Вчера поздно вечером - специально попозже показывали, чтобы дети не оказывались перед экраном, не видели такое ужасное - смотрела репортажи с места, на котором проходил музыкальный фестиваль, который мы по ошибке называли поначалу вечеринкой, из кибуца Берри, из Сдерота и из Офаким. Это что-то запредельное.

А среди ночи в дом в Ашкелоне попали. Там женщина была тяжело ранена, а еще пять человек легко. Ну и еще много было ракет, но не так много, как вчера днем. И по Иерусалиму не было. Я ночью спала. С утра, конечно, снова к новостям. Никто от телевизора не в силах отвлечься. Только если ради каких-то новостных сайтов. Читаем, смотрим: обстрел там-то и там-то, четверо раненых, один при смерти. И так подряд...

За всю мою жизнь я не пыталась написать рецензию на такую странную постановку. За всю мою жизнь я не была так расстроена и огорчена в оперном театре. Но описываемый мною спектакль – не единственный случай режиссерского произвола в опере. Переносы места и времени действия вошли в безнадзорную и ненаказуемую практику. Лючия Ламмермур в слесарной мастерской, герцог Мантуанский в Лас-Вегасе, Гретхен и Фауст с Мефистофелем в биохимической лаборатории, примерам нет числа. Для чего это делается?...