Столь настойчивое одиночество могло бы показаться странным или даже нарочитым, но Антон Иванович действительно был одинок и не стремился отгородиться, а просто не желал выходить за дверь. Его несерьёзного размера чемодан, с приготовленными для отдыха вещами, так и остался стоять неразобранным под вешалкой в коридоре дома. А сам хозяин разместился в гостиной, где и пребывал большую часть времени с момента своего приезда. Не отрывая внимания от заполонивших его разум мыслей, он, то подолгу лежал на софе, то задумчиво откинувшись на спинку стула, сидел у стола в центре комнаты...

Двадцать восемь лет назад – уже двадцать восемь!!! – в Москве началась народная революция, длившаяся три дня и закончившаяся триумфальной победой граждан. Победой не просто над мракобесным ГКЧП, а над старым косным образом жизни, от которого люди устали и мечтали освободиться. Мне выпала горькая сладость быть свидетельницей этих событий. Муж в них участвовал, стоял все эти промозглые осенние дни в цепочке у Белого дома. Помню, что взял с собой противогаз...  Я помню танки на улицах столицы, и помню, как протянула трехкопеечную московскую булочку юному пареньку-танкисту. Нет, армия не стала воевать против народа...

— Платонов по ночам прислушивался к шуму мотора. Ждал, что за ним вот-вот приедут. Но в Кремле поступили иначе. Хитрее, подлее. Арестовали его пятнадцатилетнего сына. — Опа-на! Почти что моего ровесника! А его-то за что? — Ка обычно. Стандартно. Статья 58/10 - «За антисоветскую агитацию». — А он, что? И правда, агитировал? Да, такого быть не может! — Скорее всего, Платонов-младший в какой-то, «своей» компании, взял да и брякнул что-то такое, за которое в те далёкие времена можно было и загреметь...