистое одноэтажное здание неправильной конфигурации уходило куда-то в глубь квартала. Перед входом красовалась бронзовая скульптурная группа в половину человеческого роста: местный дядя Степа в наглаженной форме, при параде, при всех регалиях, держал за руку мальчика и девочку пионерского возраста. А они, сердечные, вытянув шейки, внимали наставлениям доброго полицейского. От памятника ощутимо тянуло патокой.
- Прямо соцреализм какой-то,- сказала сноха.
Я довольно засмеялась: словно весточку с родины получила.
Недалеко от входа, на выложенной керамической плиткой площадке, - шесть мемориальных камней с именами погибших полицейских, с указанием даты гибели. Прожектора для ночной подсветки, цветы. Все чисто, ухожено.
Вошли внутрь: холл средней величины, за стеклянной перегородкой – дежурная часть. Стекло толстое, наверное, пуленепробиваемое. Рядом дверь с кодовым устройством, ведущая внутрь здания. За стеклом дежурит девушка.
Сноха, опекающая меня, изложила ей по переговорному устройству, зачем мы здесь.
- Подождите немного, -- сказала дежурная,- сейчас утреннее совещание идет.
Сели на мягкие стулья, поставленные квадратом, огляделись.
Справа – застекленная витрина с документами и фотографиями. Из них видно, что участку нашему в прошлом году полвека стукнуло. Здесь же доски почета маленькие, книжного размера, со списком отличившихся полицейских. Рядом – фотография лучшего офицера текущего месяца. В общем, внутренняя пропаганда и агитация.
На противоположной стене – стеллажи с информационными листками, брошюрами, стенд с объявлениями. Это уже все народу предназначено, значит, и нам. Подошли, почитали.
Вот ежедневная сводка о криминальных происшествиях. Вот телефон – по нему надо звонить, если вас изнасиловали, и вам помогут. Вот бездомным, бедным и иммигрантам церковь предлагает найти работу и дать временное пристанище. Вот конкурс рисунков для детей "Безопасность в машине", приз сто долларов. Вот программа " Компенсация за страдания от криминала" сообщает свои координаты, чтобы вручить пострадавшим и их родственникам немного денег.
- Очень небольшие деньги, - сказала сноха.
- Ну все-таки, - отозвалась я.
В углу – огромный фотостенд: цветные портреты найденных на улице кошек и собак. Если хозяин не явится за питомцем в течение месяца, его любимца отдадут другим желающим. Здесь же адрес кошачье-собачьего временного общежития.
Дежурная позвала нас: совещание окончилось, сейчас придет офицер, с которым мне предстоит провести целый день.
- Представьте себе, - сказала сноха, - они нашли полицейского, который говорит по-русски!
Внутренняя дверь отворилась, и к нам вышел крепыш лет тридцати пяти, лысоватый, в очках, в голубой офицерской рубашке с карманами и нашивками, синих брюках. На поясе в кобуре – черный пистолет, на плече закреплено переговорное устройство, в руках мобильник и блокнот.
- Привет! – сказал он с сильнейшим акцентом. – Меня зовут Ричард. Можно просто Ричи.
Ричи говорил по-русски так же, как я по-английски, то есть очень неважно. Несмотря на это, обрадованная сноха сдала ему меня и быстренько убежала.
Мы остались один на один.
- Пойдемте,- пригласил он меня и открыл внутреннюю дверь.
- Откуда вы знаете русский язык? – спросила я, проходя вперед, пока он придерживал стальную створку. – У вас русские корни?
- Нет, - ответил он. – Я в Германии служил, там рядом русская часть стояла.
Здание выглядело, будто новенькое: нигде ни пятнышка, ни царапинки.
Пошли по светлому узкому коридору: двоим еле разойтись. Мой проводник показывал: вот конференц-зал, вот зал спортивных тренажеров... Зашли в огромную комнату, разделенную белыми перегородками-стенками на подобие отдельных кабинетиков. В каждом кабинетике – стол с компьютером, два кресла, стеллажи.
Ричи показал свое рабочее место. Из соседнего отсека выглянул его коллега, поздоровался, поглядел на меня с любопытством.
- "Пойдем вместе",- паролем сказал Ричи. Полицейский понимающе кивнул.
Пошли дальше. По коридору навстречу – коротко стриженная брюнетка в форме офицера полиции.
- Познакомьтесь, - сказал Ричи. — Это Синтия, мой друг.
Девушка разулыбалась: "Привет!" – "Привет!", "Как дела?" – "Отлично!", "А как у вас?" – "Очень хорошо!"
- Увидимся, - сказал Ричи и толкнул еще одну дверь.
Даже в наушниках это было слишком громко. Из дула пистолета – я это явственно видела – вырывался красный огонь. Пустые гильзы веером посыпались в мою сторону. Одна упала мне на ногу.
Здоровый амбал с огромными ручищами, в полицейской форме, расстрелял все свои патроны и стал собирать с пола пустые гильзы, неожиданно легко наклоняясь. "Зачем ему пистолет? – подумала я, глядя на его массивную фигуру. – Он может ловить преступников голыми руками". Амбал сдал пустые гильзы хозяину помещения и ушел.
Я сняла наушники и сообразила, что видела настоящий пистолет в деле первый и единственный раз в жизни.
Ричи тоже снял наушники.
- Постреляй нам, - попросил он хозяина – мужика в темно-синей рубашке и с аккуратно подстриженными усами.
Мужик без лишних слов подошел к шкафу, достал новую коробку патронов, штук тридцать, и стал заряжать свой пистолет и вторую пустую обойму.
Пять кабинок-проемов, отделенных друг от друга перегородками-стенками, выходили в длинный светлый тоннель. На рельсах-балках, тянущихся вдоль потолка тоннеля, напротив каждой кабинки, висели щиты из толстого картона. Все щиты были продырявлены пулевыми отверстиями.
Усатый зарядил пистолет и сделал нам знак приготовиться. Мы с Ричи опять надели наушники и Ричи подошел к пульту с кнопками.
Усатый достал из шкафа отпечатанный типографским способом, черный на белом, поясной портрет мужчины, в натуральный рост, и ловко прикрепил его скрепкосшивателем к картонному щиту.
Мужчина-брюнет смотрел на нас с портрета в упор, и в правой руке его, на уровне брючного ремня, был пистолет, направленный прямо на нас.
Усатый поднял руку с пистолетом и подошел к кабинке-проему.
Ричи нажал на зеленую кнопку на пульте. Щит повернулся к нам ребром, и изображение мужчины исчезло.
Усатый сделал знак. Ричи опять нажал на кнопку, щит отъехал на два метра и резко развернулся лицом. Было впечатление, что мужчина на плакате выскочил из засады.
Бах-бах-бах-бах – выпустил усатый в него обойму и, перезарядив пистолет, переложил его в левую руку.
Щит опять повернулся ребром и опять отъехал в глубь тоннеля. Ричи нажал на кнопку. Бах-бах-бах – поразил цель усатый левой рукой.
Брюнет опять спрятался. Щит отъехал метров на десять от нас.
Усатый опустился на колени, взял пистолет двумя руками. Опять: кнопка – цель – стрельба. Усатый творил чудеса.
Он стрелял стоя, немного присев и опустившись на колени. Он стрелял левой, правой и двумя руками. Он стрелял в узкую щель, загородившись специальными щитками-воротами. Он стрелял и все время перезаряжал пистолет, а цель все отъезжала и отъезжала в глубь тоннеля. Гильзы летели веером. Гром стрельбы оглушал.
Нервы мои не выдержали – давление резко подскочило. Я отвернулась и стала глубоко дышать, пытаясь успокоиться.
Наконец, все патроны в коробке кончились.
Ричи нажал на кнопку. Портрет подъехал к нам из глубины тоннеля. Брюнет был весь изрешечен. Все пули попали в силуэт, сосредоточившись в основном в районе солнечного сплетения. " А не целься в других", - подумала я.
Ни одного отверстия на белой бумаге вокруг силуэта не было. Даже мне стало понятно, что усатый мужик - асс по своей части.
- О, вы настоящий супермен, - завопила я и бросилась пожимать ему руку. Он скромно потупился.
- Спасибо, Рэнди, - сказал Ричард. И мы вышли на улицу.
- У меня сегодня скучный день, - произнес мой спутник, когда мы садились в его служебную машину – полицейский "форд", похожий на огромную белую акулу, с голубыми цифрами на борту. – Сейчас поедем в суд. Там утром рассматривается дело о парне, которого я арестовал.
Внутри "форда" было очень просторно и комфортабельно. Мой провожатый сел за руль, я – рядом с местом водителя. Нас разделял плоский черный компьютер и изящная как игрушка рация "Панасоник" с горящими цветными лампочками.
- Что этот парень сделал? – спросила я.
- Стащил в магазине рубашку и брюки, - ответил Ричи, переходя с русского на английский и обратно, - а когда я догнал его, оказал мне сопротивление.
Суд располагался в десяти минутах езды от полицейского участка. Народу в фойе было много, но помещение оказалось таким просторным, что выглядело полупустым. Среди по-летнему пестро одетых людей выделялись группки в голубом и синем: полицейские доводили здесь своих подопечных до логического конца.
Ричи подвел меня к троим коллегам, представил нас друг другу. Я от волнения тут же забыла их имена, поняла только, что кудрявый красавец – его непосредственный начальник, сержант.
- У Ричарда сегодня интересный день, - позубоскалили они нам вслед.
Тот и бровью не повел. Мы с ним вошли в зал судебных заседаний.
Это был настоящий конвейер.
Судья – женщина с тихим голосом, таким тихим, что без микрофона ее не было бы слышно, тратила на рассмотрение каждого дела не более пяти минут. При этом она не забывала повторять: "Все ли вам понятно?"
- Да, мэм, - отвечали ей.
Два одинаковых государственных флага возвышались по обе стороны судейской кафедры из светлого дерева. Два одинаковых стола стояло перед судьей. За одним устраивались поочередно люди из зала и те, кого приводили под конвоем из глубины судебного здания, каждый со своим адвокатом. За другим столом стояла молодая, высокая, сутулая женщина в коричневом брючном костюме, дававшая судье пояснения. Я приняла сутулую за представителя обвинения.
Первые две скамьи были заняты полицейскими. Ричи прошел к своим, сел боком, не выпуская меня из поля зрения. Я жестами показала ему, что погуляю в фойе. Он вышел через полчаса.
- Что с парнем? – спросила я.
- Он побудет в тюрьме, - сказал он.
- Сколько лет? – спросила я.
- Лет? – засмеялся он. И ответил уклончиво: - Несколько месяцев.
Вышли из суда, направились к своей бело-голубой акуле.
- Есть хочется, - сказал Ричи. На часах было только одиннадцать.
Поехали патрулировать участок, довольно большой. Встречные машины при виде нас не то чтобы замирали, но переводили дыхание. Включенный компьютер жил своей жизнью, показывая на экране значки и таблицы. Иногда Ричи молча разговаривал с ним, положив на клавиатуру волосатую руку с крепкими пальцами. Все время работала рация, выдавая в эфир переговоры.
-- На этой парковке, -- сказал Ричи, заезжая на пустынную автомобильную стоянку позади большого магазина, со всех сторон окруженную деревьями, и притормаживая, -- любят ночью устраиваться парочки. Целуются...
Он смущенно посмотрел на меня и хмыкнул.
-- Любовью занимаются? – догадалась я.
-- Да, -- кивнул он и, вытянув левую руку в открытое окно, включил мощный прожектор-фонарь на подвижной ножке. Даже при солнечном свете было видно, какой фонарь яркий.
-- Вы их гоняете? – спросила я.
-- Заниматься этим в машине – незаконно, -- ответил он.
Компьютер засигналил, на экране появился значок. Ричи нажал на кнопку, посмотрел на экран, его пальцы забегали по клавиатуре, как у пианиста.
-- У одной женщины пропала дочь, -- сказал он. -- Семнадцатилетняя . Она поссорилась с родителями и не ночевала дома. Те ждали до одиннадцати часов следующего дня и теперь решили обратиться в полицию. Поехали!
Машина остановилась у гимнастического зала для женщин. Его хозяйка, смуглая полноватая дама, ожидала нас и нервно вертела ключ на пальце. Мы вышли из машины.
-- Это мой бизнес, -- сказала она, указывая на высокие, чуть затемненные окна пустого зала.
-- Вы знаете, где она? – спросил полицейский.
-- Да, я знаю тут один дом, -- ответила она. – Там нарочно на звонки не отвечают.
-- Садитесь, -- повернулся Ричард к машине.
Женщина села позади нас, рассказывала, куда ехать. Приехали быстро.
На парковке у дома уже стояла полицейская машина. На невысоком крыльце офицер полиции Синтия разговаривала с молодой стройной женщиной. Из полуоткрытой двери выглядывали две детские головенки, в окне рядом наблюдал за происходящим смуглый парень.
Ричи направился к дому, женщина и я остались стоять у машины.
Через несколько минут из дома выскользнула девчонка в красном платье, по виду пятнадцатилетняя. Увидев девчонку, женщина разрыдалась.
-- Идиотка! Как ты могла! – закричала она, сильно сгибаясь в поясе и размахивая руками. – Я бросила свою работу! Ты понимаешь, что я закрыла зал из-за тебя!
Девчонка стояла испуганная, ничего не говорила.
Ричард посадил мать с дочерью на заднее сиденье, мы помахали Синтии рукой и поехали обратно к гимнастическому залу. По телефону женщина сообщала мужу, что дочь нашлась. Полицейский проводил дам до дверей и вернулся в машину.
На выезде возле нас притормозил встречный "понтиак" вишневого цвета. Загорелый мужик высунулся из окна и крикнул:
-- Спасибо, сэр!
-- Ничего, -- махнул в ответ полицейский.
Зазвонил телефон: жена интересовалась у Ричи, как дела. Поговорив с ней минут пять и сказав на прощанье "Я люблю тебя", он повернулся ко мне:
-- Время обедать?
-- Ричи, что означает ваша нашивка? -- спросила я его по дороге про синий знак на коротком рукаве голубой рубашки, похожий на перевернутую латинскую букву V. -- Я понимаю, что это не генерал, но все же...
-- Это офицер первого класса, -- улыбнулся Ричи. – Мой сержант носит две такие нашивки, а наш капрал – три. Нашивку можно получить, проработав в полиции четыре года. Потом каждые два года – экзамены. Я вот не сдал недавно, -- омрачился он.
--Ну, ничего, -- утешила я его. – Хотя с двумя нашивками денег, наверное, больше.
-- Денег больше, -- подтвердил он.
Возле небольшого ресторанчика среди других стояла машина Синтии. Ричи вышел из машины:
-- Идем?
-- Спасибо, у меня диета, -- соврала я. – Вы идите, я здесь погуляю.
В кармане у меня лежала двадцатка, но я решила не есть: еще не хватало, чтобы потом офицер полиции первого класса разыскивал для меня туалет. Нет, мне так спокойней будет.
-- У нее диета, -- сказал Ричи Синтии, и они ушли.
После обеда оживший компьютер доложил, что у парня в раздевалке бассейна увели бумажник из рюкзачка. Поехали туда.
У входа в крытый бассейн нас ждал парень, похожий на китайца, а, может, на японца. Парню было лет двадцать, но губы у него обиженно отвисли, как у пятилетки. Рядом ошивался его приятель, тоже с рюкзачком за плечами. Ричи стал расспрашивать парня: как обнаружил пропажу, где был, что делал, где лежал рюкзак, есть ли подозрения на кого-нибудь, как выглядит бумажник, сколько было денег, какие документы пропали... Все фиксировалось в блокноте, вплоть до времени.
Парень выглядел оскорбленным, отвечал обиженным голосом. Денег пропало тридцать пять долларов. Ричи поспрашивал дружка – тот вообще ничего не знал.
Вчетвером пошли в бассейн. В небольшом холле было прохладно, светло, слегка пахло хлоркой. За стойкой сидели три девицы, перед каждой – компьютер. Сбоку – аппарат, в который посетители, подходившие то и дело, засовывали свои карточки перед тем, как пройти внутрь.
На видном месте под потолком красовалась видеокамера. То, что она фиксировала, тут же воспроизводилось на телеэкране, укрепленном рядом. Я посмотрела на себя на экране: так себе.
Девицы, конечно, ничего не ведали, но сказали, что в раздевалке тоже есть видеокамера. Где она установлена, знает только один человек, а именно: хозяин заведения. Позвонили хозяину, стали ждать.
Ричи не терял даром времени: обошел коридоры, спустился по лестнице к черному ходу, потом зашел с парнями в мужскую раздевалку. В ожидании я подпирала стену. Из-за двери, ведущей в бассейн, раздавались возбужденные крики, сильно тянуло хлоркой.
Пришел владелец бассейна: орлиный нос, орлиный взгляд. Они с Ричи отошли в сторонку, стали беседовать. На пострадавшего парнишку было больно смотреть, он совсем увял. Дружок его ушел.
Ричи переговорил с орлиным носом, подошел к парню, протянул ему свою визитку, записал его координаты. Махнул мне рукой – пошли отсюда!
-- Дохлый номер, -- сказал он на улице. – Ничего нельзя сделать.
-- А как же видеокамера? – спросила я.
-- Хозяин сказал, что камера только одна. У парня пропало слишком мало денег, -- сказал Ричи и добавил загадочную фразу: -- Если бы денег пропало больше, может быть, камеры оказалось бы две.
-- Мой сержант хочет меня видеть, -- повернулся ко мне Ричи. – Эта машина не новая, но новая для меня. Я на ней первый день сегодня.
Поехали к сержанту.
--Подожди-ка, -- сказал Ричи, -- что это они там стоят?
Он развернул машину, подъехал к обочине. У недвижного белого грузовичка грустила молодая пара – по виду муж и жена. При виде полицейского приободрились, поспешили навстречу. Оказалось – машина сломалась, уже звонили в техобслуживание, вызвали эвакуатора.
Ричи вынул из багажника две длинные, толстые оранжевые свечи – размером с хорошую палку, -- зажег их и укрепил на земле метрах в двух от кузова грузовичка: обозначил его габариты. Свечи задымили, загорелись, как красные фонарики – далеко видать.
Мы заехали в огромный подземный гараж возле недостроенного здания. Сержант сидел в своем "форде", распахнув дверцу. За его спиной висела на вешалке целая связка взятой из химчистки одежды. Мы вышли из машины.
-- Как вы ? – спросил у меня сержант.
-- Хорошо, -- ответила я.
-- Он правда знает русский язык ? – кивнул сержант на Ричарда.
Мне захотелось приукрасить его имидж в глазах сержанта, и я сказала: -- Очень хорошо.
Сержант вышел из машины, они открыли наш багажник и стали в нем рыться. Я посмотрела: огромное запасное колесо, стандартный ящик с инструментами, огнетушитель, зачем-то коробка с перфокартами.
Сержант обошел машину кругом, осмотрел ее, что-то записывая в блокнот. По-моему, он просто проводил инвентаризацию.
Все это время в обеих машинах работали рации, эфир перекликался хриплыми голосами. Я снова села в машину.
-- Послушай, -- сказал Ричи сержанту, -- она говорит, что Средняя Азия, где она раньше жила, похожа на Афганистан и там очень не любят русских.
-- Кто бы мог подумать! – сказал сержант.
Он наклонился, заглянул ко мне в машину и спросил:
-- Они там мусульмане?
-- Мусульмане, -- ответила я.
Дождик начал накрапывать, от этого в машине стало еще уютнее. Ричард выглядел уставшим, время от времени потирал лицо ладонью.
-- Ричи, вы любите свою работу? – спросила я.
Он посмотрел непонимающе. Сказал: - Работа есть работа.
-- Ну, вам нравится быть полицейским? – не отставала я.
-- Моей жене нравится, что я полицейский, -- сказал он. – А я хотел бы быть учителем.
-- Все жены любят деньги, -- сказала я.
-- Она не только из-за денег, -- защитил он жену. – Сейчас она спокойна за свою семью, за нашего сына. Я ее тоже понимаю. Но я хочу быть учителем.
-- Может быть, позже, -- предположила я.
-- Мне тридцать четыре, -- ответил он. – И у меня не так много времени.
Я тоже почувствовала страшную усталость. Мы мотались уже полных восемь часов. Я подумала, что, наверное, не выдержу еще четыре до конца смены. Было интересно, догадается ли Ричард по моему виду, что я тоже устала. Не догадался. Тогда я попросила:
-- Можно, я поеду домой уже?
-- Сейчас, -- сказал Ричи, -- заскочим в одно место, один дорожный инцидент посмотрим. Я уже заявку принял.
Машина въехала в район больших, богатых домов. Каждый тянул примерно на миллион. Ухоженные зеленые лужайки, красиво подстриженные вечнозеленые кусты, два-три авто у каждого гаража.
У одного из домов нас встретило настоящее столпотворение: две машины службы 911, две медицинских кареты, пожарная машина и два полицейских "форда". Мы были третьими.
-- О, мой Бог! – вырвалось у меня и Ричи одновременно.
Картина, которая нам открылась, была до того нелепа, что казалась срежиссированной.
Возле этого дома не было общественной мостовой в полном смысле этого слова. Был аккуратный частный подъезд: к роскошному дому на роскошной машине. Так сказать, для внутреннего употребления.
И в первый этаж этого дома, в окно рядом с входной дверью, полностью въехал автомобиль. На улице торчал только его наглый, скособочившийся задний мост. Это был легковой новенький "додж" цвета зеленого бутылочного стекла.
Журчала вода из протараненного водопровода, стекая на спину зеленому "доджу". На мокрой траве отчетливо отпечатались следы его колес.
Один из чрезвычайщиков, обносивший место происшествия желтой лентой, заколебался, по какую из ее сторон меня оставлять. Я помогла ему и быстренько перебралась к зевакам.
Старую женщину с шеей, уже затянутой в гипсовый корсет, с ногами, плотно привязанными ремнем к каталке, санитары повезли к сверкающей яркими огнями, как новогодняя елка, машине скорой помощи.
Глядя на лимонно-серое лицо, я подумала, что на ее месте я бы давно уже умерла от одного только ужаса: сидела в своем красивом доме, пила чай, смотрела телевизор...
Совсем убитый старик в зеленой кофте, прижимая к груди дамскую сумочку, сопровождал каталку.
Ричи вынырнул из гущи событий.
-- Водитель жив? – спросила я. Ричи улыбнулся:
-- Жив, ранен немного.
Он отошел к двум другим полицейским, которые, укрывшись за второй каретой, оживленно переговаривались, громко смеялись. Я бы и сама посмеялась, если бы не бабка с гипсовой шеей: ситуация-то была комической.
Дождь припустил не шутя.
-- Вопросы есть? – спросил Ричи, подруливая к полицейскому участку.
Я только вяло махнула рукой.
-- Сегодня не было погонь, выстрелов, убийств, -- сказал Ричард, -- не было аварий с оторванными конечностями.
-- Ну что поделаешь, -- развел он руками, -- такой вот тихий день.
Комментарии
Америка «русскими глазами».
Вся серия замечательная и сегодняшняя часть"Пойдем вместе" очень порадовала. Надеюсь, что будет еще.
Добавить комментарий