Публикация и комментарии Ирины Роскиной
1925-1929 годы
10/I-1925
Дорогой Женя.
Напрасно ты думаешь, что я настолько не изощрена в философских тонкостях, что не способна понять философического комплимента. Таковые (комплименты) я всегда сразу узнаю с тонким интеллигентным чутьем.
Как здоровье у тети Зины? Вопрос, наверное, почти праздный, так как вряд ли ты ответишь скорее, чем через 3 месяца (эта фраза не должна звучать ядовито, я не очень сержусь). Но серьёзно, я надеюсь, что тётя Зина уже здорова.
Меня огорчает твое дурное настроение, я его почувствовала даже до того, как прочитала твою фразу об этом. От чего это? Начал ли ты работать у Нэрнста[1]? Видно, тебе, в самом деле, плохо, раз я это сразу увидела в самых простых фразах.
И мне опять делается немножко неловко за свое хорошее настроение, с которым я живу всю эту зиму. Старый год я проводила с легким и благодарным сердцем - он был лучше всех предыдущих, а конец его был просто хороший, даже без сравнения. Новый год встретила весело и влюблено, и он начинается хорошими ауспициями[2] (кажется, так говорят?)
Покончив с отвлеченностями, расскажу более подробно. Мне кажется, что с этой квартиры (у каждого своя эра), я тебя ни разу не писала, так что ты даже не знаешь о моём свободном времяпрепровождении последних месяцев. Я с ноября стала заниматься латинским и греческим языком, - латинским довольно серьезно, а греческим между прочим, вняв слезным мольбам своего преподавателя. Пока я довольна, хотя не особенно довольна своим преподавателем, который относится к чтению не «лингвистически», а «литературно», что мне меньше нравится. Кроме того, он порядочный болтун и способен говорить весьма долго на тему, например, о религии, что меня тоже сбивает с толку. Первое время я занималась здорово много, часа по два в день, в 25м же году веду невероятно легкомысленный образ жизни, и совсем ничего не делаю.
Новый год мы встречали дома. Было человек 25, причём из пожилых были только мама, Осип Моисеевич и тетя Сарра[3], и – вещь небывалая на страницах нашей новой истории - против числа барышень был один лишний молодой человек.
Просидели мы до 8-ми часов утра, и у меня было немножко суеверное чувство, что я слишком хорошо встретила год, как бы ни было плохо. Как ты думаешь, это ничего? Я думаю, всё-таки ничего. Но я уже 2 недели не ложилась раньше трех и на службе сижу совсем сонная. Раз в несколько дней, придя домой, валюсь спать и сплю часа ½ - за прошлые и будущие «недосыпы». Так было, например, сегодня. Но (хотя вряд ли это имеет особенное значение) намерения у меня самые добродетельные.
Alterhalden[4] Лиду весьма привлекает. В понедельник она зайдёт в Госиздат и предложат им «заглавие».
Теперь насчёт твоих книг. Я один раз была у Абрайтиса[5] и с тех пор (это уже звучит анекдотом) всё собираюсь к нему опять. Но ты даже не представляешь себе, до какой степени гнусны подобные разговоры. До сих пор я себя успокаиваю тем, что пойду, когда установится санный путь (снег у нас только третий день), чтобы удобно было перевезти книги, если он мне позволит их взять. Теперь у меня нет оправдания перед самой собой, и я непременно зайду завтра или в среду. Мне их хочется получить и для тебя, и для себя.
Ты по-прежнему не собираешься сюда?
Мои летние планы пока очень неясны, но одно я знаю твердо, что денег у нас в этом году раза в три меньше, чем было в прошлом, так что не представляю себе возможности какого-нибудь большого путешествия, разве что опять удастся даром в Крым съездить.
Но ты романы пиши, в крайнем случае, пришлешь мне их по почте, я их на латинский язык переведу в назидание потомству. Но ты постарайся сделать их не слишком печальными.
Как поживают Баражанские, в частности Ваня[6]? Как здоровье тети Раиньки?[7] Всё в самом деле грустно, и чего это я легкомысленно радуюсь жизни?
Если ты мне напишешь литературное письмо, мне будет стыдно не ответить тебе тем же. А между тем я стала очень несведущей в области современной литературы. На столе у меня лежит Джэмс[8] и «Пармский монастырь» Стендаля, и я по очереди наслаждаюсь тем или другим по полчаса в день максимум. Я стала невообразимо некультурна, ей-Богу, и всё от легкомыслия. Ну, да ладно.
Письмо вышло неожиданно и неделикатно длинным. Уж ты извини.
Крепко тебя и тётю Зину целую. Поклон дяде Исааку и всем нашим.
Напиши мне, пожалуйста, адрес Вовы - письмо к нему одно из моих добрых намерений. Поцелуй Леночку, кланяйся ее Володе, Ване и, само собой разумеется, тете Раиньке. Вот сколько поручений! Мама и Лида кланяются. Твоя Надя
У нас уже стоит рояль.
20/IV-25
Дорогой Женя.
Это письмо я пишу вовсе не потому, что ты стал в письмах ругаться нехорошими словами. Кстати, я расшифровала означенное нехорошее слово как «Тадя». Неужели верно? Ужасная гадость.
Одним словом, благодари свой день рождения, а то бы я ещё год не собиралась тебе написать. Захотелось тебя поздравить. Всё-таки родственник. Итак, мы начинаем.
Милый Женя, поздравляю тебя с днем твоего рождения и желаю всего самого лучшего, то есть поскорее со мной увидеться. Правда, это самое приятное?
Без шуток, я совсем, конечно, не знаю твоих теперешних желаний. Надеюсь, что ты не собираешься быть академиком или «филистером» (я до сих пор не знаю, что это значит), и потому доверчиво желаю тебе исполнения твоих заветных желаний: жениться на принцессе, жить в стеклянном доме и т.д.
Правда, по стилю этого письма ты сразу понял, что я становлюсь законченной стенографисткой, люблю лаконизм и т.д.? Я то и дело сдаю экзамены на разные скорости, а в промежутках мне целые дни диктуют дома. Мама очень довольна, что я занимаюсь, и огорчается, что впоследствии я буду зарабатывать этим ремеслом деньги. Я же упражняюсь со скрежетом зубовным и собираюсь разбогатеть.
Завтра я покупаю копилку и начинаю копить деньги на концерты Клемперера[9], которые состоятся в декабре месяце. Основой этого фонда будут все деньги, которые получаются от езды на трамвае зайцем, и доброхотные деяния.
Ты так же собирался написать мне твое мнение о современной нашей литературе и т.д. Почему ты до сих пор этого не сделал? По совести говоря, я всё больше пробавляюсь переводными романами. В данное время, правда, читаю Лескова, чтобы оскомина с зубов сбилась. Вот у нас и переводы! Прямо безжалостные.
Что же касается до русских современных книжек, то к стыду своему я некоторых писателей вовсе не читала, как Шишкова[10], например, Всев. Иванова[11], Леонова читала «Записки Ковякина»[12], это замечательная штука, но за другие как-то не хочется браться. Сейфуллиной[13] некоторые рассказы были хороши – я немного читала. Вообще я грешным делом люблю, когда бывает немного симпатичной тенденции, за что все порядочные люди меня немало презирают. А ещё я читаю "Тысячу и одну ночь" - в конце-концов самое увлекательное чтение. Мне ужасно нравится.
Театр я всё больше «разлюбляю». Зато концерты Клемперера[14] привели меня в совсем неистовый восторг - особенно два последние – 9я симфония[15]. Теперь сюда приехал Московский «театр Революции» с Мейерхольдовскими постановками[16]. Придется наверное пойти (как это называется ex officio[17] или gratias ago[18], но ad libitum[19] я бы предпочла не ходить.
Ну, до свидания. Крепко целую тебя, тётю Зину и дядю Исаака. Надя
5/IX-1925
Дорогой Женя!
Я очень давно собиралась тебе написать - так, кажется, начинаются все мои письма, но в данном случае это вполне искренне. Мне очень хочется тебя видеть, и приходится писать, в надежде хоть получить письмо.
Я сейчас в Крыму, в Профессорском уголке[20]. Не знаю, писала ли вам мама о том, что я вышла замуж. Это случилось здесь, и, хотя всё местное население уверено, что мы познакомились здесь на пляже и через два дня поженились, но на самом деле мы знакомы уже 6 лет[21] и вместе приехали. Тебе, наверное, хочется знать подробности, но мне ужасно лень писать о них. Коротко говоря - моего мужа зовут Александр Иосифович Роскин, ему 27 лет, и он живёт всегда в Москве, так что и я буду жить в Москве*. О всех остальных деталях, наверное, мама сообщит тёте Зине. Здесь мы пробудем еще дней восемь. Уезжать очень не хочется, так как здесь хорошо, очень даже хорошо, а в Москве вообще будет плохо, и я настроена слегка панически перед своей будущей жизнью. Намерения у меня самые широкие - я решительно собираюсь начать серьезно заниматься. Не знаю, что ещё из этих намерений получится, но очень бы хотелось, чтобы вышел толк, а то из меня начинает выходить что-то неважное, и мне уже самой с собой скучно.
Женя, напиши мне. От тебя очень давно не было писем, и я уже толком не знаю, кто кому должен. Как ты провёл каникулы? Какие планы на зиму? Соскучилась я по всем своим кузенам и кузинам, ей-богу пора увидеться. Если я на будущее лето разбогатею, непременно к вам приеду. Перед тётей Зиной я виновата - не узнала в Госиздате насчёт Федина[22]. Отчасти это потому, что я была очень занята на службе, а в Госиздате прием по утрам. Ну, в общем, сама знаю, что свинство.
Как Леночка и Ваня?[23] Женился ли Вовка?[24] Где дядя Абрам и Сонюша? Неужели всё в Кишинёве? Что Соня делает? Видели ли Аню и Фриду? У меня с чего-то сделалось элегическое настроение и чувствую, что очень соскучилась по вас всем, а так забываю в «жизни мышья беготня» - так кажется?
Я здесь здорово загорела и даже, кажется, потолстела. Купанье здесь чудесное. Ты никогда не был? Лучшее, верно, в Крыму кроме Коктебеля и Евпатории. Плохо только, что я забыла захватить с собой книжки, и мне скучновато. Но зато прочитала здесь два тома Бальзака и с радостью узнала, что есть ещё что читать на свете - я его почти не знаю. А русское новое всё совершенно никуда не годится. Ты всё собирался мне изложить свое мнение о немецком, но пока не собрался.
Целую крепко тебя и тетю Зину. Привет дяде Исааку. Твоя Надя
*Со службой устроилось – буду служить в московской конторе[25].
9/X-1925
Дорогой, милый Женька!
Я только что пришла домой, устала, замерзла, и собиралась пить чай, но нашла твое письмо и решила сразу ответить.
Женька, ты явно «смущен, разочарован». Я поставила в кавычки, так как похоже на цитату. Но ей-Богу совершенно напрасно. Я осталась совершенно такая же, а Шура совершенно «свой человек», как он любит говорить про других, из всех моих теперешних знакомых, пожалуй, «самый свой». И на Спасской[26] всё будет цело и нерушимо, потому что мы собираемся переехать в Петербург и жить с мамой, - здесь плохо. И страшно-страшно хочется чтобы ты приехал, потому что я также, если не больше чем ты, тоскую по прошлому. Сейчас плохо жить, и мне совсем не хочется думать о будущем - я с гораздо большей радостью думаю о прошлом. Соединить снова всех: ты, Сонюша, Леночка, Аня и Фрида в деревне! Но столько потерь за эти годы – конечно, мы стали совсем другими.
Приезжай, Женя, будешь жить у нас! Это будет изумительно хорошо. Так захотелось тебя видеть, я не знала, что ты сюда собираешься.
Я живу здесь физически плохо и страшно скучаю по Петербургу. Я здесь здорово одинока – Шуру вижу очень мало, так как у него служба с 6 до 9, как раз после того как я освобождаюсь, близких друзей нет. В прошлый четверг мы в 6 часов вечера сорвались с места и поехали в Петербург. Провели там три дня и теперь мне ещё больше туда захотелось. Не переезжаем сейчас, потому что у Шуры нет службы и, теоретически рассуждая, надо пожить некоторое время отдельно.
Женька, пиши мне непременно. Мой адрес: 1я Мещанская, дом 7 квартира 22. А фамилия Роскин, не помню, писала ли я тебе об этом.
В театры (что меня больше всего притягивало в Москве) не хожу, так как терпеть не могу ходить одна, а Шура занят. Раз была на Гамлете с Чеховым[27] и сбежала. Но всё-таки собираюсь походить, хотя, знаешь, я определенно не люблю театр. Кино и концерты доставляют мне гораздо больше удовольствия.
Читаю Фрейда и «Театр Клары Гасуль» Мериме.
Теперь ты введен вполне в курс моих дел.
Крепко-крепко целую тебя, тётю Зину и дядю Исаака. Твоя Надя
8/IV 26
Дорогой Женя,
после того как я тете Зине два раза сказала, что я тебе напишу, нельзя этого не сделать. Так я отрезала себе пути к отступлению.
Когда я получила осенью твое «доброе» письмо после ругательного, я сразу поняла, что писать тебе нет ни смысла, ни интереса. Теперь же, когда ты мне снова выругал «подлой девчонкой», я снова почувствовала к тебе прилив нежности (по крайней мере, я сама так объяснила себе всё происшедшее) и хотела написать, но ты не догадался сообщить мне ваш новый адрес, и мне пришлось ждать его из Петербурга.
Ну, вот. Для начала предлагаю тебе несколько марок для Вовки[28].
О чём бы тебе рассказать интересном? В театры мы редко ходим, вот я и не помню, когда в последний раз была. Кажется, это было, когда приезжала сюда Белла Гринберг гостить. Мы с ней видели в 3 студии комедии Мериме. Это «Театр Клары Газуль» - очень весело «сделано». Но зато у них же мы видели «Марион Делорм» Гюго - это было совершенно несносно[29]. Досидели мы только из любопытства: покажут казнь на сцене или не покажут. А казнь на сцене мы видели за два дня до того в Театре Мейерхольда, в пьесе «Рычи, Китай»[30]. Это спектакль замечательный во всех отношениях, и в художественном и в агитационном («в герое должно быть два начала: одно начало любовное, а другое текстильное», как говорится в Лев Гурыче Синичкине[31], который идет в III студии – приезжай посмотреть, очень смешно). Китайцы самые настоящие, по крайней мере, для нас, не видевших китайцев, и сознание, что там изображается подлинный эпизод (в прошлом году китаец в каком-то местечке нечаянно, в драке, убил американца, и, не найдя виновного, американцы казнили двух китайцев по жребию, это факт) - ещё усиливает впечатление. Но страшно портит всё дело конец – их вешают на сцене при воплях жены, и вообще невыносимо и нехудожественно, конечно, совершенно.
Зато Камерный тоже решил стать «созвучным эпохе» и ставит «Косматую обезьяну» О’Нейля[32] - пьесу, в которой рабочий говорит, стоя перед магазином с готовым платьем: «и этих бедных животных убивают, чтобы отделывать шубы буржуев» и т.д. и т.д. и т.д. Мы хохотали от ужаса, а вся публика просто недоумевала. Трудно себе представить более глупую вещь.
Что до книжек, то кажется, ты за русской литературой следишь внимательней меня. Ты «Красную новь» читаешь? Хороший журнал. В январской книжке есть хорошие статьи Троцкого об Испании и Маяковского о Мексике.[33] Еще недавно я прочла хорошую книжку Неверова «Ташкент - город хлебный» только она давно вышла[34], ты тоже наверно читал. 2ая и 3ья части воспоминаний Кузминской меня очень разочаровали[35]. Один Есенин, хотя сейчас и неловко говорить об этом, потому что это модно, но ей-Богу я его открыла сама для себя, не зная даже, что это нечто общепринято хорошее.
Ещё я недавно прочитала книжку Панаит Истрати[36] «Кира Киролина». Истрати Роллан называет балканским Горьким. «Кира Киролина» - отличная штука, вроде сказок Шехерезады, я обрадовалась и прочла другие его книжки «Дядя Ангел» и «Гайдуки» - обе решительно никуда не годятся, так наивно-романтичны, что неловко читать; и я поняла, почему Роллан его хвалит - я Роллана, «извиняюсь», не люблю.
Из городских новостей. На Театральной площади должны были поставить памятник Марксу и уже начались и велись подготовительные работы, но теперь прекращены, так как во-первых, у Совета нет денег, а во-вторых, проект памятника не был обсужден в широких рабочих массах[37]. Это как из еврейского анекдота: во-первых, кто вам сказал, что я его взял, а во-вторых, корыто было сломано.
Как поживают все вишневосадцы?[38] Я по-прежнему люблю всё прошлое и часто вспоминаю Вишневый сад и какими мы все тогда были.
Женька, скоро твое рожденье, не знаю, по-старому или по-новому ты справляешь, так как я вряд ли соберусь тебе ещё раз написать до тех пор, поздравляю тебя и очень горячо желаю всего-всего научного, женатого и т.д. Смотри, не бери жену сволочь, а то вот Шура[39] никак опомниться не может, что наделал.
Напиши, Женька, длинное письмо. Шура тебя недолюбливает, я заметила - ему завидно, что ты доктор химии. По правде говоря, и мне завидно, и я сама поднимаюсь в своих глазах, когда думаю о тебе. Прочитала в учебнике Реформатского[40] общую часть, а как дошла до того, как водород добывается, скучно стало, на том и кончилось моё образование.
Крепко тебя целую. Твоя Надя
24/X- 28
Дорогой Женя.
В общем и целом, конечно, я виновата, но, ей Богу, я тебя люблю и ты это, наверное, знаешь, и пишу редко, только потому, что ненавижу писать письма, а мне всегда приходится писать, то маме, то Шуре, а каждое письмо истощает мои умственные способности на несколько дней. Сегодня ты мне приснился (кажется, в последний раз я писала тебе по тому же поводу), будто вы сюда приехали и ты мне подаешь руку, а я взяла тебя за лицо и поцеловала. Проснулась в покаянном настроении. Чтобы закончить спор, сообщаю, что открытки с Британи я не получала. Я тоже собиралась («тоже собиралась» не значит, что я тебе не верю, будто ты мне написал) написать тебе с дачи, да так и не собралась. Я жила в чудном месте под Москвой в 4х верстах от Юсуповского Архангельского[41], дом которого был виден с моего балкона. Но лето было плохое, дико ветреное, так что когда я увидела ветер на Леночкиной[42] фотографии мне сразу стало неуютно. Много возилась с Наташей[43] и совсем не отдохнула. Но место всё-таки было восхитительное - Москва река, сосновый лес, тьма васильков и пыль с запахом навоза - чудный летний запах (я не шучу, очень его люблю).
Карточки отличные, только тётя Зина одна вышла, правда, немного злая, зато интересен вид вашей кухни. Очень жаль, что тебя нет здесь, я бы заставила тебя поснимать Наташу, а то никак к фотографу не выбраться по «разным» причинам.
Тётя Зина спрашивает о Форсайтах[44]. Должна к стыду моему сознаться, что я сагу не читала, так как вообще Голсуорси по другим его книгам показался мне скучным. Может быть, я и не права. Из переводных же книг за последний год, пожалуй, больше всего понравилась мне изумительная, по-моему, книга Эдны Фербер «Плавучий театр»[45] и её же «So Big».
Русскую беллетристику вообще в большинстве бывает трудно читать, и тебя она интересует, но, по-моему, больше с этнографический точки зрения. Чтобы окончательно договориться о вкусах, сообщаю (как в Почтовый ящик «Задушевного слова»[46]), что из поэтов мне больше всех симпатичен (хоть и не люблю это слово) Пастернак, а из русской прозы люблю читать очерки Родиона Акульшина[47] в «Красной нови».
Что же касается моих научных запросов, то в настоящее время они вполне удовлетворяются учебником для 4 класса Иванова[48] «Древняя история». Почти всё оказалось для меня в нём ново.
Напрасно ты сердился на Шуру[49]. Его цель была ругаться. Значит идеологически ты вполне приемлем.
Неужели ты никак не мог бы приехать сюда как-нибудь погостить, на какой-нибудь съезд, что ли? Вот чудесно было бы! Ей-Богу, приезжай, ведь в сущности совсем близко! Твоя Надя
29/VII 1929
Дорогой Женя,
по установившемуся у нас обычаю, начну с объяснения в любви. Мне очень часто хочется тебе написать. Время от времени вижу тебя во сне и тогда решаю - напишу сегодня же. Но лень, как всегда, всё одолевает, и я опять не пишу - не скажу годами, но месяцами. А после такого перерыва решительно не знаешь ни что сказать, ни что спросить.
Начать разве для разгона с дочки? Девочка чудная, что и говорить. Она говорит уже решительно всё, вплоть до слов «ладно», «сегодня» и всяческих предлогов. Очень смешно. Слова «маленький» означает похвалу, и когда няня ей сегодня сказала «у-у-у глаза какие большие, словно луковицы», она с негодованием закричала: «маленькие гатьки, гатьки маленькие».
Очень весёлая и ласковая девочка, вообще можно сказать - капитальная радость жизни. Больше хорошего мало, а попросту говоря даже ничего.
Из планов - собираюсь с Шурой на месяц в Сухуми. Более отдалённое будущее, по обыкновению, темно и непонятно. Где мы будем жить эту зиму - один Аллах ведает. Похоже, что Шура хочет переезжать сюда, и мы поселимся отдельно от мамы. Но так как всякое будущее сулит всегда прежде всего хлопоты и неприятности, то я привыкла ненавидеть планирование и живу всегда настоящей минутой.
Переходя к литературным делам. Недавно только прочла с большим удовольствием присланную вами в прошлом году с Марой книжку Моруа «Disraeli»[50]. Русского в последнее время ничего хорошего не попадалось. Воспоминания всякие прямо оскомину набили. Но вот хорошие: Озаровской[51] и Менделеевой[52] о Менделееве.
Из письма тети Зины выходит, что ты собираешься в Геттинген. Ты теперь такой учёный, что наверно при виде тебя, я бы закричала, как Наташа: «Не боюсь, не боюсь!» (то есть, боюсь). Я боюсь ученых людей, кончается всегда тем (если только этим не начинается), что огорчаешься за собственную серость.
Куда ты поедешь летом? Я не надеюсь, но была бы ужасно рада получить от тебя скоро письмо.
Лето проходит довольно скучно. Я систематически езжу через день на дачу, а вечера в городе провожу либо дома, либо в разных мало интересных гостях. Хоть бы ты когда в гости приехал.
Итак ты верно уже заметил, что писать мне решительно не о чем, а просто захотелось, а потому целую тебя очень крепко, целуй тётю Зину. Надеюсь, что зуд ее уже совсем прошел, я по опыту знаю, что хуже нет ничего на свете. Самый горячий привет дяде Исааку. Не говори тете, но я познакомилась с одной дамой, за теткой которой дядя когда-то ухаживал. Во времена Артаксеркса, как она говорит.
Целую тебя ещё раз. Твоя Надя
Разговор в вагоне дачного поезда сегодня: кто-то открыл окно с левой стороны, что возбраняется. Поднимается разговор и: «если вам недостаточно протеста моего, я позову кондуктора».
[1] Вальтер Герман Нернст (Walther Hermann Nernst, 1864-1941), немецкий физик и химик. Не знаю, что получилось с работой у него Е.И. Рабиновича.
[2] Предзнаменования.
[3] Сарра Борисовна Дыховичная (урожд. Матусовская; ум. в февр. 1942), мать Нины Лазаревны (в замуж. Френк), двоюродная сестра Р.Н. Рабинович.
[4] Книжка, которую Е. Рабинович прислал Лиде для перевода.
[5] Жилец, оставшийся в петербургской квартире Исаака Моисеевича, Зины и Жени после их отъезда.
[6] Двоюродная сестра Нади и Жени Лена Колпакина, вышедшая замуж за Володю Баражанского и их сын Иван.
[7] Тетка Нади и Жени, Раиса Моисеевна (в замуж. Колпакина), мать Леночки.
5 Так принято было переводить имя американского писателя Генри Джеймса (Henry James, 1843- 1916). Не знаю, о какой его книге идет речь.
[9] Отто Клемперер (нем. Otto Klemperer, 1885-1973), немецкий дирижёр. О его концертах в Ленинграде см. (http://www.philharmonia.spb.ru/persons/biography/178562/). В декабре 1925 исполнялись две симфонии Бетховена: Шестая и Седьмая. Концерты Клемперера много обсуждались в обществе см., например, в записях П.Н. Лукницкого: «17.04.1925. Пятница. Вечером у М. Фромана, на дне его рождения. У него Костя Вагинов с Шурой Федоровой, сестры Наппельбаум (Ида и Фрида), Кулаковы, Цецилия Лазаревна и художник - сосед. Пили чай, была бутылка розового муската и бутылка хересу. За долгим чаем - разговоры о музыке, о Клемперере и т. д.» (Источник: http://ahmatova.niv.ru/ahmatova/about/luknickij-1-4.htm)
[10] Имеется в виду писатель Вячеслав Яковлевич Шишков (1873-1945).
[11] Писатель Всеволод Вячеславович Иванов (1895-1963).
[12] «Записки Ковякина», писателя Леонида Максимовича Леонова (1899-1994), считались сатирой на дореволюционную Россию.
[13] Писательница Лидия Николаевна Сейфуллина (1889-1954).
[14] Отто Клемперер (см. выше) сам вспоминал об успехе своих гастролей в Москве и Ленинграде: http://opentextnn.ru/music/interpretation/?id=4394#_ednref7 .
[15] На концерте 8 апреля исполнялись Бородин: Симфония № 2; Мусоргский: «Ночь на Лысой Горе», музыкальная картина; Стравинский: «Пульчинелла», сюита для малого оркестра из музыки балета на основе тем, фрагментов и пьес Дж.-Б.Перголези, а на концерте 14 апреля - Моцарт: Симфония № 40; Бетховен: Симфония № 9 (с заключительным хором на слова оды Ф.Шиллера «К радости»).
[16] Вс. Мейерхольд руководил театром Революции два года – 1922-1923 и поставил там «Доходное место» А. Н. Островского и «Озеро Люль» А. М. Файко.
[17] По обязанности.
[18] Из благодарности.
[19] По желанию.
[20] Профессорский уголок (раньше носил название Тернак, с конца XIX века — Профессорский уголок, с 1920 — Рабочий уголок, затем вновь Тернак, в 1948[1]—2001 годы — вновь Рабочий уголок) — западная часть города Алушты.
[21] Из этой фразы становится ясно, что мои бабушка с дедушкой познакомились в 1919 г. Видимо, Александр Роскин тоже был в 1919 г. в Сочи, как и Надя с семьей. В 1969 г. в Сочи состоялась конференция участников Пагуошского движения – международного движения учёных, выступающих за мир, разоружение и международную безопасность, одним из активных участников которого был Евгений Исаакович Рабинович. Он предложил моей маме поехать с ним. В свободный день они взяли такси на Еврейское кладбище в надежде разыскать могилу Давида Моисеевича Рабиновича. Каким-то чудом они тут же вышли на его могилу. А прямо рядом с ней была могила умершего в том же 1919 году Иосифа Гершевича Роскина, московского присяжного поверенного, отца Александра Иосифовича. Ничего больше мы не знаем – не у кого уже было спросить.
[22] Писатель Константин Александрович Федин (1892-1977). Возможно, Зина хотела переводить его произведения на немецкий язык. В 1926-1929 гг. вышло несколько переводов романов Федина «Города и годы» и «Братья».
[23] Баражанские.
[24] Двоюродный брат Нади и Жени, сын Абрама Моисеевича Рабиновича.
[25] То есть в московской конторе «Русота» - см. выше.
[26] Спасская улица была еще в 1923 г. переименована в ул. Рылеева, она находится между Преображенской и Радищева. Там они жили - ул. Рылеева дом 21 кв. 52 – до смерти Надежды Давыдовны (потом переехали на ул. Некрасова 60 кв. 99, видимо, душевных сил не было дома оставаться). А дядя Саул с семьей жили в том же доме - ул. Рылеева, д. 21, кв. 65 – он там и умер.
[27] О спектакле «Гамлет» М.А. Чехова см. подробно: Кнебель М. Вступительная статья // Михаил Чехов. Воспоминания. Письма. Серия: Голоса. Век XX. М.: Локид-Пресс, 2001.
[28] Двоюродный брат Нади и Жени.
[29] 3-й Студией называлась в то время театральная группа, положившая начало Театру им. Е.Б. Вахтангова (с 1926). Созданная еще в 1913 г., труппа называлась тогда Студенческая, а с 1917 по 1920 – Московская драматическая студия Е.Б.Вахтангова. В 1920 г. коллектив стал частью Художественного театра под именем его 3-й Студии и расположился с 1921 г. по адресу «Арбат 26». Спектакли режиссера А. Попова, поставившего в сезон 1924–1925 «Комедии Мериме» (четыре пьесы из цикла «Театр Клары Газуль») и «Лев Гурыч Синичкин» Д. Ленского, считались несомненной удачей. Спектакль по пьесе В. Гюго «Марион де Лорм», был поставлен в 1926 г. режиссером Р. Симоновым.
[30] Пьеса Сергея Михайловича Третьякова (1892-1937), была поставлена Всеволодом Мейерхольдом в Государственном театре имени Вс. Мейерхольда (ГосТиМ).
[31] См. выше.
[32] Видимо, эта постановка А.Е. Таирова пьесы Юджина О’Нила понравилась одному только А.В. Луначарскому – см. его рецензию http://lunacharsky.newgod.su/lib/ss-tom-3/-kosmataa-obezana-v-kamernom-t...
[33] «Красная новь» —литературный журнал, существовавший с 1921 по 1941 год, выходил в Москве (первоначально — раз в два месяца, затем — ежемесячно). В №1, январь 1926 г., были, в частности, опубликованы Л. Троцкий. "Дело было в Испании" (По записной книжке), стр. 127 - 159 и В. Маяковский. Мексика (Из книги "Мое открытие Америки"). стр. 194 – 212.
[34] Книга Александра Сергеевича Неверова (настоящая фамилия — Скобелев; 1886-1923) «Ташкент — город хлебный» была впервые опубликована в 1923 г. и сразу стала очень популярна, несколько раз переиздавалась.
[35] Видимо, Н.Д. Рабинович читала издание Кузминская Т. А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне : Воспоминания. [Л.]: М. и С. Сабашниковы, 1925-1926. — Т. 1-3.
[36] Панаит Истрати (рум. Panaït Istrati; 1884-1935), румынский писатель, писавший на французском языке.
[37] Памятник Карлу Марксу (по проекту Л. Кербеля) был установлен только в 1957 г. Быть может, такая задержка была вызвана нежеланием после смерти Ленина выполнять его план монументальной пропаганды, то есть ленинское желание.
[38] У родоначальника семьи – Надиного и Жениного дедушки купца Моисея Рабиновича – было имение под Харьковом, которое называлось Вишневый сад. До революции все они – семеро детей Моисея и Гитлы и дети этих семерых детей – кузены и кузины - и их друзья, и немного более дальные родственники – все съезжались туда на лето. Моисей обдумывал, как обеспечить будущее детей, составлял завещание, но революция всё упростила, лишив всего.
[39] А.И. Роскин.
[40] Видимо, имеется в виду учебник Сергея Николаевича Реформатского «Начальный курс органической химии», выдержавший с 1893 г. 17 изданий.
[41] Усадьба Архангельское в 1820 г. была приобретена князем Н.Б. Юсуповым.
[42] Баражанская.
[43] То есть с дочкой (с моей будущей мамой).
[44] Семейная сага Дж. Голсуорси - «Сага о Форсайтах».
[45] Сейчас эту американскую писательницу (Edna Ferber; 1885-1965) называют по-русски и Эдна Фарбер и Эдна Фербер, а роман “So Big”, получивший в 1925 г. Пулитцеровскую премию, переводят как "Вот тако-о-ой".
[46] «Задушевное слово» - популярный журнал для детей младшего и среднего возрастов, издававшийся в Петербурге с 1876 по 1918 годы.
[47] Родион (Ирадион) Михайлович Акульшин (псевдоним — Берёзов) (1896-1988), писатель. Дальнейшая судьба его необычна, стоит прочесть хотя бы статью в Википедии – на Берёзов Родион Михайлович.
[48] Константин Алексеевич Иванов (1858—1919) — русский историк и поэт, домашний учитель истории и географии в царской семье, автор многих учебников по истории.
[49] А.И. Роскин.
[50] Видимо, во французском оригинале.
[51] В 1928 г. вышла книга «Великий химик» Ольги Эрастовны Озаровской (1874-1933) - воспоминания ученицы Д.И. Менделеева, она стала потом собирательницей фольклора.
[52] Воспоминания вдовы Д.И. Менделеева Анны Ивановны (урожд. Попова; 1860-1942) «Менделеев в жизни», 1928.
Добавить комментарий