Письма Л. К. Чуковской и К. И. Чуковского Н.А. Роскиной. Часть 3. Письма К.И. Чуковского Н.А. Роскиной

Опубликовано: 1 января 2017 г.
Рубрики:

Публикация и комментарии Ирины Роскиной

 

1. [Без даты][1]

 

Дорогая Наташа, очень хотелось бы, чтобы у М.Б. была путевка, хотя бы на 26-е. Будьте добры, попросите Ирину Ричардовну[2] (которой я шлю привет), получить путевку теперь же. Спасибо ей за телеграмму! Слонимского прочитал. Во многом он прав. Но мне кажется: дело поправимое. Было бы здоровье и была бы Ваша помощь. Если мы с Вами поработаем вовсю этот месяц, все изъяны будут устранены. Не выписать ли из Л-да Гаркави?[3]

 Здоровье мое отвратительно. Бессоница. И такая необъяснимая ночью тревога, что вскакиваю и бегаю как угорелый по корридору [sic!] до полного изнеможения.

 Вернулась ли Ваша Настя?[4] Получены ли деньги за «Робинзона»?[5] Бываете ли Вы у нас? Что Женя?[6] Лучше ли М.Б.? Как жаль, что мне не прислали XI том[7]. Я его исправил бы здесь. Кланяются Вам Лида, Фрида и Н.П. [8]

 Ваш К.Ч.

 Позвонили бы.

2. [Без даты, записка]

 Вы были бы не Вы, если бы не ушли. Я и сам почувствовал сразу, что мне надо уйти. Словно, что вытолкнуло меня из комнаты.

 

3. [Без даты] [9]

 

 Милая Н.А. Конечно, любовь и уют, которые окружают Вас в Питере, все это «маленький пластырь»[10], но в тысячу раз было бы хуже, если бы вместо него была соль, которую сыплют на рану. Да и не так уж он мал, этот пластырь! Все, что я знаю о тех, кто составляет теперь Ваше общество, убеждает меня, что лучшего «беста» Вам не найти во всем мире - смешливые, чуть-чуть озорные, шумные, уютные, не-шершавые [sic!] люди. Будьте среди них возможно дольше, и да поможет Вам святое легкомыслие! Вы говорите, что Вас пугает будущее!!! Этого будущего у Вас так много, что, если даже 1951 г. будет чуть-чуть трудноват, до 1952, 1953, 1954,..... 1970..... 1980..... 1990 - много еще будет у Вас и удач и триумфов и радостей. Не забывайте об этом и все Ваши сейчасное покажется Вам микроскопически-мелким.

 Был у Ф[11]., она сообщит Вам о том, что интересует Вас больше всего; о себе же скажу Вам, что я в отношении книги чувствую себя так, как женщина, родившая мертвого[12]. «Руки то скучают по ноше»[13]. Не могу даже глядеть на ту полку, куда я закинул мою мертворожденную книгу. Сон стал для меня недоступной роскошью. Но я странно весел - много бываю с людьми и не хнычу. Сижу на скамейке возле Пушкина[14] и гляжу на детей. Гаркави у меня. На днях уедет. Собираюсь в Переделкино. Здесь жара. Жаль, что Вы не видали С.А.[15]

 Лидочка еще не скоро вернется[16]. Сдаю завтра XII том[17]. В Академии Художеств нашлось еще 4 письма Репина ко мне[18]. Переписали ли Вы мое предисловие[19]?

 Нет ли у Вас квитанции на мои часы?

 Имеете ли Вы сведения об Ире?

 Будьте же добры и старайтесь побольше работать. Напишите в Литгазету о чем-нибудь ленинградском.

 Ваш К.Ч.

 

4. 8 октября 1951[20]

 

 Милая Н.А. Сейчас принесли два авторских экз. «Робинзона»[21]. Один из них по праву принадлежит Вам[22]. Посылаю и стишки - конфиденциальные - и прошу вклеить их в Ваш милый альбом.

 Жаль, что из-за моей проклятой болезни сейчас, по предписанию врачей нельзя ни писать, ни звонить, ни приходить ко мне. Отравляемый уже полгода наркотиками я не способен ни к какому разговору. Но если я вылечусь, я расскажу Вам об одном моем писательском плане, который - верю - придется Вам по душе. Вам будет весело участвовать в нем. А сейчас даже просто письмо для меня в тягость. - Крепко жму руку -

 Ваш К. Чуковский

 Боткинская б-ца.

 Сейчас оказалось, что переписать эти стишки мне не под силу. Пришлю потом когда-нибудь.

 

5. [До 12 октября 1951][23]

 Отвечаю на Ваше письмо, милый друг. Дело вот в чем. Всю жизнь я больше всего любил душевную мускулатуру, силу. Дряблости во мне никогда не бывало. Ненавидел расхлябанность, слюнтяйство. Всю жизнь был настолько силен, что даже не нуждался в друзьях. Меня, как и Лиду, сломать можно, а согнуть нельзя. Даже в 1943 году, когда уничтожали «чуковщину»[24] - и при всяких других катастрофах такого же рода - я не проявлял равнодушия. Но вот уже месяцев 7-8 болезнь переродила меня. Словно меня подменили. Переутомленный непосильной работой, отравляемый каждую ночь вероналом, не находя нигде душевного уюта я стал бездарен, слезлив, отвратительно мелок и мелочен. Сейчас, например, я не спал 20 суток подряд и давно уже утратил всякий контроль над своими словами и над своими поступками. Во мне стало проявляться то, что я больше всего ненавижу: безволие. В таком обезображенном, уродливом виде показываться людям, особенно тем, кого любишь, - стыдно. Я не жалуюсь и не хнычу, я только объясняю Вам, почему я не могу в настоящее время видеться с Вами и с некоторыми другими людьми, например, с Пастернаком. Мое умственное убожество угнетает меня, и если я не верну себе своей ясности, своего душевного здоровья - я стану нелюдимом, как прокаженный. - Вчерашнее Ваше письмо обрадовало меня своей дружеской приветливостью - как голос брата в час глухой[25].

 Ваш К.Ч.

 Вчера вечером, проходя мимо Минцев[26], сочинил следующие стишки - их корявость объясняется всем вышесказанным:

Завидна мне судьба Наташина:

 Наташа служит у Макашина.

 Но больше я ему завидую:

 Счастливейшему индивидую.

  

6. [Без даты, начало 1950х]

 Милая Н.А.

 Когда Вы позвонили вчера у меня было много народа, и я ответил Вам слишком отрывочно. Прошу простить мне эту невольную грубость. Сегодня я уезжаю в Переделкино и в первый же свой приезд буду рад встретиться с Вами - хорошо было бы вместе с Вами, с Лидой, с кем еще захотите проехаться на пароходе по реке - с Шкловским, с Ивичем, с Рахтановым[27]. Давно уже я не был на воде!

 Ваш К. Чуковский.

 

 

 

7. [Без даты][28]

 Милая Наташа, поздравляю Вас и Вашу дочь и Ваших друзей с днем Вашего рождения, и не знаю, пожелать ли Вам счастья, самого простого, незатейливого, уютного, женского - или же той душевной неприкаянности, той бездомности сердца, в которой Ваше лучшее я, которая и сделала Вас поэтом. Так как я по себе знаю, как много в этой бездомности боли - пожалуй, желаю Вам первого - желаю дружески и да будет Вам весело.

 Ваш К.Ч.

 

8. [Без даты][29]

 Милая Н.А. Я прихворнул, лежу, занимался всю ночь напролет, и сегодня меня увозят в Узкое. Если у меня хватит душевных сил, я встречусь с Вами в один из ближайших дней. Очень жаль, что у меня так рано отнимают «Саратовский сборник»[30], я только что расположился полакомиться. Ваш Ч.

 

 

9. [Без даты, видимо, начало 1950-х гг.]

 

 Милая Наташа!

 Я говорил о Вашей статье (что была в «Литературке»)[31] одному очень симпатичному и толковому работнику ЦК - Игорю Чорноуцану (несмотря на фамилию он - чистейший Ярославец)[32]. Он заинтересовался Ващей статьей. Будет очень хорошо, если Вы пошлете ее ему, сопроводив небольшой запиской, что это, дескать, только набросок, только заявка и проч. Сговоритесь с ним предварительно по телефону.

 Его телефоны:

служ. К.6. 29. 82

дом. Г 1. 34. 50

 Приветствую Вас. Воображаю, как Вы устали и замаялись!

 Ваш К.Ч.

 

 10. [Без даты][33]

 Дорогая Наталия Александровна!

 Каковы бы ни были наши отношения, все же я прошу Вас принять следуемые Вам триста рублей, которые при сем прилагаю. Мне очень неприятно носить в кармане чужие деньги.

 Привет!

 К.И.

 

 

11. Июль 1953[34]

 

Н.А.

Одновременно с этим я посылаю Л<идии> К<орнеевне> свой договор на «Пр<инца> и Н<ищего>», заключенный лишь 25 июня. Из него Вы увидите, что мною переведено 4½ л., и что мне причитается по 600 р. за лист, ибо, хотя некоторые главы переведены заново, издательство не могло, в силу закона об авторском праве, выделить их из общей суммы листов, большая часть из которых уже давно переведена Николаем Корнеевичем[35]. Итого, по выходе книги я получу 2700 р. За вычетом налогов это составит 2500 р. (или меньше). Таким образом, платя Вам 600 р. за Вашу работу над «Пр. и Н.», я дал Вам ¼ своего гонорара. Этого было бы мало, если бы мой перевод был недоброкачествен и потребовал бы у Вас редакторской работы, но Вы сами дали ему высокую оценку. Правленный Вами экземпляр у меня сохранился. Любой эксперт скажет Вам, что произведенная Вами работа не может почитаться редакторской. Это замена некоторых слов другими, без сличения с подлинником. Работа эта потребовала у Вас самое большее четырех-пяти часов. Мне казалось, что человеку, платящему 600 р. за четырехчасовую или пятичасовую работу не швыряют этих денег в лицо и не дают пощечин. Лишь из глубочайшего уважения Вам я не предложил Вам большей суммы, дабы Вы не подумали, что я разыгрываю роль «благотворителя». Те же мотивы побудили меня упомянуть об издании «Пр. и Н.» в Детгизе - которое отложено на неопределенное будущее.

К.Ч.

 

12. 1 октября 1953[36].

 

Милая Наталья Александровна!

 Сейчас я окончательно убедился, что Гослитиздат намерен печатать «Принца и нищего» отдельной книгой.[37] Книга включена в план. Поэтому я посылаю Вам соответствующую часть моего гонорара (60% предыдущей суммы).

 Пожалуйста, не поддавайтесь порыву возвратить мне эти деньги. Если Вы хоть немного меня уважаете, не повторяйте этого жеста; очень Вас прошу.

 Ваш К.Ч.

 

 

13. [Без даты, видимо, март 1963 г.]

 

Дорогая Наталия Александровна!

Я продиктовал окончательный текст[38]. И умоляю: никаких «откликов». Впрочем я уверен, что так оно и будет.

Не откладывайте приезда ко мне, - скажем, числа 5-го-6-го я буду свободнее.

 Ваш К.Ч.

 

 

14. [Без даты, март 1963 г.][39]

 

 Дорогая Наталия Александровна!

 Очень прошу Вас - во что бы то ни стало - уничтожить Ваше «интервью». Сейчас не время выступать с рассказами о себе. О тех жгучих вопросах, которые волнуют сейчас читателей газет, нужно говорить не в интервью, но в статье. Такую статью я и собираюсь написать для «Литгазеты». Ваш Корней Чуковский

 Мне больно писать Вам это письмо, так как я отношусь с глубочайшим уважением и к Вам и к Вашему таланту. Теперь, когда я наконец дострадался до старости (вряд ли я доживу до будущей весны), мне особенно дорого Ваше дружеское расположение ко мне. Поэтому я и обращаюсь к Вам с открытой душой: ради бога приезжайте в Переделкино - сегодня, воспользовавшись моей машиной) или завтра - очень хочу побеседовать с Вами.

 Ваш К.Ч.

 

15. 25 апреля 1964

 

 Дорогая Наталья Александровна,

 Посылаю Вам схему расположения отдельных частей текста[40]. За фразеологию я не стою, но схема мне кажется правильной.

 Дальше: Не нужно Совести как отвлеченного понятия. Ее следует персонифицировать. Мне думается: лучше всего заменить ее добрым Мудрецом.[41]

 Остальное скажет Вам Татьяна Максимовна[42].

 Я же со своей стороны могу сказать, что основная тональность уловлена Вами правильно. Чувствуется, что пишет поэт. Очень жаль, что мы не может встретиться в ближайшие дни. Прошу Вас помнить, что спешки никакой нет, что у Вас есть весь май. - Татьяна Максимовна говорит мне, что у Вас есть второй вариант. Очень буду рад обсудить его вместе с Вами.

 Всего доброго!

 Ваш К. Чуковский.

 Я забыл написать, что последние страницы «Валаама» превосходны.

 

 

16. 19 апреля 1965

 19 апреля 1965

 Дорогая Наташа,

 Я получил от Эрнеста Симмонса[43] большое письмо, в конце которого он просит меня передать his warm regards to Natalya Alexandrovna Roskina. Он надеется приехать в СССР между сентябрем и ноябрем. Адреc его Вы конечно знаете: Dublin, New Hampshire, U.S.A.

 К его привету я присоединяю и свой - весенний и дружеский.

 Ваш

 К.Ч.

 

 

17. 7 февраля 1968

 

 Дорогая Наталия Александровна,

 Целый час мы с Кларочкой[44] искали записку Рождественского и не нашли. Должно быть она продолжала оставаться в том сейфе, где хранилось письмо[45]. Сейф был набит доверху измятыми бумагами: я видел там письмо Гаршина[46], открытку Н.Б. Нордман (умершей в том же году).[47] Нет ли записки Р-ского в библиотеках Третьяковки или Рус. музея - в фондах Репина?

 Бухштаба я люблю - увы, без взаимности. Он - отличный исследователь, хороший писатель - относится ко мне весьма прохладно. А Слонимский ... я предпочел бы, чтобы он любил меня в одиночку, независимо от Горького.[48]

 Вы верно написали о чванстве ленинградцев[49]. Но ведь жизнь у них еще более трудная, живут они бедно, беспросветно.

 Я не выполнил своей давней мечты и не написал большой книги о Чехове[50]. Помешала болезнь - и старость. Но у меня остались заметки о некоторых изъянах в прежде изданных чеховских текстах. Не пригодятся ли они Вам для нового издания?

 Привет Ирочке. Надеюсь, Вы здоровы и бодры.

 Ваш Корней Чуковский.

 

 

18. [Без даты, февраль-март 1968 г.][51]

 

 Дорогая Наталья Александровна.

 Я рад, что наконец-то у Вас есть возможность отдать свои силы любимой работе[52]. Чудесно, что Вы избавились от неприятных недомоганий, мешавших Вам жить и работать. Но, конечно, сорок лет это не самый блаженный возраст. По своему опыту я знаю, что 70 лет во всех отношениях блаженнее. Вы вспомните мои слова в 2000 году.

 По поводу моих заметок о Чехове. Думаю: они ничтожны и вряд ли представляют для Вас ценность. Все же попрошу Кларочку свести их воедино (они варварски вписаны в чеховские томики) и доставить их Вам. Если же ей это не удастся (слишком уж они сумбурны), я попрошу Вас приехать ко мне - около апреля - и думаю, мы разберемся в них. Очень хотелось бы знать, какие именно томы вверены Вам.

 По поводу Иры: сейчас у многих моих друзей и соседей 20-летние сыновья и дочери. И все эти юноши и девы страдают. И не только от любви. Тут и «миросозерцание», и обиды, и обостренное честолюбие, и недовольство собой и очень немногие радуются (физически радуются) своей молодости.

 «Башня», пожалуй, и выйдет, но я думаю о ней с чувством тошноты: в последнюю минуту распорядились выбросить из нее слово «Иерусалим»![53]

 Ваш Корней Чуковский

_______________

[1] Видимо, самое начало апреля 1951 г.

[2] Ирина Ричардовна Арнольд-Савельева (1894-1959), вдова экономиста и журналиста М.А. Савельева (1884-1939), московская соседка Чуковских.

[3] Насколько я понимаю (не имею возможности проверить), литературовед Александр Леонидович Слонимский (1881-1964) писал отзыв на XI том издания Полное собрание сочинений и писем Н.А. Некрасова. Под общей ред. В.Е. Евгеньева-Максимова, А.М. Еголина и К.И. Чуковского. М., ГИХЛ, 1948-53 (Чуковский был недоволен этим томом - см. Письма Роскиной Перельманам https://www.chayka.org/node/7630).

 Литературовед Александр Миронович Гаркави (1922-1980) был в то время сравнительно молод, и Чуковский охотно пользовался его помощью. О Гаркави и его отношениях с Чуковским см.: http://www.chukfamily.ru/Kornei/Biblio/fokin.htm

[4] Тот же вопрос задает маме и Лидия Корнеевна в письме от 3 апреля 1951.

[5] Пересказ Чуковского «Робинзона Крузо» Д. Дефо для детей. Изданий было много. Видимо, за переиздание в Детгизе в 1951.

[6] Внук К.И. Чуковского Евгений Борисович Чуковский (1937-1997).

[7] Том XI собрания сочинений Некрасова.

[8] Лида, Фрида и Н.П. - Лидия Корнеевна Чуковская, Фрида Абрамовна Вигдорова, Николай Павлович Анциферов.

[9] Предположительно датируется концом лета 1951 года, когда стало ясно, что Роскина переходит работать от Чуковского в «Литературное наследство».

[10] Видимо, в их семье это было привычное выражение. Лидия Корнеевна пишет Роскиной 11 октября 1952: «его письмо служило мне «маленьким пластырем на больную рану».

[11] Ф. А. Вигдорова.

[12] О недовольстве Чуковским своей книгой «Мастерство Некрасова» см. примечание к письму Л.К. от 17 апреля 1951).

[13] У Ахматовой в стихотворении " Где, высокая, твой цыганенок...":

Только руки тоскуют по ноше, Только плач его слышу во сне.

[14] То есть у памятника Пушкину, который в 1880 г. был установлен в начале Тверского бульвара, около Страстной (Пушкинской) площади, а в 1950 г. был перенесен через площадь (как бы через улицу Горького, ныне снова Тверскую).

[15] С.А. Макашин.

[16] Видимо, Л.К.Чуковская находится в Малеевке.

[17] Т. 12 (Материалы для биографии. Дополнения к предыдущим томам. Составление и редакция тома К. Чуковского) издания Полное собрание сочинений и писем Н.А. Некрасова: в 12 томах, под общей ред. В.Е. Евгеньева- Максимова, А.М. Еголина и К.И. Чуковского. М., Гослитиздат, 1948-1953.

[18] См. Илья Репин, Корней Чуковский. Переписка. НЛО, 2006

[19] Не знаю, о каком материале идет речь.

[20] К записке приложен рисунок Чуковского с изображением К.И. Чуковского в гробу, на котором даты 1892-1951, на венке надпись: от маникюрши; в правом верхнем углу надпись (цитата из стихотворения И. Анненского «Кулачишка»):

 Чтоб дочь за глазетовым гробом

 Горбатая с зонтиком шла.

[21] Пересказ «Робинзона Крузо» Д. Дефо для детей. М.-Л., Детгиз, 1951. Художник Ж. Гранвиль Экземпляр с автографом находится в фонде Н.А. Роскиной в РГАЛИ.

[22] Роскина пишет Перельманам (9/X-1951 ) https://www.chayka.org/node/7647: «Сегодня приехал ко мне шофер К.И. и привез «Робинзона» с такой надписью»:

 Нет, не забудет старый Крузо

 Благословенного союза

 С великодушным и шальным

 Веселым Пятницей своим!

[23] Датируется по упоминанию в письме Роскиной Перельманам от 12/X-1951. https://www.chayka.org/node/7647.

[24] В 1943 г. была опубликована и немедленно подвергнута резкой критике антифашистская сказка Чуковского "Одолеем Бармалея".

[25] Как голос брата, в час глухой - из стихотворения Я. П. Полонского «Памяти Надсона» (1887).

[26] Евгения Ильинична Заславская (1899-1973), архитектор, и ее муж Александр Львович Минц (1895-1974), ученый-радиотехник, близкие друзья семьи Н. А. Роскиной, жили напротив (через ул. Горького) дома Чуковского (он в доме 6, они в доме 9).

[27] Виктор Борисович Шкловский (1893-1984), писатель, литературовед, критик, киновед и киносценарист.

 Александр Ивич (настоящее имя Игнатий Игнатьевич Бернштейн, 1900-1978), писатель.

 Рахтанов, Исай Аркадьевич, писатель.

 Не знаю, что руководило Чуковским при выборе этих людей для предполагаемой прогулки на пароходе и почему ему хотелось «побыть на воде». Поездка не состоялась.

[28] В мамин день рожденья 3 ноября 1951 г. Чуковский был среди гостей (см. письмо к Перельманам от 9/XI-51 https://www.chayka.org/node/7647), так что предположительно датируется 3 ноября 1952 г.

[29] Предположительно датируется ноябрем 1952 г. по письму Ю.Г. Оксмана К.П. Богаевской от 26 ноября 1952 - см. следующее примечание.

[30] «Саратовский сборник» - Учен. зап. Саратовского гос. ун-та им. Н. Г. Чернышевского. Т. XXXI. Вып. филологический: Сб. ст., посвященных В. Г. Белинскому, где напечатана работа Ю. Г. Оксмана «Письмо Белинского к Гоголю как исторический документ». Сборник дала Чуковскому К.П. Богаевская и она же попросила его вернуть книгу раньше условленного срока, чем Оксман был не доволен: «Я очень доволен тем, что сборник вы дали Корнею Ивановичу - но, конечно, ему можно дать было и на неделю. Его мнение очень важно, а положительное отношение тем более. Он в этом отношении более активен, чем все прочие мои литературные друзья in согроге. Хочу просить его, чтобы откликнулся на сборник в печати, но, конечно, без особых восторгов по моему адресу, что могло бы иметь обратный эффект, а посуше, критичнее.»( 26 ноября 1952). http://www.chukfamily.ru/Kornei/Prosa/Oksman.htmИнтересная история публикации этой работы Оксмана изложена в комментарии М.А. Фролова к переписке Ю.Г. Оксмана и Л.К. Чуковской, опубликованной в журнале «Знамя», №6, 2009 г. (http://magazines.russ.ru/znamia/2009/6/ch12.html).

[31] Видимо, речь идет об истории, описанной Роскиной в наброске воспоминаний о Чуковском, см. https://www.chayka.org/node/7008. («Однажды я написала статью для "Литературной газеты"...»).

[32] Об Игоре Сергеевиче Черноуцане (сейчас принято писать через «е», а не через «о»; 1918-1990), литераторе и партийном работнике, говорилось разноречиво. Он то травил творческую интеллигенцию, то сочувствовал и давал какие-то поблажки. Подробно см. http://litrossia.ru/2011/44-45/06592.html.

[33] Предположительно 1953 г. и речь идет о деньгах за ту же работу, что и в следующем письме.

[34] Дата приписана почерком Роскиной.

[35] Об этом переводе Чуковский еще в 1936 году делал записи в Дневнике. «1 января 1936 г. Лег вчера спать в 7 часов. Встал в три и корплю над ненавистным мне «Принцем и Нищим». Перевожу заново вместе с Колей. Коля взял себе вторую половину этой книги, я первую». 9/II. Ужасную вещь сделал со мною Коля, сам того не подозревая. Мы решили вдвоем перевести «Принца и нищего»: я первую половину, он вторую. Работа эта нудная, путавшая все мои планы. Она отняла у меня два месяца, самое горячее время. И главное: перевод выходит не первоклассный, не абсолютный. Хочется писать свое; хочется думать свои мысли, а тут приходится часами просиживать над одной какой-нибудь фразой. Когда я сделал свои 101 страницу, я чуть не подпрыгнул до потолка: теперь могу вздохнуть свободнее. Но в это время Коля принес свою половину!!! С первого взгляда мне показалось, что перевод превосходный. Иные страницы действительно очень неплохи, но боже мой - когда я вчитался, оказалось, что половину Колиного перевода нужно делать заново. Никакого другого выхода нет. Надо сделать, мы и так запоздали. И вот я сижу несколько суток, почти без сна и делаю эту постылую работу. Сейчас кончил ее вчерне, в девять часов утра. Последние 10 страниц особенно трудны. Похоже, что переводчик даже не глядел в подлинник! Я Колю не обвиняю. Он пишет роман, для него «Принц и нищий» - обуза, но зачем же сваливать эту обузу на мои плечи? Как будто у меня нет романа, к-рый я хотел бы написать. <...>»

[36] Дата приписана почерком Роскиной.

[37] Помимо публикации в Собрании сочинений Марка Твена.

[38] Речь идет о тексте интервью с Чуковским подготовленное для «Литературной газеты» №32 четверг, 15 марта 1963 г.(корректура этого интервью хранится в фонде Роскиной в РГАЛИ).

[39] Датируется по записи в Дневнике Чуковского. «26 марта. 20 дней тому назад мне позвонила Наташа Роскина и взяла у меня интервью по поводу «детской недели». Я наговорил ей всякого неинтересного вздору, и вдруг третьего дня она звонит мне невинным голосом, что она внесла туда несколько строк - откликов на речь т. Хрущева о литературе. «Лит. газета» сейчас только такими откликами и интересуется, и вот поэтому Наташа вставила в текст моего интервью неск. абзацев о том, что я не вижу ни малейшей розни между (сталинистами-) отцами и детьми. Словно кто ударил меня по голове. Я пришел в ужас. Послал за Наташей - она приехала, я требовал, чтобы эта позорная отсебятина была выброшена, а потом сообразил, что в это траурное время всякое выступление с каким-то тру-ля-ля отвратительно, потребовал, чтобы все интервью было аннулировано. Наташа не ручалась за успех, но обещала попробовать. Это было в субботу. После двух бессонных ночей я в понедельник (вчера) поехал в «Лит. Газ.». Прошел в кабинет редактора и сказал ему: «Вы сами понимаете, что я, старый интеллигент, не могу сочувствовать тому, что происходит сейчас в литературе. Я радуюсь тому, что «дети» ненавидят «отцов», и если вы напечатаете слова, не принадлежащие мне, я заявлю вслух о своих убеждениях, которых ни от кого не скрываю». И еще много безумных слов. Он обещал. Но вернувшись, я не спал еще одну ночь (т. е. спал, но тревожно, прерывисто, т. к. знал бандитские нравы нынешней печати) - мне чудилось, что, несмотря на обещание, «Лит. Газ.» тиснет за моей подписью черт знает что! Об этом рассказал мне Илья Зверев (Изольд), кот. был у меня накануне. Он сдал «Лит. Газете» очень либеральную статью и уехал в Польшу. Пользуясь его отсутствием, «Лит. газ.» изменила всю направленность статьи и приписала конец, сплошь состоящий из цитат из речи Хрущева. Получилась полная противоположность тому, что Зверев хотел сказать.

Но со мною, слава богу, обошлось.»

Мне хочется добавить несколько слов к этой записи. Конечно, она совершенно правдиво рисует нравы тогдашней советской прессы. Да, правда, вставляли «своевременные» фразы или цитаты из речей вождей, не спросив автора публикации. Да, конечно, это чудовищно. Но конечно, не по маминой воле, а по требованиям свыше, как я хорошо помню (я уже была достаточно взрослая), были вставлены какие-то фразы, и сами эти фразы были совершенно ерундовские, да и всё интервью Чуковского было совершенно ерундовским, как он сам и отмечает. Естественно, что у мамы были большие неприятности в «Литературной газете» из-за того, что Чуковский потребовал снять материал, стоявший в корректуре.

Странно мне думать, что такой опытный литератор как Чуковский дожил до глубокой старости и только в 1963 г. отметил в Дневнике, что творится в советской литературе и печати. Я думаю, что видел и знал он все прекрасно, а отметил, чтобы засвидетельствовать документально свою к этой советской практике непричастность. Хитро.

Кроме того, из письма мамы Е. И. Рабиновичу (маминому американскому родственнику, см. о нем в частности на https://www.chayka.org/node/7361) видно, что не было в приглашении Наташи в Переделкино («послал - приехала») ничего такого трагического, мило поговорили и о других делах: «Я была в Переделкино вчера - К.И. Чуковский прислал своего шофера с приглашением в гости - и подарил книжку Агаты Кристи, Ира схватилась ее переводить. К. И. Чуковский предложил мне помочь ему в подготовке собрания его сочинений, это было бы мне интересно, но пока разговоры шли весьма предварительные. Вообще трудно работать частным образом, мы в Советском Союзе от этого отвыкли и беремся за это неохотно». (Цитируется по сканированной копии, любезно предоставленной Дженет Рабинович, оригинал в семейном архиве Рабиновичей).

[40] Речь идет о пересказе Библии для детей. Мама пишет; «Как-то году в 1964, Корней Иванович затеял пересказ Библии для детей под названием "Вавилонская башня". Это было бы, вне сомнений, благое дело, если бы мы не жили в атеистическом государстве» (см. подробноhttps://www.chayka.org/node/7008)). Автограф Чуковского (схема изложения истории о Валааме) хранится в фонде Роскиной в РГАЛИ.

[41] Вырванная из контекста фраза Чуковского о ненужности совести звучит чудовищно. Но нужно понимать, что Чуковский (особенно как детский писатель) стремился к большей персонификации образа. Здесь имеется в виду, что для данного пересказа искали образ, которым можно заменить образ Бога. По сохранившейся (РГАЛИ) маминой машинописи с ее правкой видно, как она старалась и мучилась. На первой странице она заменила совесть на Мудреца. Вместо: «Хотел Валаам, пока они будут спать, со своей совестью посоветоваться», фраза получилась: «Хотел Валаам, пока они будут спать, с одним мудрецом посоветоваться».

 Вышедшую впоследствии книгу ("Вавилонская башня и другие древние легенды", Москва : изд-во "Дом", 1990) ни мама, ни Корней Иванович уже не увидели, хотя мама, прочитав объявление о готовящейся к выпуску книге в «Книжном обозрении», успела ужаснуться возможности появления этого пересказа. После маминой смерти я не преуспела в попытках уговорить Елену Цезаревну Чуковскую распрощаться с этим проектом (она позвонила мне как наследнице, чтобы узнать мои данные для перевода гонорара – 43 руб.). Последовавшая за появлением книги рецензия в «Новом мире» (№4, 1990) была, естественно, негативной. Но потом книга выдержала еще несколько переизданий (некоторые под названием «Библейские предания»), в которых пересказы сюжетов были подвергнуты редактуре: в некоторых изданиях было вставлено слово Бог, в других - его имя Ягве. Насколько я знаю, евреи и Иерусалим в текст возвращены не были.

[42] Татьяна Максимовна Литвинова (1918-2011), литератор, переводчик. В течение многих лет дружила и с Чуковскими и с Роскиной.

[43] Американский чеховед E.J. Simmons, автор книги Chekhov: A Biography (Boston: Little, Brown and Company, 1962). Мама знала его еще по работе над чеховским томом «Литературного наследства» (Т. 68).

 

[44] Клара Израилевна Лозовская (1924 - 2011), секретарь К. И. Чуковского с мая 1953 г.

[45] У Чуковского хранился автограф письма Чехова к Репину, подаренный ему самим Репиным. В статье «О судьбе эпистолярного наследия Чехова» (в первом томе серии писем академического издания Полное собрание сочинений и писем Чехова в 30 томах) Н.И. Гитович цитирует адресованное ей письмо К.И. Чуковского, объясняющее, как попало к нему письмо Чехова: «У Репина был небольшой железный сейф, где в большом беспорядке были нагромождены письма, которые он считал особенно важными. Этот сейф при мне распахнул он только однажды. И там первое, что я увидел, было письмо Льва Толстого, по поводу „Ивана IV и сына“, и второе - письмо Чехова. Когда он увидел, как я обрадовался чеховскому письму, он подарил мне его и разрешил опубликовать (в „Русском слове“), но тотчас же захлопнул сейф и сказал: „больше там ничего интересного нет“» (письмо К. И. Чуковского к Н. И. Гитович, 5 октября 1962 г.) (Полное собрание сочинений и писем Чехова в 30 томах , т. 21, М.: Наука, 1974, стр. 317). В этом письме Репину от 23 января 1893 г. Чехов пишет: «...с вопросом насчет того, была ли луна в Гефсим<анском> саду, я обращался к молодому священнику- богослову, изучавшему древнееврейскую литературу и проч. Третьего дня у меня с ним был разговор, и он, как на важнейший литературный источник, указал мне на книгу Исход, глава XII, а сегодня я получил от него письмо, которое при сем прилагаю. В этом письме есть два-три указания, которые, быть может, сгодятся. Сочинения Дидона, о котором идет речь в письме, можно достать у Суворина. Автор письма ученый и толковый человек. Если вопрос для него не ясен, то, значит, он не ясен для всех богословов. Что касается астрономов, то и они едва ли скажут Вам что-нибудь определенное. Во всяком случае, надо думать, что была луна. Пишет же почему-то Ге с луной. Очевидно, подробное изучение предмета (если, конечно, таковое было) склонило его в пользу луны». Чуковский сообщил, что «молодым священником- богословом» был известный священник Д. В. Рождественский».

В связи с подготовкой академического издания Чехова, в котором Роскина участвовала как текстолог и комментатор, она спрашивала, знает ли Чуковский, где находится упоминаемое Чеховым письмо Рождественского. В соответствии с печатаемым здесь ответом Чуковского в комментарии к 23 тому Полного собрания сочинений и писем Чехова в 30 томах (М.: Наука, 1977, стр. 443) написано, что нынешнее местонахождение письма Рождественского неизвестно.

[46] Всеволод Михайлович Гаршин (1855-1888), писатель.

[47] Наталья Борисовна Нордман-Северова (1863-1914), беллетристка и публицистка; жена И. Е. Репина. Слова «в том же году» относятся к той дате, когда Репин подарил Чуковскому письмо Чехова. Чуковский опубликовал его в «Русском слове», 1914, № 151, 2 июля, стр. 4. (Нордман-Северова умерла в Швейцарии, уехав туда одна, Репин приехал в Локарно уже после похорон).

[48] Михаил Леонидович Слонимский (1897-1972), писатель. Что значит фраза «я предпочел бы, чтобы он любил меня в одиночку, независимо от Горького» - не знаю, так как не видела маминого письма Чуковскому.

[49] В эти годы мама сравнительно часто ездила в Ленинград для работы по подготовке чеховского издания (сверяла автографы тех писем, которые хранились в Публичной библиотеке и т.д.) и много общалась с ленинградскими литературоведами. Кого из них она обвиняла в чванстве – представления не имею, в маминых воспоминаниях о ленинградском литературоведе Н.Я. Берковском (www.vtoraya-literatura.com/publ_1000.html) осуждения не почувствовала.

[50] У Чуковского было много публикаций о Чехове. См. Корней Иванович Чуковский:Биобиблиографический указатель / Сост. Д. А. Берман. М.: Русское библиографическое общество «Восточная литература» РАН, 1999 (http://www.chukfamily.ru/Kornei/Biblio/Bibliographia/soderganie.htm). В 1967 г. (незадолго до этого письма) в изд-ве «Художественная литература» вышла книга Чуковского «О Чехове». Интересно сравнить эту жалобу с неудовлетворенностью Чуковского его книгой о Некрасове.

[51] Очевидно, что это ответ на ответ Роскиной на письмо Чуковского от 7 февраля 1968.

[52] В работе по подготовке академического издания Чехова.

[53] Чуковский писал Лидии Корнеевне 23 или 24 сент. 1968 г. «Требует работы и “Вавилонская Башня”. Сижу и порчу свое предисловие к ней».http://magazines.russ.ru/druzhba/2001/11/chukovsk.html

 

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки