ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ. МУЗА И МАУЗЕР

Пролог

 

25 октября 1928 года Владимир Маяковский вернулся из Ниццы в Париж. Только успел в гостиничном номере привести себя в порядок, как в дверь постучали. Заглянула Эльза Триоле – она занимала комнату в той же «Истрии», на другом этаже. «Мне надо сейчас к врачу, - сказала она, - и я была бы тебе очень благодарна, если бы ты проводил меня». Отказать он не мог, значит, придется пока отложить свои дела. 

Утром того же дня молодая русская эмигрантка Татьяна Яковлева, племянница известного парижского художника, почувствовала себя совсем плохо. Резко обострился бронхит, ее бил сильный кашель. Татьяна позвонила своему врачу, Сержу Симону, и спросила, что ей делать. Тот ответил: «Приезжай немедленно!»

Когда через некоторое время она вошла в гостиную доктора, там уже сидело несколько человек – сам хозяин, ее недавняя знакомая Эльза Триоле и высокий, большой господин, одетый с исключительной элегантностью. Он не просто обратил внимание на вошедшую, он стал ее откровенно рассматривать. А она узнала его сразу – характерная короткая прическа, рост, красивое лицо. Владимир Маяковский! Их представили друг другу. Впоследствии она описала эту встречу так:

«Стихи Маяковского я хорошо знала и любила и не раз декламировала красноармейцам за краюху хлеба в те голодные годы. То, что он был первым поэтом большевистской России, меня ничуть не смущало. <…> Да и к встрече с такой знаменитостью – а в те годы его имя постоянно мелькало на страницах парижских газет – я отнеслась без робости и смущения. Благодаря знакомствам дяди Саши, я уже свыклась с тем, что меня постоянно окружали люди незаурядные и знаменитые. Накануне я играла с Прокофьевым в четыре руки Брамса, а несколькими днями раньше обедала с Кокто. Теперь я встретилась с Маяковским. <…> То, что я всецело владела его вниманием с первой минуты, я тоже поняла – моя интуиция, которая столько раз спасала меня в жизни, на этот раз меня не подвела. Не боясь впасть в мелодраматический тон, это было... <…> мгновенное увлечение, обернувшееся любовью с первого взгляда, встречей, последствия которой я и отдаленно себе не представляла...»  

После визита к врачу Маяковский провожал уже не Эльзу, а Татьяну. Отвез ее домой на такси, укутал ей по дороге ноги своим пальто, а возле дома признался в любви. Они встретились на следующий день. Когда-то, в поэме «Облако в штанах», Владимир Маяковский писал: «... иду красивый, двадцатидвухлетний». Сейчас ему было тридцать пять, а красивой, двадцатидвухлетней, была Татьяна. В Париже все знакомые звали ее Татá, на французский манер, с ударением на последнем слоге.

Они бродили по городу, обедали в маленьких ресторанчиках. Она уже чувствовала себя здесь как дома, а у него была масса дел – он выступал, договаривался с издателями о переводах своих книг, вел переговоры с кинорежиссером Рене Клером. Встречался с русской творческой эмиграцией, со старыми петербургскими знакомыми – С. Дягилевым и Ю. Анненковым. Побывал в опере, посмотрел балет с Идой Рубинштейн. Лекции, вечера, контракты – всё это приносило деньги. И однажды он обратился к Татьяне с просьбой – помочь выбрать автомобиль, чтобы и марка была солидная, и цвет подходящий. Тата улыбнулась:

- Ты умеешь управлять автомобилем?

- Это не для меня, - спокойно ответил он. – Это подарок моей жене.

У Татьяны от неожиданности взметнулись вверх брови. Между прочим, красивые, густые брови. Но всё же отвлечемся от них на некоторое время и заглянем в прошлое, в предысторию парижской встречи.

 

Владимир Маяковский. Отвага молодости

 

Он был непохожим на других. С самого начала. Неординарный, непредсказуемый. В 1911-м он поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества и сразу стал там заметной фигурой. Высокий, уверенный в движениях, плотно сжатые губы на волевом лице, неизменная папироса в уголке рта. Бархатная черная куртка с откидным воротником. Густые черные волосы. Подружился с Бурлюком. Давид Бурлюк был старше, тоже студент, но уже считал себя признанным футуристом. Ему прочитал однажды Маяковский свое стихотворение, которое начиналось так:

Багровый и белый отброшен и скомкан,

в зеленый бросали горстями дукаты, 

а черным ладоням сбежавшихся окон

раздали горящие желтые карты.

Бурлюк был поражен и восхищен, более того – назвал Маяковского гениальным поэтом. Гению было восемнадцать.

В ноябре 1911-го скоропостижно ушел из жизни выдающийся художник Валентин Серов. На похоронах – вся Москва. И там Володя Маяковский познакомился с молодой художницей Евгенией Ланг. И – влюбился. Это была первая, юношеская влюбленность начинающего поэта. Они с Женей покупали на Красной площади пирожки, затем поднимались в Кремле на колокольню Ивана Великого (вход туда стоил одну медную копейку) и наверху, сидя на скамейке, часами разговаривали обо всём на свете. Им было хорошо, и всё же они расстались – Женя считала его еще мальчиком, ведь она  старше на целых три года! Через несколько лет они встретятся снова, и тогда Женя про эту разницу забудет...

В училище Владимира отмечают как одаренного ученика. Но теперь, наряду с призванием художника, его всё больше влечет к себе роль поэта-бунтаря. Футуризм объявлял об отказе от всех традиционных ценностей, за которые так держалось общество. Главный его лозунг звучал ясно и бескомпромиссно: «Долой!» Старые привычки, отношения, любовь – одним словом, всё долой. 30 ноября 1912 года Маяковский впервые выступает со своими стихами перед публикой в знаменитом арт-подвале «Бродячая собака». По этому случаю Владимир попросил маму сшить ему желтую кофту. Эпатировать публику – так эпатировать, по полной программе, не только стихами, но и внешним видом.   

Весной следующего года владелец желтой кофты появляется в доме Федора Осиповича Шехтеля – одного из столпов российской архитектуры, построившего прекрасные здания в Москве. Старший сын Федора Осиповича вместе с художником Василием Чекрыгиным помогают Володе выпустить его первый поэтический сборник. Называется он по-футуристски скромно: «Я!». Дочь Шехтеля, гимназистка Вера, безоглядно влюбляется в красивого юношу, так не похожего на ее великосветских друзей. Он отвечает взаимностью. 

Но Ф.О. Шехтелю – из немцев, когда-то завезенных в Россию еще Екатериной Великой – Маяковский категорически не нравится. Приверженцу строгого порядка и устойчивых традиций претят призывы всё низвергнуть и выбросить. К этому времени уже широко и скандально известен коллективный сборник кубофутуристов «Пощечина общественному вкусу», где кумир его дочери, вместе с Д. Бурлюком, В. Хлебниковым и другими, требовал бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с парохода Современности. Дочь в восторге, но отец – отнюдь. Академик архитектуры не идет на компромиссы и изгоняет Маяковского из своего дома.

Осень 1913-го. Юная минчанка Софья Шамардина, или просто Сонка, приезжает в Петербург и поступает на женские Бестужевские курсы. Ее опекает друг их семьи К.И. Чуковский. Как-то он знакомит ее с Маяковским. Тот находился в это время в столице в связи с готовившейся постановкой его трагедии «Владимир Маяковский» в одном из питерских театров. Премьера проходит с большим успехом, а у ее автора, режиссера и актера в одном лице появляется новая поклонница. Сонка отвергает и Корнея Ивановича, имевшего на нее виды (разумеется, скрытно от жены), и манерного Игоря Северянина. Ее роман с Маяковским, страстный и скоротечный, окончится для нее болью – поздним абортом. Но куда более трагической станет ее судьба после революции. Сначала – взлет: жена крупного советского деятеля и высокие должности в различных организациях. А в 30-х – самоубийство мужа, понимавшего, зачем его вызывают в Москву с Дальнего Востока. После чего Сонке влепят 17 лет лагерей. Впрочем, вернется она оттуда такой же убежденной коммунисткой, какой и была прежде.

Немаловажная деталь: все пассии Маяковского привлекали его внимание, в первую очередь, тем, что были красивыми. Симпатичной была и следующая возлюбленная поэта – Эльза Каган. Она увидела его в гостях у знакомых, где собиралась творческая молодежь. И испытала потрясение уже после первых стихотворных строчек, которые он ей прочитал:

Послушайте!

Ведь если звезды зажигают – 

значит – это кому-нибудь нужно?

Восхищение прекрасными стихами и преклонение перед их автором слились воедино, возбудив страстное желание видеть его, быть с ним. Много позже Эльза напишет в своих мемуарах, что ни один мужчина в ее жизни не дал ей такого полного счастья обладания, как Маяковский. Смелое признание, но это факт: не одна женщина испытала силу мощного мужского притяжения поэта. А он не мог жить без них, без внезапно вспыхивавшего чувства, подобного урагану. И не только потому, что он был так физиологически устроен. Кроме проходных «мелких любовей», которые быстро таяли, приходили и серьезные, длительные увлечения, оставившие неизгладимый след в его творчестве. Они становились для него источниками вдохновения, и каждое вносило свой, особый вклад в главную тему его лирики – тему любви. 

Такой крупной вещью с пронзительным лирическим настроением стала поэма «Облако в штанах». Ее героиня, Мария – собирательный образ, вобравший в себя черты нескольких его любимых, и среди них – не покорившейся ему одесситки Марии Денисовой. Закончена поэма была к середине 1915 года. А в июле Эличка Каган решила похвастаться своим поклонником перед уже замужней старшей сестрой – Лилей Брик. Привела его к ней в гости. Попросила почитать стихи. Владимир Владимирович согласился – и тогда впервые прозвучало только что написанное произведение. Читал он блестяще. Такого ни Лиля, ни муж ее, Осип, никогда не слышали. Они сразу и безоговорочно  поверили, что перед ними великий поэт. А тот, в свою очередь, тут же позабыв про свою спутницу, на тетрадке с «Облаком» надписал посвящение: Лилии Юрьевне Брик.  

Эльза внезапно поняла, что совершила страшную ошибку, пригласив Маяковского к сестре. Но было уже поздно.

 

Лиля Брик. Девочка из приличной семьи

 

Лиля и Осип поженились в начале 1912 года. Невесте было двадцать. Ее родители восприняли замужество дочери с радостью и облегчением: наконец-то угомонилась! Они, однако, явно ее недооценили. Родители жениха, наоборот, никакого восторга по поводу избранницы своего сына не проявили; то, что о ней говорили шепотом – лучше бы их уши этого не слышали.

Между тем, обе семьи были вполне добродетельными и уважаемыми. Отец Лили в свое время пришел из Либавы (Лиепаи) пешком в Москву, сумел получить образование и стать юристом. Мать (родом из Риги) профессионально играла на фортепиано. Отсюда – довольно широкий круг интересов, умные знакомые и тщеславные планы насчет будущего дочерей. Лиля металась – матфак Высших женских курсов, архитектурный институт, мастерская скульптуры в Мюнхене. И всюду ее появление оставляло гулкий отзвук – даже в гостях у родного дяди. Объяснялось это просто – юная Каган была суперсексуальна. Когда еще училась в школе, отличилась изумительными сочинениями – дома их читали всем гостям. Пока не выяснилось, что на самом деле писал их для нее и вместо нее учитель словесности. В 17 лет забеременела от учителя музыки –  их свидания происходили  прямо на уроках. Пришлось уехать в провинцию и сделать аборт. Врач объяснил, что теперь у нее не будет детей. Она нисколечки не расстроилась. 

Осип Максимович Брик закончил юрфак Московского университета. Однако по специальности работал лишь изредка и с очень специфическим контингентом клиентов, точнее – клиенток. Как адвокат он защищал проституток. Причем – бесплатно. Благодарные женщины нежно называли его за это «блядским папашей». Что же касается денег, то получал их молодой юрист из другого источника. Отец его, купец первой гильдии, торговал драгоценностями. Закупал в странах Средиземного моря черные кораллы и продавал их затем в России, в основном, в Средней Азии.

Лиля влюбилась в Осипа еще девчонкой и настойчиво добивалась от него ответного чувства. Пока не добилась. Осип ездил по стране с поручениями отца, и молодая жена сопровождала его. Эта идиллия продолжалась два года, и Лиля была счастлива. 

Первая Мировая застала Бриков на борту парохода – они спускались вниз по Волге. Война оказалась некстати: Осип подлежал призыву, а воевать ему совсем не хотелось. Пришлось предпринять энергичные усилия. Нашли хорошего знакомого – знаменитого певца Собинова – и Осипа определили в Петроградскую автомобильную роту. Находилась она в столице, но считалась армейским подразделением. Брики переехали в Петроград и сняли там квартиру.

По странной игре случая, в эту же автороту, по протекции Горького, потом попал и  Маяковский.   

И вот – июль 1915-го, позже названный поэтом «радостнейшей датой». Искренний восторг Бриков, принявших на ура его поэму, пролил бальзам на чувствительную душу Владимира Владимировича. А неожиданное посвящение Лиле поразило обеих сестер. Особенно, Эльзу, которая привела его в этот дом. И которая воочию увидела, как тонкий лирик попал под обаяние женщины, обладавшей необыкновенными чарами.

Лиля не была красавицей, но это не имело никакого значения. Рассказывали, что стоило ей оказаться в обществе мужчин – одного или нескольких – как они немедленно объяснялись ей в любви, готовые разделить с ней не только постель, но и судьбу. Она рано осознала свою притягательную силу и пользовалась ею. Маяковский влюбился не на шутку, еще не представляя себе, во что это выльется.  

Он становится в квартире Бриков своим человеком. Снимает номер в гостинице неподалеку от них. Осип на свои деньги издает «Облако в штанах», а вскоре и новую поэму Владимира, «Флейта-позвоночник», написанную в конце 1915 года. Она уже не просто посвящена Лиле – она о его любви к ней. Громадной, как всё у Маяковского.

Я душу над пропастью натянул канатом,

жонглируя словами, закачался над ней...

.........................................................................

... где тундрой мир вылинял,

где с северным ветром ведет река торги, 

на цепь нацарапаю имя Лилино

и цепь исцелую во мраке каторги.

Этот поэтический образ – цепь и каторга – окажется не очень далеким от реальности. Во всяком случае, пока что ничего у поэта с его новой любовью не клеилось. Конечно, у нее был муж. По ее же признанию, - самый любимый. Но, во-первых, эта деталь ее никогда не останавливала. А во-вторых, уже через два года после свадьбы Осип прекратил с ней всякие плотские отношения. Так что если бы она захотела... Однако дело как раз было в том, что она сомневалась. Не знала, как выстроить линию своего и Осипа поведения с этим уникальным талантом. То, что он уже запутался в ее сетях, было очевидно, и поэма тому доказательство. Но Лиля боялась – с одной стороны, отпугнуть его, а с другой – продешевить. Она искала выход.

Между тем, квартира Бриков становится чем-то вроде клуба, куда на огонек заглядывают Вс. Мейерхольд, Ю. Тынянов, В. Шкловский, Вл. Татлин, Б. Эйхенбаум и другие. Основное занятие, кроме дискуссий, – игра в карты. Заводилой здесь являлся Маяковский. Причем для него это было не развлечение и даже не увлечение, а страсть.

В начале 1917 года он возвращается в Москву. Уходит из своей семейной квартиры, где жил с матерью и двумя сестрами. Поселяется в гостинице. Лиля – в Петрограде,  решила вдруг стать балериной и занимается в студии. В письмах к Володе – обычная информация, никакого проявления чувств. А весной в московском театре «Эрмитаж»  Маяковский неожиданно встречает свою давнюю любовь, Женю Ланг. Она замужем, за адвокатом. Но не загашенное до конца пламя вспыхивает и разгорается с новой силой. С этой минуты влюбленные всюду вместе. Честная Женя сообщает мужу о том, что с ней происходит. Тот снисходительно замечает: ничего, пройдет. И воспользовавшись ситуацией, по ночам, до утра, играет у друзей в карты. Маяковский собирается встречать с Женей новый, 1918 год. Но тут адвокат требует, чтобы она в этот вечер была с ним – жена всё-таки. Женя уступает мужу. Для ее возлюбленного это серьезный укол.

27 февраля 1918 года в Политехническом музее при переполненном зале публика избирала «короля поэтов». Претендентов – масса, «на сцене было тесно, как в трамвае». С небольшим отрывом от Маяковского победил Игорь Северянин. Среди зрителей находилась и Эльза Каган. Она, разумеется, засекла Володю с его спутницей. И черкнула по этому поводу пару строк своей сестре в Питер. После чего Владимир Владимирович получил из Петрограда письмо: «Ты мне сегодня всю ночь снился: что ты живешь с другой женщиной, что она тебя ужасно ревнует, и ты боишься ей про меня рассказать. Как тебе не стыдно, Володенька?»

Неизвестно, стало ли Володеньке стыдно. У него с Женей всё складывалось отлично. Но в мозгу, затаившись, сидела Лиля и манила к себе. Она настаивала, чтобы он приехал к ним в Петроград. Маяковский не выдержал и откликнулся. Он предложил написать сценарий фильма для двоих – для себя и Лили – и снять его в Москве. Польщенная балерина немедленно направилась в Москву. Узнав об этом, Женя разорвала отношения с Володей. А в одной из студий действительно сняли картину «Закованная фильмой» по сценарию Вл. Маяковского, с ним и Лилей Брик в главных ролях.

Кино сблизило их. Но не только кино. Октябрь 1917-го подтолкнул сестер Брик к  решительным действиям. Эльза присмотрела себе обожателя – еще недавно бывшего офицером французской миссии в России, и выехала к нему в Париж как его невеста. Вскоре она стала мадам Триоле, сохранив эту фамилию до конца жизни. А Лиля, наконец, нашла форму, которая объединила бы ее с Маяковским.

Раньше они с Осипом – скажем так: влачили безбедное, сытое существование. Теперь же надо было думать, где жить и на что жить. А Маяковский на глазах вырастал в гигантскую фигуру – пролетарского поэта, «агитатора, горлана-главаря». И Лиля предлагает Володеньке создать в общей квартире уютное семейное гнездо. Где они будут жить втроем – он, она и Осип. Владимир, конечно, будет главным, то есть будет зарабатывать и обеспечивать семью. А они станут помогать ему, как делали это уже не раз.

Маяковский согласился. 

Надо сказать, что излагая такую концепцию семьи, Лиля Брик не была оригинальной. Идея принадлежала Осипу Максимовичу. Именно он сформулировал ее несколько лет назад, как принцип их брачного союза с женой: «полное доверие и полная свобода в любви при условии совместного проживания». А советская власть подлила масла в огонь: по декрету о гражданских отношениях заключение брака считалось необязательным. Мгновенно вспыхнула теория свободной любви – когда хочешь и с кем хочешь. Переспать – как выпить стакан воды. А как раз в этой области Лиля уже давно была впереди всех – так сказать, специалистка с дореволюционным стажем.

Она не сомневалась, что Владимир – гений. Он войдет в историю. Быть его музой – значит войти в историю вместе с ним. Но для этого его надо прочно привязать к себе. Любимый Ося одобрил создание семьи, члены которой связаны духовными узами и общей территорией. Он первым понял величие В.В. Маяковского, благодаря ему даже стал теоретиком литературы и сценаристом. Так что их союз не представлял из себя любовного треугольника. Осип существовал в нём как официальный муж Лили, не более того. Она, естественно, считалась  его официальной женой. ВВ же выступал в роли добровольного участника содружества и одновременно снабженца. Правда, Маяковский любил Лилю, а Лиля любила Осипа. Но в обратном направлении схема не работала. Брик-муж вообще нашел себе постоянную спутницу, с которой они пребывали во взаимной любви и понимании. К эквилибристике законной жены он относился с пониманием.

Таким образом, в 1918 году Маяковский вошел в очень непростой коллектив и был допущен в спальный альков Лилечки. Спустя годы она напишет: «Так оно и случилось: мы всегда жили вместе с Осей. Я была Володиной женой, изменяла ему так же, как он изменял мне, тут мы с ним в расчете». Сразу заметим: термин «Володина жена» - всего лишь приманка для биографов. С фактической же стороны это неправда. Были мужчины, с которыми ЛБ находилась в более длительной связи, чем с ВВ. Единственное, что она исправно делала (как жена?) – забирала заработанные деньги. Но не будем вникать в «расчеты», а попробуем, взамен, разобраться, что все-таки привязало поэта к этой женщине.  

Лиля Брик получила качественное образование. Она, как и Эльза, свободно владела немецким и французским. У нее была воспитанная с детства культура общения – которую имел возможность перенять Маяковский. Она сумела, к тому же, кое-что усвоить из поэтического мира начала 20 века. И чутьё подсказывало ей, что хорошо и где надо восхищаться. В ней был лоск – в противовес парню из провинции, из бедной семьи, небрежному в одежде и порой с грубыми замашками. И довольно скоро этот парень уже покупал себе рубашки и обувь в элитных парижских магазинах. Что, вообще-то говоря, противоречило убеждениям, которые он публично провозглашал: долой старый, буржуазный быт!

Но главным, конечно, было не это. Лиля привлекала с первого взгляда. Она учила своих подруг: похвалите мужчину, скажите ему, что он бесподобный, гениальный – и он ваш. Маяковский и полюбил ее как женщину, которая его понимает, ценит его творчество. Но, кроме того, или – в первую очередь, она обладала неким магнетизмом, скорее всего, врожденным. Устоять против него нормальный здоровый мужчина мог только с большим трудом. Как и во что трансформировалось у Маяковского возникшее с первой встречи влечение к ней – об этом разговор впереди. 

Существующее мнение, что Лиля Брик «образовала» и «обтесала» поэта, далеко от истины. Безусловно, что-то было. Но и он провел три года в стенах училища живописи, ваяния и зодчества – учебного заведения, дававшего солидную художественную и общекультурную подготовку. Среди его друзей и знакомых числилось немало выдающихся творческих личностей, общение с которыми не могло не влиять на него. Что же касается понимания Лилей Юрьевной искусства, приведем любопытный факт.

Так сложилось, что любовный корабль «Владимир+Лиля» находился на плаву недолго. Подняв флаг в 1918-м, он уже в 1920-м дал течь. Оставаясь женой Маяковского (в ее понимании), Лиля окунулась в очередной роман – с историком искусства Н.Н. Пуниным. Он был увлечен не на шутку, описывал ее огромные, выразительные глаза, красивый рот, легкий шаг – всю ее, такую сладкую и томящую. Но когда она в постели начинала высказывать свои суждения об искусстве – это выводило Пунина из себя. И закончилась их связь неожиданно. Николай Пунин позвонил ей и сказал: ты для меня интересна только физически. Если согласна на такой вариант – будем встречаться, если нет – видеться не будем. Она сказала – «нет».

Это к тому, что на поверку Лилины познания в искусстве выглядели слишком поверхностными, чтобы их можно было принимать всерьез. Пунин через пару лет стал мужем Анны Ахматовой. А Володина «жена» тоже не теряла времени даром. В 1921-м она познакомилась с Александром Михайловичем Краснощековым (рожденным как Абрам Моисеевич Краснощек). Потом ненадолго рассталась с ним, поскольку Лиля, Осип и Владимир уезжали за границу. Побывали в Берлине, Лиля встречалась с Эльзой и вместе с ней – с мамой, Еленой Каган, жившей и работавшей в Лондоне. А когда вернулись домой, Лилин роман раскрутился по полной программе.

Товарищ Краснощеков был личностью незаурядной. Сын портного из Чернобыля, он подпольно примкнул к социалистическому движению, бежал в США и сумел окончить там чикагский университет (по специальностям – экономика и право). В 1917-м вернулся в Россию, где стал большевиком. Создал Дальневосточную республику, в которой существовали свобода слова и печати. Потом ДВР вошла в состав РСФСР, Кривощекова от руководства отстранили, но дали должность в Москве. Он уговорил позволить ему основать Промбанк – в основном, для иностранных инвестиций в экономику. За 8 месяцев капитал его банка вырос в десять раз. Вот тогда его и посадили. Обвинили в разбазаривании денег (?!) и кутежах. Оказалось, он хотел взять под свое крыло и Госбанк. Такую наглость простить было нельзя. Дали ему 6 лет, а Госбанк присоединил Промбанк к себе. 

Все эти события разворачивались в 1922-1924 годах. Краснощеков, сорока двух лет, высокий, широкоплечий, обаятельный, начитанный, блестяще образованный, на Лилины авансы откликнулся. Тем более, что его жена с сыном уехали в Америку. Когда он оказался за решеткой, Лиля забрала к себе жившую с ним дочь, навещала его в тюрьме, а потом в больнице.

Маяковский, конечно же, расстраивался, ревновал и даже высказал свое недовольство. В ответ получил обвинение: ему сказали, что он погряз в старых понятиях о семейной жизни. А через некоторое время в письме Лиля однозначно заявила: я не люблю тебя, надеюсь, ты не будешь от этого мучиться. Так в 1924-м с любовью – и до того достаточно призрачной – было покончено.

Что не означало, однако, что «семья» перестала существовать.

 

Продолжение. Часть 2