Окончание. Начало - Часть 1.
Владимир Маяковский. Уход
Вероника бросилась назад, задержавшись на секунду от страха перед дверью. Маяковский лежал на спине, на розовой рубашке – небольшое красное пятно. Он еще дышал, но уже начиналась агония. Подоспевший одним из первых Яков Агранов делал снимки. Вскоре сердце – отзывчивое, звучавшее то колоколом, то колокольчиком, измученное сердце великого поэта – перестало биться. Было 10 часов 17 минут утра. Яков (Яня) Агранов, один из самых деятельных чекистов, считался другом «семьи», часто бывал у Бриков. Именно он подарил ВВ маузер. В его барабан рукой погибшего был заложен только один патрон, оказавшийся роковым. Почти по Чехову – если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем акте оно должно выстрелить. Маяковский был талантливым драматургом. Он не подвел Чехова.
Весть о самоубийстве мгновенно разнеслась по Москве. В тот же день она стала новостью номер один на страницах всех газет. Тело перевезли в Гендриков переулок. Борис Пастернак: «В передней и столовой стояли и сидели в шапках и без шапок. Он лежал дальше, в своем кабинете... У порога, прижав голову к притолоке, плакал Асеев. В глубине у окна, втянув голову в плечи, трясся мелкой дрожью беззвучно рыдавший Кирсанов...» 17 апреля состоялись кремация и похороны при огромном стечении народа. Повсюду обсуждались возможные причины трагедии, а также предсмертная записка ВВ. Вот ее полный текст.
«ВсемВ том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.Мама, сестры и товарищи, простите - это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.Лиля - люби меня.Товарищ правительство, моя семья - это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь - спасибо.Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся. Как говорят-"инцидент исперчен",любовная лодка разбилась о быт.Я с жизнью в расчете и не к чему переченьвзаимных болей, бед и обид. Счастливо оставаться.Владимир Маяковский12/IV – 30 Товарищи Вапповцы, не считайте меня малодушным. Сериозно - ничего не поделаешь.Привет.Ермилову скажите, что жаль - снял лозунг, надо бы доругаться. В.М.В столе у меня 2000 руб. - внесите в налог. Остальное получите с Гиза. В.М.»Записка была написана за два дня до выстрела. Нашлись критики, которые посчитали ее «мелкой»: поэт уходит из жизни, а пишет о каких-то деньгах, о спорах. Трудно с этим согласиться. Текст этот – подтверждение высочайшего чувства долга. Можно было, конечно, обронить пару высокопарных фраз, рассчитанных на «вечность» или, наоборот, уйти по-английски – разбирайтесь сами, как хотите, всё равно меня уже при этом не будет. Но Маяковский чувствует ответственность за близких, за тех, кто остается.
Записка вызвала много вопросов и комментариев. Например: почему в качестве члена его семьи упомянута Вероника Полонская? Дескать, подставил замужнюю женщину. Однако нашелся достойный ответ: Маяковский хотел оградить Нору от обвинений в причастности к его смерти и одновременно помочь ей материально. Что же касается их связи, то о ней и так все знали. На мой взгляд, - разумное и точное объяснение.
Почти все отмечали – и отмечают, – что «Лиля - люби меня» доказывает: Маяковский продолжал любить Лилю Брик. Попробуем показать обратное – напрашивающийся, казалось бы, вывод абсолютно неверен.
Никакой любви между ними уже давно не было. Она его вообще никогда не любила, и мы имели возможность убедиться в этом не раз. Если бы ВВ хотел подтвердить свою любовь, он бы так и написал: «Ухожу, но люблю тебя, Лиля». Но ведь у него совсем наоборот: люби меня! То есть он прекрасно знал – не любит. Тогда к чему эта фраза? Ларчик просто открывается. Маяковский, конечно же, хотел, чтобы его имя, его произведения остались в людской памяти. И лучше всех позаботиться об этом могла все-таки Лиля Брик. Она хорошо разбиралась в его творческом наследии, в том, что им создано, отличалась хваткой и имела уйму полезных знакомств.
Поэтому свой архив поэт оставлял Брикам. Но он четко сознавал: беречь и ценить написанное надо с любовью к автору. Отсюда вышеупомянутая фраза, которую можно истолковать и так: забудем о том, что было, но после моего ухода люби меня.
Не всё ясно с четверостишием в записке. Его нашли в черновиках, оказалось, оно написано раньше, наверное, за 5-6 месяцев. Логично предположить, что последние две строчки первоначально адресовались Лиле – тогда там было так: «с тобой мы в расчете». А в финальной записке прозвучало: «Я с жизнью в расчете» - и те же строчки приобрели уже общее звучание, относясь вообще ко всем бедам, болям и обидам.
Что же касается «любовной лодки», то, понятно, ни в начальном, ни в конечном вариантах тайный адресат поэта – не Лиля Брик. Хотя многие до сих пор верят: это – про нее. Но о такой быт, в котором она жила, не разбиваются, в нём купаются. Так что речь здесь о другой женщине. В 29-30-х годах не существовало лодки, в которой сидели бы рядком Лиля и Володя. Впрочем, Лиля всегда гребла под себя. В самое тяжелое время для члена их семьи, для их кормильца, истерзанного нервными потрясениями, к которым и они с Осей приложили руку, в марте 1930-го, чета Бриков покидает Москву и уезжает в гости в Лондон, к Лилиной маме. Повидаться. Себя показать. По Европе прокатиться.
Когда прозвучал выстрел, они были далеко. Но успели приехать 16 апреля, накануне похорон. И сразу после них Лиля добралась до архивов. Несколько дней из трубы дома № 3 по Лубянскому проезду шел дым, как при избрании Папы Римского: в квартире № 12, в камине комнаты-лодочки бывшая муза поэта жгла хранившиеся у него письма.
Как?! – может воскликнуть читатель. – Это же кощунство – сжигать документы! Свидетельства жизни великого человека, факты его биографии!
Маяковский словно предвидел это и просил любить его. Но Лиля Брик в первую очередь любила Лилю Брик. Ей не нужны были конкурентки и такие записи, где на ее ореол великой спутницы поэта ложилась даже легкая тень. Так были уничтожены все письма Татьяны Яковлевой. Выяснилось это гораздо позже. А тогда Лиля обнаружила еще дневник ВВ, о котором ничего не слышала – Маяковский вел его, в частности, во время «затвора», в начале 1923-го. Она им завладела, и мы не знаем его содержания до сих пор. Какие-то фрагменты она опубликовала, на остальное, как и на часть своих собственных дневников, наложила запрет на публикацию.
Вернемся, однако, к записке. Кого имел в виду Маяковский, введя образ лодки, и почему она разбилась о быт? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим разные версии самоубийства поэта. Главная, общепринятая, - на него обрушилось столько бед одновременно, что он их не выдержал. Всё вместе привело к срыву и трагическому финалу.
Безусловно, так оно и было. После всенародного признания и поэтических удач целая связка негативных обстоятельств не могла не ранить. Но всё же было что-то главное, решающее, послужившее толчком, то, без чего он посчитал невозможным жить. Могли ли неудачи стать причиной самоубийства?
На ВВ нападали практически на протяжении всей его творческой жизни. Сначала – как на футуриста: его оскорбляли, не обходилось без скандалов. И потом нередко бывали столкновения со слушателями – он отражал атаки и всегда был готов к поединку. Случалась критика – и жесточайшая, со стороны не только литературных оппонентов, но и недавних друзей. Далеко не все вожди воспринимали стиль его письма и поэтический образ мышления. Он научился и защищаться, и спорить, и, если приходилось особенно туго, лавировать. Даже в прощальной записке он пишет о готовности к бою с Ермиловым. Так что нежданно свалившаяся на Маяковского серия неудач никак не могла побудить его к уходу из жизни. Сложившаяся ситуация не представлялась в этом отношении такой критической, что из нее «выходов нет», как сказано в записке Тем более, что уже были написаны новые вещи.
Но если причина не в этом, остается одно – любовь. С тремя женщинами связано имя Маяковского на исходе 20-х годов. О первой из них мы говорили уже достаточно. Если невнимание к нему Лили его еще огорчает, то источником вдохновения она для него больше не является – ни как для мужчины, ни как для поэта. Вторую часто называют главной виновницей, подтолкнувшей ВВ к роковому шагу – она не ответила на его любовь. Ну, во-первых, ответила – ежедневно бывала у него. Но другой вопрос: было ли на что отвечать? Вот фрагмент письма давнего и верного друга Маяковского, Василия Каменского, о причинах его смерти: «Полонская особой роли не играла. За эту зиму (мы постоянно встречались) Володя был одинок, как никогда и нигде не находил себе места. Нервничал до крайности, метался, пил».
В том же письме – Любови Николаевне, матери Татьяны Яковлевой, - есть такие строки: «Одно ясно – Таня несомненно явилась одним из слагаемых общей суммы назревшей трагедии. Это мне было известно от Володи: он долго не хотел верить в ее замужество».
Итак, Татьяна Яковлева...
Вспомним – Маяковский говорил Наташе Брюханенко: если не увижу Таню – застрелюсь... Что случилось в 29-30-м годах? Отчего резко покачнулась любовная лодка – и разбилась о быт?
Произошло многое. В первую очередь, в стране. То, что вдребезги разрушило все планы ВВ и кардинально изменило состояние дел.
Начнем с того, что летом 1929-го вышел указ, по которому так называемых невозвращенцев ждало суровое наказание, вплоть до смертной казни (если они попадут в руки властей – например, вернутся). Татьяна, как известно, уехала лечиться и осталась во Франции, то есть попадала под действие указа. Она-то верила во всемогущество своего любимого, а вот он сам далеко не был убежден, что сумеет уберечь ее от опасности. Сомнения усиливались еще и оттого, что пропажа писем явно говорила о слежке.
Совсем недавно ВВ хвастался в письме Тане, что в СССР разворачиваются большие дела. Но в том же 1929-м провалились хлебозаготовки. Повысились цены. Сталин отменил НЭП, который с 1921 года разрешал частное предпринимательство.
Известный советский критик Бенедикт Сарнов, размышляя о причинах самоубийства Маяковского, вспоминает, какое неожиданное мнение высказал по
этому поводу его знакомый, художник С.Я. Адливанкин. «Много еще будут об этом гадать, спорить, - задумчиво сказал он. – Полная правда, наверно, выяснится не скоро. Но одно мне ясно. Только тот, кто жил в то время, может понять, каким шоком было для всех нас то, что случилось с нашей жизнью в самый разгар его самоубийства. Представьте, магазины ломятся от товаров. Швейцарский сыр, икра, балык, розовая свежайшая ветчина, фрукты, Абрау-Дюрсо и прочее... И вдруг вы входите в магазин, а кругом – пустые прилавки. На всех полках только один-единственный продукт: «Бычьи семенники». Маяковский, знаете ли, был очень чувствителен к таким вещам».
Сарнов посчитал это объяснение мелким, обывательским и сделал свой вывод – с которым невозможно согласиться и к которому мы еще вернемся.
Но давайте посмотрим на происшедшее глазами Маяковского. Он собирается привести из Парижа Татьяну, которая уже привыкла к независимой, комфортной жизни. Прекрасная еда, красивая одежда, шикарная квартира, интересный круг друзей и знакомых. Что может предложить ей знаменитый пролетарский поэт? У него – комнатушка-клетушка в 6 кв. м. Правда, есть еще комнатенка в принадлежащей ему квартире в Гендриковом переулке, однако там живут Брики и чувствуют себя хозяевами. Совсем недавно он срочно внес деньги на кооператив, но его еще не построили.
Итак, жить негде. В продуктовых магазинах пустые полки. Удобную и нарядную одежду для Лили он и раньше не покупал в Москве, а возил из Парижа. Таня не без основания считает, что заслуживает хорошей жизни и не намерена от нее отказываться. Кстати, а какой работой будет она заниматься в советской столице? Придумывать шляпки для дам?
ВВ отлично понимает: он не посмеет позвать Татьяну в такой быт. При НЭПе можно было купить всё – были бы деньги. А теперь... Он-то сам пережил бы какие угодно потрясения, не раз приходилось бывать в сложных ситуациях. Но – он уже повидал Запад. И чувствовал бы себя неполноценным, недостойным мужчиной, низвергнув любимую женщину в пролетарский ад с бычьими семенниками.
Вернемся к Б. Сарнову. Высказывание художника натолкнуло критика на мысль, что под влиянием происходивших в СССР социальных изменений Маяковский прозрел, и у него изменилось мировоззрение. Что и привело к трагедии. При всём уважении к Сарнову... Понимаю: ему очень хотелось, чтобы гениальный поэт в 1930-м понял сущность большевизма и куда он ведет страну. Увы... ВВ принял революцию безоглядно и беззаветно:
Я всю свою звонкую силу поэтатебе отдаю, атакующий класс –писал он в поэме «Владимир Ильич Ленин». Он клеймил врагов и ценил ЧК-ГПУ. Воспевал партию и Систему и свято верил в правильность курса – к коммунизму. «Я к вам приду в коммунистическое далеко» - заявлял он в последней поэме, «Во весь голос», написанной в 1930-м, уже на шатающейся кромке между бытием и небытием. И – « подниму как большевистский партбилет все сто томов моих партийных книжек».
Единственной средой обитания и питательной средой его творчества был Советский Союз. Уехать к Татьяне Яковлевой? О чём он там будет писать? На Елисейских Полях или на Бродвее он потерял бы свой голос. Но без Тани Владимир Маяковский уже себя не мыслил.
Скептики могут усмехнуться – подумаешь, у него столько их было, разных подруг! А на этой, что ли, свет клином сошелся? Да, сошелся. Так бывает – случайные встречи, любви и любвишки и вдруг... Вспомним относительно недавний пример.
Алексей Каплер, известный киносценарист, пользовался сумасшедшим успехом у женщин. В него влюбилась даже школьница Светлана Сталина. За дочку вождя ему досталось – тот отправил его в места не столь отдаленные. Но и там имелись артистки. Вождь умер, Каплер отбыл срок и вернулся. Опять вокруг него закружились женщины. И тут, в какой-то момент, он познакомился с Юлией Друниной. И – всё. Прежнего Каплера как не стало. Такого верного и преданного мужа трудно было найти. Он встретил ту свою половинку, которая являлась для него единственной и неотделимой. Они прожили вместе 19 лет, и его смерть стала для Юлии трагедией.
Так же случилось с Владимиром Маяковским и Татьяной Яковлевой. Только создать семью им не было суждено.
Наряду с любовью, в творчестве Маяковского не раз возникает тема смерти. Что его подталкивает к этому?
По Фрейду, жизнь человеческая – непрерывное противоборство двух первичных влечений: инстинкта жизни – Эроса и инстинкта смерти – Танатоса. Восходит это учение еще к древнегреческой мифологии, где Эрос – олицетворение любви и сексуальности, выражающий стремление к жизни и самосохранению. А Танатос – влечение к агрессии и разрушению.
Если посмотреть на Маяковского сквозь очки этой фрейдовской теории, то можно увидеть, что он в равной степени воспевает и жизнь, и смерть. Он стремится к обладанию женщинами, говорит о великой силе любви и, в то же время, призывает к ломке, разрушению старого, низвержению культуры. Фрейд мог бы взять его в качестве идеального примера своей теории. Это был бы образец одновременно типичный и нетипичный, потому что все чувства и страсти проявлялись у него в сложном, запутанном виде. Таким было его восприятие мира. Вера в советскую власть – поэма «Хорошо!» И тут же – замысел поэмы «Плохо», превратившийся в две пьесы – насмешки над властью. И постоянные опасения – примут его или не примут в кругу людей, которых он считал чуть ли не родными. Жизнь между улыбкой и палкой.
Да, он прислонился к их очагу, хотя очаг этот не всегда согревал. Да, он нередко видел их преимущество перед ним. Но он, Владимир Владимирович Маяковский, обладал мощным поэтическим и духовным потенциалом, обеспечившим ему место на самой вершине литературного Олимпа 20 столетия. Это почувствовала Татьяна Яковлева, которая ставила ВВ выше всех своих парижских знакомых, а среди них были знаменитости мирового масштаба. Поэтому нельзя сводить всю жизнь Маяковского только к «семье» и к отношениям с Лилей Брик. Показательны с этой точки зрения письма.
Татьяна пишет (маме) о Володе как о личности. В Лилиных посланиях эта тема вообще не затрагивается, всё проще и меркантильнее. Возможно, поэтому она сожгла танины письма, посчитав их крайне опасными для себя. Ослепленные своим эгоизмом Брики не заметили, что возмужавший, через многое прошедший талант уже никак не вписывается в жесткий семейный каркас, который они для него придумали.
ВВ осознавал свою поэтическую мощь. И хотел спастись, уберечься от пули. Он боялся остаться один на один с собой – и не мог избежать одиночества. У каждого были свои дела. А он никому не нужен. У Норы перевешивал театр. И даже Лиле он не был нужен такой. Такой, который мечтает о женщине, способной заменить ее и стать его музой. Если бы всё замерло и осталось без изменений, как было прежде... Если бы... Но и ВВ, и ЛБ понимали – возврата к прошлому не будет. Парижская встреча оказалась слишком сильной эмоциональной встряской. В этой ситуации Маяковский не видел для себя будущего. Смысл жизни свелся к любовной лодке. А она...
14 апреля, ранним утром, еще до того, как ехать за Норой, ВВ отправился на почту и дал телеграмму Татьяне Яковлевой: «Сегодня в Москве застрелился поэт Владимир Маяковский».
Не случайно, наверное, четыре буквы слова «муза» являются также первыми четырьмя буквами слова «маузер».
Эпилог
Уже в день возвращения из Европы, 16 апреля, накануне похорон поэта, прочитав посмертную записку ВВ, Лилия Брик вызвала к себе Нору.
Из воспоминаний Вероники Полонской: «...Лиля Юрьевна сказала мне, что мне категорически не нужно быть на похоронах Владимира Владимировича, так как любопытство обывателей к моей фигуре может возбудить ненужные инциденты. Кроме того, она сказала тогда такую фразу:
- Нора, не отравляйте своим присутствием последние минуты прощания с Володей его родным».
Нора послушалась и не пошла на траурную церемонию. А через два месяца ей позвонили из Кремля и попросили прийти для переговоров о наследстве, так как она указана в последней воле Маяковского. Она решила сначала посоветоваться с Лилей. Та предложила ей отказаться от своих прав. Мать и сестры Володи считают ее причиной его смерти, заявила Лиля, и, кроме того, как она, Нора, может получать наследство, если даже не была на его похоронах?
Пораженная этой наглостью, Вероника отправилась в Кремль, где ее принял работник с ласковой фамилией Шибайло. Он ее тоже убеждал отказаться. Полонская обещала подумать, но в итоге не получила ничего. Наследство, то есть гонорары за издания распределили так: половину – Лиле Брик, а вторую половину разделили на троих – мать и двух сестер. То есть каждая из кровных родственниц получила по одной шестой. Надо признать, операцию по исключению Норы из числа наследников Лиля Юрьевна провела классно.
К этому времени Брики жили уже в кооперативной квартире, которую построил для них на свои деньги Маяковский. Еще через пару месяцев, осенью того же 1930 года, Лилия Юрьевна (ЛЮ, как ее часто звали) покорила очередного, попавшегося на ее пути товарища – на сей раз, крупного военачальника Виталия Примакова. Он оставил семью, ЛЮ стала его женой – разумеется, неофициальной, поскольку они с Осипом по-прежнему не разведены. Она с мужем разъезжает по стране – куда пошлют того по службе, а когда возвращаются в Москву, то, конечно, в свою квартиру, где и обитают втроем, вместе с Осипом Бриком.
К 1935 году слава Маяковского увяла, его почти перестали издавать. И Лиля обращается с письмом к Сталину – нельзя забывать великого пролетарского поэта. С помощью Примакова письмо доходит до адресата, и вождь пишет знаменитую резолюцию: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи». Лилия Брик объявляется женой поэта, его единственной любимой женщиной, и эту легенду пропаганда прочно закрепляет в сознании советских людей. Ей назначается высокая пенсия, как его вдове. Книги ВВ начинают массово издаваться. Если кто-то уверен, что Лиля проявила бескорыстную заботу о величии и памяти поэта, он заблуждается. Не было изданий – не было гонораров. Зато после сталинского высказывания они потекли рекой.
Свидетельствует Лидия Чуковская. Примерно в это же время, работая как редактор в ленинградском издательстве над подготовкой однотомника Маяковского, она поехала в Москву к Брикам посоветоваться насчет содержания. И была потрясена абсолютным безразличием Лили Юрьевны – той было всё равно, что и как будет в книге.
В августе 1936-го Примакова арестовали. Потом – других военачальников. А в дополнение к ним – Агранова с женой. Краснощекова. Мейерхольда. И еще многих-многих. Звучали расстрельные приговоры. А Лилию Брик не трогали.
А.В. Валюженич – единственный человек, который много лет назад занялся «бриковедением». Он собрал огромное количество материалов, документов и даже вещей. В своей книге «Лиля Брик – жена командира» (Астана, 2006) он приводит факты, которые говорят, что ЛЮ знала, что ее не тронут и весело проводила время. От арестованного, по сути, отказалась. Какова ее роль в этой истории, неизвестно. Во всяком случае, в марте 1937 они с Осипом Максимовичем отметили серебряную свадьбу, танцевали, развлекались.
Примакова расстреляли 12 июня 1937 года. 19 июня Осип подарил ЛЮ альбомчик с шутливой надписью: «Помни и люби, киса моя!» Осенью того же года Лиля Юрьевна с Василием Абгаровичем Катаняном уехали отдыхать – на море, в Ялту. Там она и поймала его в свои сети. В.А. Катанян был на 11 лет моложе ее, занимался изучением творческого наследия Маяковского, готовил полное собрание его сочинений. У него была красавица-жена, Галина Дмитриевна, любившая его, и 14-летний сын, тоже Василий. Он позже так описал этот период.
«Это было мучительно для матери, для меня. В то время она с отчаянием думала о том, о чём позже Цветаева: «Глаза давно ищут крюк...»... В самый разгар драмы, когда рушилась семья, когда на нас свалилось горе и мать оказалась в тяжелой депрессии, Осип Максимович приехал к нам домой уговаривать ее... Смысл разговора сводился к тому, что «раз так хочется Лиле Юрьевне, то все должны с ней считаться... Даже сам Владимир Владимирович...»
Василий-младший уточняет: ЛЮ хотела, чтобы отец оставался дома, а фактически жил с ней. Мать не приняла такую мораль. Она выгнала Брика. А потом выставила и отца.
В. А. Катанян стал последним мужем Лили Брик. Они поженились официально в 1956-м. (О.М. Брик умер в 1945-м). А Лилия Юрьевна ушла из жизни сама. В 1978-м, после неудачного падения с переломом шейки бедра, она поняла, что ей грозит неподвижность, и приняла заранее заготовленную дозу нембутала.
А теперь – о другой женщине.
Татьяна Яковлева прожила удивительную жизнь, подтвердив ею свою неординарность и то, что недаром великий поэт считал ее достойной себя.
Когда Тата решила покончить с неопределенностью своего положения и выйти замуж, парижские родственники одобрили ее выбор. Виконт дю Плесси был красив, хорошо образован, владел четырьмя языками. Выйдя за него замуж, Татьяна сразу получала французское гражданство. А виконт, в свою очередь, став женатым человеком, мог рассчитывать на дипломатический пост за границей. Что и произошло.
Молодожены провели медовый месяц в Италии, а затем Бертран дю Плесси получил место торгового атташе при французском посольстве в Варшаве. 25 сентября 1930 года родилась дочь Франсин, которую впоследствии, в новой семье матери, звали просто Фроськой.
Теперь оставим временно Тату в польской столице, где жена посла учит ее премудростям и тонкостям великосветского этикета, и введем новых персонажей этой истории.
Семен Исаевич Либерман родился на Украине. Несколько поколений его семьи арендовали землю у польского помещика, а заодно управляли всем поместьем. Его такая перспектива не привлекала, и в 16 лет он сбежал в Житомир. Ему удалось экстерном сдать экзамены за школу, выбраться за границу и окончить Венский университет. К 1905 году он уже социал-демократ, меньшевик. Начав работать в компании по экспорту леса, он быстро поставил дело на научную основу и стал одним из лучших специалистов-лесопромышленников Российской империи. Большевикам тоже нужны были деньги, особенно валюта, поэтому Семена Исаевича ценили. Он был в отличных отношениях с Лениным.
С большим трудом, добившись специального решения Политбюро, Либерман вывез девятилетнего сына Сашу в Лондон, к своему давнему другу Леониду Красину. Леонид Борисович представлял там Советскую Россию и смог поэтому определить мальчика в английскую школу-интернат – заведение жесткое и несентиментальное. В 1923-м Красина назначили послом СССР во Франции, и Саша, ставший Алексом, переехал с ним в Париж.
Между тем, Семен Либерман, понимая шаткость своего положения при новой власти, сумел отправить жену к несовершеннолетнему сыну, а потом и сам не вернулся в Москву из загранкомандировки. Следует заметить, что супруга лесопромышленника, Генриетта Паскар, была далеко не ординарной дамой. Выпускница Сорбонны и ученица Мейерхольда, актриса с примесью цыганской крови, она тепло относилась ко многим ярким представителям сильного пола. Став, уже в Париже, на некоторое время возлюбленной художника Александра Яковлева, она отправилась с ним в круиз на яхте по Средиземному морю. А 14-летнего Сашу-Алекса оставила на попечение Татьяны – племянницы художника. Сраженный ее красотой, мальчишка влюбился в свою опекуншу, но, разумеется, та не обратила на недоросля никакого внимания. Хотя, надо отдать должное маме: она использовала Яковлева и в другом направлении. По ее просьбе, тот стал обучать ее сына рисунку. И неожиданно выяснилось, что Алекс наделен несомненным даром в изобразительном искусстве.
Итак, все действующие лица теперь представлены, и мы можем вернуться к супругам дю Плесси.
У Бертрана что-то не заладилось с дипломатической службой, и через год они вернулись во Францию. Виконт обратился к журналистике и любимой авиации, а Тата открыла шляпный салон. Она никогда не делала эскизов, а новые модели шляпок придумывала «живьем», на себе, сидя перед зеркалом. И они пользовались огромным успехом. В свободные часы Татьяна становилась на лыжи.
А дальше – как в плохом анекдоте. Однажды, вернувшись раньше времени с прогулки в Альпах, она застала мужа в постели с девицей. Ею оказалась Катя Красина, после кончины своего папы-большевика она и ее сестры искали возможности прочно закрепиться на Западе. Татьяна не подала на развод – ради дочери. Просто перешла спать в другую комнату.
В 1936-м она попала в страшную аварию. Полицейские отправили ее тело с места происшествия в морг. Ночью она очнулась – от холода, и позвала на помощь. Оперировал ее, сшивая по частям, доктор Савич. Кисть правой руки осталась корявой, но, к счастью, на ее работоспособность это не повлияло.
Через два года на Лазурном берегу Тата случайно встретилась с Алексом Либерманом. Это был уже не тот мальчишка, за которым надо было присматривать. Перед ней стоял красивый молодой человек. Разумеется, со спутницей – Любой Красиной, другой дочкой бывшего советского посла, на которой собирался жениться. Однако в нашей жизни всегда важнее, не с кем приехал, а с кем уехал. А уехал он с Татьяной.
1940-й год. В преддверии немецкого нашествия Семен Либерман покинул гостеприимную Францию на пароходе, идущем в Нью-Йорк. Алекс остался – Тата стремилась быть полезной армии чем только могла. Ей дали маленький медицинский автомобиль Фиат. И всё же скоро, очень скоро немцы уже хозяйничали на парижских улицах. Многие французы и эмигранты бежали на юг страны, в так называемую «свободную зону». Татьяна создала приют для потерявшихся детей, отставших от родителей. Закупила матрацы, достала одежду. Всё – за счет своих сбережений. Колесила по дорогам, подбирала детей. Их набралось больше сотни.
С началом войны летчик Бертран дю Плесси по поручению генерала де Голля формирует в Касабланке, на атлантическом побережье Африки, эскадрилью для борьбы с немцами. Вскоре, однако, он погибает в воздушном бою над Средиземным морем.
Смертельная опасность нависла и над евреем Алексом Либерманом. Надо было срочно бежать. Татьяна уже на юге, но в Париже остались очень ценные для нее документы. Одетая в крестьянскую одежду, спрятавшись под горой матрацев в кузове гражданского грузовика, Тата пробирается в столицу, в свою квартиру. Письма Маяковского – в ящике стола. Но он заперт, а ключ то ли куда-то засунула, то ли потеряла гувернантка. Открыть невозможно. А машина ждет. Часть писем и телеграмм – в другой стопке, доступной. Татьяна хватает их и тем же способом возвращается в свободную зону. Потом вместе с дочкой и Алексом они покидают Европу: Испания – португальский пароход из Лиссабона – Нью-Йорк.
Они появились на новом континенте не безвестными беженцами. Шляпки Татьяны и в былые годы попадали за океан. Ее сразу же приняли в одну из самых престижных фирм – Saks Fifth Avenue. В течение двадцати лет ее слава ведущего дизайнера высокой моды, не уступающей Коко Шанель, была непререкаемой. «Татьяну из Сакса» знали все женщины Америки. Она вела салон, модели которого считались образцом элегантности. А ее богатая фантазия изобретала всё новые и новые фасоны.
Алекс тоже приехал не с пустыми руками. Перед самой войной он стал главным художником лучшего французского иллюстрированного журнала Vu. Развивая идеи русского авангарда, блестяще оформлял обложки. Принятый в Нью-Йорке художником в знаменитый журнал женской моды Vogue, он быстро прошел путь до директора огромного издательства Conde Nast Publications. Оно выпускало (и выпускает) такие популярные журналы, как уже упомянутый Вог, Нью-Йоркер, Вэнити Файр (Vanity Fair), Glamoor, House and Garden и другие. Кроме того, Алекс талантливо проявил себя и в другой области – монументальной скульптуры. Сегодня его работы можно увидеть в крупнейших музеях мира.
Неудивительно, что Татьяна и ее муж общались со многими выдающимися личностями – как в совместных творческих проектах, так и на встречах в их гостеприимном доме. А там часто собиралась вся культурная элита Нью-Йорка. Конечно, в основном, американцы, но не только. Сальвадор Дали и Марк Шагал, Кристиан Диор и Ив Сен-Лоран, Юл Бриннер и Грета Гарбо, Пабло Пикассо и Игорь Стравинский, Михаил Барышников и Эрнст Неизвестный и многие-многие другие. Приезжала из Парижа Коко Шанель. Практически своей была в их особняке Марлен Дитрих, с которой Тата подружилась еще до войны.
Семейная жизнь Татьяны и Алекса казалась безупречной. Он ее боготворил. И все-таки была невидимая тень, которая иногда беззвучно проплывала над сияющим благополучием респектабельной пары. Этой тенью был Владимир Маяковский. Татьяна рассказывала своему биографу Геннадию Шмакову, а позже секретарю Юрию Тюрину, каким ударом, какой душевной травмой стала для нее его самоубийство. В то же время, она отказывалась показывать даже собственной дочери письма к ней ВВ, оберегая от чужих глаз эту интимную часть своей жизни. Но разрешила ей опубликовать их после ее смерти.
Скончалась Татьяна в 1991 году. Однако Френсин, ставшая к тому времени писательницей, напрасно пыталась получить письма у отчима, к которому относилась как к отцу. Он ссылался на память: забыл, где они спрятаны. Очевидно, все пять десятилетий счастливого брака, где-то глубоко-глубоко запрятанное, жило в нём чувство ревности к ушедшему – и остающемуся – сопернику. Алекс пережил жену на 8 лет. Только тогда сумела Френсин найти заветный пакет. И открыть его. И прочитать 27 писем, 25 телеграмм и несколько рукописей стихов великого поэта.
В 1999-м она приехала в Москву и передала в Музей Маяковского фотокопии всех имевшихся у нее материалов. В музее ей показали письма Татьяны к матери в Пензу – послания из Парижа периода 1928-1930 годов. Знакомство с ними стало для Френсин откровением. В 2002-м году в журнале Нью-Йоркер появилась ее статья – «Последние любви Маяковского» (Mayakovsky`s Last Loves). Дочь, которая на протяжении многих лет не сомневалась в идеальных отношениях в своей семье, признается, что письма внезапно осветили скрытую ото всех правду: «Маяковский был единственной большой любовью в жизни Татьяны». А строки, в которых бился живой голос поэта и клокотало его сердце, позволили Френсин прикоснуться к его чувству, ощутить свое родство с ним: «Благодаря ему я смогла проникнуть в самую драгоценную часть моего наследства – скорбь моей матери».
Так завершился роман Владимира Маяковского и Татьяны Яковлевой.
Добавить комментарий